***
— Узуй-сан! Тенген нервно мерил шагами палату и постоянно оглядывался на пустую кровать у окна. Хоть он и слышал топот «подручной мелочи», ее выкрик все равно заставил его вздрогнуть. — Чего тебе? — Кочо-сан просит Вас помочь! Пожалуйста, сходите в эти лечебницы и заберите медикаменты. Скоро прибудут раненые, нам не хватает запасов. Тенген взял две предложенные сумки через плечо, список лечебниц, согласившихся поделиться, и вышел из поместья. Время подползало к восьми часам. От завтрака он отказался – в горле стоял непроходимый ком, а желудок был завязан тугим узлом. Страх жрал его сильнее, чем когда-либо за последнее время. «Когда я вернусь… Хочешь потренироваться вместе?» — хоть бы это была не последняя фраза, которую он услышал. Только бы Ренгоку приехал не в саване… Ходьба по лечебницам заняла больше времени, чем он думал. Ключица от веса сумок поднывала, но Тенген игнорировал ее. Мысли причиняли более ужасную боль. Черт возьми, кто вообще послал такого молодого столпа на такую опасную миссию!? Неужели Глава тоже может поступать безрассудно? Почему не Томиока? Не Шинадзугава? Только бы не в саване… К воротам поместья Тенген вернулся через два с половиной часа и за несколько метров уловил диалог двух молодых людей. Тревога взлетела выше, чем плыли самые высокие облака. — Бедный юный господин Ренгоку… — Первая миссия в ранге столпа, и такой ужасный исход. — Стоило послать кого-то более опытного. Хорошо, что лекари успели приехать до нас. — Вот уж не повезло ему… Они смогли вернуться раньше, чем доложил ворон. Тенген распахнул ворота так, что два какуши подпрыгнули на месте, но сказать так ничего и не смог. Около забора аккуратным рядом в саванах лежало восемь тел. Белая ткань почти вся пропиталась кровью, очевидно, людям досталось очень сильно. Тенген почувствовал, как ниточки, поддерживающие его тело, неумолимо обрываются по одной. «Ренгоку?..» Какуши едва успели отшатнуться в сторону. Он бросил сумки на дорожку и метнулся к саванам, схватил первый попавшийся за край и отбросил его. И тут же болезненно сморщился: раскроенная женская голова, слипшаяся от крови черная коса. — Господин Узуй, пожалуйста… Но Тенген резко развернулся, схватил парнишку за грудки правой рукой и поднял почти на уровень своего лица. — Где Пламенный столп?! Какуши испугался так, что потерял дар речи. Дрожащая рука слишком медленно указала на поместье. Так медленно, что хотелось сломать ее к чертовой матери. Мгновение спустя Тенген с двумя сумками уже ворвался внутрь. Поместье гудело пчелиным роем. Слышались голоса незнакомых людей, все ходили туда-сюда, командовали, отовсюду стонали люди… «Где ты?» Узуй навострил слух до предела. Почему все дышат так одинаково? Почему все так громко страдают? Вот оно! Голос Шинобу - она обратилась к нему! Забыв обо всем на свете Тенген рванул по коридору, но у сёдзи его остановила Аой. — Узуй-сан, там идут операции, пожалуйста, не… Он бросил сумки на пол и оттолкнул девочку в стену, будто она была стулом или ящиком. Острый запах лекарств ударил по рецепторам. Двое склонившихся над телом мужчин синхронно повернули головы на распахнувшиеся сёдзи, но через секунду вернулись к работе. Разглядеть стол не получалось, мешали люди и предметы, но Тенген успел увидеть мелькнувшие золотистые волосы. На другой кровати лежал молодой парень, над ним колдовали другие люди, не обратившие на пришельца никакого внимания. У парня не было левой кисти. — Узуй-сан, Вам сюда нельзя! — Шинобу подлетела к столпу и принялась энергично выталкивать его за порог. — Что с ним случилось? — Серьезно ранили… Все будет в порядке, если Вы закроете дверь и не будете мешать! — Я могу… — Тенген вдруг выцепил странный звук. Дыхание. Парень без кисти находится во сне под действием анестезии, а хриплое рваное дыхание могло принадлежать только Кёджуро. — Кочо, что там? Ты не дала ему обезболивающее?! — У нас оставалась последняя ампула! Он сам отдал ее другому человеку! Убирайтесь немедленно! — Госпожа Шинобу, — позвал один из мужчин-лекарей. — Состояние близится к шоку… — Иду! — девушка тут же забыла о Тенгене. — Положи его в мою палату! — крикнул он вслед. — Если там окажется кто-то другой, я блестяще доведу его до самоубийства!***
Тенген время от времени забывал о разных простых действиях, таких, как моргание, сглатывание или необходимость менять позу, чтобы тело не затекало. Он мог только сидеть на чужой кровати и держать руку на чужом плече в ожидании изменений. Спустя час его начало клонить в сон. Спустя два он уже во всю клевал носом. Кёджуро получил дозу обезболивающего ближе к концу операции, а затем еще одну, чтобы заснуть. Бледный, с синяками и кровоподтеками, в неестественном беспамятстве. Тенген каждые полчаса перекладывал ему голову, чтобы не затекала шея и не зажимались сосуды. И чтобы совсем не заснуть. Откуда такая забота, он сам не знал. Они знакомы всего месяц, нормальное общение у них сложилось далеко не сразу… Откуда этот бездонный колодец желания быть рядом? Откуда это необъяснимое влечение? Восемь трупов около ворот. Сейчас их готовят к погребению. Треснутая женская голова. Залитые кровью саваны. Шинобу сказала, что это был отряд Кёджуро. Никто не выжил. Во втором отряде самой серьезной потерей была кисть у того парня. А здесь – восемь молодых охотников. Почему это выпало именно Кёджуро? Почему такая светлая душа должна выносить такую боль? «Я еще никогда не вел на такое опасное дело столько людей! Я обязан выложиться на полную и постараться уберечь каждого из них.» Почему все это выпало именно ему? Тенген проснулся моментально – Кёджуро сипло кашлянул и неразборчиво заворчал. Звуки стали более явными, преобладали боль и волнение. Он выходил из наркоза, начал ерзать и пытаться что-то сказать. Тенген аккуратно прижал его за плечо. Эта повязка, оборачивающая тело от левого плеча до правого бедра, не на шутку пугала его. Неужели, ему разорвали живот? Или вообще все тело? Нельзя было двигаться слишком активно. Тенген прижал тыльную сторону ладони к бледной щеке Кёджуро и поразился тому, насколько она холодная. Как будто горящий внутри огонь безвозвратно затушили. Дальше было только хуже. Кёджуро почти полностью проснулся спустя пол часа, сходу начал вставать и пытаться куда-то идти. Все увещевания Тенгена и попытки его удержать он игнорировал и раздраженно отмахивался. Так было, пока не пришла Шинобу. Треск надежды, что выжил хоть кто-то, оглушил Тенгена. Кёджуро, наконец, лег. — Ренгоку-сан, мне… очень жаль… — тихо произнесла девушка. — Тела готовят к погребению. Ояката-сама оповестил родных. Боюсь, Вы не сможете появиться на церемонии, рана слишком серьезная… Кёджуро физически не мог заговорить. Горло намертво заткнуло острое осознание. Восемь мертвых в кровавых саванах. Тела готовят к погребению. Он побледнел еще сильнее. Пустота стремительно засасывала осколки, в которые он превратился. — С… ска… — Кёджуро, — Тенген тревожно сжал его руку. — Пожалуйста… Тише… — Узуй-сан… — Кочо, если нет ничего срочного, уходи. Девушка поджала губы и кивнула. Сёдзи за ней тихонько закрылись. Они теперь на одной стороне. Отныне Тенген не настырный вредитель, а, возможно, ближайшее связующее звено между Пламенным столпом и окружающим миром. Многие из истребителей ломались. Моральное здоровье зачастую хрупче физического, души отлиты из тонкого стекла, их так легко повредить безвозвратно. Ни Тенген, ни Шинобу не сомневались, что Кёджуро способен вынести очень многое, но жизнь порой бьет слишком неожиданно. — Эй, — Тенген аккуратно положил ладонь на его правое плечо, — хочешь воды? Кёджуро едва заметно кивнул. Возможно, он сделал это автоматически, так как вид глубокой растерянности не гарантировал его присутствия в этом мире. Узуй сходил до кухни и принес стакан воды. Левой рукой он медленно приподнял золотистую голову и поднес к губам чашку. Кёджуро пил мелкими глотками, но все еще как-то неосознанно, будто жил только благодаря базовым рефлексам. Пустая чашка оказалась на столике. — Как ты? Янтарные глаза медленно обратились к багряным. У Тенгена в душе пробежал ветерок прямиком из арктической пустыни. Кёджуро впервые взглянул ему в глаза с того момента, как они попрощались. Погасший огонь. Узуй ощутил, как позорно трещит по швам. Он обязан был вынести этот взгляд, хотя бы не отвести глаза. Поддерживать в них хоть крупицу бодрости было теперь просто нереально. Тенген видел, что Кёджуро вроде бы и пытается что-то ответить, но слова были слишком непосильной ношей, они выпали в осадок где-то в глубине раздробленной души и не могли вновь оказаться на поверхности. — Я блестяще понял, — произнес Тенген и отошел к своей кровати. — Отдыхай.***
Кёджуро жил на базовых рефлексах. Ноги и спина не пострадали, поэтому он сам время от времени отлучался из палаты. Ел, когда приносили еду. Ни звука не издавал во время перевязок. Засыпал, когда приходилось. Это был даже не призрак Кёджуро. Тенген не мог отвести глаз от огромной раны, когда впервые увидел ее. Она была почти поверхностная, хирурги постарались сделать стяжки как можно аккуратнее. Тем не менее, проходя через все тело, она стреляла болью на любое движение. Еще хуже, чем вид, был его звук. В нем не осталось даже намека на пляшущие бликами солнечные лучи, всполохи костров, и шепот крыльев бабочек. Кёджуро звучал, как выжженное, затянутое ядовитым дымом пепелище, где жизнь уничтожило стихийное бедствие. Все бабочки, которых Узуй успел так полюбить, обуглились от черного горя и попадали на мертвую землю. Тенген почти не разговаривал с ним, только в случае необходимости, но все время наблюдал. Бросал короткие взгляды, прислушивался, но никаких изменений не происходило. На третий день он проснулся от напряженного звука и возни в кровати. Кёджуро видел кошмар и никак не мог проснуться. Руки тянулись к левой ключице, цепляли повязки. Он нервно ворочался и тихонько всхлипывал. Тенген быстро сел на своей кровати, потянулся к нему и ущипнул за левое плечо. Кёджуро проснулся мгновенно, вскрикнув на всю палату, от чего сердце Тенгена болезненно сжалось. — Воды? — в полголоса спросил он и получил в ответ отрицательное движение головой. Кёджуро не произнес ни слова и с усилием повернулся на правый бок, лицом к окну. Тенген снова вытянулся на кровати, но задремать смог менее, чем на пол часа. Звук мечущегося в жутких видениях человека снова прогнал его сон. Сколько Кёджуро не буди, он снова вернется туда и снова будет переживать одно и тоже. Тенген решил прибегнуть к рискованному варианту – пересел на чужую кровать и аккуратно лег на левый бок. Как ни странно, это помогло. Ощутив всем телом широкую спину друга, Кёджуро сквозь сон прислонился к ней и почти затих.***
На похоронную церемонию Кёджуро все-таки выбрался. Ни Тенген, ни Шинобу не смогли остановить его. Раны закровоточили, возмущенные долгим отсутствием покоя, но он отстоял все положенное время и ни слова не сказал. Не у всех погибших были родные. Те, кто пришли, прекрасно знали, кто он. Никто не посмотрел обвиняюще или укоризненно. Он выжил, потому что был сильнее, быстрее и ловчее. Жаль, этого не хватило, чтобы спасти хоть одного. Хотя бы Харуку Сато. Восемь тел зарыли в землю со всеми почестями. Плачущие люди расходились в разные стороны. Убуяшики увела его супруга. Девушка, представившаяся Минами Сато, задержалась возле Кёджуро и спросила, как сражалась ее сестра. — Лучше, чем я мог себе представить, — не глядя в голубые глаза, прошептал Кёджуро. — Я верю, что Вы старались. Просто мир… такой жестокий…***
Кёджуро приоткрыл глаза, но до конца еще не проснулся. «Откуда так тепло?» Рана настойчиво ныла от лежания на боку, он попытался перевернуться и резко проснулся от ощущения чьей-то спины рядом. Тенген охнул от удара между лопаток, но с кровати его скинуло даже не это, а возмущенно-болезненное шипение. Он, еще не продрав глаза, быстро перебрался к себе, подгоняемый звуком чужой тревоги, и принял самый непринужденный вид. Будто вообще никуда не вставал. Кёджуро оказался-таки на спине и подозрительно оглядывал его. — Что ты делал на моей постели? Тенген ощутил себя так, будто его поймали на позорной краже. Любое оправдание сейчас будет звучать неубедительно и только подкрепит все подозрения. Особенно после тогдашних слов про «нравишься». Он нервно сглотнул и прибегнул к беспроигрышной стратегии: лучшая защита – нападение. — Ты блестяще достал меня своей суетой! Каждую ночь ворочаешься и мечешься, мешаешь мне спать! Я решил ложиться около тебя, чтобы тебе блестяще не хватало места, и ты не дергался. Думаешь, мне нравится? Нет, но мой сон важнее. Еще раз помешаешь мне, и я лягу прямо на тебя! Кёджуро несколько стушевался и извинился. Хвала богам, это помогло. О том, что это третья ночь, когда они спали рядом, Тенген решил не говорить. Оказывается, если не шуметь и не тревожить интуицию, то друг поразительно уязвим во сне. Его ослабленный слух делал эту задачу еще проще. Прошла неделя с возвращения отрядов. Кёджуро все еще с трудом вставал, поворачивался и наклонялся. Любое движение отзывалось болью, рана постоянно расходилась то тут, то там. Даже просто дышать иногда становилось крайне некомфортно. От любой помощи он настойчиво отказывался, все делал сам и этим вызывал у всех значительное недоумение. — Ты же сам оттягиваешь свое выздоровление, бестолочь, — негодовал Тенген. — Мои руки и ноги целы, — просто отвечал Кёджуро. — Я могу встать и лечь сам. Вскоре он попросил Аой не носить себе еду и стал сам добираться до столовой. Тенген ходил рядом, выдерживая медленный темп, а на подозрительные взгляды принимался ныть о том, что одному ему скучно, остальные больные неяркие придурки и совсем не умеют его развлекать. Кёджуро был слишком сосредоточен опорой на стену, чтобы анализировать его слова и предпочитал просто верить. Первичная скорбь постепенно отходила. Кёджуро все еще был подавлен, но постепенно оживал и даже один раз за всю неделю сам начал какой-то простенький разговор. Плохие сны, тем не менее, каждую ночь терзали беспокойное сознание. Ложиться к нему Тенген больше не рисковал, но и спать в таких условиях не мог. За свой сон он не слишком-то волновался, но болезненные стоны и метания Кёджуро больно жалили сердце. Тенген уже не брался за самоанализ и не искал причины своего поведения, а просто садился на его кровать и аккуратно гладил вздрагивающее плечо. Если это не помогало, то брал за руку и поглаживал волосы. — Лунный свет рисует созвездиям путь, Ведь звезды могут в реке утонуть, А здесь мое яркое солнце Не может заснуть, — негромко растягивал он первые пришедшие на ум слова. Однажды Тенген навестил свое поместье, проведя с будущими женами целый день. Мало того, что он по ним соскучился. Кёджуро заслужил немного личного пространства. Поживет денек в палате один, подумает в тишине, чем не счастье? Скоро Шинобу выставит Тенгена за ворота, ведь ключица уже почти в полном порядке, и тогда к Ренгоку могут подселить кого-то другого. Обычно столпы содержались отдельно от рядовых истребителей, друг с другом или по одиночке, но в случае нехватки мест Шинобу становилось все равно, кого куда укладывать. Погода стаяла прекрасная, весна цвела не только на улице, но и в душах многих людей. Аой что-то напевала, развешивая белье после стирки, Шинобу улыбалась своей тсугуко в тренировочном зале, пациенты беззаботно болтали о своих миссиях в палатах или в столовой. Жизнь продолжалась. Люди приходили и уходили. На душе Кёджуро все еще было неспокойно. Оставшись в одиночестве, он был «доволен» только первые несколько часов. Тишина была приятной только до тех пор, пока не стала оглушительной. А в оглушительной тишине копошатся колючие оглушительные мысли. Впервые он понял какую важную роль играл для него Тенген – он перебивал их. Его болтовня, перемещения, да даже постоянное нахождение где-то поблизости отпугивали едкое самокопание, и сейчас оно вышло наружу во всей своей красе. Поговорить здесь было не с кем. Шинобу занята, к тренировочному залу его даже не подпустят. Тенген отправился в свое поместье. Все остальные теряются и трепещут при виде него, опасаясь сказать лишнего, а иногда даже просто поднять глаза. Ему не хватало общества столпа Звука. Может, это и есть то таинственное «нравишься», о котором он говорил? Из всех этих людей только Тенген видел в нем обычного человека и относился к нему соответствующим образом. До мая оставалось каких-то несколько дней. Узуй попрощался с женами и под вечереющим небом шагал в поместье Бабочки. Становилось прохладно, он накинул на плечи серебристое хаори и запахнул его. Окна поместья светились теплыми огнями электрического света. Он опоздал на ужин и нисколько не жалел. Девушки дома накормили его до отвала. Вечер опускался на улицу слишком стремительно, но Тенген углядел на энгаве темный силуэт. — Что ты тут блестяще расселся? — он приблизился и сел на корточки. Кёджуро сидел на досках по-турецки, завернувшись в одеяло. — Просто сижу. У меня ничего не болит. — Я тебя об этом не спрашивал, — хмыкнул Тенген и сел рядом. На время повисла тишина, сопровождаемая мерцанием звезд и тихой прогулкой ветра по траве. Прохлада собиралась у земли прогоняя накопившееся за день тепло к небесам. Тенген чуть поежился, несмотря на хаори. — Поделись блестящим одеялом, — он постарался придать голосу нейтральную интонацию. Кёджуро протянул ему край, Тенген придвинулся ближе и обернулся им. — Ненавижу холод. — Почему тогда твоя униформа без рукавов? — Потому что рукава я тоже блестяще ненавижу. Они пачкаются, мешают и прячут мои яркие украшения. Вот, видишь? Тенген задрал рукав хаори на левой руке, демонстрируя изящный золотой браслет. Кёджуро заинтересованно посмотрел на него. — Красивый. — Блестяще красивый! Снова стало тихо. Где-то негромко прострекотало ночное насекомое. За спинами послышались неразборчивые голоса проходящих мимо людей. Тенген внимательно прислушался к Кёджуро и понял, что тот не звучит более расслабленно. Наоборот, его напряжение будто даже возросло. — Ну, что тут блестяще произошло без меня? — пренебрежительно спросил он. — Ничего. День выдался хороший. Раненых не было. — Ты? — Я скучал по тебе. — Ч-что? — Тенген недоверчиво наклонил голову. Это точно Кёджуро сказал? Может, слух от непрестанных разговоров сразу трех девушек подсдал? — Когда ты рядом, разные мысли одолевают меня куда меньше. У меня хуже получается думать о том, что случилось, — Кёджуро чуть опустил голову. Он немного смущался выражать свои чувства, но Тенгена сейчас поразил не куда-то, а в самое сердце. — Это значит, что ты мне нравишься? — Блестяще да… — Но, Тенген, я ведь должен помнить о них. Они погибли по моей вине. Я не имею права забывать... — Кёджуро, это не одно и то же, — Тенген собрался с мыслями. — Блестяще помнить не означает постоянно предаваться унынию. Люди постоянно умирают и ни у кого дозволения не просят на это. Не ярко, да? Просто этот дурацкий мир очень жесток. Нам остается только извлечь урок и идти дальше. Мы всегда должны блестяще двигаться, понимаешь? Кёджуро кивнул. Тенген медленно приблизился и коснулся лбом его виска. Затем аккуратно, почти невесомо поцеловал в то же место. Прекрасный звук. Не бабочки в солнечных лучах, но лучше, чем мертвая пустота. За прошедшие полчаса Кёджуро в общих чертах узнал о судьбе клана Узуй, об опасных тренировках и о том, как Тенген покинул родные места вместе с тремя девушками, разделившими его позицию. — Они ведь не настоящие мои жены… Что ты свои яркие глаза вытаращил? Хинацуру, Сума и Макио еще слишком молоды, чтобы заключить брак. Как только они достигнут совершеннолетия, мы блестяще поженимся по-настоящему. — Я вовсе не хотел сказать ничего плохого. Просто я думал, что многоженство запретили. — Еще не везде. Там, откуда я родом, это еще возможно. Браки между мужчинами тоже запрещают. — Почему? — Да чтоб я знал! Блестящие идиоты, принимающие эти законы, и дня прожить не могут без своих идиотских запретов. Я не вижу в этом проблемы. Раньше все было иначе. Я видел, что мужчины могут любить друг друга и жениться. Почему вдруг все изменилось после той войны, я не знаю. Кёджуро отвернулся ко внутреннему двору. Одеяла не хватало, чтобы полноценно укрыться вдвоем, и Тенген снова почувствовал, что замерзает. Уходить не хотелось, хотя там тепло и мягкая кровать. Общество Кёджуро резко перевешивало все удобства. Мысленно помолившись на то, чтобы не быть отвергнутым, Тенген отполз назад и сел у него за спиной, складывая длинные ноги впереди. — Что ты делаешь? — неуверенно спросил Кёджуро. — Да блестяще замерз я. Тенген схватил края одеяла и обнял его под предлогом простого укрывания. Насколько ему было хорошо в этот момент, он не мог точно сказать. Тепло от тела Кёджуро мгновенно заполнило пододеяльное пространство и с лихвой согрело обоих. Тенген превозмог желание положить голову ему на макушку и сидеть так до утра – нельзя было забывать о никак не заживающей ране. Судя по всему, она не слишком беспокоила Кёджуро. Про себя Тенген решил, что еще немного, и он отведет друга в палату: ему еще рано так долго сидеть. Острый слух вдруг выцепил новый звук. — Ты что, блестяще не ел сегодня? — Вовсе нет, ужин был прекрасный, — простодушно ответил Кёджуро. — Что давали? — с деланым любопытством спросил Тенген. — Рыбный суимоно, лапша и пропаренные овощи. Я люблю овощи в любом виде. Особенно сырые. — Ты все еще голодный. И ты постоянно так звучишь, — он вдруг понял, что звук, который он принимал за напряжение, был постоянным легким голодом. — Тебе что, дают меньше еды? — Конечно нет! — тут же вскинулся Кёджуро. — Я получаю так же, как и все. Не надо обо мне волноваться. — Я и не собирался, — отмахнулся друг. — Пошли в палату. Мне блестяще скучно здесь.***
Тенген протянул Кёджуро тарелку с лапшой и сделал максимально недовольное лицо. Он только что вернулся с кухни и небрежно сел на свою кровать, делая вид, что мир его смертельно достал. К счастью, за похищением оставшейся с ужина еды его никто не поймал. Друг приподнял одну бровь и вовсе не торопился брать предложенное. — Что ты пялишься на все постоянно?! — наигранно возмутился Тенген. — Малявка сунула мне это, а я объелся дома и умру, если съем еще хоть что-то. Не пропадать же. Тенген отчетливо слышал, как сильнее заурчал чужой желудок. Делая вид, что лапша его не слишком-то волнует, Кёджуро взял тарелку и палочки. В голове заклубились интересные выводы: во-первых, друг однозначно нуждался в большем количестве еды, чем обычные люди, этим, вероятно, объяснялась его повышенная температура; во-вторых, он категорически не принимал помощь со стороны, его постоянно приходилось обманывать. А какого черта он, Узуй Тенген, вообще кому-то тут помогает?! Мерз на улице, украл еду, таскается с ним по коридорам со скоростью раненой улитки, не спит по полночи, гладя золотистые волосы… На что он тратит свое драгоценное время? На этого неблагодарного человека, который на любую попытку содействия смотрит так, будто ему отраву предлагают! Тенген одернул скручивающиеся в клубок агрессивные мысли. Быть может, Кёджуро слишком хорошо помнит тот чай? В таком случае его доверие еще придется заслужить… «Когда ты рядом, разные мысли одолевают меня куда меньше. У меня хуже получается думать о том, что случилось» — это обезоружило его окончательно. Это был крошечный шажок к одному простому «мне нужна помощь». Сам Тенген о помощи тоже просил крайне редко, но, в отличии от своего товарища, умел распознать момент, когда это необходимо. — Кёджуро? — М-м? — Почему ты отдал кому-то обезболивающее? Хотел блестяще пострадать за всех? Тот уже покончил с лапшой и отставил тарелку на прикроватную тумбу. Его лицо стало чересчур озадаченным, он надолго замолчал. Тенген даже успел подумать, что из-за своего состояния он ничего не помнит. — Я видел, что тому человеку хуже, чем мне. Он потерял кисть. — А у тебя рана через все тело. — Он умолял Шинобу сделать что-нибудь, — Кёджуро опустил глаза. — Ему все время казалось, что рука на месте, а он просто не видит ее. — Ты просто хотел заткнуть его? — хмыкнул Тенген. — Я не помню. Просто мне казалось, что ему нужнее. — Почему ты блестяще отдаешь что угодно всем вокруг, но сам ничего не берешь? Идиотизм же. — Если я могу обойтись без чего-то, я обойдусь. — А если я уеду завтра же? Обойдешься без меня? — Тенген мгновенно пожалел о своих словах. Его раздражение все же просочилось наружу. Кёджуро слегка покраснел. — Тебя ждут жены. Они важнее меня. Я справлюсь сам. Узуй, не говоря ни слова, отвернулся, схватил тарелку и вышел из комнаты. Прикусить бы себе язык.***
Ночью было тихо. Эта неправильная тишина вызывала тревогу, заставляя Тенгена время от времени хмуриться сквозь сон. Неужели их разговор подействовал настолько хорошо, что Кёджуро вообще перестал ворочаться по ночам в кошмарах? Но, когда Тенген проснулся, то понял, в чем дело. Друга не было в палате. В это время не спали только четверо: сам Тенген, Шинобу, ее тсугуко и «подручная мелочь». Куда делся Кёджуро, не просыпающийся раньше одиннадцати часов? Тенген вышел в коридор и почти сразу увидел возникшую из-за поворота Шинобу. Ее растерянные сиреневые глаза не сразу встретились с его, будто девушка была очень глубоко в своих мыслях. — Узуй-сан, — как можно мягче начала она. — А что происходит в тренировочном зале? — Я только что блестяще встал. Сейчас проверю. По звуку там творилась какая-то суета и царапание. Непрекращающееся поскребывание карандаша то тут, то там. «Ты что, блядь, блестящий художник у меня?» Раздражение, зародившееся от непривычной тишины еще ночью, начало набирать силу, но уже через секунду уступило место беспокойству: Кёджуро не спал всю ночь. «Проклятье, идиот постоянно недоедает, а теперь решил недосыпать. Так его унылая рана в жизни не заживет!» Тенген сдвинул сёдзи и замер на пороге. Сначала показалось, что ничего не происходит, но если посмотреть влево, то картина открывалась весьма занятная. Чем дольше он оглядывал пол, тем шире открывались его глаза. Кёджуро разложил вокруг себя два десятка листов бумаги, сидел на коленях и задумчиво оглядывал их. Приглядевшись, Тенген понял, что листы объединены общим рисунком, похожим на карту. Везде были какие-то стрелки, перечеркнутые линии, символы, числа… Кёджуро сидел к Тенгену спиной и появления его не услышал. Вот он щелкнул пальцами от осознания чего-то важного и низко наклонился к полу, оставив при этом таз наверху. Тенген приподнял брови, глядя на эту занятную картину и негромко позвал Кёджуро. Тот снова не услышал. — Ренгоку! Он вздрогнул и обернулся. Узуй нервно сжал зубы, увидев, что он просунул руку в распахнутую юкату и прижимал кровавый сверток бинтов к низу живота. Открывшаяся в очередной раз рана его нисколько не волновала. — Что тут блестяще происходит? — Ты был прав, Тенген! Мы должны извлекать уроки из плохих жизненных моментов. Я должен понять, где допустил ошибку и больше не повторять ее. Это карта сектора префектуры Токио, где на нас напали. Я пытаюсь спрогнозировать маршрут, по которому нам было лучше передвигаться, чтобы не попасть в ловушку. Если бы мы пошли от пункта на юго-запад… — Подожди-подожди… Ты занимался этим всю ночь? — Да! — почти радостно ответил Кёджуро. — Я не должен терять время. Когда я поправлюсь, меня снова отправят на важное задание, у меня больше нет права подвести людей. — У тебя рана открылась, бестолочь. — Не страшно. Посмотри, демоны напали с четырех сторон в тот момент, когда… — Кёджуро, блядь! Быстро поднялся и пошел к Шинобу на перевязку! — Тенген не узнавал сам себя. Впервые хотелось ударить его, желательно в голову. — Если не встанешь сейчас, сломаю тебе ногу, и ты не встанешь вообще! Блестяще понял? — Не смей со мной так разговаривать, — Ренгоку голоса не повысил, но интонация и без этого прозвучала достаточно угрожающе. Он поднялся на ноги и чуть покачнулся. Кровавый сверток в его руках переместился в сторону бедра. Тенген еле удержал себя на месте. Хотелось его просто придушить. Проклятые листы, проклятая рана, проклятая миссия! В глазах Кёджуро отнюдь не желание понять свою тактическую ошибку. Он одержим. Этот навязчивый огонь пугает. Тенген понял, что если попытается оторвать его от работы, то сам рискует остаться со сломанными ногами. Надо менять подход. Подыграть ему. Рано или поздно он успокоится и перестанет страдать чепухой. — Ладно, — примирительно сказал он, старательно подбирая слова. — Ты блестяще прав. Но, посмотри на себя. Тебе нужна перевязка. Пойдем к Шинобу. — Я не могу оставить листы, их могут перемешать или… — Я отнесу их в палату, — тут же нашелся Тенген. — Пошли к Шинобу. — Все? — Да, боги милостивые, все до одного. Разложу, как надо. Немедленно. Шагай. На перевязку.***
Кёджуро вернулся в палату и принес на себе запах лекарств. Под янтарными глазами пролегли едва заметные темные круги. Тенген показал взглядом на тарелку с рисом, стоящую на столике, но друг отрицательно покачал головой, вызывая новую волну негодования. Его интересовали только листы на полу. Тенген честно перенес их все до одного и разложил в том же порядке, в каком они были в тренировочном зале. — Большое спасибо, что принес их. Ты хороший друг, — благодарно сказал Кёджуро. — Давай поедим, — как можно ненавязчивее предложил Тенген. — Подожди, я должен кое-что проверить. — Кёджуро, — он снова подавил вспышку ярости. — Мне интересно узнать, что ты придумал. — Правда? — Блестящая правда. Давай ты расскажешь мне. А пока говоришь, — Тенген встал, взял со столика тарелку и вложил в чужие руки. — Вот тебе рис. Ты пока начинай, а я схожу за своим. Тенген не сильно верил в то, что Кёджуро настолько легко манипулировать. Либо он наивен до предела, либо действительно с головой ушел в эту карту и свою тактику. Звучал он абсолютно искренне, все его мысли читались на лице. Нетерпение трещало у него внутри, соперничая с покалывающим голодом и тягучей усталостью, пока он с энтузиазмом излагал свой план. Тенген медлил, ковыряя рис палочками, делая вид, что настолько сильно поглощен рассказом. На деле же дожидался, когда пустая тарелка звякнет о стол. — Совсем унылый завтрак сегодня, — поморщился он. — М-м, что не так? — удивился Кёджуро. — Отвратительно приготовили. Если нравится, можешь доесть. Я ни рисинки больше в рот не возьму. Кёджуро, кажется, расстроился, что готовку Аой не оценили по достоинству. Про себя Тенген решил, что скажет Шинобу потихоньку увеличить ему порции. Еда все равно иногда остается. Друг подозрительно быстро опустошил предложенную тарелку, поблагодарил за нее и собрался отнести посуду. Тенген, помня о разошедшейся ране, снова решил сыграть в игру. — Я сам отнесу. Лучше блестяще посмотри на свои листы, вдруг я что-то не туда положил. Кёджуро просиял. Тенген все еще не до конца верил в то, что это настолько просто. Когда он вернулся, друг сидел на полу точно так же, как в зале, и делал какую-то пометку на ближайшем листе. Стоя за его спиной, Узуй негромко позвал: — Кёджуро. Нет ответа. Интересно. Когда Тенген узнал об ослабленном слухе, то автоматически начал говорить громче и сам не заметил, как это вошло в привычку. Люди иногда вздрагивали, но он складывал на них все самые непристойные части тела, интересуясь только тем, чтобы друг слышал его. Мысль о том, что с Кёджуро можно разговаривать безответно, была довольно забавной, и как он раньше до этого не додумался. Часы сменяли друг друга, квадраты солнца на полу неспеша ползли из одного угла палаты в другой. Тенген едва не заснул вначале, изо всех сил делая заинтересованный вид, но вскоре втянулся и превратил это в настоящую дискуссию. Шиноби тоже обучали стратегии, ему было, что противопоставить своему отнюдь не глупому в этой науке другу. Кёджуро с энтузиазмом соглашался и опровергал его теории и предложения. Они говорили и говорили, оставляя на карте все новые знаки и стрелки, зачеркивали предыдущие и подрисовывали новые точки. Кажется, это работало. Кёджуро действительно заново оживал, веря в то, что эта работа поможет ему в дальнейшем. Он даже сам пошел на обед, без всяких ухищрений со стороны. Тенген ликовал. Осталось только заставить его поспать. Перед началом обеда Узуй нашел Шинобу и попросил ее давать своему Пламенному пациенту больше еды. Девушка задумчиво склонила голову на бок и сказала, что решит этот вопрос. Заставить его спать оказалось сложнее. Несомненно, выдержка у Кёджуро была завидная. В таком режиме непрерывного анализа лежащих на полу листов он провел бы еще несколько дней. Тенген гадал, как обмануть его на этот раз, пока не услышал отчетливый звук тревоги. Друг зевнул, потер глаза и встряхнулся. Тревога погасла. — Кёджуро, что блестяще происходит? — прищурился Тенген. — Нич… — Сука, не пытайся мне врать! Ты не спишь, потому что видишь их. Его маска треснула. Вспышка злости погасла, как задутая свеча. Кёджуро врал все это время, врал сам себе. Прятался за листами с картой от снов, в которых рвали на части вверенных ему людей. Он выстраивал вокруг себя кокон самообмана, а Тенген сломал его одним ударом. Все его воодушевление растворилось, обнажая лицо замученного человека. Даже темные круги под глазами стали еще заметнее. Кёджуро опустил голову, снова проваливаясь в черную яму. Нет, кого он обманывал. Он и не выбирался из нее, а только разрисовал стены иллюзиями. — Кёджуро… — Тенген аккуратно коснулся его руки. Реакции не было. Тогда он сел ближе и притянул друга к себе, заключая в объятия. — Их не вернуть. Надо блестяще жить дальше. Посмотри на это все, — он обвел рукой листы. — Ты настоящий гений. Я бы в жизни не додумался до большинства приемов, которые ты здесь изложил, а я блестящий шиноби, знаешь ли. Тенген собрался с силами и отстранил его от себя, заглядывая в чуть осунувшееся лицо. Он невесомо приподнял поникшую голову за подбородок, другой рукой прибрал за ухо прядку золотистых волос. — Тебе просто нужно время. Больше времени. Давай пойдем спать. Ты говорил, что я помогаю не думать о плохом, значит я блестяще посижу рядом. Обещаю, я никуда не выйду из палаты, — Тенген обхватил его лицо руками. — Я знаю, как теряют, понимаешь? Я тебе тут не ерунду унылую говорю. И выучи наконец уже одну важную вещь – иногда нужно просить о помощи. Некоторые вещи блестяще сложно выносить в одиночку, и это вовсе не порок. Если тебе нужна помощь, блестяще скажи. Посидеть с тобой, пока ты спишь? Кёджуро опустил глаза и едва заметно кивнул. Казалось, он надеялся, что друг вовсе не распознает этот жест. Весьма глупо. Тенген не стал помогать ему вставать, хотя вскрывшийся сегодня край раны недовольно ныл от перемещений. Они ничего не говорили. Единственным звуком был шорох постели, когда один ложился и накрывался одеялом, а второй садился напротив по-турецки. — Мы продолжим потом, когда блестяще проснешься. Придумаем еще вариант. Кёджуро закрыл глаза. Тенген наблюдал за ним и старался пускать в голову как можно меньше мыслей. В комнате становилось душновато, но он не мог открыть окно из-за чертовых листов, которые могут разлететься. За прошедшие полтора часа Узуй развлекал себя подпиливанием ногтей, упражнениями для ключицы, в которых уже почти не нуждался и лежанием во всех известных позах. От важных дел его оторвало появление Аой, которая хотела узнать о самочувствии Кёджуро. — Эй, а ну стой, — Тенген пощелкал пальцами, и девочка обреченно закатила глаза. — Сходи на улицу и принеси мне двадцать четыре ярких камня. Не маленьких. Но и не огромных. Поняла? У Аой чуть перекосило лицо, но она выдавила из себя «хорошо, Узуй-сан» и ушла. Камни принесла за три подхода и впервые получила подобие благодарности от столпа Звука. Тот торопливо выгнал ее и велел не беспокоить палату. Аккуратно придавив листы камнями, он, наконец, открыл окно и впустил в палату почти летнее тепло. Спать на свежем воздухе куда полезнее. Ветерок принес запах цветущей сакуры, и Тенген отметил про себя, что цветение в этом году затянулось. Оно и к лучшему. Лучшее… Он посмотрел на спящего Кёджуро. Прошло три часа, но тот так и не провалился в ужасы подсознания. Время вылечит эту боль. Может, ему потребуются месяцы. Рано или поздно наступает это самое «лучшее». Ночь всегда сменяется рассветом, какой бы долгой она не была. Тенген слышал о том, что далеко на севере ночь может длиться целых пол года. И даже после нее приходило солнце. Это давало надежду на «лучшее». Но лучшее не наступило.***
Тенген проводил жен на задание и отправился в поместье Бабочки. Сегодня второй день мая, а завтра он выселяется из больничного крыла. Они с Кёджуро каждый день обсуждали то нападение и все варианты развития событий. В голове была жуткая каша, и Тенген рад был проветриться на рыночной площади. К сожалению, вытянуть подробности самой схватки ему не удавалось, ничего информативного Кёджуро не выдавал и сразу закрывался. Узуй остановился на перекрестке, залюбовавшись все еще цветущими деревьями. На его памяти сезон ханами еще так не затягивался. День выдался прекрасным, настроение соответствовало, но только до тех пор, пока он не оказался во внутреннем дворе. Внутри что-то творилось. Что-то страшное. Тенген бросился вперед, сдвигая сёдзи, и сразу узнал его. Тяжелая аура давила не хуже, чем у Высшей Луны, заставляя воздух застревать в горле. Ренгоку Шинджуро пришел к своему сыну. Без сомнения, это его жуткая брань доносилась из-за сёдзи в их палату. — Узуй-сан, пожалуйста, сделайте что-нибудь! — Аой, всеми фибрами души недолюбливающая столпа Звука, бросилась на него со слезами. — Господин Ренгоку сейчас его убьет! Тенген похолодел изнутри. В глубинах тела ударила молния, пригвождая его к месту. Испугался. Он так смело заявил об отставке Шинджуро на собрании столпов, а сейчас, практически представ перед ним, трусливо поджал хвост и не мог сдвинуться с места. Что, если Кёджуро рассказал о том, что они друг другу «нравятся»? — Узуй-сан, все остальные боятся, прошу Вас! — Аой попыталась встряхнуть его. Это помогло. Тенген жестко отчитал сам себя и услышал, как в палате что-то разбилось о пол. Шинджуро выкрикнул какую-то нецензурщину особенно громко. Тенген убрал девочку в сторону и пошел в палату. Не дошел совсем немного. Сёдзи с грохотом открылись, и посетитель вышел в коридор. Испепеляющий взгляд янтарных глаз раздробил к чертям всю решительность, которую Тенген успел из себя выдавить. Он уронил взгляд в пол и прижался спиной к стене, давая старшему Ренгоку дорогу. Аналогично ему поступила Аой. Как только Шинджуро исчез за поворотом, Тенген схватился за голову. Он ничего не сделал. Он, двадцатилетний, сильный юноша, позорно вжался в стенку. Он испугался. Стыд едким ядом опалил сердце и попал в кровоток. От всплеска собственного бессилия его отвлек самый худший звук, который он когда-либо слышал. Кёджуро заплакал. Тенген бросил взгляд на Аой, но та пока ничего не услышала. — Оставьте нас. Слышала? Никого не впускай. Не дожидаясь ответа, он ворвался в палату и закрыл ее. Вид помещения заставил его ахнуть. На полу разбитая чашка из-под лекарственного чая, но хуже всего – всюду разорванные и смятые листы. Шинджуро превратил то, что они создавали несколько дней, в невнятные обрывки. Разнес этот маленький оплот своего сына на мелкие куски. Кёджуро лежал на спине и плакал. Очень-очень тихо. Со стороны казалось, что он просто закрыл лицо руками, но Тенген слышал его. Оглушительная черная боль вперемешку с гнетущим горем. Надо было что-то сказать. Но он не мог. Надо было что-то сделать. Но он просто не знал, что вообще делать. Даже демоны, вырывающие живым людям кишки, казались Узую менее жестокими, чем бывший столп. Тенген, наконец, подавил начинающуюся дрожь и подошел к кровати. «Соберись, твою мать! Я отгоняю плохие мысли, я отгоняю плохие мысли! Соберись, трусливое ничтожество!» Он сел на кровать с ногами и аккуратно коснулся тихонько вздрагивающего плеча. «Я испугался его. Блядский трус, соберись!» Ему так хотелось в прошлое. Ворваться без стука, оборвать этот акт насилия, выставить бывшего столпа за ворота и быть героем в глазах всего поместья. Но у него было только разбитое в пыль настоящее. Этот алмазный стержень внутри Кёджуро был жестоко надломлен и очень опасно балансировал. Тенген снова сглотнул. Нельзя полагаться на мысли и логику в такие моменты. Никто из них ему сейчас не помощник. Он закрыл глаза, схватил Кёджуро за плечи и оторвал от кровати, прижимая к своей груди. Будто не было раны, мешающей любому движению, не было огромной пропасти, отделившей их друг от друга, не было жгучего стыда. «Прости, я не вмешался.» Кёджуро стиснул его кимоно на плечах, прижимаясь к широкой груди. — Я оглох, если что, — идиотская фраза. Как она вообще родилась у Тенгена в голове... Он сел на кровать уже полностью, скрестил голени за спиной друга и обнял его обеими руками. Кёджуро начал рыдать по-настоящему. Как будто прорывало его внутреннюю плотину, и море сдерживаемых долгое время слез радовалось своей свободе. Тенген почувствовал острые ножи в своем сердце и положил ладонь на золотистую макушку. Кёджуро разревелся, забывшись в своей боли. Кошмарные звуки. Тенген готов был сражаться день и ночь до самой смерти, чтобы ни одному человеку в мире больше не довелось так плакать. Он был уверен, что это слышит весь коридор, может, даже все поместье. Он был уверен, что сам заплачет. Все это было не важно. Ничто не важно, кроме разрывающегося от боли человека в его руках. Тенген вздохнул от того, как мерзко затекла его спина к тому моменту, когда у Кёджуро иссяк этот ресурс. Чтобы сгладить дискомфорт, он начал чуть-чуть раскачиваться вправо и влево, будто пытался укачать ребенка. Кёджуро, сидя в захвате из рук и ног, мелко вздрагивал, не в силах совладать с дыханием. Его руки все еще цеплялись за чужое кимоно, теперь уже почти насквозь мокрое от слез. Легкое раскачивание вскоре перестало спасать затекшую спину. Тенген аккуратно взял Кёджуро за левое запястье, чтобы отстраниться и пересесть поудобнее, но тот с неожиданной силой вцепился в его одежду. — У-узуй, — он говорил так тихо, что, наверное, не слышал сам себя. — Н-не… не уходи… — Я не ухожу. Спина блестяще устала. Давай полежим. Тенген дотянулся до своей кровати и забрал подушку. Кёджуро, пряча покрасневшее лицо за ладонями, лег на подставленное правое плечо. Ветер от приоткрытого окна разносил по полу обрывки исписанной бумаги. Зачем этот человек вообще пришел? Он же уже столько времени не выбирался из своего поместья дальше лавок, где можно купить выпивку. Тенген смотрел в окно на цветущий внутренний двор и поглаживал вздрагивающий бок, пока тихий голос не привлек его внимание. — Уз-зуй, с-сейчас стало так… так… — кажется, Кёджуро не мог за раз сказать достаточно слов, описывающих, как ему сейчас. Слова снова вызывали у него слезы. — М-мне… мне… н-нужна помощь…да? Создавалось впечатление, что если он скажет это достаточно тихо, то как будто бы ничего и не было. Но Тенген все слышал. Кёджуро будто пытался говорить с ним на другом, недоступном остальным людям уровне. — Я здесь. Прости, что не пришел раньше, — он настойчиво не опускал голову, выигрывая этим сразу две игры: не смущал друга и скрывал нехватку мужества посмотреть в его покрасневшие глаза. — Ничего не говори.***
Прошло некоторое время, прежде, чем Тенген окончательно выяснил, что произошло. Сенджуро хотел навестить своего брата, но повредил ногу на самостоятельной тренировке, а потому попросил отца сходить. Шинджуро упирался два дня, но на третий все же выбрался из своей норы. Младший сын рассказывал о том, как Кёджуро сейчас непросто справиться с потерей восьми человек, поэтому достопочтенный отец пришел и доуничтожил его. «Проклятая бездарность» — было самым ласковым, что услышали тогда в поместье. Он снова замкнулся. Тенген ненавидел весь свет. Его новооткрытые методы больше не работали. Все попытки выстроить контакт и сподвигнуть друга хоть на что-то разбивались о ледяную апатию. Он даже пробовал применять разные методы гипноза, но Кёджуро все воздействия были кристаллически безразличны. Ни маятники, ни нажатия заветных точек на запястьях, ничего не работало. — Я никчемен, — шептал он, глядя в потолок. — Отец был прав. — Чего?! Возмущенный тон, дружелюбный тон, агрессивный тон – все это было бесполезно. Тенген не понимал, как себя вести. Он договорился с Шинобу, чтобы остаться в больничном крыле, и заплатил за затраты на себя сверх нормы. Его главной целью был этот хитрый замок, который снова не получалось вскрыть. Не смерть людей добила его, а собственный отец. Допрос Аой выявил новые подробности: Кёджуро пытался объяснить родителю свою ошибку, вроде бы даже хотел спросить совета, с живым энтузиазмом что-то показывал на карте, обрывки которой потом летали по палате. Тенген собрал их все до одного и унес с собой. — Блядь, — шипел он так, чтобы Ренгоку не слышал его. Собственное бессилие убивало. Все изменилось, когда Тенген вошел в палату и никого не застал. Глубокое расстройство почти приковало Кёджуро к кровати, и это положительно сказывалось на заживлении его раны. Видимо, он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы куда-то уйти. Тенген лег на кровать и попытался заснуть, но сон не шел. Вскоре ворочание с боку на бок надоело, да и ключица вдруг разнылась ни с того, ни с сего. Кёджуро так и не появился. Куда он ушел, никто не знал. «Подручная мелочь» стыдливо опустила глаза под вопросительными взглядами столпов. Шинобу покачала головой и сказала, что за всеми уследить очень трудно, а Ренгоку не подавал признаков того, что может уйти. Тенгену не было дела до их объяснений. — Я сам его блестяще найду. — Узуй-сан, — негромко сказала Шинобу и глянула по сторонам. — Возможно, он пошел на кладбище. Кладбище охотников на демонов было огромным. Семья Убуяшики лично содержала эту территорию, платила все положенные налоги и обеспечивала уход. Для кого-то это было варварским расточительством, ведь одной из основных проблем Японии была территория. Для других это была святыня. Здесь покоились люди, отдавшие жизни за мир без демонов. Здесь однажды будут лежать и Ренгоку, и Кочо, и сам Узуй. Если, конечно, будет, что хоронить. Тенген встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Он не был на похоронах тех людей и понятия не имел, где искать Кёджуро. Слух через несколько минут и пару поворотов вывел его к очередной аллее. Кёджуро сидел на коленях у могилы, сложив руки в молитве. Если знать, как, то подкрасться к нему легче легкого. Тенген терпеливо дождался, когда молитва окончится, и присел на одно колено рядом. — Ты как сюда добрался? — Пришел. — Блестяще ясно, что не прилетел — Тенген закатил глаза. — Пошли назад. — Нет, — упрямо ответил друг. — Кёджуро... — Последняя. Тенген не стал ему мешать. Прочитать молитву за последнюю душу он имеет полное право. Если бы только не звук боли. И не то, с каким трудом Кёджуро встал на ноги. Узуй поддержал его за локоть. — Где? Кёджуро в ответ кивнул в сторону. Тенген повел его туда, не выпуская локтя. К счастью, сопротивления не было, Кёджуро было слишком безразлично все, кроме этих безжизненных камней. Медленно переставляя ноги, они добрались до последнего памятника. На нем оказалось мужское имя, которое Тенген не потрудился запоминать. Он аккуратно придержал Кёджуро, когда тот садился в молитвенную позу. Сам он слишком крепкой верой не отличался. Если загробный мир и существовал, то… Да и черт с ним. Тенген жил настоящим. Не молился за мертвых чаще, чем требовали обычаи, и не просил их о помощи, когда попадал в беды. Но Кёджуро был особым случаем. Вот он негромко вздохнул, повторяя в голове знакомые наизусть слова. Рана болела все сильнее и вот-вот могла снова закровоточить, но он не имел права уйти, не побыв со всеми. Не попросив прощения. Отвлекло его странное движение рядом. Воздух непривычно всколыхнулся. Кёджуро приоткрыл левый глаз, косясь в сторону. — Тенген? — Ну что? — проворчал тот, складывая руки для молитвы. — Они истребители, а значит, и мои товарищи тоже. Если мы будем молиться вместе, может, они быстрее простят тебя? Кёджуро не нашел сил, чтобы улыбнуться, но в его взгляде проскользнула благодарность. Оба закрыли глаза и склонили головы. Время шло, и боль становилась все невыносимее. Кёджуро не заметил, как начал наклоняться в бок, пытаясь найти более комфортное положение. Зато заметил Тенген и наклонился навстречу, подставляя ему плечо. Назад шли еще медленнее. Узуй успевал любоваться цветущей вокруг глицинией, поддерживая за локоть скрывающего страдания друга. Недалеко от поместья Бабочки Кёджуро попросил на время оставить его и идти самому. Тенген чуть прищурился, но потом пожал плечами и выпустил его руку. Мало ли, какие у него могут быть дела.***
Когда Тенген вернулся из сэнто, Кёджуро сидел лицом к окну с непрозрачной бутылкой в руках. В палате стоял запах спиртного. Тревога легонько тронула позвоночник и исчезла. Пить в поместье Шинобу больным строго запрещалось, и «подручная мелочь» уже доложила своей госпоже об этом. Пришлось идти в ее кабинет и почти пятнадцать минут договариваться, что он проконтролирует ситуацию. Когда бутылка закончилась, Тенген вздохнул с облегчением. Кёджуро напивался очень быстро, и, похоже, очень редко – его едва не стошнило. Узуй заставил его выпить травяной чай и почти силой уложил спать. На дне отобранной бутылки тихо плеснула жидкость, и он со вздохом опрокинул ее в себя. Через несколько часов его ждало новое открытие – Кёджуро почти не страдал похмельем. Потошнило, поспал, и как ни в чем не бывало. У Тенгена нервно дернулся уголок рта, когда он вспомнил себя. Дернулся второй, когда друг вытащил спрятанную вторую бутылку. Великолепная стратегия, просто блестящая. Отговорить его пить не получилось. Не представляя, что делать, Узуй просто наблюдал, думал и пытался не дать ему выкинуть что-то этакое. Но вместо этого не уследил за собой. Терпение Шинобу закончилось быстро. Она потребовала от Тенгена немедленно принять обещанные меры, иначе он будет отправлен домой, а Кёджуро – в больницу. Тенген клял все, на чем свет стоит. Его до белых пятен в глазах злили собственные чувства. Ему же всегда на всех было абсолютно наплевать. Кроме его дорогих будущих жен, разумеется. Но те ни разу не ставили его в такой тупик. Почему с Кёджуро так сложно? Злобно зашипев, он решил действовать силой. Придя в палату, он без лишних слов отобрал ополовиненную бутылку прямо из рук Кёджуро и заявил, что с сегодняшнего дня тот не пьет. Друг растерянно захлопал затуманенными глазами. Снова напился на голодный желудок и едва мог понять, что ему говорят. — От-дай, — протянул он. — Нет! Кочо выставит тебя отсюда. Блестяще прекращай это! Какого черта, Кёджуро? — Узуй, я так… я так просто не могу… понимаешь? — Кёджуро горестно закрыл лицо руками. — Блестяще понимаю. Слушай меня, нельзя так. Я все это время торчал здесь, сидел над твоей картой, держал тебя за руку по ночам, сидел на кладбище – зачем? Чтобы ты тут спивался? — Ты держ-держал меня за руку?.. — Да, бестолочь! Почти каждую ночь! Встань уже наконец! Ты выглядишь как… как… — Тенген запнулся, осознав, что именно чуть не сказал. Взгляд забегал по комнате, ища подходящей замены. — Как ничтожество? — продолжил за него Кёджуро. — Но я и… я и есть, Узуй. Я убил тех людей. Я же просто… зак-законченная бездарность… — Заткнись, сука!!! Тенген потерял контроль и с размаху швырнул бутылку в окно. Тара с оглушительным треском вышибла все стекло и разбилась где-то на улице. В поместье стало тише. Он развернулся к Кёджуро, который растерянно смотрел на выбитое окно. — Ты что… сделал? Тенген схватил его за воротник юкаты, рывком стащил с кровати и притянул к себе. Запах спиртного неимоверно злил. — Я тебя, блядь, задушу сейчас. — Задуши! Я должен был умереть с ними! Отец сказал правду. Я позволил всем умереть, как какая-то бездарность. Я никого не защитил! Мне не место среди в… Тенген не выдержал и с размаху ударил его по лицу. И тут же пожалел об этом. Кёджуро отбросило в сторону, он врезался в край кровати и упал прямо на столик, разломав его пополам. Тенген ни секунды не сомневался, что тот что-то сломал и потерял сознание. Костяшки пальцев засаднило. Он встряхнул рукой, всматриваясь в неподвижное тело. — Кёджуро?.. «Я мог его убить» — мелькнуло в голове, но звук дыхания прогнал эту мысль. Он жив. Пусть без сознания, но живой. Надо опять нести к Шинобу. Тенген успел только развернуться на месте и замер. Кёджуро зашевелился и начал неловко вставать. — Боги милостивые, ты в порядке? Ничего не сломал? Он пересилил желание броситься на помощь: слишком велик риск усугубить полученные травмы. Кёджуро медленно встал и приложил ладонь к лицу. По всей правой скуле расплывалось угрожающее красно-фиолетовое пятно. На пальцах остались капли крови, он обернулся к Тенгену с каким-то легким неверием. Увидев текущую из носа кровь, Узуй похолодел. Чертов придурок! Они оба чертовы придурки! Чтобы осмотреть повреждения, он шагнул к Кеджуро. Отменная реакция, блестящая скорость и годы подготовки шиноби оказались бессильны перед тем шоком, в котором оказался Тенген. Удар в челюсть обезоружил его на несколько секунд, их хватило, чтобы получить следующий удар в солнечное сплетение и еще один по шее. Кёджуро хотел нокаутировать его ребром ладони, но все же промахнулся мимо заветной точки. Тенген сумел перехватить его левую руку и заломить за спину, но тут же зашипел от боли – друг с размаху наступил ему на кончики пальцев ноги. Казалось, на заломленную руку ему вообще плевать. Узуй перехватил вторую руку и толкнул Кёджуро в сторону к кровати. Когда привлеченная шумом Шинобу распахнула сёдзи вместе с какуши и Аой, он с явным трудом прижимал свою рычащую жертву к матрасу. Девушка посмотрела на сломанный столик, на скомканное постельное белье, и только капающая с их лиц кровь убедила ее в том, что тут происходит именно поединок. — Пошли все вон!.. — крикнул Тенген. Ощутив крошечное ослабление хвата, Кёджуро вскинул голову, снова ударяя соперника в челюсть. Шинобу чуть приоткрыла рот от удивления. Аой повернулась к ней, ожидая приказа, а потом снова посмотрела на мечников и завизжала: — Узуй-сан, что Вы творите!? Столпы неловко переступали по комнате: Тенген пытался применить удушающий прием, но Кёджуро успел просунуть ладонь между шеей и предплечьем и упорно сопротивлялся. Приближаться к ним было крайне опасно. Шинобу отдала приказ не вмешиваться и побежала в свой кабинет. Аой еще раз посмотрела на творящее безобразие. Здесь она бессильна. Надо успокоить других больных и попросить их не покидать палаты. Тенген не переставал поражаться. Еще никогда ему не требовалось столько времени на то, чтобы усмирить одновременно пьяного и раненого человека. Кёджуро оказался гораздо сильнее, чем выглядел, и, казалось, вообще не чувствовал боли. Уже то, что он встал после первого удара, было для Тенгена настоящим чудом. Еще чуть-чуть, и даже смог бы разорвать душащий захват. Помешал сломанный столик, на который они вместе наступили и с грохотом упали на пол. Тенген оттолкнул соперника и откатился в противоположную сторону. Возникла короткая пауза. — Зачем ты тратишь на меня время? — спросил Кёджуро, стирая текущую из носа кровь. — Я не заслужил всего этого. Мне бы… мне бы уйти, я не достаточно… — Ты что, надо мной издеваешься? — вспылил Узуй. Гнев оживал с новой силой. — Ты не ничтожество, ты просто бестолочь! Ты идиот, каких этот мир еще не видел! Хочешь сдохнуть? Иди сюда, я тебе ярко помогу! Они набросились друг на друга с новой силой. Кёджуро не понимал, что им двигает. Он же сам во всеуслышанье говорил, что никогда не ударит человека, и что делал сейчас? Это от его удара серебристая бровь Тенгена окрасилась кровью. Почему он не мог остановиться, не смотря на головокружение, тошноту, боль в ране и ушибах? Кёджуро не остановил даже удар головой в стену, хотя все болезненно взвыло, и органы чувств объявили забастовку. Тенген, воспользовавшись замешательством, схватил его за шиворот и бросил почти через всю палату. Небольшой шкаф рухнул на пол, осыпая содержимым упавшего рядом. — Что, гад, не сдох? — Узуй злорадно потер ладони. Швырять эти семьдесят килограмм отчаяния оказалось до странности забавно. — Я это быстро исправлю. Палата была обезображена. Выбитое окно, сломанные столик и шкаф, сдвинутые с мест неприбранные кровати, по полу раскиданы обломки деревянных ножек, одежда и осколки горлянки. Повсюду капли крови. Кёджуро начал подниматься. Казалось, брось его еще сотню раз, он все равно встанет и ударит в ответ. Тенген сжал кулаки. Ему до этой стойкости еще расти и расти. Черт возьми, до чего же восхищало. До чего же… Он встряхнул головой, чувствуя, как внутри все искрит и коротит. Где-то в голове случилось короткое замыкание, на секунду остановившее сердце, и он понял, что никогда больше не посмотрит на этого человека так, как раньше. — Что же ты через насилие-то только понимаешь?! — Тенген подошел, опять схватил его за воротник и поставил на ноги. Горящие глаза цвета заката встретились со столь же пылающими цвета восхода. Маленькая слезинка скатилась по щеке и смешалась с кровью. — Кёджуро, таким, как ты, никогда нельзя опускать меч! Ты что, думаешь, что если будешь тут пить и убиваться, то все изменится? Станет лучше? Мертвые не вернутся, сколько по ним не страдай! Хочешь в отставку? Проваливай! Беги, как трус! Уйдешь ты или нет, им плевать! Но демоны победят в этой битве. Каждый раз, когда кто-то опускает меч, демоны побеждают, понимаешь? Ты хочешь дать им этот шанс? Хочешь опустить меч и позволить сволоча-а-ай! Тенген так увлекся, что не заметил, как сжал в руках побитое им же лицо и забыл слушать окружающее пространство. Где-то рядом мелькнуло знакомое хаори цвета крыльев бабочки. Колющая боль в ноге грубо выцепила его из своеобразного транса. Сначала Тенген решил, что это проделки Кеджуро. Но в глазах того полыхнул такой настоящий страх, что стало ясно: он не при чем. Взгляды синхронно опустились вниз. Шинобу сидела на одном колене, сжимая в маленьких кулачках два шприца с опущенными поршнями, которые она вонзила столпам в бедра. Что-то потекло по мышцам. Меньше, чем через минуту мечники ощутили слабость в ногах и сползли на пол. — Кочо, что за?.. — прошипел Тенген, ощущая, как спина перестает держать его. — Это паралитик, — улыбнулась девушка. — Мы решили, что с вас уже блестяще хватит. Кёджуро отказывал быстрее. Чтобы он не упал вбок прямо на осколки горлянки, Тенген подхватил его, но тут же сам завалился на спину, ударяясь головой о пол. Вязкая темнота наступала быстро и без сожаления. Лежащий на его груди Кёджуро уже не подавал признаков активности.***
Внутренне Тенген жестоко корил себя. Но с другой стороны, выбить эту дурь физически казалось единственным вариантом. Если Кёджуро не оживет и на этот раз, можно признавать поражение? А может, поступить уже умно и бросить его? Нет, ну серьезно, какой-то семнадцатилетний мальчишка с нервным расстройством и манией самопожертвования достоин того, чтобы Тенген тут вертелся угрем на сковороде и думал, как его встряхнуть? Откуда это настойчивое «да»? Тупая головная боль чувствовалась все яснее, к ней прибавилось ощущение прохлады на лбу. Приятное. Чуть пошевелив рукой, он понял, что рядом кто-то сидит. Тыльная сторона ладони прошлась по чьей-то плотной ягодице, и Тенген улыбнулся. А потом в панике распахнул глаза – да спасут его боги, если эта часть тела принадлежит Шинобу. Боги оказались милостивы. Кёджуро слегка покраснел, отодвинулся от руки и снова озабоченно провел по лбу прохладным полотенцем. Тенген пригляделся к его лицу и прищурился: вся правая скула была кровоподтеком, расплывшимся под глаз и на переносицу, нижняя губа треснута в уголке и покрыта темно красной корочкой, на лбу слева небольшая шишка. — Как ты?! — Узуй рывком сел, и голова жестоко зазвенела в ответ. Кёджуро надавил ему на плечи укладывая назад. — Со мной все хорошо. Шинобу сказала, что у тебя сотрясение. Не вставай. — Кёджуро, — он перехватил его руку с полотенцем и сжал запястье. — Я виноват. Мне так жаль, я не должен был… — Все хорошо, — друг отвернулся к выбитому окну, освобождая руку. — Прости, Тенген. Я был так ослеплен своим горем, что не видел твоих стараний. Ты правда пытался мне помочь, но я вел себя слишком эгоистично. Мертвые не вернутся, сколько бы я не… сожалел. Это так трудно понять. — Ты поймешь со временем. Кёджуро, это не первые люди, которые погибнут по твоей вине. Никто в мире не сможет блестяще защитить все, что ему дорого. Жизнь рано или поздно приходит, чтобы что-то у нас забрать. Надо уметь отдавать без унылого сожаления. Кёджуро кивнул. На некоторое время стало тихо, только через разбитое окно доносился щебет птиц да какие-то далекие разговоры. Тенген глубоко вдохнул теплый воздух. На душе ставилось все легче. Они победили в этой схватке. — Шинобу получила успокоительное лекарство для меня, — произнес Ренгоку. — Теперь я буду пить его целых три недели. — Как твоя рана? — Немного разошлась, но уже все в порядке. Я подумал о том, что ты сказал. Наверное, мы не нравимся друг другу. — Это почему? — Тенген нахмурился. — Люди не бьют тех, кто им нравится. Я бы никогда не ударил. — Ты просто не знаешь, что люди постоянно совершают глупости. А если человеку кто-то блестяще нравится, то глупостей становится в разы больше. Кёджуро слабо улыбнулся. Дни снова поползли своим чередом. Шинобу сказала, что с сотрясением Тенген никуда из ее поместья не выйдет. И пока не вставит новое окно за свой счет – тоже не выйдет. А заодно починит шкаф и купит новый столик. Кёджуро предложил разделить расходы, в конце концов, крушили вместе. Спустя пару дней они вместе поставили новое стекло и собрали шкаф. На косые взгляды оставшихся больных не обращали внимания. Если после драки поползи слухи – им было плевать. Тенген чувствовал себя все лучше и с явным облегчением отмечал, что Кёджуро перестал лежать двадцать три часа в сутки и снова проявил интерес к окружающему миру. Но ничему не улыбался. Узуй слышал его эмоции какими-то притупленными и запоздалыми. Шинобу на его абстрактные ненавязчивые вопросы ответила, что это действие сильного успокоительного средства, которое Ренгоку получает каждый день. Узуй понимал, что это необходимо, но видеть друга таким неправильным было… странно. С чего такой интерес, он не знал. Шинобу говорила, что такие лекарства может выписывать только она и далеко не везде, поэтому Кёджуро не получил его раньше. Желая выведать название, а заодно и какую-нибудь информацию о пациенте, Тенген проник в ее кабинет, пока Шинобу была на тренировке, и выудил из шкафа медицинскую карту с красной обложкой. На первой странице были личные данные, в том числе и последние биометрические показатели вроде роста, веса, обхвата грудной клетки… Тенген пробежался по ним глазами и думал уже перелистнуть страницу, как вдруг зацепился за маленькую строчку.Дата рождения: 1894 год май – 10.
Карта громко захлопнулась в его руках — «Это же сегодня!» Тенген вернулся в палату и сходу поблагодарил весь мир за то, что Кёджуро не было на месте. По рекомендации Шинобу тот пробовал больше гулять, но за ворота больше не выходил. Взгляд в окно подтвердил догадку – нарезает круги по внутреннему двору. Если бы он сейчас увидел лицо Узуя, непременно решил бы, что случилось что-то ужасное. А ужасное случилось, еще как случилось! Кёджуро сегодня восемнадцать. Дата не то, чтобы знаменательная, но… все же, он запросто мог не дожить до этого дня. Возможно, сегодня ему было чуть труднее, чем в прошлые дни. Если кто-то его и поздравил, то очень незаметно. Нужно его хоть как-то порадовать. Хотя бы самую малость. Тенген схватился за голову, не понимая, откуда взялась эта паника. Нужно срочно охладить разум. Он сел на свою кровать и задумался, но только лишь за тем, чтобы понять, что еще плохо знает своего друга. Тот был блестящим стратегом, выдавал порой странные фразы под предлогом «я это в книге прочитал» и, вроде бы, ел все подряд. «Подарить ему книгу?» Нет, Тенген понятия не имел о его предпочтениях и о том, что он уже читал. Слишком велик шанс ошибиться. «Подарить ему… что-то яркое?» Он припомнил все обилие своего блестящего барахла и понял, что даже самый мелкий его браслет Кёджуро будет носить в лучшем случае на лодыжке. Уши у него не проколоты… Да и украшений он никаких не носит. А может, не носит, потому что их нет? Как же сложно… «Принести ему что-то съедобное?» Уже более реально. Нужно что-то необычное. Что-то, что он наверняка не пробовал. Тенген подскочил на месте, придумав, как убить сразу двух зайцев, и бросился на поиски «подручной мелочи». Пострадавших в поместье стало намного меньше. Никто, кроме Кёджуро и Тенгена, тут больше не калечился на каждом шагу. — Если я не успею вернуться, все передай Ренгоку. Ты меня блестяще поняла? Чтобы были самые яркие! — Узуй как можно строже посмотрел в синие глаза запуганной Аой. — Сдачу можешь оставить себе, главное, чтобы все было, как я сказал. Девочка кивнула и, нервно оглядываясь, пошла оповещать Шинобу о своем уходе. Тенген дождался, когда она скроется и выглянул во внутренний двор. Кёджуро в поле зрения не было. Судя по звуку, он был где-то с другой стороны поместья. Идеально. Он в несколько прыжков достиг ворот и скрылся за ними.***
Обратно Тенген добирался предательски медленно и осторожно. Его ноша была слишком хрупкой и ценной. Наверняка девчонка опередила его и уже давно вернулась. Узуй прислушался около ворот и понял, что внутренний двор чист. Но Кёджуро мог увидеть его в окно. Он приоткрыл ворота и вгляделся в окна их палаты. Кажется, там пусто. Бесшумно проникнув на территорию, Тенген еще раз огляделся и трусцой подбежал к окну. К счастью, приоткрыто. Если он влезет в окно, то однозначно останется незамеченным, а потом просто вылезет обратно, и как ни в чем не бывало. Очень осторожно, чтобы не зашуметь, Узуй сбросил обувь, легко перекинул через новую раму длинные ноги и оказался на полу. Мысленно посмеиваясь своей гениальности, он прослушивал все поместье и четко уловил, когда Кёджуро вместе с Аой направились в сторону палаты. «Черт, слишком рано!» Тенген заторопился, то и дело поднимая голову, и не заметил, как возникший сквозняк прикрыл за ним окно. Они уже совсем близко, надо срочно сматываться. Схватив подмышку остатки от своего творения, Узуй бросился к окну. Но оно было такое новое и чистое. А он был так взволнован от приближения людей и возможности быть замеченным. Кёджуро и Аой синхронно вздрогнули и бросились в палату от громкого «Блядь!» и треска стекла. Тенген держался за голову, по лбу стекала тонкая струйка крови, под ногами – ветки и осколки нового окна, которое они вставили совсем недавно. Кёджуро ахнул и чуть не выронил свою ношу – глубокую тарелку с алыми ягодками. Вся его постель была усыпана розовыми цветами сакуры. Некоторые от движения воздуха слетели на пол и чуть-чуть колыхались розовыми лодочками. — Тенген, что происходит? — С днем Рождения! — выкрикнул тот, не успев подобрать правильную интонацию. Голос вышел чуть надрывным. Желая сделать шаг навстречу и широко улыбнуться, раз уж его все-таки поймали, Тенген со всей уверенностью и радостью наступил на стекло. — Ай, сука! — Узуй-сан! — Аой хотела было помочь ему и двинулась вперед, но он увидел в ее действиях потенциальную угрозу для лепестков. — А ну, не трогай цветы, маленькая коза! — Тенген не мог оторвать глаз от Ренгоку, гадая, когда же тот наконец улыбнется, и наступил на стекло уже другой ногой. Аой отошла назад, прикрыв лицо руками. — Да блядь, ау-у! Чертово… ай! Но весь праведный гнев вместе с болью в порезанных стопах испарился, когда он услышал. Аой непонимающе покосилась в сторону. Весь этот странный акт уже не входил в рамки ее компетенции. Тенген поднял голову, бросив доставать из кожи осколок. Кёджуро прикрыл рот ладонью и тихонько засмеялся. Он действительно смеялся. Узуй почувствовал идиотскую улыбку на лице, и она становилась все шире. Да какая, к черту, боль?! Ради этого смеха, он готов был сколько угодно наступать на это стекло. — Пожалуйста, принеси совок и метлу, — попросил Кёджуро девочку, поставил на столик тарелку и бросился помогать. Аккуратно переступая через стекло, Тенген на цыпочках дошел до своей кровати и сел на нее. Кёджуро посмотрел на красные следы и капающую с его пальцев кровь, на усыпанную лепестками свою кровать, потом на тарелку вишни. Тенген сделал все это для него. Послал Аой в ботанический сад, где стоят теплицы с привезенными с континента растениями, а сама ягода наверняка стоила так дорого… И принес сюда ветки сакуры. Все это, чтобы его порадовать. Кёджуро снова заулыбался. Аой принялась подметать пол, но Кёджуро отправил ее отдыхать и взялся за метлу сам. Тенген обрабатывал порезанные ноги принесенными медикаментами. — Черт, опять платить за унылое окно, — пробурчал он. — Как ты разбил его? Как ты вообще узнал, что я люблю вишню? Хотя я ел ее всего один раз, очень давно. Матушка угостила меня в детстве. Тенген рассказал о том, как способности шиноби без труда помогают ему узнавать все и обо всех, о том, как нарвал веток сакуры в городе и с трудом донес в целости, потому что отцветающие лепестки отваливались от любого резкого движения. — Ты уныло торчал здесь столько времени и пропустил ханами, но цветение сильно затянулось к этом году. Я блестяще решил, что ты должен это увидеть. Кочо пока не выпускает тебя за территорию. Сакура так совсем отцветет. — Тенген… — Кёджуро действительно не находил слов, чтобы описать набросившиеся на него эмоции. — Я… очень… удивлен… — он отставил в сторону совок со стеклом. — Большое спасибо, я очень… это хороший подарок. Тенген почувствовал, как по сердцу бегут мурашки. «Ему понравилось.» Какой-то давно забытый восторг запел внутри. Несмотря на всю тоску, на действие успокоительных препаратов, Кёджуро так искренне улыбался. И вот он, снова этот звук… Едва услышав его, Тенген понял, как сильно истосковался. Понял, почему был рядом, держал за руку, напевал эти странные строчки, сидел с листами бумаги и на коленях перед чьим-то надгробием, почему ударил. Он снова хотел услышать его. Запели маленькие бабочки, легкие искорки вспыхивали то тут, то там, шуршал легкий ветер, несущий сорванные лепестки. Или это лепестки на полу?.. Не важно. Ничего не важно. Забыв про порезы, Тенген встал и решительно заключил Кёджуро в самые нежные объятия, на которые только был способен. Их не разделили ни какая-то мелкая боль, ни появление Аой, ни объявление обеда.***
— А твои волосы всегда так стоят? — Тенген проглотил очередную ягодку вместе с косточкой и попытался прижать ладонью торчащую золотистую челку, но она упорно выпрямлялась. — Нет. Если намочить, то не будут. — Хочу блестяще проверить. Когда-нибудь же будем вместе мыться. Кёджуро не донес вишенку до рта и уставился на друга странным взглядом. Как будто такое может произойти. Разве что на горячих источниках или в общественном сэнто… — А зачем ты красишь ногти? — Чтобы быть ярче. Зеленый и красный блестяще сочетаются. Я еще люблю оранжевый и синий, но это мне нравится больше. М-м-м, я и глаза могу ярко красить. Хочешь, и тебе накрашу? Кёджуро улыбался. По-настоящему улыбался. Никакие синяки не в силах это испортить или хотя бы исказить. Ради такого не жалко плясать на стекле и рвать деревья на глазах у всех. — Знаешь, почему я выбрал вишню? — Почему? — Потому что она такого же цвета, как концы твоих волос. А вон тот блестящий закат, — Тенген показал рукой на виднеющееся сквозь выбитое окно солнце. — Похож на твои глаза. Улыбается. Вся прожитая жизнь стоила того, чтобы однажды это увидеть. Ярче, чем солнце. Красивее, чем закат. Вкуснее, чем вишня. — Посмотрим на него? — предложил Тенген, и Кёджуро согласился. Они оставили наполовину опустошенную тарелку на кровати и подошли к окну. Перистые облака над солнцем окрасились в огненные тона. Это небесное чудо восхитительными всполохами плясало в янтарных глазах. Тенген аккуратно коснулся ушибленной скулы и, когда Кёджуро отвлекся на него, приобнял за шею. Другая рука безошибочно нашла в пространстве его ладонь. Кажется, прикосновения ему приятны – звук не врет, и Узуй решил, что этого достаточно. Медленно наклонившись, словно все еще проверяя реакцию, он невесомо коснулся губ Кёджуро. Слух уловил, как снова вспыхнули долгожданные бабочки и рассыпались яркими искрами. От переизбытка своих ощущений и чужих звуков, Тенгену хотелось хотя бы прикрыть глаза, но вместо этого отстранился и с улыбкой посмотрел на полыхающее ошеломленное лицо. — Что ты… сделал? — Поцеловал тебя, яркая бестолочь, — засмеялся он и вдруг провел кончиками пальцев по его щеке. — Знаешь, можно сделать намного больше, чем это. Кёджуро спешно отвернулся к закату, а Тенген не мог перестать смеяться, давая себе слово, что однажды они выпьют вместе чего-нибудь изысканного, и он покажет это самое «большее». А пока можно только облизнуть губы, наслаждаясь украденным привкусом вишни.