Не всё сразу

— Не все сразу, — говорит она в нише Большого Чертога, и что он может, кроме как смеяться тихо ей в мягкие чуть припухшие от поцелуев губы. А должен был бы перекинуть через колено и смачно выпороть, пока не завизжит. — Не все сразу, дядя. Рейнира считает, что это забавно — доводить его до одури каждый раз при встрече в пустых коридорах и безлюдных залах, и кто он такой, чтобы отказывать ей в этих жестоких играх после всего? Наверное, стоило бы поймать и запечатлеть в памяти этот момент, когда она пытается поменять роли, перевернуть все с ног на голову и выпить за это бокал вина. Сладкая мелкая дрянь, его золотое чудо… вище. Ну, допустим, ему это нравится. Деймон привык к тому, что не может иметь все то, что хочет. По крайней мере, не сразу. И в отличие от общего мнения о нем как об импульсивном и несдержанном, терпение он имеет, пусть и весьма ограниченное. На эти ее провокации он не клюнет. О нет, он сам в подобном далеко не начинающий, его эти милые игры лишь развлекают. Не то чтобы он не думал — он думает часто и густо — о том, чтобы все это закончить и сделать то, что должно, ведь в его углу для загнанных места хватит с лихвой на двоих, если потесниться. Теснота не всегда предполагает неудобство. Но. — Спокойно… — Он убирает ее тонкие руки из-под своей рубашки, куда она норовит прорваться проворными пальцами в коридоре, ведущем к его покоям, — спокойнее, девочка. Она лишь гневно сверкает глазами: — Не называй меня так. — Как же прикажешь к тебе обращаться? — По имени. — Рейнира, — послушно говорит он, наклоняется и кусает ее за сладкую нижнюю губку, выдыхает ей в рот: — Рейнира. Сколько ещё они будут так танцевать — ему не важно, но это становится до крайности опасным, потому что она больше не дожидается темноты, когда тени и полутона надёжно скрывали их во всяких укромных местечках. Доходит до абсурда — наглый и до смехотворного дерзкий дракон наклоняется и касается его шеи горячим влажным язычком, наливая вино в его кубок и пользуясь тем, что Визерис отвернулся. Деймон улыбается брату весь оставшийся разговор, только под конец осознав, что речь шла о набегах горных племён в Долине и страшной гибели жителей двух деревень. Король поглядывает на него озадаченно, и Деймон наконец-то стирает дурную улыбку с лица, одергивая себя. Как легкомысленно с его стороны. Ещё легкомысленнее он становится на следующей неделе, когда король устраивает турнир в честь именин старшего выблядка от его зелёной племенной кобылы. Принц заходит в свою палатку, срывая с головы шлем, и только тут даёт себе волю оскалить зубы, сжать до боли челюсти и послать пару смачных и красочных эпитетов в сторону гребаных Семерых. — Пошёл вон! — орет на пажа, который идёт за ним, чтобы помочь снять латы. Кровь залила доспех так, что пропиталась под железом кожаная туника. Его лицо в крови, волосы в крови, даже во рту его чужая кровь, и Деймон сплевывает с отвращением. Между пальцев липко. Бешенство, которое питало его последний час, все не желает отступать и успокаиваться. Всю свою жизнь он делал что хотел, и ни одна мразь не могла к нему подкопаться — он уже был повинен во всем заранее и Визерис все равно прощал ему любой проступок. Да, время от времени отдалял от двора, но в итоге прощал. Но он не может просто взять и убить всех, кого желает убить, хоть попытаться все же стоило… Услышав перед началом турнира, как львиная мудоёбина Джейсон Ланнистер похваляется перед парочкой друзей-рыцарей, что якобы он суженный принцессы и уже даже украдкой сорвал ее первый — блядина многозначительно замолкает на пару секунд, и его кудрявые подружки в рыцарских латах хохочут — поцелуй, Деймон первым вызвал его на бой, ласково улыбаясь в его побледневшее рыло. Вынес его с коня с первой сходки, целя сразу в забрало, чтоб наверняка не оставить шансов, чтоб его гребаный нос вышел через затылок, но из-за гнева своего промахнулся и попал лишь в плечо. Спрыгнув с коня, выхватил из ножен уже давно тоскующую по свежей крови Темную Сестру и пошел убивать, пока трибуны заходились криками ужаса и похвалами. Ланнистер не слабак, боролся до последнего, и даже успел повалить принца на спину, пока вынутый из ножен кинжал не вспорол ему руку под наплечником и не воткнулся в живот. Он с удовольствием продолжал бить железной перчаткой по разбитому в хлам лицу, хотя Ланнистер уже три раза запросил пощады. По правилам такого не должно было случиться, и Визерис гневно окликнул и указал ему, всему залитому кровью лорда утеса Кастерли, убраться прочь с турнира. Полудохлого ублюдка утащили к мейстерам, не дав принцу завершить начатое. Он хватает со столика графин с вином и пьёт большими глотками, пытаясь погасить пламя ярости в животе: Визерис снова прилюдно сделал это — взмахом гниющей царственной руки погнал его прочь, как провинившегося пса в будку. Словно он не принц, не королевской крови, не сын своего отца, не покоритель Ступеней и названный король Узкого Моря. Словно у него нет самого быстрого и злобного в королевстве дракона, который мог бы выжечь всю корону дотла. Даже если Ланнистер не сдохнет в этот раз, Деймон все равно устроит их следующее рандеву в темных переулках рано или поздно, потому что за оскорбление чести семьи дракона плата бывает лишь одна. Та самая, которой так боится его брат-слабак. — Я принесла тебе венок. — Он оборачивается резко, не успевая убрать с лица гневное выражение, но Рейнира не боится его. Никогда не боялась. В ее пальцах красные листья с чардрева сцеплены в круг. — Он твой. Я знаю, отчего ты злишься: моя служанка подслушала тот глупый разговор. — Глупый? — Он стягивает с рук тяжелые перчатки и бросает на пол, к шлему. — Он оскорбил честь семьи. Он должен сдохнуть. — Всё так, — принцесса медленно подходит ближе, лицо ее спокойно, и он даже слегка дивится тому, как легко она выносит приговор знатному дворянину. — Но не всё сразу, Деймон. Ее не коробит вид всей этой подсыхающей крови, ужасный запах и все ещё горящий пеклом взгляд. Ей плевать, понимает он, и от этой мысли становится жарко и спокойно одновременно. Рейнира суть одно и то же с ним самим, и посему-таки выходит, что это не он вверг ее в порок — она сама туда его пригласила. Кровь есть кровь, пламя есть пламя, в принцессе взошли побеги самых отличительных черт семьи. Ему хочется смеяться, но он лишь опускается на одно колено перед своей дамой, покорно склоняя голову. Рейнира кладёт венок на его колючие от засохшей крови пряди. — Твоя награда. — Этого мало. Он тянет к ней окровавленные руки, но она бьет по ним ладонями, наклоняясь и шепча ему в губы: — Достаточно венка, корону ты пока не заслужил. Он улыбается ей, чуть сощурив взгляд. — Я говорю не о короне. — Ах это, — Рейнира деловито расправляет складки на платье и поворачивается, чтобы уйти. Оборачивается уже возле выхода. — Ты получишь отныне только то, что я сама захочу тебе дать, дядя. И когда захочу. Твоя самодеятельность бывает опрометчивой, я больше не стану на нее полагаться. Он смеётся так громко, что хмурятся мейстеры, склонившиеся над умирающим лордом утеса Кастерли в соседней палатке.

***

Вечером Деймон не идет на послетурнирный пир. Рейнира немного развеяла его гнев, но он четко отдаёт себе отчёт в том, что если Визерис к нему обратится — получит в ответ столько яда, что в нем захлебнётся. Да, брат его — государь, но так уж повелось с детства, что друг другу они все высказывали без прелюдий, как есть. Сколько раз он был за свои слова изгнан, Деймон уже и не помнил. Пока бордельная купальщица стирает с него кровь, он думает о том, как его все заебало. Серьезно, если бы не его принцесса, он давно бы уже был за Узким морем, пил бы лучшие вина и вкушал всякие заморские фрукты, сочащиеся медовым соком. Вместо этого же он здесь, вынужден бегать туда, куда укажет царственный перст его брата, который на чьей угодно стороне, но никогда на его. — Оставь меня, — принц раздраженно выхватывает тряпицу из рук шлюхи и сам трёт руки, чуть ли не соскребая с них кожу вместе с засохшей кровью Ланнистера. — Скажи, чтоб поменяли воду, и убирайся. Воду в большой медной ванной меняют, и, горячая, чистая, она наконец хоть немного унимает мерзкий зуд в совсем недавно затянувшихся ранах от стрел Триархийцев. Старые ожоги больше не ноют, только рвано бугрятся на коже и тянут, когда воздух в столице становится слишком сухим. Он этот город, по сути, и любит и ненавидит. Этот город его и не его одновременно, вроде близко — протяни руку и возьми, но в то же время попробуй — и пальцы загребут лишь воздух. Чертов мираж, алкогольное наваждение, небылица. Мужчины и женщины хохочут в соседних комнатах, но его настроение сумрачное. И даже сквозь гомон вечерней Шелковой улицы он слышит, как возвращается прогнанная ранее шлюха, плотно закрывая за собой дверь. — Я же сказал, — он прикрывает глаза и повелительно дёргает пальцами с перстнями, покоящимися на бортике ванной, — пошла вон, ты здесь не нужна. — Я там, где хочу быть, — он замирает, слыша голос Рейниры, а она останавливается где-то за его спиной. — Но если ты желаешь, чтобы я ушла, дядя… — Для начала, — он чуть поворачивает профиль, и улыбка сама по себе растягивает его губы, — я хотел бы узнать, как ты вообще здесь оказалась, девочка? Она молчит минуту. Деймон знает: бесится от этого прозвища. Поднимающийся от воды пар разгоняет свежий ветер, колышущий занавеси на окне. — Сир Стронг сопроводил меня, — и, опережая его разгорающийся гнев, быстро добавляет: — Он не виноват, я ему пригрозила. Ему даже немного любопытно, чем там она таким страшным пригрозила Костолому. Впрочем, этот парень согласился бы на все, чего бы юная принцесса ни попросила, — он ее жрал глазами с ее четырнадцати лет, и этот взгляд голодного волка Деймон знал слишком хорошо, чтобы охарактеризовать как «нежная влюбленность в даму сердца». Рейнира же тем временем успела подойти поближе и запустить свои тонкие пальчики в мокрые пряди его волос. Он откинул голову на изголовье ванны и прикрыл глаза от удовольствия, когда она осторожно, словно успокаивая дракона, прошлась легкими надавливающими движениями по ноющим вискам — последствия ношения блядского рыцарского шлема. Блядские турниры с блядскими, мать их, рыцарями. — Рейнира, — он открывает глаза и смотрит на неё, внезапно осознав, что не видел дебильного святошу уже довольно давно, — а куда делся Криспин Коль? Встретившись с ним взглядами, она свой быстро переводит в сторону, а Деймон только сейчас видит, что одета она в наряд пажа, а волосы спрятаны под шапку. Вид этого «пажа», с румяными щеками и красными губами, заставляет его пальцы сильней сжаться на краях ванны; скрипит металл перстней по полированной меди. Принцесса скупо пожимает плечами, продолжая перебирать его волосы: — Сир Кристон где-то в замке, полагаю. Избавилась. Деймон прячет улыбку — выкинула, как ненужный мусор, его милая, добрая девочка. Какая комедия, просто восхитительно, превосходно. — Нет, — говорит он ей, когда она убирает руки от его волос и обходит ванну, вступая в круг его обозрения. Тянет шнуровку на рубахе, оголяя бледные острые ключицы, и принц повторяет: — Нет, Рейнира. Ее светлый взгляд изучает его шрамы, которые больше не прячет пар — вода медленно остывает. В ее голосе снова нотки обиды: — Почему? — Потому, что если ты разденешься и присоединишься, то я тебя возьму, — он снова прикрывает глаза, объясняя ей такие простые истины. — Вода смоет все твои соки и тебе будет больно, я снова тебе наврежу. В воде — не самая лучшая идея. Она тяжело сглатывает, снова блуждая по его коже потяжелевшим взглядом. Садится на край ванны, рядом с его рукой. Ласкает ладошкой скулу, убирает мокрые пряди волос со лба. — Что ж, это звучит очень здраво, — говорит чуть хрипло, скользя двумя пальцами по его приоткрытым губам. — Ты очень бледный, я такая же под одеждой. Ты словно мое зеркало. Я хочу тебя видеть полностью, но сначала я буду целовать тебя по-лиссенийски, дядя. Он полминуты раздумывает, пора ли сказать ей правду, но в итоге послушно приоткрывает рот, куда мгновенно скользят ее сладкие пальцы. Язык сразу же оплетает ее гладкую кожу, а зубы прикусывают нежную плоть. Зрачки его принцессы увеличиваются в размерах, медленно покрывая радужку, щеки разгораются ещё большим румянцем, а дыхание учащается с тем, как он смыкает зубы все сильнее и сильнее. Вкуснее нее в мире ничего не сыскать. Ни в этой части света, ни за Узким морем. — Вставай, — командует она глухим голосом, — сейчас же поднимайся, Деймон. Что ж, ладно. Хорошо. Он выпускает ее пальцы изо рта с улыбкой и, оттолкнувшись от бортиков ванны, поднимается во весь рост. Вода течёт с него на ее обтянутое дешевыми штанами бедро. — Ты мне пока ещё не королева, а я не твой рыцарь, — он видит изумление в ее глазах, когда она разглядывает его с жадным интересом, — и вообще-то не обязан выполнять все твои команды, принцесса. — Однажды я ей стану. Но пока что… так и быть. Давай командовать друг другом. — Она встаёт с края ванны и отходит на три шага, позволяя ему перешагнуть через бортик и ступить ногами на ковёр. — Сядь. — Ты задолжала мне уже несколько приказов, — он включается в игру моментально, вода каплями стекает с горячей кожи, пока он садится на тёплый край ванны; ему хорошо, и голодно, и правильно. — Подойди, развяжи шнуровку рубахи. Рейнира делает как он сказал, сначала пряча глаза из-за света свечей, потому что до этого они встречались лишь в темноте. Потом что-то решает — он читает с ее лица, как с открытой книги — и смотрит прямо и решительно, заплетающимися пальцами развязывает шнуровку рубахи. Подходит совсем близко, останавливаясь меж его разведённых коленей, ее небольшая округлая грудь часто поднимается и опускается, бледно-серебристая, молочная, идеальная. Она приказывает на вдохе: — Дотронь… И обрывает себя, потому что ему не нужен ее приказ — рука уже скользит в вырез рубахи, отодвигая ткань в сторону, и накрывает грудку. Он гладит ее ласково и взвешивает в своей крупной ладони, а палец обводит бледно-розовый комочек туго сжавшегося соска, принимая окончательно для себя тот факт, что она уже давно не ребёнок — женщина. Предлагать ей варианты вообще ни к чему. Она пришла сюда — значит, все для себя решила. — Я тебя не расслышал, принцесса, — он зажимает ее бёдра своими коленями, руками скользит под рубашку, охватывает длинными сильными пальцами хрупкие рёбра. Слегка отклоняет ее назад, а сам нагибается, пробуя ее грудь на вкус языком. — Приказывай чётче. Рейнира привстает на цыпочки, вся напряженная и задыхающаяся, когда он втягивает в рот чуть ли не половину ее нежной грудки. Ее руки снова вцепляются в волосы Деймона, пальцы скользят сквозь мокрые пряди и тянут, тянут. В его голове мелькает мысль, что отрезать длинные волосы было весьма своевременно. — Нет… ты, — она глотает воздух, словно утопающая, — твоя очередь. Он нехотя отрывается от ее груди и смотрит в затянутые поволокой похоти глаза. Раздумывает несколько секунд, потом решает. — Принцесса, в Лисе люди не пихают друг другу пальцы в рот. — Я понимаю, — она тихо смеётся, чуть приподняв бровь, — это было бы глупо, дядя. Но мне понравился твой вкус, и я не против сделать это снова. Кто знает, что заводит его больше — ее насмешка или откровенность, в любом случае, он прикрывает глаза и пару секунд собирается с мыслями, которые вообще не хотят собираться. Его член упирается в живот уже довольно долго, и в пояснице сладко тянет, все его тело умоляет хоть о какой-нибудь разрядке. Он мог бы стащить с нее штаны и нагнуть над ванной, чтобы пряди длинных белоснежных волос полоскались в воде, а она бы видела своё отражение, пока он будет ее трахать. Он мог бы. Но. — Хочешь, — он улыбается ей ласково, — по-настоящему? Рейнира перестаёт улыбаться, отпускает его волосы и сладкими пальчиками берет за подбородок, чуть давя на кожу. — Ты не понял правила, дядя, — она наклоняется, целуя его в уголок тонких губ, — ты не должен спрашивать. Отлично. Он убирает от неё руки и чеканит на валирийском: — Встань на колени. Срывает с нее шапку, пока она опускается на ковёр меж его коленей, и водопад белоснежных локонов рассыпается на плечи и румяную грудь. Она кладёт руки на его бёдра и ждёт, а Деймон просто любуется ею, тянет момент. Заправляет ее волосы за небольшие аккуратные ушки, из которых она, как хороший «паж», благоразумно убрала серьги. — Ты задолжаешь мне много приказов, — говорит принцесса, тоже переходя на валирийский, — и потом их все мне вернёшь троекратно. Таковы мои условия. Условия, конечно, нечестны, и в этом вся прелесть. Она выигрывает, даже стоя на коленях, и для него важно знать, что она способна играть по-грязному ради своей выгоды. Прекрасно, он пойдёт на это. — На галерее я трахал тебя ртом, ты помнишь, — он не спрашивает, он утверждает, — сделай то же самое со мной. Рейнира склоняет голову набок задумчиво, потом подаётся вперёд к его паху, скользя руками выше по бёдрам: — Хорошо. Но ты должен… — Сейчас я ничего не должен, мы договорились. Но я тебя направлю. Вот так оно все и заходит ещё дальше. Не важно уже, где было положено начало и не важно, где закончится. Вообще все не важно, кроме неё, касающейся его члена робким горячим языком впервые. Он думает о том, что так будет теперь всегда и за это стоит выпить — хватает со стоящего рядом с ванной столика кубок с вином и пьёт крупными глотками, а по телу разливаются жар и эйфория. С мокрых ещё волос холодные капли падают на ее лоб и скулы, он пальцами прочесывает волосы на ее висках, чуть оттягивает пряди назад, фиксируя на ее затылке в свой кулак. Второй рукой надавливает на ее нижнюю губу, приоткрывая аккуратный небольшой рот. — Шире, — говорит он и добавляет, лаская пальцами ее подбородок, — и никаких зубов, это понятно? Рейнира слегка хмурится, и есть с чего. Разумеется, он не собирается пихать ей себя в глотку целиком, она же не какая-то умелая шлюха из Лиса, а у него пока достаточно самоконтроля, чтоб не навредить ей. Достаточно самоконтроля… да, достаточно. Ведь так? Ее губы смыкаются на кончике его члена, и все летит к чертям, когда он видит, как растягивается ее рот вокруг него, как распахиваются ее лисьи прозрачные глаза и тут же их затягивает дымкой понимания, как ногти впиваются в кожу его бёдер. Она пробует его на вкус, ведомая осторожными движениями его руки в ее волосах: Деймон направляет ее, подсказывает, что ему нужно. Темпа, который был задан, ему недостаточно, и если все так и оставить, то они тут останутся до послезавтра, поэтому он говорит ей: — Чуть быстрее, — его голос низкий и хриплый, — втяни щеки. Она слушается, втягивает щеки, и принц почти что шипит от резкой вспышки острого удовольствия в пояснице, но в углу комнаты скрипит дверь — кто-то хочет войти. Рейнира в панике пытается отстраниться, но он удерживает ее за волосы, гладит по щеке. Сука, он сегодня ненавидит всю прислугу. — Пошли вон! — Он орёт так яростно, что дверь моментально захлопывается, а Рейнира испуганно смотрит на него снизу вверх. Он успокаивает, удерживая ее рот на своём члене. — Тише, тише, девочка, тут такое случается, ничего страшного. Продолжай. Рейнира сужает глаза и намеренно оставляет на коже его бёдер пару моментально вспухающих красным царапин, Деймон знает: бесится с этого прозвища. Ему нравится этот ее злобный взгляд и недобрый блеск в сужающихся зрачках, но… — Нет, — он сильнее сжимает в кулак волосы на ее затылке и слегка дёргает, когда она намеренно дает ему почувствовать на коже свои зубы, как бы напоминая, кто тут в чьей власти, — не смей. И она отступает. Вместо этого выбирает мстить по-другому — пускает в ход язык и втягивает щеки сильнее, и срывает с его губ первый за все время низкий стон. Принцессе, судя по всему, нравится то, что она слышит, потому что она прилагает все больше усилий, и стоит неимоверных трудов не начать подаваться ей навстречу бёдрами, но он заставляет себя сидеть смирно. Звуки, с которыми она трахает его ртом, настолько влажные и развратные, что перекрывают всю ее неопытность, сбитый ритм и тот факт, что она его даже наполовину в рот взять не может. Пока что. Это исправимо. Рейнира в какой-то момент стонет, и он понимает, что пропустил момент, когда она рукой забралась в свои мальчишеские штаны. Ткань натягивается и опадает, и ему кажется, что на этом конец всем его лимитам, что сейчас он сорвётся. Ему в ее рту тесно, горячо, узко, влажно, идеально. Ещё немного. Совсем немного. Она кончает и вновь низко стонет, втягивает его член в рот глубже, и Деймон резко тянет ее за волосы назад, прочь от себя: — Стой… Хватает трёх движений руки на члене, чтобы испачкать ей семенем румяную щеку, красные, треснувшие в одном уголке губы, перемазанный блестящей слюной подбородок. Белёсая нить повисает на выбившейся из-за ушка пряди волос, и Деймону кажется, что рухнул в пекло весь проклятый мир, а его самого вообще больше не существует. Рейнира дышит так, будто на полной скорости свалилась с дракона. Залитая румянцем грудь ходит ходуном, а глаза под полуприкрытыми веками пусты и затянуты пеленой полного отрыва от реальности. Она говорит ему снова на валирийском хрипло: — Не называй меня больше девочкой, дядя, — высовывает язычок и слизывает с верхней губы каплю его семени, пробуя. — Ты на вкус соленый как железо. Я всегда так и думала. Седьмое-дважды-сука-Пекло.