***
На губах привкус табака, пальцы сплетены с другими, а сердце горит вместе с кончиком недокуренной сигареты. Джисон утопает в соприкосновении губ, рассыпается пеплом и оседает на землю, мечтая остановить стрелки часов. Сначала он просто коснулся чужих губ своими. Потом нежно обхватив верхнюю губу, осторожно втянул ее в себя и дотронулся кончиком языка. Переместился на нижнюю, но ответной реакции не последовало. Минхо ледяной фигурой застыл на месте, пока Хан согревал самой яркой звездой. Поцелуй. Вроде бы обычный поцелуй. Все так целуются. Миллионы людей ежесекундно, на самом деле. Но почему-то для него он слишком особенный. Настолько, что когда Минхо понимает — сейчас надо будет оторваться от Джисона, чтобы сделать хотя бы один глоток кислорода. Лино прижимается к Хану ближе, обхватывает его голову и отвечает, доводя парня до невозможного наслаждения. Он задыхается. Минхо тоже. Лёгкие уже горят. Надо… надо оторваться. Надо отпустить. Если он не сделает этого сейчас, то больше никогда не сможет. — Сонни... — он находит в себе силы отстраниться и заглянуть в синие глаза, в ночной тьме которых отражается звёздное небо. Его лицо по-прежнему близко, не позволительно близко, Минхо кажется, Джисон светится. На этот раз он сам поддаётся вперёд и соединяет их губы в новые, рождающиеся на небе созвездия. Минхо готов был поклясться, что получается у него очень плохо, но Джисон, кажется, отвечал настолько горячо и пылко, что эта мысль в голове задержалась ненадолго. Лино нетерпеливо прильнул к нему почти всем телом, закинул руки на плечи, цепляя ногтями футболку на спине. Он скользнул языком по приоткрытым губам, а потом рискнул и неумело углубил поцелуй. Их языки соприкоснулись — Блять, — выдохнул Хан ему в губы, что вызвало у Минхо лёгкую усмешку, которую Джисон тут же перехватил губами. Ли целует нежно, вкладывая все свои эмоции и чувства за 8 дней, пока Хан цеплялся за него, как спасательный круг. Вокруг воздух раскалился до предела, опаляя жаром холодную кожу Джисона, выжигая в ней кровавые дыры, из которых мощным потоком вытекали его чувства, образовывая некий эмоциональный купол, отделяющий их от всего остального мира. Он еле успевал делать жадные вдохи, затягиваясь в пучину безумия. Это всё взаправду? Боже, какие у Минхо губы, что он с ним делает. Он тихонько всхлипнул, ощутив, как язык Лино вновь прошёлся по его сухим растрескавшимся губам. С каждым столкновением их губ он будто вдыхал в него жизнь, и это было так прекрасно, что Минхо хотелось плакать от избытка чувств. Они затопили его всего — вот-вот выльются через край, но ему всё было мало. Рваный вдох. Минхо укусил его за губу. Господигосподигосподи. Джисон, кажется, начал терять сознание, когда почувствовал, как его язык опять столкнулся с минхоновским. Он до сих пор не мог успокоить своё бешено колотившиеся сердце, но он точно чувствовал, как оно пытается выпрыгнуть из груди и слиться с таким же горячим сердцем Минхо. Он непростительно ошибся, когда назвал его холодным и закрытым, потому что... Раскрепощённость его губ, языка и рук пробивала даже самые глубокие корни айсберга в душе Джисона. В августе звезды особенно яркие, так ведь? 26 августа они затмили даже солнце. Потому что чистой любовью наполнились и соединились воедино истерзанные сердца. Потому что у Минхо теперь есть для кого улыбаться.***
Утром следующего дня Джисон сбегает. С рассветом солнца оставляет себя покинутым и уходит прочь от первого звездопада в своей жизни. Неизвестность, трагичность будущего, не восприятие произошедшего и самое главное — ответная реакция страшили до онемения ног. Он даже не успел подумать, как полез целоваться с человеком, который вроде как ему и нравится, не до конца разобрав свои чувства. И всё бы ничего, но Минхо, чёрт возьми, не оттолкнул, не ударил, не обозвал или ещё что хуже — он ответил с бо́льшей готовностью, передал Хану абсолютно всё своё тепло, что вообще должен был сделать сам Джисон, и развеял все страхи, которые следующее утро принесло с двойной силой. На губах до сих пор сохранялся привкус сигарет. Не от затяжки, сделанной спустя так много недель, а от вечно курящего Минхо. Никотиновым дымом его существование окружало Джисона и разливалось по лёгким, не давая и вдохнуть без ощущения человека поблизости. Вот только Хан не нуждается в кислороде, он нуждается в Минхо. Джисон предполагал, что его тяга к курению вызвана учебным стрессом. Однако тяга у него лишь к Лино. Прошло, блять, восемь чёртовых дней, какой еблан может влюбиться за такое небольшое количество? Да и тем более впервые, совершенно не зная, как и что вообще нужно делать. Огненной стрелой рыжий оккупировал судьбу Джисона, толкнул в объятия подростковой влюбленности и ответил на поцелуй, который Хан подарил ему. Они не знают друг о друге ничего, но тем вечером, под приглушенные биты очередной заезженной песни, обменивались настоящими, далеко не детскими поцелуями, чувствуя дым тлеющей сигареты и лёгкий запах одеколона Джисона, что Минхо запомнит уж точно надолго. Они не разговаривали весь следующий день — Хан не предоставил возможности. Сбежал, как последний трус, отшиваясь где-то в соседних отрядах, имён людей которых он даже не пытался запомнить. Минхо не искал, не кричал о своих чувствах, как это делают в мелодрамах, не лез обниматься, он вообще ничего не делал, потому что Джисон и не позволил ему. Минхо откровенно много совершил для развития их взаимоотношений, если так можно говорить, а Хан, который первый поцеловал Лино, который первый раз влюбляется, даже смотреть в глаза ему боится. Где твоя вчерашняя смелость, а, Хан Джисон? Вожатая не оценила его побег, но препятствовать не стала — своих проблем хватает. Дженни в принципе не горела желанием устраиваться на такую кропотливую работу, но деньги то нужны, а вот образование — нет. Джисон жалеет о своей трусости, хочет перевернуть стрелки часов в обратную сторону, лишь бы снова почувствовать губы Минхо на своих, вновь держать его за руку и зарываться пальцами в желанные волосы. Теоретически Лино сам-то и не против будет, раз ответил, а потом ласково улыбнулся и, не отпуская хановской руки, встал и пошёл в корпус. Он ведь даже поговорить ни с кем не может, не с самим же Минхо ему разбирать свои чувства. В идеале конечно стоило бы так сделать, но Джисон не ищет лёгких путей. Вечером ему приходится возвратиться в родимый корпус и как же Хан рад, что у Чонина и Бомгю место в комнате одно свободное — он не выдержит находится с Минхо ночью, потому что если он даст слабину сейчас, то больше не выберется. И вина за прошедший день без него настигает ночью. Джисон силится пойти обратно в комнату, знает, что Ли не спит и наверняка расстроен таким резким побегом Хана, а Джисон осознает весь ужас происходящего, но безысходность поражает большую часть мозга, отказывая во всех здравых побуждениях. И целый день, который они могли бы провести вместе, ушёл в никуда. Целый вечер — в никуда и ночь — в никуда.***
Минхо о содеянном не жалел. Если его попросят миллион раз поцеловать Джисона, он с радостью согласится, потому что ему чертовски понравилось. Никакие фильмы, никакие книги в сравнении не стоят с тем, что испытал Лино тем вечером. И он словно был готов к этому, будто думал о губах Хана и о том, как бы они хорошо смотрелись на собственных. Отпуская Сынмина Минхо не осознавал, что вместо него сердце потянется к совершенной противоположности первой нездоровой любви. Наверное, так оно и работает — жизнь посылает тебе то, что ты совсем не ожидаешь. И если раньше Лино назвал бы это подлостью, то сейчас он даже чуть-чуть благодарен за появление Хана на дороге счастья. Или боли. Минхо не разобрался. Он точно идиот. Едва ли понял, что с Сынмином нет никаких шансов, как поцеловался с Джисоном. Молодец, Минхо, садись, два. Таким тупым он не ощущал себя давненько, наверное, последний раз был на контрольной, когда он ввёл вопрос в гугл, а у того включился голосовой помощник и тишину в классе разорвала фраза "Найдено по запросу..." Ему 16, гормоны бушуют, всё такое, это же нормально. Это ведь нормально..? Хотя о какой адекватности может идти речь, когда за девять дней у него произошло больше, чем за всю жизнь? Феликс не предупреждал, что там творилось в его книге, на которую он так эмоционально реагировал и если честно, Минхо не особо хотел стать главным героем. Но судя по всему его страхи сбылись, потому что первое — он больше не нуждается в Сынмине, второе — он нуждается в Джисоне. Целая ночь без когда-то надоедливого сопения оказалась без удивления бессоной. Скорчившись в комочек на кровати он ждал, пытался заставить себя верить, что Хан не воспользовался им и не бросил, ему ведь не могут во второй раз разбить сердце. Не могут же, да? Холод без чужих рук казался ужасающим, словно кровь вымораживалась и оставляла от Минхо страшный скелет, хранящийся в кабинете биологии под именем "Вася". Школу он закончил, а взрослым так и не стал. И не сможет стать, пока его внутренний ребенок плачет, требует объятий, бьёт по грудной клетке и хочет кричать, но его хозяин молчит. Без слёз терпит опустошение и сплетает пальцы рук в замок, представляя на месте второй руки его. Он никогда не испытывал такую эйфорию от поцелуев, если не считать того факта, что он вообще не целовался ни разу — играть с Хёнджином в детстве не считается. В комнате до ужаса тихо, что хочется лечь к Феликсу и Хвану, дабы не чувствовать себя настолько пусто, словно выжатый лимон или не начатая тетрадь по химии. Звёзды осыпались с неба, впиваясь осколками в сердце, чьи раны наравились раскрыться в любую секунду. Вечернее время суток приносит спектор разных эмоций, от которых Минхо перестал нормально воспринимать темноту. Дети её бояться, взрослые в ней расслабляются, а у таких, как Минхо проходит целая жизнь в лунном свете. Он обещал год назад больше не любить, закапывал капсулу времени с пожеланиями больше не отдавать свое сердце никому, но кажется, судьба не так поняла его, ведь теперь этот слабый орган просто пускают по кругу. Сынмину оно нужным не оказалось и он посчитал правильным передать его в слабые руки Джисона, который внутри ещё совсем ребенок и не способен справиться с таким, как Лино. Миллиард подземных камней, что он хранил в себе и будет хранить до самой смерти. Психика Хана не выдержала даже шрамы, судя по его дрожащим рукам, обхватывающим обнаженное тело Минхо. Он не готов брать на себя ответственность за чувства Лино. Ли сам-то не может справиться с собой, а речь идет о мальчике, что так внезапно ворвался в его жизнь и окрасил скучные, дождливые дни в ярко красный цвет. Но Джисон так не считал. Сколько бы раз он не жалел о сделанном, сколько бы раз он не хотел повернуть время вспять, сколько бы раз он не кричал о том, что не собирается влюбляться, взять ответственность за Минхо и за его израненное сердце, разбившиеся на множество осколков он готов. Он обещает себе собрать его по каждому стёклышку, по каждой разбитой трещинке. Пусть его руки будут по локоть красными, пускай осколки вопьются настолько глубоко, что его кровь больше никогда не остановится, он соберёт его сердце воедино, что бы не случилось.***
Книга из двенадцати страниц перелистывается десятую, красными чернилами говоря о том, что осталось каких-то два дня. Остальные дети смогут насладиться летними приключениями ещё несколько дней, но Хёнджина, Феликса и Минхо ждала взрослая жизнь — переезд и поступление. Выбирать смену на самый конец было не лучшим решением, однако теперь, после всего произошедшего, Лино нисколько не жалел. Отключить свой мозг он так и не смог, что стоило ожидать. Голова раскалывалась от восьмичасового потока разных мыслей и прокручивания каждой через мясорубку — кажется, если Минхо предоставится возможность выразить свое состояние, разжёванные сотню раз проблемы в голове с точностью передадут всю суть. А вот Хёнджин любит утро. Утренний стояк особенно. Сон, который он ни в коем случае не расскажет Феликсу подействовал не лучшим образом, и теперь Хвану остаётся лишь по-быстрому передёрнуть в душевой. Серые шорты и растянутая чёрная футболка скрывают ровным счётом ничего и Хёнджин благодарен вселенной за отвёрнутого к окну Феликса и до сих пор спящего (или притворяющегося) Минхо. Он медленно плетётся по коридору, протирая сонные глаза и врезается в... Джисона?! Что он забыл в комнате Чонина и Бомгю? — Блять! — вскрикивает Хан, поднимая голову на такого же испуганного Хёнджина. — И тебе доброе утро. — Ты чего так рано проснулся? И почему у тебя... Блять, — смеётся Джисон, а Хван хочет провалится под землю. — Мне в душ срочно нужно! — Иди-иди. Кстати, я к вам сейчас шёл. Точнее к тебе, — проговаривает более спокойно синеволосый и Хёнджин вопросительно вскидывает брови. — После завтрака можешь выйти за корпус? Поговорить нужно. — Э... Да, хорошо. Надеюсь ничего плохого не случилось. — Хотелось бы мне тоже надеяться. Ладно, иди, а то скоро подъем, — хихикнул Хан и побежал в свою комнату, где ему предстоит трудное испытание — увидеть Минхо. Тот, что и следовало ожидать, не спал, а сидел на кровати с пустым выражением лица. Его глаза еле заметно округлились, когда Джисон перешёл порог комнаты и сел на свою кровать. Синяки на нижнем веке придавали Лино слишком усталый вид, от чего у Хана даже сжалось сердце. — Где ты был? — подал голос рыжий, не поднимая взгляд на парня. Блять. — В отряде Криса. — Ясно. Нет, такого холодного тона он точно не выдержит. — Прости. Минхо наконец поднимает глаза. Джисону кажется, цвет радужки потускнел. — За что? — Не заставляй меня говорить об этом. Хан молился всем богам, чтобы Феликс ничего не слышал. — Ты жалеешь? — спрашивает Минхо, не меняя тона своего голоса. Что? Джисон не готов отвечать на этот вопрос, он и сам понятия не имеет. — Я не знаю. — Ясно. Опять этот холодный тон. Такими темпами жаркие летние дни окажутся вовсе не теплыми. Он не может вытерпеть такого Лино, кажется, никто не способен находится с ним в одном помещении, когда от него исходит напрягающая аура, которую Джисон чувствует за километр. Минхо давит на него своим молчанием, своим усталым опущенным взглядом и бледными, почти синими руками, что сжимают ткань штанов. — Блять, нет, я не жалею, просто... — он пытается подобрать правильные слова, чтобы не ухудшить ситуацию. — Просто у меня такое впервые и... В общем... Извини, я... — Джисон ненавидеть себя за неумение связать и двух слов, Но как только Минхо встаёт с кровати и идёт к нему, к выходу из комнаты, если быть точнее, Хан уже планирует убегать, однако... Лино не замахивается, не кричит, не смотрит озлобленным взглядом, он просто кладёт руку на плечо Джисона, слегка приподнимает уголки губ и произносит: — Я понял. Всё нормально. И затем исчезает в глубине коридора.***
Джисон ждёт Хёнджина недолго, от силы минут 10, не больше. Было страшно, никто не спорит. Идея рассказать абсолютно всё, что произошло не кажется хорошей, но Хан просто не знает, у кого ещё спросить совета. Безусловно, он мог бы опять закрыться в себе и самокопанием решать все проблемы, однако Минхо не проблема. Минхо антоним к слову "проблема". Джисон прямой синоним. — Что у тебя там случилось? — спрашивает Хёнджин, опираясь на стену корпуса. — Как ты понял, что тебе нравится Феликс? — самый тупой вопрос, который пришёл в голову Джисона. Он собиралась поговорить совсем о другом, однако его не защищённая психика решила действовать по-своему. — Ох ебать, вот это вопросы! А С чего ты вообще взял, что мне нравится Феликс? — поддельно удивлённое выражение его лица лишь смешило, но Хан выразил непонимание поднятыми бровям. — Ладно, плохая шутка. Ну это само как-то получилось, а что, по мне так заметно? — Вы сосётесь каждую секунду! Парень закатил глаза. — Ой, ну ладно, ты прав. Это на самом деле долгая история, — сказал Хёнджин, проводя рукой по уже розовым волосам. — Я весь во внимании. Хван посмеялся и немного подумав, начал: — В середине восьмого класса к нам перешли Сынмин и Феликс в класс. С Минхо, как ты уже понял, мы дружим с самого детства, — Джисон кивнул. — Я разрывался между ними, моя любвеобильность выходила за все рамки и в конечном итоге я начал встречаться с Сынмином, — странно, что Хван говорит так спокойно о своем влечении к парням, думает Хан. — Повстречались мы недолго, но хорошими отношениями я... Я бы не назвал. Мне едва ли 16 исполнилось, а он часто говорил об... Подрочить мне хотел короче, — выдохнул Хёнджин, а Джисон шокировано ахнул. — Потом мы расстались и почти сразу я понял, что влюблен в Феликса. Джисон хотел было возразить, мол почему Хван только расстался и сразу же влюбился в другого, а потом осознание ударило в голову. Точно. Желание хранить надежду отсутствовало, пока Хан резко, почти моментально не понял, что Минхо и Хёнджин не зря лучшие друзья. Громко думать о возможном сходстве Джисон не хотел, точнее, боялся, ведь если он хотя бы на миллисекунду понадеется на взаимность, то в конечном итоге просто будет не в состоянии терпеть разлуку. А отношения на расстоянии вариант не самый лучший и... Стоп, какие нахуй отношения? Два дня назад он поцеловался с малознакомым парнем, а спустя каких-то 48 часов задумывается о чём-то большем, о чём-то невозможном, донельзя хрупком, как песочный замок. Раздвоение принципов не пожимало ему руку при знакомстве — ворвалось так же внезапно, как запах вишнёвого геля для душа. — Наверное, я просто не любил Сынмина. — выдает Хёнджин, удивляя ещё больше. — Он такой человек, очень притягательный, к нему всех тянет, если ты понимаешь, о чём я, — Джисон кивает. Про тягу он более, чем знает, успел даже опробовать на практике. — И меня тоже к нему, как к магниту, но, как видишь, вышло у нас ровным счётом ничего. Он вообще не проявляет заботу, а мне нужна взаимность. Ну и я нашёл её в Феликсе. Ты не подумай, Феликс не замена, наоборот, у меня к нему очень теплые чувства, я такого никогда не испытывал, — договаривает Хёнджин и смотрит на Хана, который в свою очередь задумчиво опустил взгляд на пол. — А зачем ты спрашиваешь, кстати? — Да так, похуй... — Ты не подумай, что я трепло и каждому свою жизнь рассказываю. Ты просто палишься слишком, аж смотреть больно. — Чего? — не понял Джисон. — Ничё. Думать перестань короче и тогда будет тебе жизнь в шоколаде. И ушёл. Хан устало провёл рукой по лицу. М-да, ситуация не улучшилась. Кажется, чтобы начать слушать советы людей, им стоит записывать их на больничной справке, а после ставить печать в поликлинической регистратуре, обязательно жирным шрифтом выделять "освобождения от мозга на 14 дней". Прямо как смена в лагере, какая ирония. И вечер настал так же быстро, как совет Хёнджина выветрился питерским дождём. Джисон хочет поверить, хочет, блять, перестать убивать себя по внезапно нахлынувшим чувствам, хочет обнимать Минхо без вины к себе, потому что... Лино — его спасение. Он не вернётся домой без частички рыжего на вещах, он не сможет войти в квартиру без вкуса сигарет парня на губах, он не будет улыбаться по приезде домой, ведь Минхо стал причиной для улыбок. И если раньше он не мог жить с расслабленным мышцами лица, то сейчас он не способен держать улыбку более трёх секунд для других людей. А для Лино хочется улыбаться всегда, пока кожа не порвётся, пока губы не сотрутся в кровь от поцелуев. И он не знал, что Минхо хотел того же. Побыть в полосатом свитере ещё подольше, курить с одной сигареты до онемения лёгких, а потом долго-долго собирать никотиновый вкус губами и сплетать пальцы. Ли жаждал умереть в объятиях Джисона, в которых спокойно. В которых он растворяется и превращается в звезду. Идеальная смерть для Минхо — лежать общем гробу, погибая от теплых рук Хана, целуя шею и вскрывая вены. Множество пледов покрывают огромный стадион перед таким же широченным экраном. Ночное небо почти куполом легло над детскими головами, предупреждая об очередном интересном событии, ведь... — Да-да, как говорил твой дедушка, ночью происходит жёсткий секс и чё-то там ещё. — Он не так говорил! — И что? Надеюсь, он напророчил нам порнушку и всеобщую дроч... Ай! — Извращенец! Хёнджин и Феликс шли впереди и громко спорили о предстоящем фильме под звёздным небом. Минхо привлекала перспектива полежать и умиротворённо насладиться своими маленькими друзьями, что помогают ему с самого появления на свет, а вот звуки из колонок или озвучка фильма, если быть точнее, ему не особо нравилась. Конечно, он без раздумий взял наушники с заполненным аккумулятором и кружку с феликсовым чаем, надеясь, что место подальше от экрана никто не займет. Какое счастье, что они вышли достаточно рано, когда дети лишь начинали выходить из корпусов и Ли сел на плед непонятного цвета, на который приземлились и остальные. Неловкое молчание с Джисоном сохранялось весь день и признать честно, Минхо сначала искренне хотел, чтобы тот вновь ушел, дабы позволить рыжему опять прокрутить все возможные мысли через мозговую мясорубку, а в конечном итоге, осознав, что думать он конкретно заебался, даже поблагодарил Хана. Не вслух, естественно. Фильм, что и стоило ожидать, был детским и пересмотренный в ранние годы миллион раз. Минхо решил не терять времени и лег на спину, вытягивая ноги. Хёнджин недовольно пробубнил что-то и попросил подвинуться, а после отрицательных кивков устало подвинул свободный плед, соединяя с первым. Прохладный ветер освобождал от давления, унося за собой десятидневную тяжесть. За океаном скоплено немереное количество людских мук, из чего природа строит белые дороги, перерабатывая душевный мусор, прямо как грязные бумажки, что дети старательно относят на макулатуру по просьбе учителей. И опять звёзды. Яркие такие, весёлые, красивые, маленькие и большие, даже млечный путь чуть-чуть виден, если приглядеться. Приятно. Спокойно. Хорошо. Звёзды укажут ему дорогу к счастью. Минхо, спустя каких-то полчаса ступает на правильный, как говорит белая точка, путь. Бёдра у Джисона не мягкие, но и не твёрдые, у Феликса, конечно, приятнее, однако понимания того, что это Хан, и что он не оттолкнул будоражит душу. Свернуться комочком на его коленях и задохнуться бы от запаха его духов. Он прекрасен в ночном свете, думает Ли и хочет поделиться этой новостью с ним самим. Слова лишние и Минхо решается на более откровенный способ открыть своё сердце и провести между ними ещё одну красную нить, что соединит кровавые узы и возможно, когда-нибудь, снова губы. Он протягивает один из беспроводных наушников Джисону, тот сверху непонимающе смотрит, но в руки вещь берет, на секунду соприкасаясь кончиками пальцев с пальцами Лино. Минхо что-то ищет в телефоне, откладывает его, закрывает глаза, а затем...Подожди тут, я вернусь к утру. Знаю, это не так важно для тебя, но для меня ты, детка, более, чем идеален.
С первых аккордов у Джисона перехватывает дыхание, сердце замирает где-то в желудке, а глаза предательски наполняются мертвым морем. Минхо не видит, только чувствует, как мокрые капли падают на лицо и он понимает, что это далеко не дождь. Поднимает руку и вслепую ищетЕсли ты дашь мне время, я буду работать над этим. Дай мне немного времени, пока я исправляю это. Ты теряешь терпение, детка, и я не виню за это, земля вращается, пока ты ждёшь меня. Смотри мне в лицо, пока наше дыхание соприкасается, потому что мы общаемся лишь раз в неделю.
Слова песни больно бьют в грудь, стрелой пронизывают сердце и высасывают из парней всю смешанную кровь. Кубок наполняется красными слезами с каплей вишнёвого геля для душа и прекраснейшего одеколона, который Джисон и Минхо выпьют при слиянии душ. И плевать, когда это произойдет, абсолютно всё равно, ведь они живут в моменте. Судьба покидает обоих, оставляя после себя горстку звёздного пепла, из которого они потом создадут хрупкое сердце на двоих. Новое, полноценное, наполненное любовью.Знаешь, я никогда не просил никого о помощи. И это та самая причина, по которой я не беру телефон, когда мне звонят.
Небо окутывает двоих людей, что жаждут друг друга более, чем когда-либо. И если Минхо ещё раз скажет что-то о Сынмине, он самолично отрежет себе язык. Потому что он не подарил ему то, что дарит под звёздами Джисон. Какой бы фильм не шёл, сколько бы голосов они не слышали фоном, какие бы споры не вели Хёнджин и Феликс, в этом ночном храме лишь двое.Он знает, наступит день, когда я буду по ту сторону моря. Мне кажется забавным, что он открылся мне, чувствует себя комфортно рядом со мной.
Руки сцеплены в замок, пока Джисон старается не плакать, но тот так заботливо сжимает его ладонь, а второй стирает слезы, даже ни разу не открыв глаза. Хан думает, они и вправду связаны. Ли на ментальном уровне чувствует парня, пока Хан обременёно отталкивает его от себя, разрывая чувствительную нить.Однажды это наступит — я люблю его, он меня. Если бы я нашел путь, ты пошел бы по нему со мной? Музыка -— это единственное, что дает мне покой, когда я распадаюсь на части.
Джисон потянул руку вниз, желая вновь почувствовать ожоги на коже после пламенных волос, но инстинкт самосохранения отдёрнул кисть буквально в миллиметре от точки соприкосновения. И недавно начавший работать орган окружился прекраснейшими насекомыми с разными узорами на крыльях, когда Минхо, не открывая глаза, непонятно как почувствующий ладонь Джисона над своей головой, издаёт протяжение "угу" и... Внутренний крик оглушает парня на долгие секунды, пока он пытается осознать, что разрешил ему Ли, а всё из-за нежнейшей улыбки, которая мимолётно посетила умиротворённое, такое прекрасное лицо Минхо. Поэтому он мягко опускает руку на его голову и невесомо проводит по шелковистым волосам, качество которых было откровенно идеальным. Остаться бы здесь навечно...Посмотри вечером на небо.
Каждая звезда имеет смысл.
Смысл сиять, как и у тебя.
И я рассыпаюсь на части.
Минхо знает, если откроет глаза, то слёзы будет не остановить, поэтому он сворачивается комочком у коленях Джисона и утыкается носом ему в живот, обвивая тело свободной рукой. Хан вздрагивает и громко всхлипывая, глядит в сторону Хвана и Феликса, которые заняты более откровенными объятиями. И как же Джисон рад, что они выбрали самое дальнее место, куда свет огромного экрана не доходит. И он задыхается от пробирающего до костей тепла, утопает в Минхо. Он поглощает его полностью, приклеивает кожу друг к другу и тянет, словно самый сильный магнит, от которого невозможно убежать.Посмотри на небо, каждая звезда имеет смысл.
Так что ночью, стоя на балконе и вновь скуривая одну сигарету на двоих, они крепко держатся за руки и дарят друг другу самые сокровенные поцелуи. Джисон впервые отдал своё сердце кому-то, а Минхо опять доверяет израненный орган в чужие, мягкие руки.