Этюд

      Комната, в которой находится Юнхо, небольшая, ещё меньше её делают стеллажи с книгами, стоящие вдоль стен. Все они забиты книгами. Некоторые стоят ровно, некоторые лежат стопками, другие же свалены неаккуратным кучами на полу. Книг очень много. В комнате темно и пыльно. Единственное, что позволяет видеть что-то — свет луны, попадающий в комнату сквозь открытое окно. Яркий и холодный свет.       Среди хаоса из книг в самом центре комнаты было кресло, на котором кто-то сидел. Кресло развёрнуто к окну, поэтому видна была только макушка сидящего, но Юнхо знал, кто это.       В его руках неизменно была книга. Юнхо не нужно было видеть, чтобы знать, как тот сейчас нахмурен. Его вид всегда был недовольным, будто ему ничего не нравится. Или будто он очень устал.       — Привет, — мягко говорит Юнхо. Его голос тихий и немного хриплый, будто он только что проснулся.       Ответа не последовало. Он подходит к креслу и кладёт ладонь на чужую голову, взъерошивая волосы. Как всегда холодные и мягкие.       — Почему ты не включишь свет? Темно же.       — Каждый раз, когда я просто хочу почитать, ты приходишь сюда. Скажи, ты специально подгадываешь такие моменты? — мужчина закрывает книгу и оборачивается, смотря вверх на Юнхо. Он улыбается, взгляд его добрый. Юнхо поджимает губы на неозвученное замечание.       — Я редко к тебе прихожу. — Он снова проводит ладонью по чужим волосам, желая как можно лучше запомнить это ощущение. — Я скучаю по тебе, Сонхва, — делает паузу, вдыхая полной грудью и шумно выдыхая. — Вернись, пожалуйста.       Голос срывается на шёпот, потому что говорить это каждый раз сложно. С каждым новым разом даже сложнее, потому что это не имеет смысла. Сонхва так же тяжело вздыхает и отворачивается. Он откладывает книгу на пол и устремляет свой взгляд в окно. Юнхо наклоняется и обнимает его. Прижимается лицом к холодным мягким волосам и вдыхает родной запах, который почти выветрился из памяти. Юнхо забывает его и это кажется самым страшным. Он не хочет забывать.       Он вздрагивает, сильнее сжимая в объятиях Сонхва, когда с окна дует холодный ветер, но ни ветки деревьев на улице, ни прозрачные занавески не пошатнулись. Сонхва ничего не отвечал. Только наклонился немного назад, прижимаясь затылком к плечу Юнхо, и накрыл его руки своими.       — Юнхо, — наконец тихо произнёс он, но тот перебил его.       — Возвращайся, — шепчет он. — Или забери меня, потому что… — он закрывает глаза и сильнее прижимается к Сонхва. Юнхо целует его в висок, рукой совсем слегка поглаживая по груди.       Ему не хватает этого. Вот так вот прикасаться к Сонхва. Чувствовать его тепло, ощущать его запах. Юнхо не хватает его прикосновений, его голоса. Он слишком редко сюда приходит, а Сонхва, он…       — Я не могу. Посмотри, сколько вокруг книг. Мне нужно все их прочесть.       Юнхо отстраняется от него и подходит к окну. Он чувствует раздражение и тоску.       — Это же чушь, — говорит он, хмуро смотря на Сонхва.       Тот поднимает ноги на кресло, обнимая колени руками. Смотрит сочувственно, улыбается, но ничего не говорит. Потому что ему нечего сказать, и Юнхо знает это. Потому что этот нелепый разговор случается почти каждый раз. Юнхо ненавидит этот взгляд. Ненавидит эти слова, эту тёмную пыльную комнату. До ужаса тесную и холодную комнату с вечно открытым окном и негаснущей луной.       Печальный взгляд и тихий голос. Который Юнхо почти забыл.       — Тогда можно я останусь? — спрашивает он почти отчаянно. Отворачивается к окну и смотрит на эту луну, которая будто зависла в воздухе над самой землёй. Слишком огромная. Поэтому так ярко светит.       Луна не может быть такой.       Сонхва встаёт с кресла, — Юнхо слышит каждый тихий звук, — и подходит к нему. Обнимает, прижимаясь к спине, кладёт подбородок ему на плечо. Юнхо пытается проглотить ком, больно сдавливающий горло. Руки Сонхва тёплые. Сам он тёплый, и так приятно греет в этой холодной комнате. Юнхо почти забыл это тепло. Почти забыл, как ощущаются эти руки. Любимые и так необходимые ему.       Юнхо не хочет забывать.       — Я останусь, ладно? — снова спрашивает он, разворачивать и обнимая Сонхва. Жмётся как можно теснее, чтобы запомнить.       — Уже поздно, Юнхо. — голос мягкий, Сонхва улыбается и гладит его спину.       Юнхо ненавидит то, как в груди всё сжимается. Он не хочет слышать продолжение, не хочет, чтобы Сонхва закончил свою фразу.       Но хочет слышать его голос.       — Тебе нужно идти.       — Нет.       Он не хочет. Он останется в этой тесной, тёмной, холодной комнате, если Сонхва будет его согревать.       Даже если не будет. Потому что сам он здесь. Всегда здесь.       — Всё хорошо, — ласково повторяет Сонхва. Слишком ласково, будто говорит с ребёнком. — Ты забудешь об этом, поэтому всё будет хорошо.       Юнхо не хочет забывать. В этом дело — он не хочет забывать.       Юнхо чувствует поцелуй на своей шее. Он почти забыл, как ощущаются поцелуи Сонхва. Он сильнее сжимает его в своих объятиях, смаргивая наворачивающиеся слёзы. Закрывает глаза, пытаясь проглотить этот противный ком, который мешает нормально вдохнуть. Который делает больно.       Ещё сильнее, не задумываясь о том, что может сделать Сонхва больно.       Открывает глаза, чтобы ещё раз посмотреть на него, потому что почти забыл, как он выглядит.       Но видит перед собой только тёмный потолок. Свет луны падает из незашторенного окна прямо на его лицо. Свет тусклый, но этого хватило.       В руках Юнхо сжимает сваленное в кучу одеяло. Тёплое, нагретое его собственным теплом.       Он смотрит на луну, пытаясь вспомнить. Слёзы сами катятся, стекая по вискам, Юнхо не может это контролировать. Он почти не помнит. Как бы ни пытался сохранить, прошло слишком много времени, образ почти стёрся из памяти.       Вот бы и чувства тоже.