***
Поначалу Тенген не понял, почему вокруг так много людей. Сенджуро сжимал его руку, боясь потеряться и нервно оглядывался, но никак не находил знакомый силуэт. Время прибытия Кёджуро или не указал специально, или просто забыл. К счастью, столичных поезда в это время всего два, и едут они с интервалом в час. Погода не радовала ясностью. Днем стало чуть светлее, тяжелые облака отошли на юг, но солнце так и не показалось. Возмутительно! В такой долгожданный и прекрасный день на небе не должно быть ни облачка. — На осеннюю ярмарку приехало столько людей, Узуй-сан… «Точно, — вспомнил он. — Через два дня откроется ярмарка.» Все эти люди либо торговцы, ждущие наживы провинциального городка, либо приехавшие из соседних районов зеваки. Судя по всему, в Токио народа сейчас еще больше. Мысли о ярмарке кольнули знакомой тревогой: не заявятся ли туда демоны? Ночь и большое сборище людей – отличное место для охоты. Диктор объявил прибытие столичного поезда. Внутри Тенгена развернулась мировая война, и он едва не разжал руку Сенджуро. Забылись демоны, толкотня и обида на погоду. Послышался гудок, предупреждающий любителей перебегать пути об опасности. Из-за плавающего туда-сюда груженого народа показался поезд. — Иди-ка сюда… — Тенген схватил удивленно обернувшегося Сенджуро подмышки, поднял в воздух и посадил себе на плечо. — Я, конечно, блестяще высокий, но тут уж слишком людно. Ищи своего брата. Сенджуро подогнул ноги вправо, чтобы не задеть обувью чужую одежду. Они пошли в сторону платформы, где встал поезд. Серые двери раскрылись, люди бурным потоком хлынули на улицу. Тенген мучительно ждал, даже не пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Хорошо, что со своего ракурса мальчишка не видит его лицо. Наверняка оно чертовски красное от напряжения. — Аники! — выкрикнул Сенджуро. — Аники! Тенген почти сразу увидел его и почувствовал, как подгибаются ноги. Привычную истребительскую униформу и хаори заменяли черные свободные штаны, темно-коричневая кожаная куртка и высокие, похожие на армейские ботинки. Вокруг шеи лежал широкий светло-розовый шарф, сложенный на манер капюшона, его полы исчезали где-то под расстегнутым воротником. «Изменился, черт возьми!» В разлуке Тенген иногда гадал, будет ли Кёджуро выглядеть по-другому, когда вернется, и если будет, то как. У него заметно отросли волосы: теперь их алые концы скрывались где-то под одеждой. Передние пряди скреплялись на затылке и на манер ободка удерживали волосы. Торчащая челка тоже собрана где-то на голове. Почему-то эти странные заколки вообще не было видно. Волосы будто держались сами по себе. Улыбающееся лицо немного обветрено, слева на щеке почти зажившая царапина, от которой через пару недель не останется и следа. Тенген не почувствовал, как спустил Сенджуро на брусчатку. Народ расступался перед бегущим мальчишкой, словно коридор, люди будто инстинктивно чувствовали, что не имеют права хоть как-то препятствовать этой встрече. Кёджуро поставил сумку и подхватил брата на руки. Они закружились на месте, радостно смеясь, и люди с теплыми улыбками оборачивались на этот звук. Когда ноги Сенджуро коснулись брусчатки, Тенген медленно приблизился. Кёджуро с улыбкой выпрямился и, коротко размахнувшись, ударил его в поддых. Сенджуро испуганно вскрикнул. — Это за то, что ты нарушил приказ и вытащил моего брата в Токио! — С возвращением, — Тенген согнулся и хрипло кашлянул. — Я так рад тебя видеть! Со мной все хорошо, если ты волновался! Кёджуро бросился вперед и обнял Тенгена за шею. Тот, не задумываясь, обвил друга руками, прижимая к себе как можно крепче. Вот то, ради чего он жил все эти месяцы. Ради того, чтобы снова вдохнуть запах золотистых волос, посмотреть в янтарные глаза, услышать этот бодрый голос. В этот момент у них не было слов друг для друга. Иногда слов недостаточно, чтобы что-то сказать. Они общались на языке прикосновений и коротких взглядов, который был куда понятнее и доступнее, чем любая речь.***
Тенген провожал братьев до их поместья и слушал упорядоченный отчет Сенджуро о том, как проходили его дни, как он тренировался и наведывался в гости к столпу Звука, что отец чувствовал себя хорошо, никаких писем не приходило, все спокойно и неизменно, как звезды в небесных созвездиях. Кёджуро с задумчивым видом кивал, время от времени перекладывая тяжелую сумку с одного плеча на другое. — Узуй-сан! — вдруг строго сказал мальчик и нахмурился. — Все-таки Вы нарушили приказ! — А я и не отрицал. — Вы сказали, что Вам приказа не поступало. — Не поступало, — хмыкнул Тенген. — Это Кёджуро мне сказал, что провожать нельзя. А он мне не указ! И вообще, ты блестяще соврал Макио, что я рассказал тебе нашу историю знакомства. — Вы рассказали ее Ренгоку, так что в какой-то степени я прав. Кёджуро вдруг захохотал и даже остановился, чтобы не споткнуться со своей ношей. Он и не подозревал, что эти двое так быстро найдут общий язык. Какое счастье, что Тенген честно исполнял возложенный на него долг и заботился о Сенджуро. Они еще некоторое время спорили, и Кёджуро поразился тому, насколько уверенно и свободно держится его брат, упрекая не кого-нибудь, а самого столпа Звука. Вот оно, возвращение. Он действительно дома, а рядом самые дорогие и нужные люди. Их голоса, которые он вспоминал каждый день, хотя свободного времени едва ли хватало. Их жесты, которые он невольно искал в других людях. Фантазии, как они снова обнимутся и вместе пойдут домой. Теперь стали реальностью. Легкая усталость навязчиво сковывала мышцы, заставляя вспоминать мягкий привычный футон родного дома. Наверняка Сенджуро не позволил ни одной пылинке осесть на полках или столе его комнаты. Вот уже и знакомые ворота близко. Широкая ладонь легла на плечо, и Кёджуро поймал непривычно мягкий взгляд багряных глаз. Сенджуро сказал, что оповестит отца, и быстро исчез. — Мое Солнце, я так сильно скучал, — Тенген сжал обе руки Кёджуро, с наслаждением чувствуя чуть обветренную кожу. — У тебя был день Рождения… Прости, мне нельзя было слать письма. Да и для ворона слишком далеко. И прости, что послал из Токио только одно письмо. Я просил Сенджуро, чтобы он… — Все хорошо. Главное, что ты здесь. — Я привез для тебя кое-что, — Кёджуро будто опомнился, наклонился к стоящей на земле сумке и начал рыться внутри. Тенген увидел фрагменты сложенных хаори и униформы. — С днем Рождения. В руки лег маленький предмет, завернутый в кусочек ткани. Тенген боялся пошевелиться, с необычайным трепетом глядя на сверток. Настоящий подарок. От Кёджуро. Для него. Друг выжидающе смотрел то на сверток, то ему в глаза. Тенген натянуто сглотнул и едва не зашелся кашлем. Дрожащие пальцы принялись аккуратно разворачивать предмет. Даже окажись там кусочек коры или камень, он носил бы его с собой до самой смерти. — Нравится? — с улыбкой спросил Кёджуро, хотя уже видел ответ. Под оберткой оказалась вещь, подобных которой Тенген раньше не видел. Множество блестящих проволочек были туго скручены в неровный жгут, утончающийся к концу. От него в разные стороны отходили ветви и делились на совсем маленькие «веточки». На конце каждой из них находился опоясанный проволокой маленький розовый камушек. — Прямо как… ветка сакуры. Кё… — Да! Я сам ее сделал. Госпожа Этель научила меня красиво гнуть проволоку. А эти камни мы нашли в одной экспедиции. Если верить геологу, это розовый кварц. — Это так красиво… Черт, это просто блестяще, я даже слов найти не могу. Спасибо тебе. Кё, отличная вещь. Это для одежды? Для волос? — Честно говоря, не знаю. У нее даже нет крепления. Извини, я не придумал, как его сделать. — Да к черту крепление! Это лучшая вещь на свете, — Тенген восхищенно вздохнул. — А кто такая госпожа Э… как ее там? — Этель. Долгая история. Давай встретимся потом, и я все расскажу? — Конечно. Напиши, как блестяще отдохнешь. Я до смерти рад, что ты вернулся. — Я тоже рад. Тенген положил ладонь на плечо Кёджуро и погладил приятную ткань шарфа, так странно контрастирующего с его внешним видом. Кёджуро залился румянцем от такого простого прикосновения и чуть привстал на носочках. Они закрыли глаза и осторожно, почти невесомо соприкоснулись губами. Со стороны поместья послышался голос Сенджуро.***
С возвращения Кёджуро прошло несколько дней, и сегодня он спросил разрешения зайти в гости вместе с братом. С самого утра жены были взбудоражены, взволнованно шептались, постоянно переглядывались и резко ойкали, то и дело что-то вспоминая. Тенген, как ни странно, был абсолютно спокоен. Как будто все в его жизни наконец встало на свои места, и волноваться больше не о чем. Ренгоку придут к ним в гости, и он с женами будет слушать долгую и интересную историю об этой странной миссии. Кёджуро пришел с небольшой сумкой и, уже сидя за столиком с пиалой чая, сказал девушкам, что у него есть кое-что для них. Хинацуру, Макио и Сума возбужденно переглянулись и захлопали глазами. Подарок их будущему мужу они оценили по достоинству, но не ожидали, что и для них найдется парочка вещиц. Сенджуро сидел рядом с братом и улыбался, понимая, что та его игра возымела успех. — Это, — начал Кёджуро, извлекая первый предмет, — раковина географического конуса. Это самая ядовитая улитка в мире, но сейчас она давно умерла. Опасности нет. Макио, потеряв дар речи, взяла в руки десятисантиметровую раковину с красно-белым узором, похожим на чешую. Остальные склонились к ней, с интересом оглядывая подарок. Раковина оказалась чуть шершавая наощупь, несимметричная, с длинным устьем. Гладкая внутренняя стенка переливалась от лучей заходящего солнца. — С-спасибо… Ренгоку-сан, — девушка низко поклонилась. — Это очень ценный подарок… Где Вы нашли ее? — Остров Ису. Была короткая стоянка, и я вышел прогуляться. Очень рад, что Вам нравится, — улыбнулся Кёджуро и полез за новым предметом. — Хинацуру-сан, это для Вас. Я подумал, что это может стать украшением для Ваших заколок. Девушка удивленно взглянула на Тенгена и приняла небольшой полупрозрачный мешочек. В нем с приятным звоном пересыпались округлые камушки: розовые, зеленые, светло-голубые и сиреневые. Все не больше сантиметра, гладкие, словно он старательно полировал их. — Я собирал их в ручьях и источниках, — пояснил Кёджуро. — Один раз был в глубоком гроте, но там были только большие и острые камни. Я решил не брать их. — Большое Вам спасибо, — Хинацуру повторила поклон Макио и снова покосилась на будущего мужа. Тенген ответил полным любви взглядом. Он едва находил себе место от радости, что Ренгоку привез подарки и для девушек. Еще и угадал их желания. По звукам отчетливо угадывался восторг, который они не могли выразить в полной мере, чтобы соблюсти приличия. Сума нервно заерзала на дзабутоне, когда Кёджуро в третий раз полез в сумку. В этот раз он извлек небольшой платок, расшитый бело-голубым узором. Руки девушки дрогнули, когда мягкая ткань коснулась ладоней. Она с чуть приоткрытым ртом всматривалась в узор, пока Макио не ткнула ее локтем в бок, намекая, что пора бы выразить благодарность. Сума с визгом подскочила и бросилась Кёджуро на шею. Испуганный таким порывом, он даже не сразу сообразил аккуратно приобнять ее за плечи. — Ты что, совсем с ума сош… — возмущенно начала Макио, но Хинацуру положила руку ей на плечо. Тенген бросил быстрый взгляд на Сенджуро и рассмеялся. Младший Ренгоку ответил ему лукавым взглядом и захихикал, точно маленький кицунэ. Сума сбивчиво благодарила Кёджуро, жаловалась, что соскучилась за такую длинную миссию, пока Макио все-таки не одернула ее за край кимоно. Посмеялась даже Хинацуру, сдержанно опустив голову. Жизнь на короткий миг стала идеальной. Не хватало только бросить эту смертельно опасную работу и заняться чем-то обыденным и спокойным. Мысли Тенгена только слегка омрачало грядущее признание. Совесть покалывала спинной мозг, не давая полноценно любить этот момент. — Вы уже были на ярмарке? — спросил Сенджуро, когда Сума снова села на свой дзабутон. — Нет, — ответил Тенген. — В первый день шел дождь, а потом там было слишком людно… — Хотите сходить все вместе? — предложил Кёджуро, поглаживая собранные в высокий хвост волосы. — Я столько времени писал отчеты, хочу развеяться. Сегодня, вроде, какое-то ночное представление. Поводов для отказа никто даже не искал. Когда все допили чай, девушки унесли посуду, убрали свои подарки и начали собираться. Из их покоев то и дело доносились споры за право нанести какой-то оттенок румян и громкие вопросы о сочетаниях одежды. Тенген расслабленно вытянулся на трех освободившихся дзабутонах и прикрыл глаза. Сенджуро, оценив обстановку, решил, что поможет девушкам в выборе нарядов. — Хорошо, что я и так родился блестяще красивым, — произнес Тенген, когда они с Кёджуро остались вдвоем. Впрочем, он ничуть не отрицал, что друг в черных хакама и кимоно, в алом хаори и с пышным высоким хвостом был даже красивее его. — Это точно, — хохотнул Кёджуро и тут же смущенно отвернулся. Тенген окинул взглядом ровные плечи под алой тканью и открытую шею. В голове осел вопрос, почему Кёджуро пришел с такой прической. Ходил так на острове и привык? Или новая длина мешает? Или просто вспомнил, как раньше Тенген засматривался на его шею? Его образу остро не хватало чего-то «прежнего» и привычного. Тенген несколько секунд подумал и попросил: — Может, распустишь волосы? Они такие яркие. — Тогда дай, пожалуйста, расческу, — Кёджуро без раздумий потянулся к голове и развязал простой узел веревочки. — Как ты? — спросил Тенген, когда быстро сходил за гребнем и снова лег. Кёджуро под его заинтересованным взглядом принялся энергично расчесывать алые кончики волос. — Хорошо. — Что Ояката-сама говорит? — Он рад, что вернулся. Говорит, хорошо справился. Это была не совсем обычная миссия, скорее просто съезд для обмена опытом. — Обмен опытом?! — Тенген резко сел. — Да. Я общался с истребителями из других стран. Демоны ведь есть по всему миру. За тысячу лет Кибуцуджи создал их достаточно, чтобы они расползись и на континент. — Почему тогда все было так засекречено? Почему тебя послали одного? — Тенген приподнял одну бровь и сложил руки на груди. — Я не знаю, — пожал плечами Кёджуро. — Скорее всего, этот съезд может быть слишком заманчив для демонов. Сбор сильных истребителей на небольшом острове – отличное место для организованной атаки. Может быть, поэтому. А почему я?.. Возможно, потому что я Ренгоку. Госпожа Этель сказала, что знакома с моим отцом. — Кто она такая? — Истребительница из Великой Британии. Почему-то я ей понравился, она всегда помогала мне. — Понравился? Что это блестяще значит? — нахмурился Тенген, но Кёджуро только засмеялся. — Не переживай. Ей чуть больше сорока лет, и у нее два сына. Так получилось, что ее муж занят войной с людьми, а она – войной с демонами. — Точно! Война, — Тенген приложил ладонь ко лбу, будто хотел как следует поворошить память. — Да, я тоже постоянно забываю. К счастью, Ояката-сама позаботился о том, чтобы семьи истребителей никто не трогал. Все люди с континента считают, что война почти кончилась. Говорят, победа за союзом Российской Империи, — Кёджуро пересел поудобнее и подвигал плечами, чтобы хоть как-то размяться. — Кё, тебе точно можно рассказывать о том, что там было? Это не обязательно. — В общих чертах можно. Я не имею права раскрывать секреты других Корпусов, но могу просто рассказать, чем мы занимались. — Я в блестящем нетерпении, — улыбнулся Тенген.***
Вечер спускался на землю, приглашая прохладный ветер погулять по улицам рука об руку с лунным светом. На центральной площади мерцало море огней. В прошлом году на время ярмарки разыгралась непогода, и развлечения не особенно удались. Похоже, в этот раз владельцы решили отыграться как следует. Всюду висели цветные бумажные фонарики с рисунками животных или заманивающими надписями. Деревья и фонарные столбы соединялись между собой настоящими гирляндами с крупными цветными лампочками. Лавки торговцев светились пестрыми фонарями, всюду шуршали упаковки и сыпалась мелочь. Какой-то ребенок радостно завизжал, когда серая палочка в его руках забила крошечным фонтанчиком искр. Откуда-то доносился соблазнительный аромат карамели, но сменившийся ветер тут же перебил его, принеся запах острой еды. Компании нарядных людей смеялись, кивая на разодетых актеров. Весело трещали молодые девушки в материнской косметике, ощущая себя взрослыми обольстительницами. Причесанные юноши делали вид, что заинтересованы в дорогих сладостях, и перебирали в карманах отцовские деньги. Тенген ощутил острое желание хотя бы легонько коснуться руки Кёджуро, и уже потянулся пальцами к его кисти, но восторженный Сенджуро вдруг схватил брата за руку и потянул к раскрытому шатру, крича что-то о цветах, которые им срочно нужно рассмотреть поближе. Пришлось делать вид, что он потянулся поправить воротник. — Мой Тенген, скорее смотрите! — Хинацуру с улыбкой показала на одну из торговых точек, но он так и не успел понять, что там. — Мой Тенген, я хочу бенгальский огонь! — Сума схватила его за руку. — Я первая попросила! — встряла Макио с другой стороны. — Ты не просила! Я не слышала! — Сума обиженно надула щеки. — Я попросила еще дома, — парировала соперница и победно выпрямилась. Тенген торопливо успокоил девушек, сказав, что бенгальский огонь получит каждая, и ругаться из-за этого вовсе не обязательно. Краем глаза он все время следил за обоими Ренгоку, боясь потерять. Пусть и одетые в черно-красные тона, они все равно рисковали легко затеряться в толпе. Как радостно было увидеть, что Кёджуро тоже поглядывает на них. Тенген поймал его взгляд и улыбнулся. На ночь и правда запланировали какую-то массовую актерскую игру. Подсадные «утки» по всей площади то и дело выкрикивали свои фразы, вступали в шуточные поединки, заставляли гостей искать спрятанные предметы и решать загадки. Чьи-то дети танцевали, соревнуясь между собой за красиво упакованную сладость. Молодая девушка со смехом увлекла в танец своего партнера. Пожилая пара, смеясь и утирая слезы с морщинистых век, решила вспомнить молодость и присоединилась к ним. — Мой Тенген, я хочу танцевать! — Сума захлопала длинными ресницами, просяще протягивая руки. — Я тоже хочу! — немедленно сказала Макио. — Я старше. — И что? А я младше! — Макио, — Хинацуру встала между девушками, опережая Тенгена. — Сума первая попросила танец. Та показала сопернице язык, радостно подхватила ладони мужа и потянула его на площадь. Тенген засмеялся ее выходке, резким движением подхватил на руки и закружился на месте. Полы голубого кимоно красиво взметнулись, оголяя ноги до колен, впрочем, вполне пристойно. Макио раздраженно зашипела, но в следующий момент, кто-то робко коснулся ее локтя. — Макио-сан, Вы не будете против потанцевать со мной? — Сенджуро скромно потупил взгляд, словно его просьба была чем-то из ряда вон. — Как я могу отказать такому милому юноше? Сердце девушки мгновенно растаяло при виде светящихся наивной надеждой глазок, она галантно положила ладони поверх ладошек Сенджуро и позволила увести себя на площадь к танцующим. Кёджуро со смехом помахал брату рукой и вдруг смущенно кашлянул, поймав взгляд Хинацуру. — Ренгоку-сан, кажется, мы остались вдвоем. — Похоже на то. Если Вы тоже хотите танцевать, я могу попробовать, но, — он смущенно отвел взгляд и слегка покраснел, — со стыдом признаю, что я танцевал только один раз. — Ничего страшного, не стоять же нам, когда все ушли. Кёджуро аккуратно взял ладони девушки и медленно повел ее на площадь. Украдкой он пытался подсмотреть движения других людей, чтобы скопировать их, но все танцевали вразнобой и, казалось, не волновались по этому поводу. — Вы видели новый европейский танец? — участливо спросила Хинацуру. — Простите, европейский? — Кёджуро чуть нахмурился. — А, это где Великая Британия? — Да-да. Мужчины там танцуют очень изящно. Просто положите руку мне на талию. — На талию? — Все хорошо, Ренгоку-сан, — засмеялась девушка, — это просто танец. Кёджуро смущенно опустил левую руку на стройный изгиб талии. Правой сжал тонкую ладонь и почувствовал другую на своем плече. Они начали медленно двигаться по серой брусчатке в окружении пестрых огней. — А мы с вами одного роста, — улыбнулась Хинацуру, — это так мило. И у Вас красиво отросли волосы. Хорошо, что Вы решили не заплетать их. — Благодарю, — Кёджуро не знал, будет ли уместно сейчас сказать, что ее заплетенные в низкий пучок волосы тоже выглядят красиво, или что нежно-розовая юката хорошо сочетается с сиреневым оби. — У Вас новая заколка? — Да, спасибо, что заметили. Сделала за Ваше отсутствие. — Очень красивая. Хинацуру смущенно улыбнулась, пряча лицо поворотом головы. Румянец проступил на высоких скулах, выделяя маленькую родинку. Кёджуро едва не бросился извиняться за дискомфорт, но слова не выстраивались в нужную последовательность. За столько времени исключительно формального общения с иностранными истребителями он напрочь забыл, как общаться в обычной жизни. Смутить чужую невесту, еще и во время танца, было неловко. Кёджуро так далеко ушел в дебри самокопания, что случайно наступил Хинацуру на ногу. Та сдавленно ойкнула и отскочила. Он, рассыпаясь в извинениях, мгновенно присел, чтобы отряхнуть ее обувь. К счастью, на улице было сухо, и пыль легко отстала. Стыд прожег насквозь. В таком положении их застали остальные пары. Кёджуро выпрямился, краснея еще сильнее, склонил голову и снова извинился.***
Ночь шла по городку своим привычным маршрутом, минуя лавочки и постепенно расходящихся с праздника людей. Вскоре остались только самые стойкие торговцы и шесть силуэтов, сидящих под ивами на одолженном пледе. Рядом пристроилась чайная доска, незаметно дымящий чайник на ней источал ягодный аромат. Сума и Хинацуру прислонились к широким плечам Тенгена с обеих сторон, а Макио устроилась прямо у него на коленях, компенсируя упущенный танец. Напротив сидели братья Ренгоку с дымящимися чашками. Сенджуро время от времени зевал, но заставлял себя держаться, ведь взрослые еще не хотят спать. Кёджуро еле слышно вздохнул, собирая мысли. — Оказывается, я плохо переношу плавание. Морская болезнь, — усмехнулся он. — Если мы останавливались на дозаправку, я сразу сходил на сушу. Плыть в одну сторону почти три дня, так что мне было очень весело. — Неужели Вас все время тошнило? — испуганно спросила Сума. — Нет, — Кёджуро встревожился, что его начнут жалеть, и торопливо добавил. — Я старался спать и лежать вниз лицом. Во сне качка ощущается иначе. Почти не тошнит. — Ты говорил, там были яркие иностранцы, — напомнил Тенген, поглаживая плечо Макио. — Да. Я познакомился с людьми из Франции, Индии, Китая… из Российской Империи. Было много человек, я не буду рассказывать про всех. — Расскажи про ту госпожу. — Она из Великой Британии, ее зовут Шадис Этелия Шарлотта. Я долго не знал, какое из этих трех слов ее имя и стеснялся спросить. Все обращались к ней по-разному. Она разрешила называть ее просто госпожа Этель. Нас распределили по дням, и каждый день кто-то проводил показательную тренировку, демонстрируя техники и способы убийства демонов. Госпожа Этель, можно сказать, была главной среди нас, хотя настоящее руководство осталось на континенте. Кроме тренировок мы иногда ходили в… подобие экспедиций. Исследовали остров, учились ставить ловушки… В общем, выживать на новом месте. Я и так это умел, но не хотел выделяться. — А демоны там были? — спросила Макио и привстала, чтобы подлить всем чай. — Были. Когда все провели свои тренировки, с континента начали возить демонов. Они, может, были чуть сильнее демонов финального отбора. Там выстроена небольшая арена, и мы показательно убивали их. Демонов было мало, поэтому поучаствовать смогли не все. Оказывается, не все люди используют сталь ничирин. Вообще-то, никто не использует ее, кроме нас. — А что тогда у других людей? — Хинацуру склонила голову на бок. — Разное оружие. Многие пользуются ядами, серебром. — Серебром?! — ахнул Тенген. — Да, — Кёджуро поставил пустую пиалу на плед и сложил руки на коленях. — В Российской Империи добывают очень много серебра. У них такая огромная территория… — Кёджуро вздохнул и сменил тему. — Там, куда я ездил, было довольно холодно. Гораздо холоднее, чем здесь. — Где вы жили? — спросил Тенген и пересел по-турецки, усаживая Макио на скрещенные голени. — В одной деревне. Она казалась пустующей, но при этом ухоженной. Как будто кто-то приготовил жилье заранее. Я не спрашивал так это или нет. Говорили все в основном по-английски. Иногда было трудно, но госпожа Этель часто помогала мне. Кёджуро рассказывал о миссии еще около получаса, пока Сума вдруг не предложила пойти на восточную набережную к недостроенному парку. Там можно увидеть красивый восход. Ясное небо постепенно гасило свои звезды, из всех облаков остались только далекие перистые росчерки. Скоро солнце выкрасит их в багрянец. По дороге Хинацуру незаметно тронула ладонь Тенгена и быстро встретилась с ним взглядом. Остальные жены, ощутив крохотную перемену, тоже посмотрели на него. Он понял немой вопрос, ответил утвердительным взглядом и легким кивком. Время пришло. Кёджуро и Сенджуро шли чуть впереди, ничего не зная об этом негласном договоре. Сегодняшний рассвет увидит тяжелое откровение. Уходила ночь, забирая с собой кокон обмана, в который Тенген посадил своего любимого. Недостроенный парк разбросал мрачноватые тени на обочину дороги и незаконченные тропы. В деревьях подали голоса первые утренние птицы. Зашуршала трава под ногами шести гуляющих, прохладная роса осела на обуви и намочила таби, от чего по коже пробежались мурашки. Там за деревьями был бедноватый растительностью обрыв и укрытая тенью набережная внизу. Небо на востоке постепенно розовело, где-то над океаном вставало солнце. Хинацуру аккуратно увлекла Сенджуро в сторону. Девушки заворковали вокруг него, рассказывая о маленькой лавочке, что открывалась в ранний час. Их всех троих разом потянуло туда с острой необходимостью побыть в обществе младшего Ренгоку. Тот оглянулся на брата, грустно улыбнулся и позволил увести себя. Тенген и Кёджуро остались вдвоем. Мелкая позолота восходящего солнца рассыпалась по пушистым волосам Кёджуро, намертво завораживая. Сердце Тенгена бешено колотилось, ладони потели так, что он с силой сжал темно-синие хакама на бедрах. Кёджуро проводил взглядом исчезающие за деревьями силуэты и посмотрел в багряные глаза. Готовое проломить ребра сердце от этого взгляда замерло. В его взгляде тихонько разгоралась трепещущая надежда. Кёджуро понял, что их оставили специально. Тенген хочет ему что-то сказать. Наверняка нечто очень важное. Они выбрали такое красивое место, вероятно, тоже не просто так. Вставшее было сердце нехотя забилось дальше. — Кёджуро, — Тенген аккуратно коснулся его ладони, но тут же убрал руку. — Послушай меня… пожалуйста… — Что-то случилось? — крохотная надежда окрасилась неявной тревогой. — Кёджуро… я врал тебе, — голос дрогнул. Где-то внутри разлился обжигающий стыд. — Я врал насчет измены. Я… я изменял своим женам. С тобой. Все это время. Друг ахнул и сделал шаг назад. Холодный страх подскочил откуда-то из живота высоко в горло и превратили возникшие слова в колючий ком. Не получалось ни вздохнуть, ни сглотнуть. Выходит, он все это время был настоящим любовником. Интрижкой на стороне. Он проводил время с этими добрыми девушками и даже не знал, что раскалывает их семейное счастье. — Я все рассказал им, сказал, что ты ни в чем не виноват, — продолжил Тенген, чуть отдышавшись. — Жены простили меня. Они не злятся на нас. Кёджуро, прости. Н-не отходи, ладно? Ренгоку, собиравшийся сделать еще один шаг, остановился. Оглушительная дрожь его тела достигла чужого слуха и почти заставила резонировать. — Почему?.. — Потому что, — Тенген запнулся, давясь собственными эмоциями, — потому что я блестящий идиот! Я просто хотел, чтобы ты стал моим и никому больше не принадлежал. — Принадлежал?.. Я? — Кё, я… Черт! Я многое успел понять. Благодаря тебе я столько понял… я… так дерьмово относился к людям. И к тебе тоже. Я понятия не имел… Тенген вдруг схватился за голову и отвернулся. Масштаб ошибки, которую он совершил, рос на глазах. Прежнее чувство вины казалось не более, чем маленькой занозой в пальце. Сейчас же ему будто оторвало руку целиком. Он врал. Что сейчас чувствовал Кёджуро, он боялся даже вообразить. Он танцевал под шкатулку, ждал встреч, улыбался ему, даже не зная, что живет во лжи. Иссечь бы себя розгами, посадить под домашний арест, лишить всех радостей, и все равно недостаточно. Как искупить такую вину? — Тенген? Он вздрогнул, когда рука неуверенно коснулась его плеча. В золоте поднимающегося над горизонтом солнца протянулись две длинные тени. — Тенген, послушай… Мне очень стыдно перед твоими женами. Я ведь танцевал с Хинацуру… — Не смей стыдиться. Это все моя вина. Я втянул вас в это. Узуй обернулся и почувствовал, как горло схватили слезы. Кёджуро изо всех сил собирал в себе прощение. Внутри него боль и обида разбирались на составляющие, перемешивались и снова пытались собраться в понимание. Даже сейчас он пытался оправдать своего нерадивого друга. Тенген моргнул, чувствуя, как его прошивает осознание. Ему посчастливилось завладеть настоящим солнцем, и он осквернил его, пытался использовать для своего удовольствия. Перед глазами пронеслись все месяцы от первой встречи в палате до сегодняшнего дня. Настойчиво било в голове это мерзкое – осквернил. Опорочил. Утопил в грязи позорной измены. Воскресло даже воспоминание об их первом разе, когда Тенген напрочь забыл о подготовке и причинил ему столько боли. Так хотелось все отменить. Вернуться назад. Прогнать его отца из палаты, а не прижаться к стене в коридоре. Целомудренно дотрагиваться до жестковатых ладоней, а не заставлять его говорить пошлости. Сразу все и всем рассказать вместо плетения интриги. Но все уже случилось. Все привело к тому, что они сейчас стоят здесь, укутанные рассветом и оба не до конца верят, что все взаправду. Тенген понимал, что за все это его нельзя просто простить. Внутренне он чувствовал, что не имеет права и кончиком пальца коснуться вздрогнувших от ветра золотистых волос. Захотелось вдруг рассмеяться от недавних попыток получить разрешение на заключение брака. Какое счастье, что все префектуры ответили отказом. Кёджуро сейчас не хватало только предложения руки и сердца. — Тенген, — тот все-таки собрался с силами. — Люди совершают ошибки. Ты ведь осознал, что был не прав. — Я осознал, — сглотнул Тенген. — Послушай м-меня. Нам… нам нужно… нужно прекратить встречаться. З-знаешь, это блестяще сложно объяснить, просто… Так будет правильно. Мы будем друзьями. Нам просто нужно жить дальше. М-мне еще нужно многому научиться. Живи дальше, Солнце… слышишь? Кёджуро вроде бы слышал. Вот бы это было слуховой галлюцинацией. Он сейчас переспросит, и Тенген скажет что-то другое. Что-то совершенно противоположное по смыслу. Но переспросить не получалось. Кажется, рот приоткрылся, но слова не покинули тело. Вместо этого внутри что-то обвалилось и разбилось на осколки. Броситься сейчас с этого обрыва и обернуться такими же осколками где-то там, внизу – вот чего он хотел. Только бы ничего не чувствовать. Тенген перевел взгляд на его грудь и увидел, что та мелко вздымается. Вместо нервной дрожи пришла пустота, пугающая хуже самого душераздирающего крика. Так хотелось сделать все проще. Можно было сказать, что это жены воспротивились и пригрозили распадом семьи. Или что чувства сошли на нет. Он ведь «блестящий человек искусства», он непостоянен и легко может разлюбить что угодно и кого угодно. Можно было сказать хоть что-то исчерпывающее. — Подожди, Тенген… — голос Кёджуро сошел на тихий хрип. — Я прощ… — Я сказал, что мы друзья, — оборвал Тенген, но тону не хватило жесткости. Никакого прощения для такого эгоистичного подонка. — Между нами больше ничего… Мы больше не будем вести себя как раньше, понятно? Это блестящее время закончилось. Жизнь меняется. Мы тоже должны меняться. Прежде, чем ноги Кёджуро подкосились, послышались звуки приближающихся людей. Три женских голоса наперебой спорили, но о чем, сами бы уже не вспомнили. Впереди шагал Сенджуро с тремя данго в руках. Солнце полностью выкатилось на небосвод и встретило их ослепительным блеском. Девушки смолкли, растерянно переглянулись, но не нашли ответов в глазах друг друга и сделали вид, что увлечены своей одеждой. Сенджуро, едва взглянув на брата, выдохнул воздух так, что легкие чуть не склеились, а потом снова набрал полную грудь. — Аники, смотри! Хинацуру-сан, Макио-сан и Сума-сан не могли определиться, кто угостит меня, поэтому угостили все трое. Мне теперь нужна помощь! — Правда? — Кёджуро чуть пошатнулся и сделал шаг в сторону. — Вот это тебе повезло. Давай съедим все это вместе. — И, знаешь, — мальчик отвернулся и протяжно зевнул, — я так устал… Пойдем домой? Кёджуро натянул улыбку и сдвинулся в сторону брата. Движения выходили слегка неестественными, тело двигалось автоматически, явно отражая, как далеко было сознание. Тенген так хотел протянуть руку и удержать его. Все внутри взвыло, забилось в безумном припадке, требуя повернуть время вспять. Но время не поворачивалось. Солнце не ушло обратно за свой горизонт, а Кёджуро не вернулся к нему. Наоборот, он становился все дальше. «Нет, — хотелось прокричать Тенгену. — Подожди! Я блестяще ошибся. Дай мне шанс! Ну пожалуйста…» Неужели он даже не обернется? Неужели даже не попрощается? Девушки растерянно посмотрели на мужа, потом на уходящих Ренгоку. Сенджуро что-то весело говорил, не обращая внимания на то, что его слова летят в пропасть. Кёджуро вдруг замер, несколько секунд простоял на месте и обернулся. Брат с надеждой поднял на него взгляд. — С-спасибо за проведенное время. Если я в чем-то был не прав… из-извините меня. — Ренгоку-сан?.. — севшим голосом спросила Хинацуру, но братья уже углубились в небольшие заросли. — Мой Тенген, что произошло? Мой Тенген? — Макио подбежала к нему, заглядывая ему в лицо. — Мой Тенген, ты сказал ему? — Он не простил тебя? — Сума шмыгнула носом, не в силах выдержать опустошенный взгляд. — Ты сказал, что мы не злимся? Сказал? — Тише ты! — Все хорошо, мои дорогие, — произнес он. — Просто так будет лучше. Я поступил с ним хуже, чем с вами, поэтому… он просто… — Мой Тенген, идем домой, — тихо сказала подошедшая ближе Хинацуру. — Нам всем нужно отдохнуть.***
Утро разгоралось днем, освещая царство ноября за окном. Ни закрытые шторы, ни беруши, ни травяной чай не помогли Тенгену заснуть. Он словно вообще разучился спать. Зеркало показывало ему покрасневшие глаза, которые просто не могли закрыться дольше, чем на минуту. Пальцы мелко дрожали, все органы нещадно трясло. В отчаянии он сходил в хранилище и вернулся в комнату с бокалом и бутылкой гранатового вина. Такое же вино они пили перед первой ночью. Прямо в этой комнате. Вот тут лежал футон. Вот тут дырка от воткнутого куная. А в тот угол улетел этот кунай, когда Кёджуро рывком освободил руки. Тенген закрыл глаза и прислушался. Только бы эти стены помнили их разговоры и хотя бы иногда делились с ним. В шкафу лежит черная юката... Юката! Он метнулся к шкафу и извлек оттуда знакомую чуть бархатную на ощупь вещь. Последний, кто ее носил – Сенджуро. Как же это, должно быть, глупо – сидеть на полу, чуть раскачиваться и обнимать обычную юкату. Хорошо, что никто не видит его. Жены уже спят в своих комнатах, а шторы наглухо завешаны. Страдать тут от горя можно хоть сколько. Можно даже лить слезы и проклинать собственный идиотизм. Кёджуро, наверное, уже давно дома. Только бы у него все было хорошо. Может, там на набережной был просто первичный шок, и сейчас с ним все в порядке. Просидев некоторое время, Тенген встал и аккуратно уложил юкату на стол, затем рывком распахнул шторы, впуская в комнату дневной свет. Даже не верилось, что этим утром он сознался Кёджуро в измене, а потом сказал, что они друзья. Время явно лжет. С того дня прошло не меньше тысячи лет, и Тенген уже забыл, какой по счету ноябрь за окном. Он откупорил бутылку и наполнил бокал вином. Затем достал бумагу, карандаш и сел за стол. Карандаш чуть подрагивал в пальцах. Еще не коснувшись вина, Тенген ощутил себя пьяным настолько, что мог бы рухнуть со стула прямо сейчас. Вот бы Кёджуро аккуратно поймал его, прижал к своей груди нерадивую голову и тихонько отчитал за легкомыслие. Вино, наконец, полилось внутрь и начало свою химию. Вот бы спустя тысячу лет после того проклятого утра Кёджуро все равно каким-то чудом оказался бы рядом, чтобы не дать ему упасть вниз. Терпкий гранатовый вкус поселился в горле, и карандаш перестал дрожать. Черная юката скромным комочком лежала на столе рядом. На листе появились первые линии. Тенген периодически хватал бокал левой рукой и жадно пил спасительную жидкость. Опоздай он хоть на секунду, рука снова дрогнет, и рисунок будет испорчен. У него только одна попытка. Линии и тени по очереди укладывались в силуэты, силуэты обретали объем. Бокал снова наполнялся. «Ничего, — вздохнул Тенген, — однажды все изменится.» Однажды он станет лучше. Станет достойным того сокровища, которое пытался присвоить. Он научится думать о других, принимать их особенности и думать, прежде, чем хватать все понравившееся. Однажды придет день, и Тенген снова сможет взять Кёджуро за руку. Он заслужит это право и будет самым любящим, самым понимающим и самым заботливым. Силуэты на листе обрели формы. По центру Тенген изобразил себя. По левую руку сидели Макио и Сума, по правую – Хинацуру и Кёджуро. Все они улыбаются, не зная горя, и аккуратно соприкасаются плечами. Такими они станут однажды, когда исчезнут демоны и тяжесть истребительского долга. Настанет мир, в котором можно будет просто любить друг друга, создавать вместе маленькие радости, а потом собираться в большой комнате и долго разговаривать о чем-нибудь. Карандаш выскользнул из пальцев и стукнулся об пол. Тенген тихо чертыхнулся. Этот рисунок – даже не шедевр, а настоящее сокровище. Его мечта. Его цель. Его семья. Ополовиненная бутылка чуть поплыла в глазах. Стресс и вино на голодный желудок не пошли на пользу. По неосторожности он задел полупустой бокал рукой, и тот со звоном перевернулся. Вино выплеснулось на стол рядом с драгоценным рисунком. Огромная красная капля упала на изображение Кёджуро, намочив бумагу пониже его груди. Пятно, словно кровь, начало стремительно расползаться, пожирая белизну. Другая капля угодила ему прямо на левую сторону лица, безнадежно уродуя рисунок. Тенген успел отдернуть лист в сторону, чтобы не испортить хотя бы все остальное. — Блядь! Блядь! Блядь! Проклятье! Гори в аду!!! Кому предназначалась дорога в ад, он и сам не знал. Бокал разлетелся о пол, мерцая множеством осколков. Тенген вскочил и гневно взмахнул рукой, сходу прикидывая, что бы еще разбить, но взгляд упал на проволочную «веточку сакуры». Почти сразу она расплылась в глазах и безнадежно потерялась. Тенген со слезами сел на пол и облокотился на ножку стола. Через минуту он уже рыдал, не пытаясь сдержаться. Еще через минуту горестно взвыл, обхватывая голову руками. Боль издевательски отщипывала куски от сердца, намекая, что поселилась с ним надолго. Не будь Тенген так поглощен чувствами, понял бы одну простую истину: как бы долго ни строилось чье-то счастье, чтобы его разрушить, хватит одного движения руки.***
Кёджуро сидел на расстеленном футоне уже больше часа. Единственным движением было легкое мерное покачивание в такт сердцебиению. Он так и не переоделся с улицы, и в одежде становилось жарко. От неподвижности затекла спина и голени, но он ничего не замечал. В этот момент Кёджуро ни сколько не сомневался, что пустота, поселившаяся в сердце, навсегда, и она пожрет любые чувства. Сенджуро, придя домой, только предложил ему чай перед сном и не получил ответ. Чайная доска со всеми принадлежностями до сих пор стояла нетронутой около футона. Казалось, что если Кёджуро хоть немного пошевелится, этот фантомный покой будет безнадежно уничтожен. Чем-то это было похоже на смерть матери. Маленькая, старательно оберегаемая любовь, которую реальная жизнь все равно нашла и порвала на куски. Никто не обнимет. Никто не возьмет за руку во время кошмарных метаний. Никто не разделит мечту увидеть ледяные камни над небом. Кёджуро не знал, как называется то, что он чувствует. Грусть, тоска, боль? Он стал бессмысленной оболочкой и не мог извлечь из себя ни слов, ни слез, ни хотя бы воли сменить положение. Где-то на горизонте памяти о жизни «до» был мелкий проблеск. Это ведь не конец. Тенген сказал, что они друзья. Он ведь никуда не делся, просто они теперь друзья, и не больше. А еще Тенген врал ему столько времени. Врал, чтобы пользоваться. И Кёджуро простил бы его. Искал бы силы каждый день, они вместе преодолели бы это, они бы стали лучше друг для друга. Выходит, Тенгену это не нужно. Он признал свои ошибки и отправился жить дальше, бросив попутчика по дороге. Темнота, в которую они робко ступили вместе, теперь была не новым загадочным миром, а пожирающей без остатка пропастью. Ну и пусть сожрет. У него нет сил даже переодеться и заснуть, ведь потом придется жить дальше. Жить дальше, зная, что ворон от Тенгена не прилетит с предложением куда-нибудь пойти или потренироваться. И сам Тенген не придет и не будет жаловаться на «унылую» миссию или на то, что униформу сшили не того оттенка. Кёджуро больше не будет наблюдать за тем, как тот рисует на полу или почти час подбирает украшения к новому кимоно. Он посмотрел на свои ладони и вспомнил, как впервые попросил подержаться за руки на безлюдной улице. Эти руки нужно мыть после улицы и перед едой. За волосами, которые Тенген любил гладить, расчесывать и сжимать грубой хваткой, нужно ухаживать каждый день. Изо дня в день нужно тренироваться и заниматься домашними делами. Скоро придет новое поручение, и нужно будет куда-то ехать. Невозможно. Как после всего снова встать и жить дальше? Вся жизнь вдруг стала чудовищным грузом. Кёджуро понятия не имел, что такое тяжелое и серое чувство существует. Под этим грузом он почти рухнул на футон, разрушая оцепенение. Взвыли затекшие мышцы, пустив свои колющие судороги. Маленький гипноз пошел трещинками, в которые поползло что-то отравляющее. Он вытащил из-под головы маленькую подушку, обнял ее и постарался сжаться так, чтобы стать меньше песчинки на пляже. Вот бы ветер забрал его отсюда к миллиарду таких же крошек и навсегда упокоил где-нибудь около шумящей воды. В укутанной солнцем тишине раздался тихий плач.