***
Кёджуро вырвался из кошмарного сна и понял, что кричит в реальности, а не в ночном лесу, перерубая шею демону. Фантомная боль пощекотала диагональный шрам и быстро смылась, уступая место физической. Он уже несколько минут как впивался короткими ногтями в ключицу, оставляя на коже красные полосы. Постель была варварски раскидана, что говорило о том, как нещадно он метался во сне. В горле так сухо, что хотелось надрывно кашлять. Серый рассвет уныло скребся в оконное стекло, обещая дождливую погоду. Половина шестого утра – худшее время, чтобы проснуться. От чуть приоткрытого окна тянуло утренним холодком и влажностью. Кёджуро неожиданно понял, что замерз, а этот странный звук – его собственное судорожное дыхание. Вместо того, чтобы закрыть окно, он распахнул его настежь и сделал несколько глубоких вдохов. Легкие наполнил утренний туман, на теле будто осели успокаивающие капли росы. Когда роса отражает голубое небо, то становится похожей на глаза Харуки Сато во время их первой встречи. Холодно. Так можно и заболеть. Хотя за свою жизнь Кёджуро болел едва ли раз пять. Он надел домашнюю юкату и отправился на кухню. Годы тренировок сделали его шаги бесшумными даже в таком состоянии. Отец и брат еще спали. Надо быстро что-нибудь выпить и убираться к себе, снова попытаться заснуть. После кошмаров нельзя засыпать слишком быстро, нужно дать им время отойти подальше, глубже, обратно в бессознательное. Почему они не оставят его? Он ведь принял. Он проиграл и смирился. Прошло три месяца. Начинался сезон дождей цую, который продлится полтора месяца. Некоторые считали сливовые дожди новым началом. Почему же его «начало» берется из кровавых кошмаров? Кёджуро налил себе воды и опустился на стул, отметив про себя, что сидеть уже почти не больно. Стакан едва дрожит в руках, отлично, он почти успокоился. Все приходит в норму, значит, и сон придет. Просто нужно время. Чуть больше времени. Он сделал несколько крупных глотков, чувствуя себя каким-то пьяницей с тяжелым похмельем. Возникло странное желание набрать еще стакан и вылить себе на голову. Может, пойти в сэнто? Нет, глаза так слипаются, лучше сразу спать. Кёджуро налил второй стакан воды, снова сел и услышал приближающиеся шаги. По звуку сразу ясно, что отец. Брат ходил слишком тихо. Паника проскользнула по мозгу, Кёджуро разом проснулся и как можно плотнее запахнул юкату, шею постарался прикрыть волосами, жаль, что они недостаточно длинные. Сёдзи сдвинулись, и он на всякий случай немного опустил голову. — Доброе утро, отец. Шинджуро глянул на него с легким удивлением. — Доброе… Замерз? У тебя окно открыто. — Да, я решил проветрить. Плохой сон приснился. Отец негромко хмыкнул и потерял к нему интерес. Кёджуро старался не шевелиться и не слишком сжимать стакан в руке. Как будто засыпал сидя. С ним такое бывало. Шинджуро что-то делал за его спиной: скрипнула дверца, что-то стеклянное негромко стукнуло друг о друга. Вроде все шло по плану. Надо просто тихо уйти. Пока отец стоит спиной, выйти и запереться в комнате. Кёджуро чуть плотнее стянул ворот юкаты и понял, что стало подозрительно тихо. Шинджуро сделал небольшой шаг назад и отклонился корпусом, как-то уже слишком пристально оглядывая сына. Кёджуро не успел. Не убежать, он не успел даже подумать. Отец перехватил сжимающую ворот руку и зафиксировал ее в воздухе, другой рукой грубо сдернул юкату с плеча, являя утреннему свету синие засосы и укусы. Стакан в руке был близок к тому, чтобы разлететься на части. Кёджуро впился в него глазами, мысленно готовясь к тому, что отец сейчас ударит его головой о столешницу. Эта минута была самой долгой в его жизни. Взгляд янтарных глаз прожигал каждую отметку насквозь. — Ты или тебя? — без всякого любопытства спросил Шинджуро. Кёджуро не смог даже прикусить губу, гадая, как преподнести ему такую новость. — Плевать, не отвечай. Юката вернулась на плечо каким-то непривычно аккуратным жестом. Шинджуро взял то, за чем явился сюда в такую рань и зашагал к выходу. Кёджуро так и не поднял глаз. Голова опустела от осознания, что отец не повысил голоса. Он даже не придал ему интонацию. От этого стало как-то серо внутри. Ему и правда совершенно безразлично. Но словно в опровержение этих мыслей, Шинджуро обернулся на пороге и негромко сказал: — Если ты принесешь какую-нибудь заразу, я убью тебя. Нет, все-таки не безразлично. Когда закрылись сёдзи, Кёджуро снова сильнее стянул ворот, дал отцу время уйти и быстро вернулся к себе.***
Утренний дождь сошел на нет, и Кёджуро отправился на рынок. Помимо продуктов, он купил лекарственные травы и готовый отвар зверобоя, а сейчас с задумчивым видом оглядывал гигиенические принадлежности в одной из местных лавочек. Там он посетовал на полный набор жестоких кожных аллергий и просил у торговки самое щадящее мыло. Женщина чуть изогнула тонкую бровь. Поверить в легенду об аллергиях было сложно, ведь кожа у Кёджуро на вид была чистой и гладкой. Гормональные атаки с красноватыми высыпаниями не донимали его уже больше года, лицо сгладилось и приобрело ровный цвет. Негромко хмыкнув, торговка все же протянула ему просто упакованный розоватый кусочек мыла и пояснила: — Это для маленьких детей. Сделано по особому рецепту, Вам тоже подойдет. — Большое спасибо. Сколько с меня?***
Тенген повертел в руках веревку и окинул взглядом пространство комнаты. Таких замечательных длинных штуковин у него целых три, на одного Ренгоку вполне хватит. Проблема была не в веревках, и даже не в том, что под них придется вкручивать крюки, а в том, как заманить друга сюда. Затея у Тенгена была до того шальная, что он все время ходил, потирая ладони, и хихикал сам себе под удивленные взгляды мышей-ниндзя. Может, сказать ему, что это наказание за неподобающее поведение в душе? Кёджуро имел наглость укусить его, облить водой и схватить за волосы. Нет, тогда он просто извинится. Нельзя его пугать, иначе ничего не выйдет. Испуганного Кёджуро не удержали бы даже цепи, в этом Тенген не сомневался. Да он и не особенно злился. Дерзкое поведение было своеобразным афродизиаком. Его провокационные выходки лишь сильнее подогревали интерес. Любые попытки переломить доминирование только усиливали желание доказывать его. Тенген оглядел комнату, сделал несколько прикидок в голове и бросил веревку на кресло. До прихода Кёджуро работы непочатый край: нужно закрепить все крюки и проверить их на прочность. Мысль о том, что вчера он оскорбил друга, все еще подгрызала какие-то странные глубины мозга. Тенген никогда не задумывался о том, что может нанести кому-то моральный ущерб. Будущие жены никогда не говорили ни слова против, а до остальных ему просто не было дела. Но с Кёджуро все было иначе. Его взгляд все еще жег каким-то стыдом, те нелепые вопросы вертелись среди мыслей и отвлекали. Что это за глупости, он же извинился! Ну, за то, что убежал, что толкнул. А за чертов допрос? Пусть не напрямую, но он заботливо спрашивал о самочувствии и даже дал полежать у себя на коленях… Отряхнув руки от древесной стружки, Тенген понял, что ошибается. Он спросил и дал полежать не для того, чтобы искупить вину, а потому что правда хотел этого. Ему правда было интересно узнать, чувствует ли Кёджуро дискомфорт, и по-настоящему хотелось пустить его на колени… Выходит, момент не учитывается. Надо извиниться, и напрямую. Какое противное слово – «прости». Какое противное чувство – вина. Глядя на свое искаженное отражение в поверхности крюка, Тенген грустно усмехнулся. Наказать его? Не выйдет. Можно сказать, своим поведением он компенсировал ущерб. Когда Кёджуро оставил на энгаве высокие гэта и мокрый зонт, Тенген как-то подрастерял свою решительность. Чтобы успокоиться, он мысленно перебрал в голове все заначки своей комнаты для сегодняшней «игры». — Блестяще выглядишь, — неловко сказал он, жалея, что за извинение такое не сойдет. — Спасибо! — Кёджуро улыбнулся, вызвав легкий румянец на чужих щеках. — Хочешь чего-нибудь? У меня ничего нет… Тенген не сдержался и хлопнул себя по лбу. Идиота кусок, у него в кухне ничего кроме груды грязной посуды. Завтракал и обедал он в своем любимом заведении и снова не подумал захватить еды домой. Он мог предложить разве что чай или алкоголь… Проклятье! Почему он так теряет голову и порет полную чушь, как какой-то нервный мальчишка… К счастью, Кёджуро со смехом отказался. Он поел дома и сейчас ни в чем не нуждался. Разве что, выпил бы чая. Чай всегда кстати. Тенген поставил воду нагреваться и повел друга за собой, пытаясь заранее предугадать реакцию. Кёджуро переступил порог и сразу же увидел их. Четыре крюка в стенах напротив друг друга. Два на уровне его шеи и два сантиметрах в десяти от пола. Тенген услышал, как его звук становится настороженным. Предсказуемо, но нежелательно. Надо срочно разбавить растущее напряжение. Надо извиниться. Прямо сейчас. Если Тенген скажет это сейчас, то Кёджуро убедится в его добрых намерениях. Черт возьми, просто открой рот и скажи! — Ты пока смотри, а я принесу чай. Пока он разливал ароматный напиток, Кёджуро задумчиво осматривал одно из блестящих приспособлений, затем взялся за него рукой и как следует дернул. Закреплено хорошо. — Это для меня? — Так и есть, — Тенген протянул другу чашку, которую тот принял и сразу начал раскачивать в руке. Звук напряжения и подозрительности немного усилился. Узуй слышал, что Кёджуро старательно успокаивается, но это дурацкое раздражающее качание не останавливается. «Видимо, он делает так, когда нервничает» — догадался Тенген. — Кё, я должен сказать кое-что… У Тенгена словно ком в горле встал. Все перекрыло, начиная от связи языка и мозга и заканчивая онемевшим в один миг языком. Однако по звуку он понял, что на верном пути. Любопытство стало громче беспокойства. — Я… вчера… — каждое слово приходилось выдавливать физически. — Я вчера… был… не-прав. Я был грубым с тобой… П… Прости меня за то… что я… — Все в порядке. Кёджуро оборвал страдания слишком неожиданно. Тенген так сосредоточился на том, чтобы выжать из себя эти слова, что напрочь забыл обо всем вокруг и даже о собственном дыхании. Лицо приобрело нездоровый цвет, и Кёджуро обеспокоенно дотронулся до его головы. Ну уж нет, он скажет это. Зря, что ли, готовился так долго. А Кёджуро пора перестать делать вид, будто он все понимает. — Нет, я… Я влез в твои чувства и был неправ. Прости, что… н-не уважал тебя. — Тенген… — растерянно протянул друг. — Все хорошо. Я тебя прощаю. Узуй, наконец, сглотнул. Повинуясь странному позыву, он взял ладонь, все еще прислоненную к его голове и прижал к своей щеке. Это было по-настоящему тяжело, но насколько же оно того стоило. Взгляд янтарных глаз согрел его замученную трудным признанием душу. Тенген словно получил в два раза больше, чем дал. Не отводя от него взгляда, Кёджуро начал пить чай. Иначе выдал бы свою радость с головой. Он был прав – друг просто не умеет признаваться в столь чувственных и важных вещах. Он привык к своей независимости и покорности окружающих. Скорее всего, до вчерашнего дня он даже не задумывался, что может быть в чем-то неправ. Момент затянулся, и Кёджуро не заметил, как осушил чашку залпом. Тенген удивленно забрал ее и поставил на столик. — Я хочу проделать с тобой одну яркую вещь, — он потер ладони друг о друга, еще не отошедши от наплыва чувств. — Тебе надо будет кое-что сделать. Только ничего не бойся. — Что ты имеешь в виду? — Я не могу блестяще сказать тебе, что сделаю, но хочу, чтобы ты просто послушался меня. Помни про «вишню». Но я не думаю, что до этого дойдет. — Хорошо, — чуть слышно сглотнул Кёджуро и снова бросил взгляд на крюки. — Что мне надо сделать? — Раздевайся. Лицо Ренгоку чуть вытянулось. Звуки беспокойства снова поползли в голову Тенгена, и он смягчился, сказав, что фундоси можно оставить. Пока друг шуршал одеждой, он сходил до шкафа и вытянул из сложенной черной юкаты ее пояс. — Ничего не бойся, — напомнил Тенген, завязывая Кёджуро глаза. — Кё, я делаю порой странные вещи, но обещаю, с тобой ничего блестяще не случится. Просто верь мне. Кёджуро кивнул и наконец расслабился. Чтобы было проще, он закрыл под повязкой глаза и постарался абстрагироваться от ощущения обнаженности. От касаний к его телу так и норовили побежать мурашки. Тенген завязал на правом запястье простой узел и натянул веревку. Рука поднялась в воздух. Видимо, где-то там веревка наматывалась на металлический крюк и не давала опустить конечность. То же самое случилось с левой рукой. Вскоре узлы затянулись и на лодыжках, фиксируя ноги в стойке чуть шире плеч. Кёджуро пытался вообразить то, что с ним могут сделать в таком положении. На какое извращение может быть способен Тенген, пока он так уязвим перед ним? Оставалось только догадываться. Он просил верить и не бояться. Что ж, миссия вполне выполнима. Кёджуро услышал, как выдвигается ящик тансу, большего слабый слух не позволял. Тенген приблизился, обошел по кругу, и Ренгоку всем телом почувствовал его внимательный взгляд. Атмосфера действительно «не подозрительная». Интуиция молчала, выходит, друг задумал что-то безопасное. Вот пальцы прикоснулись к лопатке и слегка погладили ее, как бы предупреждая. Хвосты пояса юкаты оказались переброшены вперед через левое плечо. Тенген прижал ребро правой ладони к лопатке и начал. Кёджуро вздрогнул, ощутив мокрое холодное прикосновение, и оно сразу же исчезло. Стыдно вот так дергаться, но получилось слишком неожиданно. Тенген не произнес ни слова и не рассмеялся, а просто продолжил. Кёджуро силился понять, что же он делает. Нечто то скользило по коже, то точечно прикасалось. Может… это его язык?! Нет, язык должен быть теплым и более широким, а тут что-то очень тонкое. Тенген услышал сосредоточенность друга на попытках понять, что же с ним делают. Надо бы его чем-нибудь отвлечь, а то ненароком догадается. Он прикинул в голове, за что бы ему зацепиться. — Кё? — Да? — Ты сегодня звучишь немного иначе. Все хорошо? — Да, просто… Мне опять приснился сон, — с долей неуверенности ответил Кёджуро. — О том дне? — Да. — Ты не рассказывал о том, что там случилось. Может, уже блестяще поделишься? — непринужденно спросил Тенген, смещая руку выше по спине. — Мне все время снится одна и та же девушка. Ее звали Харука Сато, она была мечницей дыхания Камня в ранге хиното. Ей было восемнадцать лет. — Блестящая Харука. И что же с ней случилось? — Друг слегка напрягся, но не выдал себя и сместил руку правее. — Она умерла, — Кёджуро прервался и несколько раз вздохнул, чтобы собраться. — Когда на нас напали, меня пытались отделить от группы, но я сопротивлялся. Людей убивали одного за другим, и я ничем не мог им помочь. Демоны выстроили свою стратегию и обошли меня. Выжила только Харука, — он снова прервался и перевел дух. — Я увидел ее и понял, что это такое великое счастье, видеть тех, кто остался цел. Я был ранен и едва стоял на ногах, она тоже, но ей досталось меньше. Она отлично сражалась, я сам видел, и тоже была рада. Это было так странно. Вокруг мертвые тела наших друзей и демонов, а мы стоим и радуемся друг за друга. А потом ее убили. Остался последний разумный демон. Он напал на Харуку со спины. Я видел, как она умирает. Тот демон напал и на меня. Этот большой шрам… от него. Я получил его, потому что смотрел в ее глаза. Она как будто просила меня о чем-то, но я так и не понял, о чем. Тенген обошел его сбоку, опустился на колени и прислонил ребро ладони к животу. Кёджуро впервые заговорил о той миссии подробнее, чем просто «все погибли по моей вине». Ему действительно тяжело давались эти слова. Так значит, смерть этой девушки терзает его каждую ночь. Тенген опасался дышать слишком громко и спугнуть настрой. Эта история помогала его руке делать свою работу. Он проникся ей и сам был близок к тому, чтобы ощутить слезы на глазах. — Я принес на ее могилу фурин с голубыми цветами, такого же цвета, как ее глаза. А еще она была левшой. Единственный леворукий мечник, которого я видел. Тенген чувствовал, как черствая маска на его сердце дала трещину, и встал. Кёджуро почувствовал изменения и слегка насторожился, но друг просто аккуратно погладил его по щеке и поцеловал чуть приоткрытые губы. — Я думаю, Сато хотела попросить тебя убить того демона. Отомстить за нее и поставить яркую точку в безопасности Токио. Ты ведь справился с этим. А может, она хотела, чтобы ты не забывал ее. Все хорошо, Кё. Я уверен, они не винят тебя. Просто этот мир блестяще жесток. — Я знаю. Спасибо, что говоришь это. Звук искренней благодарности заставил Тенгена резонировать, и он пересилил навязчивое желание прижать Кёджуро к себе и просто гладить по голове до конца этого серого дня. Вместо этого он сел на пол и увлекся жестким наощупь бедром. — Сегодня еще кое-что произошло, — вздохнул Кёджуро. — Что-то яркое? — Да. Мой отец увидел твои отметки. Тенген громко закашлял и отставил в сторону то, что держал в руках. Кёджуро услышал, что он пошел к столику, наверняка захотел налить себе чай. — Все в порядке, ему все равно. Он просил только не приносить в дом заразу. — Ему все равно? — удивленно переспросил Тенген. — Да. Отец не интересуется нашей с Сенджуро жизнью. — Ну, насчет заразы блестяще не волнуйся. Я уверен в себе. Со мной ты в безопасности, — ухмыльнулся друг, снова садясь около ноги. Его рука постепенно двигалась по бедру вверх и внутрь, пока не оказалась совсем близко к единственной одетой части тела. Кёджуро заметно занервничал и попытался отстраниться. — Узуй… — М-м-м? — Щекотно! — сдавленно простонал Кёджуро. Тенген хохотнул и сказал, что почти закончил. Надо немного потерпеть. Кёджуро хихикал и против воли отставлял таз назад. Веревки на руках не давали ему наклонить корпус. Узуй невольно заражался его смехом и временами останавливался, чтобы сосредоточиться. — Кё, если ты не успокоишься, я свяжу тебя прочнее. — Но меня улитки целуют… — скуляще выдавил тот. — Блядь! Судя по звукам, Тенген упал на пол и в голос захохотал. Все из его рук высыпалось и раскатилось по доскам. Кёджуро не выдержал и рассмеялся вместе с ним. Друг смеялся до боли в животе, не обращая внимания на чуть испачканный уроненными предметами пол. — Улитки целую-ю-ют… — провизжал он, сдаваясь новой волне смеха. — Чтоб тебя… Блестяще! Если захочешь меня прикончить, просто напомни об этом… Прошло около пятнадцати минут. Мечники отсмеялись и вернулись к своим занятиям. Кёджуро стоял, а Тенген вертелся вокруг него и трогал то тут, то там. Ренгоку время от времени перетаптывался на месте и поворачивался, насколько позволяли веревки. — Кё, — Тенген несколько минут обдумывал эту мысль, она периодически всплывала после их второй ночи. — У тебя чувствительная грудь? — Что это значит? — друг чуть нахмурился. — Тебе нравится, когда я делаю так? — Узуй приложил ладонь к правой груди и слегка погладил ее. Затем ненавязчиво провел пальцами по розоватому соску и несильно сжал его. Кёджуро принял озадаченный вид, но перемены в его теле уже были услышаны. Тенген начал сжимать и разжимать пальцы, с трудом пересиливая желание обхватить напрягшуюся бусинку губами и поиграть с ней, а пальцы сжать в другом месте. — Т-тенген… — смущенно произнес Кёджуро. — Блестяще понятно, — тот нехотя вернулся к своему занятию, отгоняя наваждение. — Я этого не ожидал. Думал, мужчинам такое не нравится. — Почему? — Потому что мне не нравится. Мужчин, кроме тебя, у меня еще не было. Зато мои жены от такого в ярком восторге. — Как дела у девушек? Они ведь должны скоро вернуться? — поинтересовался Кёджуро. — Я получил письмо вчера. Хинацуру и Сума блестяще справились и получили дополнительное вознаграждение. Таким ярким красавицам положено. У Макио были какие-то сложности. — Какие? — Кёджуро напрягся. Тенген вспомнил, что регион, где выполняла задание девушка, находится под его контролем. — Заказчик отказался платить, — просто ответил он. — Я написал ему письмо и ярко объяснил, что моим женам нельзя отказывать, когда они выполнили честную работу. Проблема решилась сама собой. Цветы моего сердца изъявили желание погулять по столице денек-другой. Я выслал им денег и сказал ни в чем себе не отказывать. — Я рад, что у них все хорошо. Они заслужили небольшой отпуск. — Блестяще верно, — Тенген ненавязчиво погладил чужое бедро, намекая, что у них появилось больше времени друг для друга. — Тенген… — начал Кёджуро спустя некоторое время, и тот отчетливо услышал его смущение. — Я хотел спросить одну вещь. — Ну так ярко спроси. — Как у тебя получается держаться так долго? — Почему я кончаю реже, чем ты? — Да… — Кёджуро сделал вид, что разминает шею, на деле же прятал выступивший румянец. Тенген хмыкнул, работая над его рукой. Друг захотел узнать его секреты. Интересно. Поделиться с ним вполне можно. Если он когда-нибудь женится, такие навыки пригодятся. А сейчас было как-то ревностно. Тенгену нравилось отсутствие в Кёджуро специфической выдержки, это поднимало самооценку. — А еще у меня руки затекли, — друг нарушил воцарившуюся тишину и пошевелился. — Сейчас отвяжу тебя. К телу не прикасайся. — Ладно. Тенген отвязал руки и ослабил веревку на ногах. Кёджуро начал переступать вперед-назад, наклоняться вперед и трясти руками. — Я освоил одну блестящую дыхательную технику. Она помогает мне сдерживаться. У меня же три невесты, выдержка должна быть, сам понимаешь. Это несложно, могу ярко показать тебе. — Я бы хотел узнать. — Где-то у меня была одна книжка… Я поищу для тебя. Там написано про много разных вещей, которым можно научиться. Тенген привязал его обратно и снова взялся за свое дело. Давно забытая литература показалась одной из лучших идей, приходящих ему в голову за последние дни. Его будущие жены уже изучили эту книжку вдоль и поперек и, как показывала практика, не напрасно. День постепенно превращался в вечер, и Тенген добавил себе в помощь искусственное освещение. За следующие полчаса он отвязывал Кёджуро еще один раз и даже сам размялся вместе с ним, не переставая восхищаться своими трудами. Дело подходило к концу. — Что опять не так? — Тенген чуть нахмурился, слыша легкое напряжение. — Здесь тоже блестяще щекотно? — Нет, все в порядке. — Я все слышу. — Много еще? Что бы ты там не делал, — Кёджуро уже начал догадываться, что происходит. — Еще немного. Я тебя понял, — Тенген ускорился. Прошло около двух часов с тех пор, как они начали, выпитый чай давал о себе знать. — Блестяще все! Стой! Я сейчас… Тенген выбежал из комнаты и вернулся с ростовым зеркалом, таким большим, что сам помещался в нем целиком. Он прислонил его к стене и начал отвязывать веревки от тела. Кёджуро почувствовал, как его аккуратно берут за плечи и ведут вперед, а потом разворачивают. Тенген дернул за пояс, открывая глаза, и отошел на несколько шагов. Кёджуро уставился на себя в зеркало. Удивленно-восхищенное лицо вызвало у друга широкую улыбку. Он поставил испачканные руки на бока и с не меньшим восхищением смотрел на вертящееся перед зеркалом произведение искусства. Кёджуро не мог поверить – Тенген разрисовал его шрамы. Все до единого, даже самые мелкие порезы. Тело расцвело замысловатыми черными узорами, где-то они состояли из изящных спиралей и завитушек, где-то были наложенные друг на друга волнистые линии и круги, некоторые были очень похожи на цветы. Особенно большой диагональный шрам. Он был поразительно похож на цветущую ветвь сакуры. Руки, ноги, живот, грудь, спина, все было разукрашено. И хотя Кёджуро не успел покрыться шрамами, как бывалые истребители, и чистые участки тела значительно превосходили украшенные по площади, выглядел он удивительно. — Тенген… — Я думал взять красный, но понял, что будет как блестящая кровь. Я подсмотрел это в журнале у Хинацуру. Есть такая яркая штука – ме-хен-ди. Я немного переделал ее для тебя. Знаешь, ты умеешь воодушевлять на красоту. — Тенген, это… — Нравится? — спросил тот с широкой улыбкой. — Да, но… Что все это значит? Почему? — Потому что твоя история очень яркая, — Тенген подошел со спины и погладил золотистую голову. — Каждый след – яркая жизнь и опыт. Твое тело такое красивое. Кёджуро обернулся, растерявшись окончательно. Он буквально чувствовал, как рассыпается на части, не в силах произнести ни слова. Узуй прижал ладонь к его щеке, чувствуя небывалый наплыв нежности. Все его чувства вспыхнули и понеслись в небесные дали, когда Кёджуро прижался к его руке, закрывая глаза. Что-то внутри раскалывалось, рушилось на части и уносилось прочь. Странный порыв впился в тело, заставил Тенгена приблизиться и начать целовать это взволнованное лицо. Одной рукой он мягко поддерживал золотистую голову за затылок, другой – слегка поглаживал шею. Очарование выстроило безвыходный стеклянный пузырь, делая их пленниками собственных чувств, но Тенген поспешил уничтожить его. Горькое сожаление отравило начавшую горячиться кровь и разозлило все его существо, но он, тяжело дыша, прикрыл глаза и прижался щекой к высокому лбу друга. — Ты еще не поправился. Надо подождать. Еще хотя бы день.***
Тенген отнес чайные принадлежности на кухню и собирался выбросить заваренные травы, когда услышал шаги Кёджуро. Стоя ко входу спиной, он не сразу понял причину его задумчивого молчания. Пришлось оборачиваться. Друг удивленно оглядывал сложенную в раковине посуду, но Тенген уже отключился от этого мира. Вид выглядывающих из-под свободно надетой черной юкаты таких же черных рисунков почти поразил его. Каждый раз ему казалось, что Кёджуро уже просто не может выглядеть более привлекательно, и каждый раз он жестоко ошибался. Все внутри пришло в движение, голова стремительно опустела. Необходимо было срочно, не снимая этой чудесной вещи, уложить Кёджуро хоть на стол и овладеть им. Непременно в таком виде. Он так сильно желал этого, что хотелось горестно выть от собственных недавних слов, что еще рано. — Тенген, — Кёджуро принялся безжалостно рушить наваждение. — Ты совсем не моешь посуду? — Э-э-э, — тот невидящими глазами посмотрел на раковину. — Да-а… а зачем? — Она грязная. — Ну да. — Ее нужно… помыть? — Кёджуро неуверенно перевел взгляд на Тенгена, потом снова на раковину. — Это не моя работа, — друг чуть встряхнул головой, не понимая, в чем, собственно, проблема. — Ты все оставляешь своим женам? Но они же вернутся через несколько дней, — Кёджуро все меньше верил в реальность происходящего. — У тебя же могут… Дома же могут завестись паразиты. — Мои мыши не дадут этому случиться. Кё, мыть посуду, стирать, готовить и убираться – унылая работа моих жен. Это женское. Я – блестящий истребитель, моя работа – убивать демонов. — Но они тоже занимаются истребительством. Они ведь на миссии прямо сейчас. — Они не обязаны охотиться, — Тенген пожал плечами. — Я блестяще говорил им, что могу их обеспечить, но они все равно продолжили работать. Это их личный выбор, который они могут ярко изменить в любой момент. Я тоже делаю выбор – не заниматься этим, — он указал пальцем в раковину. — Разве ты совсем ничего не делаешь по дому? — Кёджуро широко раскрыл и без того большие глаза. Тенген снова пожал плечами и понял, что начинает раздражаться. К чему этот дурацкий разговор? Странно, что Кёджуро, будучи таким же истребителем, не понимает такой простой истины. Женская работа должна оставаться женской. Его задача – тренироваться, совершенствоваться и охранять семью. Это не менее тяжелый труд! — Я мужчина, ты серьезно не понимаешь? Это совсем не ярко, — растерянность друга ставила его в тупик. — А ты что, сам убираешься? Или посуду моешь? Может еще и одежду сам стираешь? — Конечно. Что в этом такого? — А, ну да… Но если бы ты женился, то сразу блестяще понял бы меня! — Тенген сложил руки на груди и закатил глаза. — Тенген, — интонация Кёджуро вдруг странно изменилась. — Помой посуду. — Да, твою мать, ты шутишь надо мной?! — Я загадываю тебе желание. Ты проиграл мне шесть раз, помнишь? Сложенные на груди руки безвольно опали, Тенген даже открыл рот от удивления. Что за чертовщина сейчас влетела ему в уши? Из всех возможных желаний он выбрал помыть чертову посуду? Умом тронулся? Узуй готов был исполнить любое его желание, но не в этой комнате и не в таком виде. И таких будет шесть? Ну уж нет, нет, только не это. — Я проиграл, но… Я имел ввиду другие желания… — Но я загадал это. Ты не верен своему слову? — Кёджуро склонил голову на бок. — Я вернее всех, черт возьми! — вспылил Тенген. — Просто это унизительная работа. — Так ты унижаешь своих жен? — Что, блядь? — вскрикнул друг уже с настоящей злостью и начал ходить из стороны в стороны, не сводя глаз с Кёджуро. — Для них это обычная работа! — То есть ты ставишь их ниже себя? — Ах, ты!.. Да ты ни черта не знаешь! И однако, аргументы упорно не приходили на ум. Кёджуро, ничуть его не боясь, ждал ответа, чего же он не знает, и Тенген не находил более весомого довода, чем «так принято». Неужели это означало, что он неправ? Но он никогда не унижал своих жен. Наоборот, ни в чем им не отказывал, удовлетворял их потребности на должном уровне и взамен просто хотел того же самого. Чертов… что за омерзительные мысли он тут посеял? — Если ты не исполняешь мое желание и отказываешься от сделки, то и я свое не выполню. Вероятно, это и стало последней точкой. Тенген не трус и не лжец, он не откажется от своих слов. Он вымоет эту чертову посуду, если его так просят и давят на жалость. И да, у него же есть желание… Испепеляя Кёджуро злобным взглядом, он подошел к раковине. — Только вчера ногти накрасил, — с ненавистью проговорил Тенген. — Тогда мы можем постирать, — Кёджуро вспомнил о полной корзине, которую видел около сэнто и которой так же ужаснулся. — Не вздумай! Вот это точно нет! И еще раз: нет! Посуда, и все! Тенген глубоко вздохнул и взялся за дело. «Вот, значит, как, — думал он. — Ты у меня мужчина с подвохом, значит… Ну ничего. У меня есть целое одно яркое желание. Я найду способ унизить тебя за это. Будешь раскаиваться больше, чем когда-либо в жизни». Пока посуда неспешно проходила свою обыденную процедуру, Кёджуро сходил за своей книгой и сел за кухонный стол. Увлеченный корыстными мыслями, Тенген прислушался к шороху страниц. Вот пальцы тихонько прошлись по бумаге и замерли. Друг начал читать. Тело пришло в состояние покоя, он расслабился и погрузился в мелкие иероглифы. Спустя некоторое время Тенген понял, что успокаивается, и поразился сам себе. Злоба утихала, мысли текли все размереннее, а то и вовсе замолкали. Оказалось, причина сидит прямо за столом и даже не знает о своем таинственном влиянии. Узуй против воли вслушивался в ритм чужого организма и начинал ему резонировать. Как ни поразительно и ни парадоксально, Кёджуро, похоже, успокаивал его праведный гнев одним своим существованием. С трудом отскребая тарелки, Тенген немного обернулся, когда уловил новое ощущение. — Кё? — Что такое? — тот оторвался от чтения. — Зачем ты это читаешь? — Это мысли одного монаха, я считаю, что могу набраться опыта и больше узнать о мире. — Но тебе же смертельно скучно это читать, — Тенген закатил глаза, будто ему тоже предлагали это прочесть. — С чего ты взял? — Я слышу блестящий голос у тебя в голове. Он тебе читает, и ему скучно. Тенген обернулся через плечо и явным удовлетворением заметил, как нервно забегал взгляд Кёджуро. Даже жаль, что этой лжи надолго не хватит. Друг быстро раскусит его. — Шучу я, успокойся. Но если серьезно, на кой черт тебе эта унылая книга? — Чтобы знать, — Кёджуро зажал вороново перо между страницами и уставился в плотную обложку. — Когда отец перестал с нами разговаривать, я стал читать разные книги, чтобы брат мог спросить о чем-нибудь у меня. Я должен знать о мире как можно больше и передать ему эти знания. — Сейчас я принесу тебе штуковину поинтереснее. Тенген довольно быстро нашел ее в одном из неиспользуемых помещений. От времени чуть износилась, но это не важно. Важно содержимое. Он постарался опустить ее на стол небрежным жестом, как какую-то мелочь, но все-таки вышло слишком аккуратно. Кёджуро заинтересованно оглядел обложку. Совершенно непримечательная, даже без надписей, светло-розового цвета. Скорее всего, сверху была другая обложка, которую сняли и прибрали подальше. «Может, это подскажет тебе блестящие желания…» — Тенген со вздохом вернулся к посуде и снова прислушался, гадая, какие звуки услышит на этот раз. Кёджуро как-то слишком осторожно взял книгу в руки. Не очень толстая, видно, что не новая, вероятно, до него ей неоднократно пользовались. Он неуверенно перелистнул страницы и открыл содержание. Первая глава рассказывала о том, как приводить себя в порядок перед вступлением в «особую» связь с другим человеком. Кёджуро внимательно просмотрел первые три страницы и мысленно похвалил себя за то, что сам додумался до этих, казалось бы, элементарных вещей. От дальнейшего содержимого он заметно смутился и отложил книгу. Вроде бы, Тенген у раковины чуть усмехнулся. Посуда копилась, и складывать ее было уже некуда, поэтому Кёджуро обрадовался возможности оставить литературу, подошел к заставленному столу и начал заглядывать в разные шкафы, чтобы понять, куда ставить посуду. Тенген хотел было отогнать его, но не решился. Весь гнев снова улетучился, и он, домывая пиалы, засмотрелся на плавную фигуру. Когда Кёджуро поднимал руки, рукава юкаты спадали вниз и открывали его рисунки. Они красиво изменяли форму вслед за сокращением мышц. Но красивее всего было то, что друг вовсе не замечал их. Черная краска будто прочно влилась ему в кожу, и сознание перестало выдергивать ее из образа окружающего мира. И все это его рук дело. Тенген вдруг ощутил странное чувство вины за свою недавнюю грубость. Надо прибегнуть к отработанному приему. Он смог тогда, сможет и сейчас. Но только он открыл рот, как начал что-то осознавать. Проблеск мысли едва-едва осветил чертоги разума, но Кёджуро снова перебил все на свете. — Мы с Сенджуро завтра снова идем к Канроджи. Хочешь пойти с нами? Можем потренироваться вместе. — Канроджи… — растерянно протянул друг, домывая последнюю чашку. — Можем потренироваться вместе… Да! Да-да... Кёджуро очаровательно улыбнулся, и Тенген ощутил, как в его сердце расцветают самые нежные в мире цветы.***
До родового поместья Ренгоку они шли вместе. Дождь на вечер успокоился, Кёджуро держал сложенный алый зонт в руках. От повышенной влажности его волосы чуть топорщились в стороны. Книги тяготили большие карманы рукавов темного кимоно. В правом рукаве «Записки от скуки», в левом – одолженная Тенгеном книга. Мечники неспеша шли по улицам, наслаждаясь вечером и компанией друг друга. Простая болтовня ни о чем, темнеющее небо, прохлада и лужи на дороге. Люди заглядывали в лавки за покупками после работы, Тенген бросал на них ленивые взгляды и одергивал руку, которой порывался приобнять Кёджуро за талию. Однако у ворот его поместья он отбросил эти дурацкие общественные нормы, притянул друга к себе и одарил коротким поцелуем на прощание. По дороге домой Тенген не мог отделаться от ощущения этого лучистого взгляда. Кёджуро выглядел таким счастливым, когда он полноценно попросил прощения за свое поведение. Он был таким взволнованным, когда увидел себя в зеркало. А потом сам добровольно помог с посудой, расставил ее на места и ни слова не сказал. Он помог с таким унылым делом просто так. И улыбался при этом. До чего странно. Непривычно. Неправильно. Весь жизненный уклад в один момент показался Тенгену совершенно неправильным. Придя домой, он несколько минут сидел в предельно сосредоточенном состоянии и рисовал в голове фигуру, а потом схватил карандаш и бумагу и начал ожесточенно переносить мысль в реальный мир.