***
За одиннадцать дней в лагере Минхо успел понять, что его главным лекарством от бессонницы является... Хан Джисон. Он успел обвинить каждого в незваных чувствах, себя в том числе тоже, но отказываться от совместного времяпровождения не хотел. Ли думал, что вероятно, Джисон считает всё несерьёзным. Собственно, в этом их мнения сходились. Конечно, не каждый целуется при одинаковых обстоятельствах, ещё и во второй раз без капли стеснения, однако Минхо волновало немного другое: он уезжает через сутки. Тоесть, прям совсем уезжает. Абсолютно точно. А ещё он понятия не имеет, где живёт Хан и вероятность нахождения в одинаковых городах составляла меньше десяти процентов, учитывая тот факт, что Чонин вообще из Питера, а Бомгю с Приморского края. Что они забыли в богом забытом лагере на побережье черного моря — неизвестно. Строить грандиозные планы Минхо не хотел и не делал, он даже не задумывался, что ждет их за стенами лагеря, потому что это в принципе бессмысленная вещь. Кроме последнего дня. Утро проходит достаточно гладко, Лино не посещает тревожность или недосып, Хёнджин и Феликс ведут себя тоже обычно, да и Джисон ни чем не отличается. Всё как-то слишком... привычно. Блять. А вот это очень плохо. Прям очень. Минхо не мог привыкнуть находится в этом чёртовом лагере все одиннадцать дней и на последний он, как удачно распорядилась судьба, почувствовал себя свободно. И в столовой люди больше не раздражали, и вожатые не казались такими занудливыми, и... — Лино... На тебя так Джисон смотрит... — подаёт голос Феликс, вытаскивая Минхо из мыслей. Тот смотрит с непониманием, а затем поворачивается к другому столику и... встречается со взглядом Хана. Синие глаза устремлены прямо на него, а глядит он уж слишком проницательно, будто душу вытаскивает, ей богу. Парень думает, что со стороны он кажется каким-то глупым, так как он сразу же отворачивается к ребятам, от ужаса приоткрыв рот. Такого взгляда Джисона он ещё никогда не видел: брови нахмурены, губы поджаты, а смотрел он настолько сосредоточено, словно вглядывался в каждую частичку тела Минхо. — Глаза у него глубокие, будто в душу смотрит, — подмечает Хёнджин и Лино с ним чертовски согласен. Конечно, эти глаза выглядят гораздо красивее в паре сантиметров от своих собственных, но это Минхо решил не упоминать. Ли осуждал тех, кто ненавидел котлеты. Вообще любые. В то же время он был благодарен таким людям, потому что они с радостью отдавали свои порции. Минус в том, что приходилось делиться с друзьями — три дебила это мощь. И в очередной раз он громко спрашивал у соседних отрядов, не желают ли те поделиться с ним ненужными котлетами. Набрав полноценную тарелку из шести котлет, Минхо отправился обратно к своему столу, как вдруг услышал голос вожатого другого отряда: — У нас Хан главный любитель котлет, видимо, у него появился конкурент, — сказал он, улыбнувшись. В столовой вмиг стало тихо, что не могло не порадовать Ким Техёна, который постоянно кричал и пытался утихомирить огромное количество детей. Джисон непонимающе уставился на Минхо. — Эй, котлеты мои! — с улыбкой произнес он. — Чего? — театрально взявшись за сердце, выпалил Хан. — Пойдем-ка выйдем! Дети начали смеяться, а за ними и сам Минхо. Даже Ким Техён улыбнулся! На душе стало так легко и беззаботно, что Ли и позабыл о вчерашнем вечере, как они с Джисоном слушали "star shopping" под звёздами, как он лежал у него на коленях и ловил многочисленные слезы руками, как они ночью курили с одной сигареты и... — Вы с Ханом такие милые, — мечтательно перебивает его мысли Феликс, на что Минхо давится и без того отвратительным какао. Хёнджин прыскает и ударяется рукой о стол. — Чего?! — возмущённо кричит Лино, сразу же прикрывая рот рукой. — Ты совсем там с катушек слетел на своих этих... Как его там... Хван почти падает со стула от смеха, Техён пожирает их стол убийственным взглядом. — Тебе самому понравилось! — отвечает Феликс, а Хёнджин искренне не понимает, о чём они вообще говорят, но нахмуренное лицо младшего Ли кажется настолько смешным, что парень просто не может оставаться спокойным. — Это не значит, что я закиннил Юру*! — Вы же в обнимку спали! Я все видел, — говорит Феликс, на что Минхо хочет провалится под землю. Хоть бы Джисон не слышал... — И что? Вы с Хёнджином тоже! — Так мы с Джинни встречаемся! — Чего? — Хёнджин, который всё время диалога без остановки смеялся, уставился на блондина. Все замолчали. Феликс понял, что он ляпнул и моментально опустил взгляд. — Ой блять, понятно всё с вами, — сказал Минхо, встав из-за стола и пошёл относить пустые тарелки. Феликс всё ещё молчал, не в силах выдавить и слова, а Хёнджин глупо улыбался, глядя сквозь скатерть на столе. Им предстоит долгий разговор, как и Минхо с Джисоном.***
Возвращаясь обратно в корпус, Хан всё-таки подошёл к их компании. Он настойчиво вглядывался в лицо Лино, даже не стараясь прикрываться, так что рыжий не выдержал и повернул к нему голову, спрашивая: — Что? — Глаза у тебя красивые, зелёные такие... Мои любимые, — констатирует факт Джисон, словно он даже не подумал, какую реакцию может получить. — До сих пор не могу поверить, что это не линзы. — А... Э... Спасибо? У тебя тоже, — успевает выдавить Минхо и боковым зрением замечает ухмылку Хёнджина. — Мне всегда нравились чисто зелёные глаза. Взгляд у таких людей глубокий. Вот мне карие никогда не нравились. — Эй! — возмущается Хван и теперь Хан подходит ближе к нему, вглядываясь в цвет радужки. — У тебя светло-карие... Медовые типо, — затем подходит к Феликсу: — А у тебя прям чисто голубые, как у меня. — Не-а, у тебя синие, — смеётся тот и остальные кивают. — Существует всего три основных цвета, но я рад твоему замечанию, спасибо, — мило улыбается Джисон и продолжает идти до корпуса. Минхо оставаться спокойным просто не может, ведь Хан буквально сказал, что зелёные глаза его любимые. Мысли о вероятной симпатии с его стороны посещали и не раз заставляли рыжего беспокоиться, потому что он сам не понимал, что испытывает. Во первых, ему не похуй, а это уже проблема. Во вторых, осталось менее 24 часов для совместного времяпровождения и Лино даже думать не хотел о прекращении ночных поцелуев. Ладно, ему не то чтобы не похуй. Ему абсолютно точно не похуй. Нормальные люди назвали бы это состояние самой настоящей влюбленностью. Минхо с удовольствием сделал бы так же, но... Сынмин всё ещё существует. И пускай Ли понимает, что все его чувства вызваны пубертатным периодом вперемешку с детскими травмами, он всё равно просто не способен переключиться так быстро. Однако его сердце, что готово взорваться от любых взаимодействий с Ханом, говорит об обратном. Окей, ему всё же стоит хотя бы попытаться принять, что ему нравится Джисон. Но только чуть-чуть! (соврите ему)***
После сонного часа Дженни объявила о каком-то невъебическом проекте, что должны делать все отряды безоговорочно, дабы показать сплочённость детей нынешнего поколения. На деле их просто заставили рисовать на асфальте мелками огромный глобус. Йеджи и Карина с женского корпуса придумали так называемый дизайн и Минхо, плюнув на гордость, взял тонкий мелок в руку и позвав друзей за собой, принялся обводить громадный синий круг. Пяти пачек, вероятно, не хватит на такой не малый шар, но кого это волнует? — Я сейчас сдохну! — протирает лоб Хёнджин, продолжая раскрашивать зелёные материки. — И не говори... — соглашается Феликс. Джисон занимался чем-то другим, то ли помогал отряду Криса, то ли его вообще поблизости не было, Минхо как-то не обратил внимания — чем быстрее он закончит рисовать этот большой глобус, тем скорее он сможет улечься в кровать. А, точно, сегодня же последняя дискотека. Значит без отдыха. Лино со всей силы давил на мел, который неожиданно решил закончиться и парень больно содрал кожу на пальце. Грязь тут же проникла в рану. Минхо, слизнув кровь, поморщился и встал с колен. — Что случилось? — спросил Хван, поднимая голову на друга. — Кожу содрал, промыть надо. Не знаешь, у кого ключи о корпуса? — У Джисона вроде. — Блять, серьезно? Он же постоянно у Криса тусуется... Ладно я пойду поищу его. Хёнджин кивнул и продолжил работу. Джисон находился недалеко от них, по крайней мере синих макушек в лагере кроме него не было. Он что-то объяснял девочкам с третьего отряда, как вдруг его кто-то потряс за плечо. — Откроешь корпус? Руку помыть надо, — говорит Минхо, глядя на висящие с шею ключи у Хана. — А что у тебя? — вопросительно посмотрел на него Джисон. — Да так, кровь немного, ничего страшного. — А, окей, идём. Признать честно, Ли было страшно. Не то чтобы оставаться наедине с Джисоном являлось плохим занятием, наоборот, просто Минхо не способен воспринимать его, как хотя бы друга после ночных похождений. Как оказалось, корпус всё-таки был открыт и Лино немного не понял, зачем это Хан увязался за ним: неужели волнуется? Минхо помыл руки и собрался уже уходить, как синеглазый схватил его за руку и развернул её, где была небольшая ранка. Ли удивлённо уставился на него, мол, что ты там хочешь увидеть, а Джисон молча потащил его в сторону мед.пункта. Этого ещё не хватало... — Здравствуйте, можно пластырь пожалуйста? — крикнул парень медсестре, и когда та отдавала маленькую полосочку Хану, Минхо вновь подумал, что наклеить он в состоянии и сам, но Джисон, кажется, считал по другому. Сердце забилось в бешеном, приятном ритме, всевозможные цветы и бабочки начали играться у него в желудке, а звёзды перед глазами затмили белый свет, потому что... Потому что Хан аккуратно притянул к себе его палец и нежно, стараясь не причинять боли, наклеил пластырь на незаметную рану. Все, что Минхо смог выговорить, это тихое "спасибо", прежде чем они отправились к остальным. Забота со стороны Джисона приятна. Но не в последний день. Мы так много потеряли, думает Ли, а затем понимает, что потерял он ровным счётом ничего. Кроме девственности своих губ, конечно, а так Хан ведь... не последний человек, кто сможет вызвать бабочки в его животе. Минхо ещё полюбит, он знает точно, но как же не хочется отпускать то, к чему только начал привязываться. Одно он знает точно — счастливые моменты останутся в его сердце навеки. И Джисон его сердце не покинет. Даже если Лино полюбит кого-то сильнее, Хана из головы не сотрёт, ни за что на свете. — Ты ведь слушаешь "нервы"? — вдруг спрашивает синеглазый. — Редко. — А какие песни тебе нравятся? — Её имя и осень. — Хороший выбор. Мне нервы и батареи. — Они заезжанные! — Ничего подобного! Парни залились смехом. Комфортно, думает Минхо и совершенно случайно начинает петь до боли знакомые строчки из песни. Джисон подхватывает и они идут, напевая "Её имя" с широкими улыбками. Песня не самая счастливая, однако у Лино настолько пропало чувство страха перед Ханом, что он абсолютно позабыл о всех мыслях в своей проблемной голове. Феликс и Хёнджин сидели уставшими на трибунах. Младший невзначай посмотрел в сторону медпункта и увидел счастливые лица Минхо и Джисона. Он широко раскрыл глаза, глядя на не свойственное поведение друга и его губы сами тронулись в улыбке. Издалека доносился смех и отрывки строчек какой-то песни. Хан поднял взгляд на Феликса и с яркими глазами кивнул ему, словно говоря "да, так и есть". Ли смущенно перевёл взор на Хёнджина и попытался сдержать нахлынувшие эмоции, правда получалось у него не лучшим образом. Когда Минхо и Джисон подошли к ним, синеглазый сразу же скрылся в толпе, оставляя троих друзей. Лино чувствовал себя до невозможности легко, словно камень на душе утонул в ярких, морских глазах Хана. Блондин странно осматривался, что Минхо не выдержал и произнёс: — Феликс? — А? — Ты чего так смотришь? — Э... Просто когда вы с Джисоном шли, он так улыбался... Хёнджин, скажи же! — позвал Ли друга, а тот вздрогнул с открытым ртом в знаке "чё". — Ясно всё с тобой, — закатил глаза Феликс. — Ну в общем, он очень улыбался и ещё кивнул мне, я в шоке... — Всмысле..? — смог выдавить из себя Лино, не до конца понимая, о чем идет речь. — Ну в прямом! Он типо такой шёл и... "Oh shit, детка, ты всё правильно понял". — Чего, блять? — Хёнджин моментально начал смеяться, хватаясь за живот. — Ликси, ты так смешно говоришь, — пытался выговорить Хван, задыхаясь от смеха. Минхо столбом слушал речь Феликса и старался разложить всё по полочкам. Получается, Джисон намекнул бедному Феликсу, что... Что у них что-то было?! — Хан конченный... — прошептал Лино и уселся на трибуны. Почему всё самое хорошее происходит именно в последний день? Неужели они не могли так болтать и раньше, получать комментарии друзей не за сутки до отъезда... Признаться честно, Минхо хотел бы даже остаться ещё на два дня, но в то же время понимал, что это категорически невозможно. Будущее важнее какого-то... Джисона, и вообще Лино сильный, он быстро отпустит, так ведь? Он хотел так считать и дальше, однако наступил вечер, а значит наступила и дискотека. Песни, наконец-то были нормальными и достаточно известными, чтобы танцпол в миг заполнился людьми — спасибо Хёнджину и Феликсу, что уговорили диджея не портить последний вечер. Всё было так похоже на первую дискотеку, будто Минхо переместился в ту самую ночь, когда он докуривал пачку сигарет, когда осознавал годовалые мучения и понял их бессмысленность, когда пришел Джисон и... Зажигающая музыка адреналином разливалась по крови и побуждала тело двигаться под бит с широкой улыбкой, орать во весь голос старенькие, но заученные песни и забыть обо всём. Хёнджин и Феликс незаметно приблизились к другу и вместе с ним начали танцевать с счастливыми лицами. Эмоции переполняли Минхо через край, эйфория от музыки разливалась по телу, заглушая ноющие раны на сердце. Тревожность, мучившая парня последние года уходила, оставляя место для счастья. Казалось, будто мир растворился в этом ночном празднике, в многочисленных звёздах, что так особенно покрывали небосвод сегодняшним вечером. Тело расслаблялось под неизвестные, странные движения, которые исполнял Хёнджин, а Феликс с Минхо повторяли. Эта дискотека была гораздо лучше школьной, счастливая аура приятно действовала на мозг, отключая ненужную часть, отвечающую за чувства. Хван выходил в центр танцпола, исполнял известную самому себя хореографию пока девочки снимали на телефоны и восхищённо кричали. Минхо и Феликс, смеялись, хлопали, подпевали и веселились. Ли не мог вспомнить, когда чувствовал себя так легко, не задумывался ни о чём и полностью отдавался ощущениям. Он сделал правильный выбор, оплатив недешёвую путёвку и пройдя через уговоры родителей, вечных ссор и вечеров разочарования. Если Минхо скажет, что ему жалко денег, он соврёт. Если он скажет, что ему некомфортно, он соврёт. В кричащей толпе людей, Лино хотел раствориться, остаться навсегда в этих счастливых лицах, пришить на себя искренние улыбки, что не часто посещают его лицо, и больше никогда не возвращаться домой. Воспоминания вертелись перед глазами, словно галлюцинации и Ли пытался ухватиться за ниточку реальности, чтобы окончательно не упасть в эту яму. Музыка оглушала, заставляя тело двигаться, а Джисона снова не видно. Очевидно, Лино хочет опять потанцевать с ним, почувствовать уже любимый запах тела, ощутить крепкую хватку на спине и уткнуться в теплые ключицы носом. Страх быть отвергнутым никуда не ушел, особенно если учитывать факт каждодневного побега Хана. Верить в обман не хотелось, но внутренний ребёнок кричал об объятиях и жалости к себе, чему Минхо не был способен противостоять. А когда медленную песню всё-таки включили, желание прибить Феликса возросло до максимума. Какого черта "Её имя" звучит из колонок?! И всё опять по новой: танцпол резко опустел, оставляя влюбленных парочек наедине со своими чувствами. Минхо заметил девочек, танцующих друг с другом и захотел так же: не стесняясь, притянуть Джисона в объятия и наслаждаться любимой мелодией, но какая жалость, Хана не видно. Хвана и Феликса тоже, потому Лино быстро потерялся среди огромного кокона любви. Опомнившись, он поспешил покинуть этот розовый круг и сесть к одиночкам на трибуны. Вся печаль заключалась в том, что он подсел к Техёну. — Чего не танцуешь? — спрашивает он, а Минхо сильно вздрагивает, не ожидая услышать голос старшего, грозного вожатого. — Не с кем? — усмехается грустно он. — Не то чтобы, — отвечает Лино, смотря на Кима. В этот момент он перестал быть злым дяденькой, которого боятся все дети, наоборот, он словно превратился в простого обычного человека. — А вы почему сидите? — Опоздал, — произнёс Техён, взглядом указывая на танцующую недалеко от них пару. Низкая девушка, в ком Минхо еле-еле разглядел Дженни и фигуру повыше с отросшими до подбородка синими волосами. Стоп, что? Неужели это... Твою мать. Лино хотел громко смеятся над своей удачей, а ещё хорошенько пожать Техёну руку, потому что с Дженни танцевал чёртов Хан Джисон. Они кружились на танцплощадке как будто одни. Минхо наблюдал за ними растерянно. Фантазия дорисовывала ему, будто они там — в кругу света, и будто десятки пёстрых гирлянд, и все звёзды, и луна — светят только на них, выделяют… «Ревность», — подсознание услужливо прошептало название этого жгучего чувства. Это — оно, то самое ужасное ощущение, которое Лино испытал сегодня, сидя со старшим вожатым бок о бок. Это — ревность, и сейчас ревность жалила куда сильнее и больнее, чем прежде. Он словно видел довольное выражение лица Джисона и чувствовал его злорадство, мол, да, Минхо, ты неудачник, я просто игрался с тобой, как и все остальные. В замедленной съёмке перед глазами мелькали неинтересные пары, а они все танцевали и танцевали под болезненно-прекрасные строчки песни. — Кажется, я тоже, — прошептал Лино, когда из колонок донеслось "ты плачешь, ведь он с другой". Техён понимающе кивнул и тяжко вздохнул, меланхолично смотря на танцпол. Минхо опустил взгляд, не желая видеть и слышать треск собственного сердца. Тревожность вперемешку со сворачивающимся желудком и помятой душой растекались по всему существованию Лино, не освобождая и малейшей капли для предыдущего счастья. Песня раздирающе кричала в уши, останавливая вся жизненные процессы кроме разрушения нервных клеток, а Минхо не в силах запрещать себе снова что-то чувствовать. И никакого удивления он не испытал, нет, скорее он опять разочаровался в себе и своём выборе, больно прикусив язык и обещая наказать себя потом. А потом всё как в тумане. Медленная песня сменилась качающими, танцпол опять заполнился, и Лино остался погибать в чёрном небе под оглушительную музыку и разбитыми сердцами. Феликс и Хёнджин подсели уставшими рядом, жалуясь на скуку и огромнейшую толпу, через которую пролезть к центру танцпола было просто невозможно. — Лино? Ты в порядке? — спрашивает блондин, касаясь ладонью его плеча. Минхо даже не вздрагивает. Переводит взгляд на друзей, стараясь улыбнуться, но вместо этого получает обеспокоенное выражение лица Хвана, которое он всей душой ненавидет. — Всё норм, — проговаривает он и смотрит на небо. Кажется, звёзды все-таки начали умирать. Хёнджин что-то шепнул Феликсу и тот кивнул. Он осторожно обнял одной рукой рыжего и переплёл пальцы с Хваном. Они остались сидеть с Лино, чего он не особо желал, однако в окружении близких лиц отчего-то стало немного получше. Ликс умеет забирать боль, перерабатывая страдания в лучик солнца, что совсем чуть-чуть лечит сердечные раны. Слова не требовались, Минхо сам как-нибудь расскажет, но уж точно не сейчас. Не когда он в последний вечер осознает, насколько Джисон оказался не прав и сердце его он вовсе не собрал. Наоборот. Перетоптал ногами и сплюнул в кровавую лужу, кидаясь отвратительными словами, что больной мозг Лино сам додумал для драматичности всей картины. А потом медленная песня вновь заиграла на струнах жизни Минхо, разрезая кровавой мелодией откровенный смысл.You fooled me from the start
When you let me start to love you
Блять, думает Лино, а затем опускает лицо в ладони, больно впиваясь ногтями в лоб, дабы не позволить вылить любовь морем в руки.It's like a bunch of broken picture frames
But the photo still remains the same
Феликс склоняется и что-то шепчет, крепче сжимая в объятиях. Минхо прорывает от такой заботы, что тело самовольно дёргается, вырывая из груди болезненные всхлипы. Нет, он не должен, не сейчас...And I, and I
I thought it'd be easy to run but my legs are broken
Оп поднимает голову и видит танцующих Дженни и Техёна, вокруг которых столпились малыши, что водили своеобразный хоровод.All alone
All we know
Is haunting me
Making it harder to breathe, harder to breathe, oh
А затем кто-то подходит, берёт его за руку и вытаскивает на танцпол. И если бы не до боли знакомый аромат миндаля или какой там у него одеколон, то Ли ни за что не пошёл за незнакомцем. Этому же незнакомцу он доверил слезы, пропитывающие белую футболку. Этот незнакомец ласково заводит руки за спину и нежно поглаживает, напевая строчки песни, но он не должен! Он не хотел, он даже не знал, что поёт и какой перевод имеет песня, однако хриплым голосом всё же доводит Минхо до цветущей разбитости.I'm leaving tonight
I'm leaving tonight
I'm leaving tonight, yeah
А сам Лино отчаянно прижимается ближе, смешивая тоску прощального вальса с недавней ревностью, что так быстро сгорела в объятиях Хана. — Лино? Ты плачешь? — шепчет Джисон, дотрагиваясь случайно губами до уха рыжего, от чего тот еле слышно выдыхает. — Зови меня Минхо. — лишь выговаривает он и утыкается мокрым носом в соединение плеча и шеи Хана. — Хорошо... Минхо, почему ты плачешь? — повторяет синеглазый, нежно поглаживая парня по спине. — Я не знаю. — Если это из-за Дженни, то мы просто по приколу, ей внимания Техёна добиться надо было. Я хотел тебя пригласить ещё на "Её имя", но не вышло. Прости. Что? Какой же он идиот... У Лино, кажется, дыхание перехватывает. Он чувствует себя маленькой девочкой, неспособной устоять перед симпатичным парнем. И опять его самокопание привело к лишним истерикам, которые нужны только его бритвенным лезвиям в квартирной душевой. Пустые переживания вызвались помочь адекватной стороне Минхо оттолкнуть Джисона, но сердечные ритмы стягивались воедино, не оставляя и шанса на разделение.I'm leaving tonight
I'm leaving tonight
I'll be gone in the morning
С ужасом Лино понимает, что не хочет никаких "уйду сегодня ночью", и не хочет оставлять Джисона. Поэтому ещё сильнее придвигается, хотя ближе и так некуда, желая прямо здесь, на глазах у всех соединить умирающие созвездия воедино.I saw it from afar
But my eyes have always fooled me
Пара, кружащаяся в танце под звёздным небом, переходящем в не менее бескрайний океан. Весь мир меркнет в их глазах, когда так близко наполненные любовью и заботой молодые лица друг друга. И пусть им говорят, что это просто порыв, который пройдёт со временем и забудется, как запись на песке, смытая недремлющим морем. Пусть другие не верят в истинность их чувств. Пусть даже они окажутся правы – это будет потом. А сейчас всё настоящее. Всё оживает в ритме биения одного сердца. Одного на двоих – настолько они едины. Это их танец, их никому не разлучить.It looked to me like all the sidewalks started walking
I swear to God the voices wouldn't shut up, oh
Феликс танцует неподалёку с Хёнджином, от чего тот не в силах держать себя в руках. Они смеются и смотрят на Минхо с Джисоном, шокированно перекидываясь комментариями. Ли поворачивается к Хану, улыбкой освещая мягкие черты лица и быстро чмокает в губы, совсем не беспокоясь о реакции окружающих. Хёнджин с распахнутыми глазами застывает в изумлении, а затем крепко обнимает Феликса и почти плачет от счастья.And I, I figured it all to be love
But this isn't lovely
У Минхо будто что-то оборвалось внутри. И больно стало, и издевательски смешно над самим собой. Эта песня — последняя капля, контрольный выстрел, будто ему собственных мыслей мало. Захотелось заткнуть уши, да выглядеть это будет глупо. Звучал только второй куплет, а Лино казалось, что прошла вечность. У него не получалось больше контролировать свою грусть, она захватывала его в свои объятия, и единственное, что мог сейчас сделать Минхо — не отпускать Джисона.All alone
All we know
Is haunting me
Making it harder to breathe, harder to breathe, oh
Хан и сам из последних сил держится, старается быть опорой для рыжего, не распускать сопли в такой ответственный момент, ведь когда ещё он сможет утереть слезы с прекрасного лица? Когда ещё сможет медленно потанцевать под совсем неподходящую музыку (кто вообще попросил её включить)? У них остались какакие-то двенадцать часов, чтобы разобраться в чувствах, чтобы возродить наконец сломанную надежду и отдаться ночной меланхолии.I'm leaving tonight
I'm leaving tonight
I'm leaving tonight, yeah
Минхо закрывает глаза, погружаясь с головой в этот момент, рассыпая свою печаль покругу ввиде звёзд. И думать об отъезде совсем не хотелось, но его жизнь считала иначе, выдавливая последние слезы. А затем опьянение миндальным запахом подкашивает ноги, парализуя абсолютно все конечности, потому что он чувствует уже на своей шее что-то очень горячее, обжигающее, словно тысячи красных огней, осыпающихся на них под куполом чего-то приятного. Джисон мягко, почти невесомо целует куда-то в шею и вырывает у Минхо ещё больше рванных всхлипов. В темноте вальса их никто не увидит и никто не осудит, лишь взор вселенной, что так отчаянно сплетает доверительные нити. А звёзды продолжали умирать, пеплом осыпаясь на руках и больно царапая руки.I'm leaving tonight
I'm leaving tonight
I'll be gone in the morning
Музыка заканчивается и Хан мягко отстраняется, пока у Минхо бабочки в животе взрываются, — Джисон дарит ему такую улыбку, от которой хочется забиться в уголок, лежа в объятиях теплых рук и плакать от переполняющих эмоций. И он снова уходит. Скрывается в толпе, но Лино плевать. Остались только чувства, возрождающиейся надежды и тепло губ на шее. Жизнь, затерянная и сырая, в которой каждый новый день — вчерашний. Вечное ожидание чуда, или, хотя-бы, побольше поспать. Бросает в жар от мысли, что кто-то в будущем сможет прикоснуться к нему, так же, как Минхо когда-то. Ему хочется писать те самые длинные письма, чтобы он занимал максимум времени Джисона, чтобы он не мог смотреть на других и давать им хоть ничтожный шанс своим взглядом. Что Лино знает о счастье? Оно точно спрятано в глубине океанических глаз. Умоляю тебя, не показывай их всем. В одиночестве, сидя на трибунах, Минхо с ужасом понимает, что в скором времени он будет проходить весь жизненный путь, но без джисоновой руки в своей собственной. Как-то особенно больно плакать в тишине, миллион раз прокручивать всё произошедшее и возвращаться в этот порочный круг. Вот бы навсегда остаться с Джисоном хотя-бы там, во сне, искажающим сознание Лино. Среди других доступных ему миров в мерцании погибающих звёзд, он не находит тот самый уникальный и ослепляющий глаза, свет. Его любовь чиста, но она пеплом умирающих созвездий осыпается и прожигает сердце. Его забвение и легкость ко всему балластом тянут Минхо вниз. Ничто связонное с Лино уже не бросит Хана в дрожь, ничто не потревожит больше его душу. И от этого больнее. Джисон зажёг его, подкидывая больше и больше дров, но перестарался — всё в Лино сгорело. Он искренне будет надеяться, что свитер Хана пропитался сигаретным дымом и нежными поцелуями. Может, последнее, что он увидел останется жить в таинственном мерцанье его расширенных зрачков средь сумеречных радужек. Минхо никогда не забудет его, Джисон навсегда оставил свой отпечаток на нем, Ли всегда будет вспоминать его с приятной горечью и теплом.***
Феликс, кажется, растворяется за дверью комнаты в губах Хёнджина, что решился ответить на вечерний сюрприз чуть позже. Он рванно вдыхает воздух, вцепляясь пальцами в широкие плечи Хвана, пока тот вжимает хрупкое тело в стену. Он отстраняется так же быстро, вглядываясь в самую душу, а Ли умирал от огня в его глазах. — Ты сказал утром, что мы встречаемся, — хрипло начал Хёнджин и Феликс хочет задохнуться в до сих пор близких губах. — Ты и вправду так считаешь? — Ну, друзья не целуются обычно, — нервно смеётся младший, поглаживая горячую щеку Хвана. — Я тоже так считаю, — и вновь сокращает расстояние между ними. Пока стеклянные глаза закрыты, краткие вдохи соприкасаются. Хёнджин не знает печали рядом с Феликсом, их не разлучит даже смертоностная судьба. И единые души опять сливаются в унисон. А Джисон неожиданно тихо подходит к трибунам, забирается, и обнимает со спины, чувствуя дрожь сжавшегося тела Минхо. Он носом ведёт по плечу и повторяет вечерние манипуляции, выбивая из Лино весь воздух. Нежная кожа шеи рыжего, кажется, создана для поцелуев Хана, иначе почему они остаются на теле и сияют звёздными крупинками? — Сонни... Я хотел поговорить, — вдруг хрипло произносит Ли и Джисон выпрямляется, присаживаясь рядом. — Ты так со всеми себя ведёшь? — вопрос в лоб, но тянуть не было времени. — В каком смысле? — поначалу не понимает Джисон, заглядывая в изумрудные глаза. — Не заставляй меня говорить. — А, ты про это... — кажется, он и сам не знает ответа на вопрос. Хан заебался думать, заебался отрицать, заебался, блять, чувствовать. — Сложный вопрос, не знаю, с каждым по разному, — ты еблан? думает Джисон и мысленно хлопает себя по лбу. Перед ним буквально снова распинается человек, а он даже на самый простой вопрос ответа дать правдивого не способен. Потому что нет, он вообще никогда ни с кем так себя не вёл, потому что, блять, Минхо более, чем все, он горазно больше, чем обычный человек. — Просто мне не похуй, — начинает Лино, от чего Хан готов сбежать опять. Побег от чувств вошёл в привычку, но причинение вреда уже близкой душе не было в планах Джисона. — Я думаю... — Минхо собирается со словами. Кто бы мог подумать, что он с мокрыми глазами и умирающими нервными клетками станет говорить то, о чём боялся и подумать? — Думаю, ты бы мне понравился, будь у нас больше времени. И всё-таки жива та теплота, которой нет названья. Как горящая стрела купидона застрявшая между рёбрами в районе сердца. Джисон точно чувствует как она обжигает его, но греет. Кто-то немой кричит от боли, заглушая его же, а Хан смотрит на Минхо и всё больше разжигает огонь, только чтобы не почувствовать пепел который останется на сердце. Он вглядывается в лицо парня, освещенное лунным светом, и в этом его беда, он смотрит, но и находит в этом своё спасение. Похоже, запасы джисоновых чувств к Минхо не имеют срок годности или ограниченное количество. — Да, и если бы было меньше километров. Возможно ему и откроется свобода, когда он будет безразличен ко всему. Но в таком случае, и Минхо должен быть ему безразличен, однако Джисон чувствует, что это невозможно. Хан никогда не получет свободу, но у него останутся сильные чувства к Лино, от которых он даже сейчас желает убежать. Он не исправит своё эмоциональное положение, а свитер, что он в скором времени подарит Ли, будет отражать его касания, напоминая о себе. Жизнь останется тёмной и вязкой жидкостью, но Джисон ведь обещал освещать Минхо путь. Это замкнутый круг, из которого невозможно выбраться без реального присутствия рыжего в его жизни. А у Лино в груди что-то рвётся под большим натиском, и противоречивые чувства не дают здраво оценить ситуацию. Он дажа признаться не способен, что уж говорить о переваривании положительного ответа. И смешивание различных эмоций выливается из глаз, предательски затмевая мрачный мир. Смех и плач борятся за место на его лице где-то внутри, пока сам он терпеливо смотрит себе под ноги, чувствуя до боли знакомый холод. Он опять ушёл. После важнейших для Минхо реплик покинул эмоциональный мир Лино, швыряя в него грязную тряпку. Кажется, Ли стоит привыкнуть, но он не сдаётся. Тоже сбегает, только не от любви, которой умеют пользоваться лишь самые чистые души, а от собственной боли, ломающей органы. Лежа под умирающими звёздами Минхо теряет всё. Надежду и время, что он мог провести с Джисоном. Вина к себе была абсолютной бессмысленностью, ибо Хан сам ушел, не проронив больше не слова. Лино признался в чувствах, хоть и не прямым текстом, в который раз открыл душу на распашку, а он... А он опять покинул его. И кажется, Минхо даже привыкает к подобному, только вот часы тикают и стрелка бьёт за двенадцать. В глубине отложенных эмоций Ли находит маленькую надежду на последний приход Джисона, а затем вспоминает, что сигарет у него больше не осталось, соответственно, красных нитей с Ханом тоже. Эта ночь, вероятно, одна из самых странных, что Минхо переживал в своей в жизни. Как открытый финал книги, где конечная нота — неизвестная точка, к чему так долго шли герои. Признание не вышло таким, каким Ли его видел и судя по всему Хан тоже не особо понял посыл слов рыжего. Лунный свет и созвездия отражались в глазах синеволосого где-то в воображении Минхо. Его раздробленная душа, не смотря на увечья, хотела отдать остатки себя, чтобы Хан светился ещё ярче, всегда показывая своё местоположение, но не успела, к сожалению. Сидя на холодных трибунах, Лино бы мог остановить Джисона тогда, высказать всё что держал в своей голове, о любви, о боязни потерять, но не решился. Ли очень жалеет, что многого не успел сделать, находясь в этом лагере. Самый, казалось бы, счастливый период его существования, превратился не в прекрасный опыт и воспоминания, а в умирающий космос над головой. Опустошённый начисто, Джисон падает на кровать, ибо ватные ноги совсем не держут. Среди миллиарда людей, в которых он мог бы влюбиться в любое время, выделялись рыжие волосы, мягкая улыбка и светлый взгляд зелёных глаз. Он не находит его образ в своей голове, пока мысли быстро смазывают воспоминания, от чего кровь наполняется страхом, заставляя руки трястись. В комнате разговаривают Чонин, Бомгю, Хёнджин и Феликс. Кажется, вокруг него так много размазанных лиц, но даже так Джисон чувствует себя одиноко, не находя Минхо среди них. Просыпаясь утром после лагеря, он будет ненавидеть весь мир из-за невозможности снова попробовать Лино, ведь он — как запретный плод, такой сладкая и нежный, его хочется в бесконечных запасах хранить дома и... Он боится. Он так сильно боится себя и своих действий, что спрыгивает с кровати, замечая позднее время и отсутствие вожатой. Принятие себя казалось вещью невозможной, а самокопание — бессмыслицей из-за нехватки времени. Джисон так сильно хочет сказать о своих чувствах, но так же безумно тревожится, сам не понимая, чего. Минхо ведь примет. Он искренне тянется с Хану, он, блять, буквально признался ему, а Джисон позорно сбежал, не оставляя и надежды на дальнейшее. И поэтому он ищет Ли по всей территории, не заходя в корпуса, зная, что Минхо не общается ни с кем. А небо, словно по ситуации усыпано огромным количеством звёзд, горит созвездиями и кричит Джисону о местонахождении Лино. Хан готов был выйти за ворота, думая, что парень пошел к морю, но сердце указывало на возвышенность в самом конце территории лагеря, на которой, наверное, так прекрасно видны звёзды. Больно. До ужаса страшно и больно. Джисон и подумать не мог, что окажется настолько отвратительным. Мерзотное чувство расползалось в груди, крича Хану о том, какой же он урод и как он подло поступил с первым, кто... А затем он видит его. Лежащего на траве под ночным куполом с закрытыми глазами. Сдерживающиеся чувства, от которых Джисон так старательно убегал вдруг вырвались наружу, образуя звездопад любви. Под лунным светом бледная кожа Минхо кажется фарфоровой, придавая ему ещё больше беззащитного вида. Хан садится рядом на тёплую траву, когда Ли открывает глаза. Они немного уменьшились из-за слез, но это ни в коем случае не портило его лицо. — Ты мне тоже нравишься, — выдыхает тихо Джисон, зажмуриваясь. Минхо замер, как и его собственное сердце в груди. Мысли кружились бешенным торнадо, пока он пытался осознать то, что его чувства взаимны. Он любит меня, любит. Он чувствует то же, что и я. — Прости. Услышав его дрожащий голос, Ли вернулся в реальность. Он взглянул на Джисона, который искал ответ в его лице, и, вместо слов, просто притянул к себе, схватив того за ворот футболки. Хан успел издать лишь удивленный вскрик, как Минхо быстро оборвал его поцелуем. Их губы жадно соприкасались друг с другом до тех пор, пока воздуха не оказалось слишком мало. Ли первый, кто приучает его принимать, а после и любить, боль: не ту, от которой кровоточит, скукоживаясь сдавленной в кулаке рябиной, сердце, а ту, которая делает телу странно, немножечко со следами и синяками, но от которой на сердце тем не менее так хорошо, что то распускается пушистым хризантемовым бутоном. Он первый, кто, заламывая руки, переплетает с ним пальцы. Минхо валится на землю, утягивая за собой Джисона, что буквально ложится на него. Они целуются в последний раз, соприкасаясь губами по особенному. Привкус сигарет отсутствует и от этого Хану еще приятнее — чувствовать настоящий, сладкий вкус губ Минхо. Лето подходит к концу, когда их губы сплетаются в поцелуе настоящем, глубоком и искреннем — тайком, под светом ярких звезд на заброшенной полянке в самом конце лагеря, где уж точно никто не увидит; длится это так долго, что в легких совсем не остается воздуха, а перед глазами в темноте закрытых век начинают вспыхивать разноцветные наркоманские пятна. Их обоих колотит от возбуждения, руки Ли жадно и исступленно шарят по спине Джисона, но ниже спуститься пока побаиваются. Поцелуй для них — взрыв, кораблекрушение, фейерверк, предел возможного; и пускай давно вошедшему в подростковую ломку телу этого непростительно мало, пускай тело просит большего, руки не выдерживают, осторожно разжимаются и выпускают из объятий. Губы разлепляются чуть позднее, до последнего ищут чужой сладкой близости, чужого жаркого дыхания, чужой щекочущей ласки. Джисон смотрит ему в глаза томным взглядом, а затем боль от полученной лжи исчезает, когда Хан целует линию челюсти, нежно убирая волосы с лица. Боже, как же это приятно. Что же Джисон делает с ним... Минхо пришёл в себя, когда почувствовал на своей шее горячие губы Хана. Все мысли тут же улетучились и Ли выдохнул от неожиданности. Это походило на лёгкое касание бабочки. Губы снова перешли с шеи на линию челюсти. Парень тяжело задышал, а мысли вновь начали лихорадочно крутиться в голове, но был только один вопрос: «Почему так хорошо?" Джисон невесомо поцеловал его в висок и остался стоять в таком положении, вторая рука оказалась на талии, прижимая к себе. Рука, которая сжимала запястье, поглаживала щёку. Лино всё ещё не понимал. Но было так приятно. Будто они находятся в своём собственном мире: без разбитых сердец, боли и страха. На самом деле, Ли этого так не хватает. Он так устал от всего. Хочется, чтобы это никогда не прекращалось. Пожалуйста, пусть хотя бы ненадолго. Джисон чувствует губами бешенный пульс сонной артерии и улыбается, слушая рванное дыхание сверху. Он задерживается на одном месте шеи, слегка втягивая кожу, получая в ответ тихий стон и пальцы на своих волосах. Немного остраняется и видит темное, блестящее пятнышко на шее Минхо. Он слегка усмехается и чувствует на себе взгляд. — Придётся у Хёнджина тоналку взять... — произносит Лино и притягивает Джисона к себе за щеки, смазно целуя в уголок губ. Тот перехватывает нижнюю и мягко кусает, оттягивая. Минхо громко выдыхает и растворяется в моменте. Ли немного подумал — и осторожно коснулся языком его нижней губы. Медленно и вопросительно, будто спрашивая. Джисон приоткрыл рот, и Лино тотчас завладел им. Это было несколько смущающе, но очень приятно. Хан дышит ровно, слаженно, наслаждаясь процессом со спокойствием. Минхо не нравится, потому что он желает чувствовать его рваные вздохи на своей коже и слышать как он сладко протягивает нежное прозвище — «Хо», вздохи неровные, частые, прерывистые — Джисон снова опаляет горячим воздухом его шею, отстранясь на миг. Миг почему-то кажется вечным, но когда Ли встречается с его затуманенными синими глазами, в которых словно пламя пылает, то миг растягивается ещё больше. Хан немного приоткрывает рот, хочет что-то сказать, а Минхо лишь кажется, что он намеренно его дразнит, пытаясь свести с ума. Было бы с чего сводить ещё. Неспешно и так медленно, что самому почти плохо от нетерпения, рыжий прижимается к нему, почти касаясь губ. Хан слегка сползает вниз по телу Лино и чувствует трение где-то внизу. Судя по всему, Минхо испытывает тоже самое, ибо как ещё объяснить заглушённый стон? Тело истосковалось по ласке и нуждалось в ней, и ее, черт подери, давали сполна. Джисон укусил его куда-то в область плеча, где красовались еле видные шрамы, оставляя второй в жизни засос, втягивая светлую кожу, только усиливая тем самым расцветавший там синяк. Он надавил коленом, притерся к паху парня, расположившись между его ног. Из Минхо вырвался странный звук. Этот звук не был похож на те, которые обычно пародируют в фильмах для взрослых грудастые женщины. Искренний, раскрепощенный, от обжегшего ухо порывистого выдоха Хан буквально почувствовал, каким болезненным спазмом становилось все накатывающее и накатывающее возбуждение. На этот раз Лино сам поддался вперёд, потираясь о худое тело, вызывая у обоих уйму мурашек. Рука Джисона переместилась куда-то под футболку Минхо, поглаживая стройные бока, от чего Ли задыхался и мысленно просил не останавливаться. А вторая ладонь сжимала манящие бедра, пока губы встречались с чужими. И затем происходит что-то, что выбивает Лино из жизни, взрывает тысячи петард внутри и сводит пальцы ног. Земля уходит под ним и они падают в неизвестное удовольствие, которое испытывают впервые. И никакие песни не опишут то, что чувствовал Минхо в этот момент. Он находился в абстракции вселенной, пока его легкие то усердно работали, то переставали. Стихами он покроет свои ощущения и навсегда оставит в памяти. Под звёздным небом августовской ночи Ли судорожно рвал траву на земле, пытаясь отыскать взглядом Хана, чьи волосы щекотали лицо, когда он тянулся за новым поцелуем, успокаивая рвущуюся душу Минхо. С каждым столкновением их губ он будто вдыхал в него жизнь, и это было так прекрасно, что Минхо хотелось плакать от избытка чувств. Они затопили его всего — вот-вот выльются через край. Он до сих пор не мог успокоить своё бешено колотившиеся сердце, но он точно чувствовал, как оно пытается выпрыгнуть из груди и слиться с таким же горячим сердцем Джисона. Раскрепощённость его губ, языка и рук пробивала даже самые глубокие корни айсберга в душе Минхо. Всё тело сводило приятной судорогой от нежных прикосновений и ему всё было мало. Желание остановить время и ненужных людей увеличилось до предела, словно он хотел навечно остаться в этой ночи. Поэтому Лино слепо доверился ощущениям, закрывая глаза и поддаваясь теплой руке Хана. И вдруг он почувствовал вибрацию в кармане чуть-чуть стянутых шорт и потянулся к источнику непрошенного звука. Звонил, блять, Хван Хёнджин. — Да? — хрипло произнёс Минхо, натягивая одежду обратно. Было больно, шорты вдруг стали слишком маленькими и давящими, но ничего сделать он не мог. — Где тебя носит?! Нам Дженни такой пизды сейчас дала! — орет в трубку Хван. — Гуляю я, блять. Щас приду, — проговаривает устало Ли. — Бегом! — слышен из трубки голос уже Дженни и Лино сбрасывает трубку. Джисон поднимается и протягивает левую руку, чтобы помочь Минхо встать. Тот помощь принимает и отряхивает одежду после земли. — Ты как? — подаёт обеспокоенный голос Хан, снизу глядя на него. Только сейчас разница в росте стала такой очевидной. — Смеёшься что-ли? Охуенно, — улыбается Минхо, не выдавая явной боли. — Побежали, или нас убьют. Он берёт Джисона за руку и они бегут вниз по небольшому склону. Лино охватило дежавю, ведь они когда-то так же убегали от спасателя ночью на море. Весёлый смех вырвался из груди и Хан сразу же подхватил его. Они бежали за руку с широкими улыбками на лицах, с лучшим состоянием и опухшими губами. Минхо вновь держал Хана за руку, создавая между холодными ладонями нужное тепло. Они мчались с счастливыми сердцами, не обговаривая произошедшее. Адреналин зашкаливал в крови, а сердце буквально взрывалось от количества хороших эмоций. Впервые, за столь долгое время, Минхо чувствует себя так счастливо. Он будто знал Джисона всю жизнь, настолько комфортно с ним находиться. Доверие, выстроенное с другими людьми не могло даже сравниться с тем, что выстроили они. Не зная ничего друг о друге, им хотелось навсегда остаться в этом моменте. Застыть во времени вдвоём и долго долго говорить обо всём. Сон в одной кровати помогает избавиться от неприятных мыслей. В объятиях полюбившегося человека Лино ощущает самый, что ни на есть комфорт. И это продолжается до тех пор, пока отметка часов не бьет за 6 утра. А потом всё, как в тумане. Чемоданы, документы, родители, образ пустого Джисона и зелёный свитер в черную полоску, что Хан подарил на память. Он ведь влюбился. Вероятно, только химически, но результаты оказались плачевными.