Грань печали и блаженства

      У них ушло несколько месяцев, чтобы привести королевский дворец в Эбиниссии в порядок. Сначала предстояло вывезти трупы и захоронить их, как подобает. Во время этого мрачного безмолвного процесса даже матерые солдаты едва не начали лить слезы. Их чувства одолевала вовсе не скорбь, а страшный смрад.       Что-то внутри Кэлен надламывалось каждый раз, когда она видела д’харианских дезертиров в дворцовых стенах. Ведь они могли убивать тех же людей, которых сейчас грузили в повозки. Они могли надругаться над изуродованными женщинами, которых сейчас сами снимали со стен, вытаскивая лезвия из их шей. Она была вполне уверена, что так все и было, и в ней поднималась та же ненависть, которую вызывала Кровавая Ярость. Эту ненависть подавлял лишь страх потери контроля.       Ее месть была проста: она настаивала на помощи переметнувшихся д’харианцев и хотела, чтобы они замарали свои руки в грязной работе. Чтобы кровь больше не стучала в висках, когда они смотрели на зверства. Чтобы они видели последствия и прикоснулись к смерти: уродливой и не замутненной боевым запалом.       Галеанцы могли позволить себе небольшой отдых, но вместо этого так же рьяно помогали с восстановлением королевского дворца и города вокруг. Все было уничтожено и разорено: мастерские, мануфактуры, лавки, таверны, гостиницы… Юноши, которые еще несколько месяцев назад смирились с необходимостью стать воинами в самоубийственной войне, теперь вспоминали все, что знали о мирной жизни. Кэлен видела, как загорались их глаза, когда они возвращались в родные дома; как их лица омрачала скорбь при виде разрушений, постигших труды их семей. И она видела, как они закатывали рукава и с молчаливой решительностью восстанавливали то, что потеряли. Тогда она понимала, что юноши, встреченные ею этой зимой, теперь стали мужчинами. И она собиралась признать это официально.       Кэлен не хотела отказывать солдатам в торжестве. Да, в начале войны она заверила их всех, что они — все равно что мертвецы, и ей с трудом верилось, что тогда она ошиблась. Пять тысяч солдат, без единого офицера, выстояли против матерой д’харианской армии. Они были достойны большего почета, чем простые убийцы.       Эта идея прочно укоренилась в ее голове с того момента, как помощник Слоан подошел к ней, молча протягивая золотую галлу — незамкнутый металлический обруч. Она провела кончиком пальца по позолоте, стирая запекшуюся кровь. Она узнала витиеватый рисунок на краях галлы, там, где обруч разрывался и заканчивался плоскими надставками. На них были оттиснуты золотые львы Амнеллов, по одному с каждой стороны. Кэлен стало тяжело дышать. Эта вещь точно принадлежала Гарольду.       Будучи генералом, он имел много регалий, но галла была одной из первых. Ее вручил ему отец. Король Вайборн тогда уже был исповедан, и все же Гарольд дорожил этой наградой превыше всего, ведь остальные ему вручала уже сестра.       — Вы нашли его тело?       Юноша кивнул.       — Оно не совсем… целое.       Еще бы. Как иначе галла могла покинуть его шею? Наверное, Гарольда настигла та же судьба, что и обезглавленную статую их отца.       Когда Слоан спросил ее, хочет ли она проститься с ним, Кэлен почувствовала усталость. И тоску. Не было больше смысла взращивать в себе ярость, травя душу видом изуродованного брата.       — Нет, Нолан. Я хочу запомнить его другим.              Июньские ночи были коротки, но и Ричард, и Кэлен работали от рассвета до заката. Они составляли списки потерь, списки всего необходимого и искали возможности восстановить город в кратчайшие сроки. Приходилось срочно налаживать поставки и искать умелые руки, которые могли бы помочь галеанцам отстроить столицу. Кроме того, Кэлен предстояло отобрать советника и дворцовых служителей, чтобы правительственный аппарат страны мог работать.       Кэлен понимала, что не справится в одиночку. Она останется здесь на первое время, но лишь чтобы убедиться, что Галея встанет на ноги, и механизм будет исправно работать и с ней, и без нее.       Каждый раз, проходя мимо входа в главный зал, Кэлен задевала взглядом обезображенную фигуру ее отца, короля Вайборна, и королевы Бернадины. В первые разы она едва не спотыкалась о сколотые ступени, слишком болезненно вглядываясь в трещины в камне, в обрубки шей и обезображенные части тела. Она понимала, что восстановление статуи было дополнительной и не самой необходимой нагрузкой. Были разбиты все зеркала, витражи; двери — расколоты; розовый мрамор стен пошел трещинами — видимо, волшебник Слагл упражнялся с перемещениями воздуха; мебель уничтожена, за исключением десятка кроватей. По сравнению с тем, что во дворце было просто небезопасно находиться, статуи не имели такого значения. Однако Ричард видел, с какой болью Кэлен смотрела на это унизительное зрелище, и однажды, когда они шли этим путем вдвоем, она заметила, что статуи были восстановлены. Они выглядели так же, как несколько лет назад, на приеме в честь дня рождения ее сестры.       — Это твоя работа? — Кэлен сразу догадалась, что здесь не обошлось без магии. — Но… как? Их не отличить от изначальных…       — Прирастил головы к шее, убрал сколы. Ничего особенного.       — Но голов не было. Неужели ты отыскал их?       Ричард кивнул и пожал плечами, как будто это было просто пустяком. Кэлен улыбнулась. Ей привиделось, или… она немного смутила его?       У Кэлен было много поводов для благодарности Ричарду. Он мог уехать в Д’Хару и заняться делами, но вместо этого остался, помогая Кэлен в ее новой роли королевы. Она давно поняла, что тоже не хочет его отпускать… какими бы мотивами она ни прикрывалась, главный из них был очевиден. И он остался по этой же причине, имя которой было вовсе не «долг».       У нее ушло четыре месяца, чтобы принять это и признаться Ричарду, произнеся заветные и одновременно греховные три слова.       Однажды вечером они шли по белоснежным, мерцающим в полутьме коридорам королевского дворца, возвращаясь из окрестностей города, где произошло последнее захоронение. Их задача была небольшой: они присутствовали при погребении, наблюдая за тем, как тела давно усопших обретали покой. Если они могли почтить их память и отблагодарить тех, кто позаботился об их душах, просто уделив им время, они не могли игнорировать это.       Несмотря на скорбь этого дня, все, о чем она могла думать — это настойчивый взгляд Ричарда, требующий ответа тем неистовее, чем меньше у них оставалось времени. Скоро город будет готов вернуться к жизни, и они вновь станут безличностными титулами, пустыми оболочками. Кэлен спрячется за Маской, а взгляд Ричарда вновь станет пронзительным и устрашающим взглядом Магистра Рала. Только вот, этот взгляд был гораздо менее пугающим, чем взгляд Ричарда, заставлявший ее искать ответы в своей душе.       Она хотела кричать, чтобы он перестал пытать ее. Она бы закричала, если бы эхо не разнесло ее слова по дворцу, достигая чужих ушей. Поэтому она смирилась с правдой, которая вырвалась на свободу, едва слышимо растворяясь в побеленном лунным светом воздухе.       — Я люблю тебя.       Он удивил ее своей реакцией — простой, естественной улыбкой.       — Ты часто слышишь такие признания? — она выгнула брови.       — Бывало. Но никогда — от Матери-Исповедницы.       — Ты ведь знаешь, что это значит, Ричард.       Они переглянулись и сразу же поняли, что, вообще-то, ничего хорошего. Ни для Совета, ни для Срединных Земель… да и для них — тоже.       — Я все понял, еще когда ты призвала Кровавую Ярость.       Кэлен застенчиво отвела взгляд.       — Но я никогда не говорила, что люблю тебя. Признание — это совершенно другое.       — Учитывай то, что люди делают, а не только то, что говорят, — она услышала улыбку в его голосе, — или не говорят. Разве Зедд не говорил тебе о правилах волшебника, Кэлен?       Ричард был таким во всем: он понимал суть раньше, чем другие могли увидеть ее. Обычно эта его черта радовала ее, но сейчас она внезапно начала раздражать.       — Я решила, что ты имеешь право знать. Будет лучше, если это ничего не изменит, — она ускорила шаг, даже не осознав это.       — И что обычно делают люди, если они любят друг друга? Что должно измениться?       Она не удостоила его взглядом, лишь тяжело вздохнула. Она могла дать ответ: нереалистичный и несбыточный. Просто бессмысленный. Они не станут мужем и женой, не построят семью и не проживут жизнь вместе. Эту перспективу уже забрал другой человек.       Вдруг она услышала, как он ускорил шаг вслед за ней. Она едва не забыла, как дышать, когда почувствовала его прикосновение к своей руке.       Он развернул ее к себе и тут же обхватил ее лицо ладонями, нависая над ней. Он не давил, наоборот — ждал ее реакции. Кэлен должна была отстраниться, но вместо этого приблизилась. Она провела кончиком пальцев по линии его челюсти, по губам.       Она должна была отстраниться. Знать его черты, суметь прикоснуться к ним собственными пальцами — это все, на что она могла рассчитывать. Но в полутьме коридора, где не было осуждающих глаз, она не смогла обмануть себя. Этого было критически мало.       — Я не претендую ни на что. Ни на статус твоего мужа, ни на создание семьи. Я приму любое твое решение, если ты позволишь мне быть с тобой.       — У нас нет будущего, Ричард.       — Когда я был в плену у Денны, я думал, что, если мне удастся прожить целый год, я буду счастливчиком, — он провел пальцем по ее щеке. — Будущее волнует меня не так, как настоящее — его может не стать в один момент.       Что делают люди, когда любят и не могут дать ничего взамен любви?       — Если не будущее, то что?       — Все остальное, Кэлен.       Кэлен замерла. Она была слишком близко к нему, чтобы отступить, но невесомое прикосновение его пальцев приковало ее.       Настоящее без будущего. Без надежды. Без планов. Без воздушных замков.       Так ли это плохо?..       Она обвила рукой его шею и поднялась выше, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Она не знала, что произошло раньше: он наклонился к ней, или она притянула его, но, когда их губы соединились, это уже не имело значения.       До этого момента Кэлен могла лишь представлять, каким будет поцелуй с ним. Она избегала поцелуев, видя в них нечто интимное, требующее доверия. Она целовала Файрена лишь несколько раз, и один из них — на их свадьбе.       С Ричардом все было иначе. Ей хотелось стереть границы между ними и раствориться в его касаниях. В груди поднимался нетерпеливый поток желания, когда его губы накрывали ее, когда ее рот приоткрывался от стонов из-за того, как он касался ее груди, скрытой под тканью платья. Когда он прижал ее к себе, целуя уголок ее губ и прокладывая дорожку из поцелуев по ее челюсти, она ощутила твердость его тела, и все в ней замерло, отдаваясь его решительности и полностью подчиняясь ему. Она впервые хотела этого. Впервые настолько доверяла.       Она вцепилась в ткань туники, притягивая его к себе. Чтобы у него не было ни единой мысли отстраниться и чтобы она не посмела остановиться.       Ричард понял ее. Не было и секунды, когда он не касался ее, когда его ладони не изучали ее тело, когда его губы не покрывали поцелуями каждый сантиметр ее кожи, не скрытый платьем. Она млела в его объятиях, а стержень Матери-Исповедницы плавился.       В голове Кэлен пронеслась лишь одна здравая мысль: не в коридоре. Только не в коридоре.       Ричард словно почувствовал ее сомнения и тут же отстранился, взяв ее за руку. Они влетели в ближайшие покои с открытой дверью — все двери дворца-призрака были открыты, пока он не вернулся к жизни, — и тогда Кэлен взяла контроль в свои руки. Она отстегнула его плащ и отбросила его в сторону, даже не интересуясь, что Ричард думает по этому поводу. Потом, встав на цыпочки, вновь припала к его губам и начала расстегивать жилет. Он улыбался, не отрываясь от ее губ, и даже не касался, ожидая, когда она сделает все, угодное ей. Когда Кэлен разобралась с жилетом, она прикоснулась к наручам на его запястьях, проводя подушечками пальцев по золоченым рунам Танца Смерти, ощущавшимся как тончайший рисунок. Она провела пальцами вверх, забираясь под рукава его рубашки и ощущая рельеф вен, напряженных мышц. Она хотела узнать его. Полностью. Поэтому ее пальцы мгновенно потянулись к ремешкам наручей, ловко расстегивая их. Ремешки были немного загрубевшими от носки — Ричард не снимал их многие месяцы, пока они спали, да просто жили лишь в коротких перерывах между боями.       Кэлен не церемонилась и с наручами: отбросив их в сторону, она провела ладонями по его обнаженным запястьям и услышала неожиданно резкий вздох от Ричарда. Ей захотелось услышать его вновь, еще и еще, просто чтобы знать, что она тоже пробудила в нем что-то, практически похороненное за годы сражений.       — Забыл, что можно жить без них? — она поддразнила его, едва не касаясь его губ своими.       — Не знал, что это может быть так приятно, — улыбнулся он. Кэлен погладила его запястья, возвращая чувствительность застывшим мышцам. Она коснулась его ладоней, без смущения проводя пальцами по загрубевшей коже, знакомой с тяжестью меча лучше, чем с ее прикосновениями.       Ричард сделал шаг вперед, еще и еще, пока бедра Кэлен не уперлись в край постели. Она поменяла их местами и толкнула его на спину, чтобы тут же оседлать его. Руки Ричарда коснулись ее бедер, бесстыдно приподнимая подол и касаясь ее обнаженной кожи. Кэлен сняла белое платье, оставаясь лишь в корсете и нижнем платье. Она собиралась расшнуровать его самостоятельно, но Ричард остановил ее, взяв за руку. Он покачал головой, безмолвно отводя ладонь и начиная развязывать нити.       Грудь Кэлен прерывисто вздымалась, открывая ее волнение взору Ричарда. Он не давал ей задумываться — все новые участки ее тела, где больше не было давления корсета, он покрывал поцелуями. Она дрожала, просто ощущая его дыхание в ложбинке между своих грудей, хотя невесомая ткань платья все еще стояла у них на пути. Что будет, когда не останется ничего? Духи, она сойдет с ума.       Корсет канул в небытие. Вслед за ним — его рубашка. Ее платье. Его ремень, его брюки. Когда он вжал ее в свой обнаженный торс, и она почувствовала его возбуждение внизу своего живота, подумала, что не продержится даже до того, как он войдет в нее. Ричард будто знал, на какие точки следует надавить, чтобы свести ее с ума: он сжал ее грудь и начал перекатывать сосок между пальцами, заставляя Кэлен плотнее сжать его бедра своими. По всему телу прошла приятная истома. Ее магия, которую обычно прятал Рада-Хан, разлилась приятным теплом под кожей, приветствуя каждое прикосновение Ричарда.       Кэлен толкнула его за плечо, вынуждая лечь, и склонилась над ним, целуя его, слегка кусая, исследуя его тело. Он резко вдыхал, стоило ей сомкнуть зубы, едва-едва вызывая что-то помимо удовольствия. Она поерзала на его бедрах, чувствуя его твердость и готовность к ней, и едва не застонала. Духи, она тоже была готова, и она так, так хотела этого… но сначала ей было необходимо узнать его.       По тому, как он положил руку на ее затылок, не давая отстраниться, она поняла, что ему была не страшна даже легкая грубость. А когда он замирал, чувствуя ее открытые, ненасытные поцелуи, ее желание грозилось выйти из-под ее контроля. Она хотела увидеть, каким сделает его удовольствие. Кэлен полностью легла на него, целуя в шею и проводя носом вдоль его уха, затем чуть оттянула зубами и обхватила его губами. Он коснулся ее плеча, сильно сжимая, будто реакция удивила его самого.       Резким движением он перевернул ее на спину и устроился между ее ног. Кэлен подвернула бедра ему навстречу и резко выдохнула, почувствовав его прикосновение к низу своего живота. Его ладонь опустилась чуть ниже, проверяя ее готовность, и Кэлен едва смогла заглушить стон, уткнувшись в его плечо. Он был осторожен, но ей было мало того, как его пальцы входили в нее, лаская изнутри. Духи… он будто знал ее так же, как она сама. Будто его руки проделывали этот путь не впервые и знали каждое ее слабое место, знали, как вызвать ее стоны.       Она вытянула руку, задев его предплечье, и притянула его к себе за бедра. Он больше не медлил — наверное, побоялся, что она не простит ему это. Когда он вошел в Кэлен, ее первый порыв сжаться утонул в стоне.       Впервые боли не было. Было лишь наслаждение, которое она не могла вообразить той ночью, когда впервые представила Ричарда на месте Файрена. Все было иначе: то, как Ричард медленно и будто с неверием входил в нее, сжимая ее талию так, словно она была единственным, что удерживало его в мире живых. Когда он подавался бедрами слишком резко, забывшись, Кэлен сжималась вокруг него, но не потому что это приносило ей боль. Его желание доставить ей удовольствие и неспособность сдержаться сменяли друг друга, пьяня ее чувства. Она хотела узнать всего его: нежного, несдержанного, любящего ее, открытого к ней.       Она поддалась этому желанию. И, пока за окнами стояла ясная ночь, она ни разу не пожалела об этом.              

***

      Признание стало первой ее ошибкой. Поцелуй — второй. Второй поцелуй — третьей… Она теряла счет этим ошибкам, как только оказывалась наедине с Ричардом.       Он лишал ее рассудка до банального просто: оказывался рядом, ненавязчиво прикасался к талии, касался руки, и по ее телу пробегали маленькие молнии, словно Ричард подчинил ее Кон-Дар и поставил себе на службу.       В один из вечеров она запечатывала конверты с приглашениями на торжественный прием в честь восстановления Эбиниссии. Королевскому дому Кольбейнов. Королевскому дому Башкар. Королеве Кельтона и принцу Файрену Кельтонскому. Даже когда она ставила печать на письме своему мужу, Ричард был рядом. Она ощущала его прикосновения к ее плечам и шее, которые страшно затекли после многих часов бумажной работы и которые теперь млели от его уверенных действий. Она молча поставила печать, не смея осознавать, что ее муж будет здесь через несколько месяцев.       Ричард не проронил ни слова, когда увидел адресата. Даже движения его рук ничуть не изменились. Не сговариваясь, они приняли обоюдное решение не думать об этом вплоть до самого приема.       — Скажи, это больно?       Кэлен повернулась и подняла взгляд на Ричарда. Он искренне удивился.       — Что именно?       Ричард усмехнулся. Кэлен не разделила его настроение. Ее взгляд уперся в имя Файрена, выведенное ее же почерком на конверте. Сердце сжималось лишь от одной мысли, что ей придется вновь быть с ним. А Ричарду придется отпустить ее.              Это больно — любить меня?              Ричард проследил за ее взглядом. Он должен был понять ее — ведь это Ричард. Но Кэлен решила сменить тему, а он решил сделать вид, что не заметил.       — Когда я исповедую тебя, разве это не приносит боль?       — Когда ты исповедуешь меня, я думаю вовсе не о боли. И, к тому же, я готов платить любую цену за то, чтобы быть с тобой.       Кэлен надеялась, что он знает, о чем говорит.              

***

             Среди всех комнат, не слишком затронутых кровопролитием, они обосновали подобие жилого крыла и даже нашли место для кабинета, куда в кратчайшие сроки направили все прошения, скопившиеся почти за полгода. Помощники лорда Рала и Матери-Исповедницы исправно работали все эти месяцы, но, при всем доверии, оставались вещи, на которые у них не было полномочий.       Файрен задерживался и должен был прибыть вечером, практически к началу приема, а они, два победителя этой войны, были вынуждены корпеть над бумагами. Вместо того, чтобы провести последние часы свободы вместе, пока в их личное пространство не вторглись официальные лица. Ричард с удивлением обнаружил, что привык к этой изоляции в маленьком мире, где помимо него была лишь Кэлен и верные им люди. Он с трудом не позволял себе погрузиться в иллюзию с головой, ведь он знал, что скоро в этом мирке настанет конец света.       Кэлен не отвлекалась от дел, поэтому и Ричард, сидевший слева от нее за длинным столом из красного дерева, старался не оборачиваться. Иначе он рисковал слишком засмотреться.       Шли часы за часами, в которые они прерывались только на короткий перекус, и то — прямо в кабинете.       «Надо успеть до празднования», — говорила Кэлен. Ричард был согласен, но ее прилежность в вопросе выполнения своих обязанностей просто… истязала его сознание. Ему так хотелось отвлечь ее.       Ему казалось, что он начал изредка ловить ее взгляд на себе. Может быть, он просто выдавал желаемое за действительное, ведь, когда он оборачивался, она все так же была увлечена содержимым документов. Ее волосы были перекинуты на одно плечо, чтобы не мешать чтению, и его взгляд неизменно касался ее обнаженной шеи и верха груди. Духи, это было испытанием.       Когда время уже начало клониться к вечеру, Кэлен встала с кресла и направилась к Ричарду. Она перегнулась через его плечо, заглядывая в текст прошения, ненамеренно прислоняясь к его плечу своей грудью. По крайней мере, он думал, что ненамеренно. Пока она не склонилась еще ниже, целуя его в уголок челюсти, потом в шею. По тому, как неторопливо скользили ее губы, то едва касаясь, то задерживаясь на долгие секунды, он понял, что на этом она не остановится.       — Мне кажется, нам стоит немного отвлечься, — прошептала она, обвивая руки вокруг его шеи.       Внутри Ричарда едва не закипел поток восторга, но, скрийлинг, столь долгое ожидание пробудило в нем желание помучить ее так же, как она мучила его все это время.       — Я только вошел во вкус работы.       — Я могу переубедить тебя.       — О, нет, Кэлен. Тебе не удастся отвлечь меня.       Она хмыкнула и вышла из-за его спины, прислоняясь бедрами к краю стола. Откинувшись на спинку кресла, Ричард наблюдал, как она просматривала небольшую стопку прошений, разложив их на столе. А потом отодвигала их в сторону. Затем она села на стол, практически касаясь коленом его ладони, лежавшей на подлокотнике, и просмотрела еще несколько оставшихся бумаг, удивленно выгнув бровь. И отодвинула их в ту же сторону. Переставила чернильницу подальше. Стол прямо перед Ричардом оказался совершенно пустым.       — Теперь я уверена, что эти дела могут подождать.       Сбросив туфли, она пересела еще ближе к нему. Ричард ожидал чего угодно, но не того, что она вытянет ноги и поставит их к нему на бедра. Из-под подола белоснежного платья показались тонкие лодыжки, которых Ричард поспешил коснуться, прочерчивая путь вверх по плавным линиям мускулов.       Изящная стопа Кэлен легла на его торс и начала свой путь вниз, по его животу и прямо к верху его штанов. Его пальцы сжали ее ноги чуть сильнее, когда она коснулась той части тела, что мешала ему работать все эти часы. Кэлен чуть выгнула спину, перенося вес на руки, и подалась бедрами навстречу его прикосновению.       Он придвинулся ближе, поднимая подол платья вслед за движением своих рук и сопровождая это величественное шествие прикосновениями губ к ее шелковистой коже. Он поцеловал ее колено и поднялся выше, касаясь бедра, и уже тогда Кэлен не сдержала резкий вздох. При всей внешней твердости она умела быть чувственной — Ричард любил, когда она чуть разводила бедра, едва ощутив его прикосновение и не стыдясь своей нетерпеливости. Ее чувствительность была сокровищем. А ее стоны… он никогда не слышал ничего столь великолепного.       Кресло скрипнуло, когда Ричард придвинулся вплотную, фактически оказываясь между ее ног и прямо перед неприступной шнуровкой ее платья. Она стянула с Ричарда тунику, и на ее лице заиграла совершенно непристойная улыбка, когда она смогла почувствовать тепло его тела между своих бедер. Она держалась поразительно стойко, когда он развязывал шнуровку, но ее спина невольно выгибалась, когда он случайным движением задевал ее грудь.       Они сняли ее белое платье совместными усилиями, и оно пролетело по столу на противоположный его конец, а Кэлен осталась лишь в полупрозрачном нижнем платье. Ричард ловко развязал шнуровку и приспустил платье с плеч, обнажая и верх груди. Ему хватило одного прикосновения к нежно-розовому соску, чтобы он затвердел и Кэлен сильнее стиснула Ричарда своими бедрами. Если она хотела его так сильно, что хватало одного прикосновения, то что будет потом?       Ричард притянул ее к себе и зарылся носом между ее ключиц, утопая в запахе, свойственном лишь ей. Она пахла… домом. Не холодным и одиноким Народным Дворцом, а чем-то несуществующим, но притягательным, манящим. Чем-то, за что он был готов сражаться и в чем хотел найти пристанище. Он поцеловал ее шею: белоснежную, свободную от гнета Рада-Хана. Он видел красные полосы, которые он оставляет, и не хотел даже думать о том, чтобы эта железка приближалась к ее шее.       Обе его руки легли на ее бедра, забираясь под платье и прочерчивая путь по ее талии и вверх, по спине. Он прижал ее так сильно, будто хотел впечатать в себя.       Ее палец коснулся его подбородка, заставляя взглянуть на нее. Ее прекрасные зеленые глаза потемнели от желания. Только поймав его взгляд, она поцеловала его, и он уже знал: ее магия затуманила ей разум. Так скоро… Эта мысль вызывала в нем дрожь.       Он встал с кресла и придвинул ее к себе за бедра. Она застонала, чувствуя его так близко, и он ощутил, как по ее телу пробежала внезапная дрожь. Но и этого было мало. Кэлен выпрямилась и протянула руки к его ремню, расстегивая его в несколько умелых движений. Она даже не задумалась о том, что штаны стоило снять — Ричарду пришлось ловкостью вернуть себе это право, высвобождаясь из ее рук. Лишь после, когда он остался совершенно обнаженным, она обвила ноги вокруг его бедер и удовлетворенно застонала, почувствовав его внутри себя.       — Духи, Кэлен… — выдохнул он, едва помня себя от того, какой влажной она была, — куда делось твое терпение?       — Я держалась весь день, — она улыбнулась, и он почувствовал, как ее мышцы сладостно сжались вокруг него. Он задержался внутри нее, до невозможного глубоко, и обхватил рукой ее бедро, когда она раскрылась ему навстречу.       — Я вижу.       Она коснулась его подбородка, прося наклониться, но вместо поцелуя прошептала:       — Я чувствовала твой взгляд, Ричард. Не говори, что не хотел этого.       Не хотел впиться в ее губы? Не хотел вновь услышать ее стоны, всхлипы на грани контроля? Увидеть, как ее щеки покрывает румянец, как все ее тело трепещет от того, что он делал с ним?       — Ты даже не представляешь, насколько хочу.       Он терял голову, просто наблюдая за ее прерывистым дыханием. Он не сдержался и снял с нее даже полупрозрачное платье, сжимая одну ее грудь и приникая к другой, лаская, целуя, играя языком с твердым соском. Она едва не заскулила — он почувствовал, как ее руки с силой сжали его плечи, и внутри нее стало еще уже, еще горячее.       Стол пошатнулся, послышался глухой стук. Что-то покатилось.       — Чернильница! — Кэлен вскрикнула.       И тут же засмеялась, стоило Ричарду поднять ее со стола. Потом застонала, когда он вжал ее в стену. Духи, он так любил ее голос. Особенно когда она почти теряла контроль над магией и шептала его имя, словно молитву.       Он сорвал сладкий стон с ее губ, входя в нее до безумного глубоко, едва не вдавливая ее в стену.       — Моя.       Она впилась в его плечи до боли, и ему показалось, что он почувствовал, как ее магия начала перетекать в него через их тела, перешедшие все физические границы.       «Твоя».       Ему хотелось потеряться в ней и никогда не найти путь назад, пусть даже магия отберет у него все. Ничто больше не имело значения.       — Отпусти силу, — ласково прошептал он, почти касаясь губами ее уха.       — Ричард… — едва не взмолилась она, выдыхая так, словно весь ее контроль сгорел в огне ее легких, — я не хочу, чтобы это заканчивалось…       Он промолчал, не в силах гарантировать невозможное. Не в силах сказать, будет ли следующий раз.       А потом услышал крик Кары.       

***

      Среди хаотичного движения гостей Кэлен заняла центральное положение, стоя по правую руку Файрена. Он держался расслабленно — полгода единоличного правления принесли его уверенности в себе неоспоримое обоснование. Он чувствовал себя ровней Кэлен, ведь он руководил сбором войск и координировал их до прибытия в лагерь, к тому же, неся свои обязанности главы Совета.       Она обнаружила, что без нее ничто не пошло прахом. Вырванная из объятий Ричарда и забывшая себя от разочарования, Кэлен первым делом учинила допрос, который Файрен выдержал с достоинством. Он не забыл даже про малые народы, которые могли потерять представительство без Матери-Исповедницы. Все прошения были просмотрены, решения — приняты. Она не знала, радовала ли его компетентность или все же настораживала, но одно оставалось бесспорным: пока ее подданные были довольны, она не могла жаловаться.       Ричард появился в зале позже остальных. По обращенным на него взглядам Кэлен подсчитала, что как минимум половина зала теперь была заинтересована в диалоге, а остальная половина просто приходила к этому решению.       Торжество не заставило Ричарда пересмотреть привычные решения: он был одет в традиционное облачение боевого чародея, золотой плащ сверкал за его плечами. Загорелые плечи, не скрытые туникой, обнажали крепкий рельеф мышц, а ладонь привычно лежала на рукояти меча. Кэлен привыкла к такому Ричарду на поле боя, когда он был собранным и уверенным ради сохранения жизни. Здесь, среди тщедушных лордов и бледнолицых леди, он выглядел, словно титан, сошедший со страниц древнего фолианта: такой же великолепный и могущественный.       Она подумала о том, как несколько часов назад этот титан удерживал ее на своих руках и брал с неистовостью, лишившей ее даже способности дышать. И это вызвало в ней такую глубокую тоску, словно они были в разных концах Нового Мира.       — Кэлен? — Файрен коснулся ее плеча.       Кажется, ей повезло, и он не обратил внимания на объект ее наблюдения. Она поздно поняла, что до этого муж спросил ее о чем-то. Быстро выбрав самый подходящий и пространный ответ, она решила, что, если останется рядом и продолжит глазеть, у Файрена будет больше подозрений, чем если она просто подойдет к Ричарду.       Ей повезло: в этот же момент в зал прибыли для чествования командующие армией, среди которых был командир Райан и его помощники. Заметив Мать-Исповедницу, он по-юношески открыто улыбнулся и поднял руку, едва не помахав ей, как вдруг один из помощников хлопнул его по руке и оборвал на полу-жесте. Кэлен искренне улыбнулась им. Ее улыбка стала чуть шире, когда она увидела, что Ричард уже направлялся к новоприбывшим.       — Не возражаешь, если я лично поприветствую наших гостей?       — Ты успела соскучиться? Неужели не устала от их компании за целые месяцы? — осторожно ответил Файрен.       — О, муж мой, разве игнорировать друзей — хорошая привычка для Матери-Исповедницы?       Кэлен удерживала маску Исповедницы с рвением человека, обреченного на смерть. Когда Файрен дал согласие и она подошла к Ричарду, Кэлен все так же сосредоточенно контролировала каждую эмоцию. Лишь изредка она позволяла себе улыбку, отвечая на поздравления с победой и оборачиваясь к Ричарду, чтобы разделить это с ним.       Она имела право улыбаться, верно?..       Кэлен забыла, как сохраняла бесстрастность так долго и так искусно. Рядом с Ричардом это давалось ей труднее. Каждый его взгляд, искренний и открытый, так и норовил сорвать ее маску и обнажить ее эмоции. Но он всегда был таким, а она — нет.       Это был первый прием, который действительно радовал ее, ведь у него был достойный повод. Она считала так вовсе не потому, что собиралась наречь себя королевой в этот день. Это был вовсе не ее праздник, а галеанцев.       Кэлен сразу бросилось в глаза, что все собравшиеся во дворце члены Совета были напряжены. Часть из них не смогла прибыть из-за личных дел и прислала своих помощников. Они имели право проигнорировать праздник другой страны, но коронацию… Она сразу заподозрила что-то неладное. Что успел надумать Совет, пока она была здесь и превращала кладбище обратно в столицу Галеи? Ей казалось, она уже догадывалась об этом.       Кэлен решила не зацикливаться на Совете и дала им время для первого хода. А пока она подошла к Брэдли Райану, надевшему по случаю торжества мундир. Казалось, он был великоват командиру, пусть даже тот значительно вырос в плечах за время войны. Кэлен догадалась, что этот предмет одежды мог принадлежать вовсе не ему.       — Мундир тебе очень к лицу, Брэдли, — Кэлен позволила себе улыбку. Ее комплимент смутил Райана: она видела, что он и без того чувствовал себя не очень-то удобно среди этих выряженных лордов и леди. Ее поразило, что даже месяцы войны и подтруниваний морд-сит не выжгли из него застенчивость.       — Спасибо… то есть, благодарю, Мать-Исповедница, — Райан выпрямился. — Очень странно видеть вас среди этих людей. Я так привык к вашему товариществу и к тому, что мы делили еду у костра, а это… словно чертоги Создателя, а вы — будто добрый дух. Не думал, что увижу подобное в своей жизни.       — Ты заслужил это, капитан Райан, — кивнул ему Ричард.       — Но я не капитан, — удивился юноша. В следующее же мгновение он взял себя в руки и выпятил грудь:       — По крайней мере, пока.       Ричард усмехнулся и похлопал его по плечу.       — «Пока» не затянется надолго, уж поверь.       Ричард и Кэлен вовсе не торопились прекращать диалог с Райаном и его помощниками, а Совет кружил вокруг, словно стервятники. Они явно выжидали момент, чтобы напасть на нее с разговором, и вряд ли с приятным.       Периодически Кэлен ловила на себе и странный взгляд Райана. Она уже начала думать, что, возможно, юноша заметил что-то, что не видел ее взгляд: она стояла слишком близко к Ричарду, или на ней остались следы от их близости? Одно предположение вызвало дрожь по коже. Она вовремя убедила себя, что Файрен точно не оставил бы это незамеченным, и успокоилась через силу.       — Что-то не так? — Ричард все же озвучил ее невысказанный вопрос.       Райан смутился еще больше.       — Нет, ничего. Просто… я только-только понял, какой опрометчивой была вся эта вылазка в виде духов погибели. Узнай принц Файрен об этом, он бы с нас шкуру спустил. А Совет бы и вовсе сошел с ума.       — Значит, ты понимаешь, что лучше не разглашать это, — Кэлен улыбнулась краешком губ.       Ричард хмыкнул. Он показал всем видом, что искренне сомневался в беспокойстве Файрена за Кэлен. Она разделяла его мнение, но понимала, что муж уж точно отчитал бы ее за распущенность. Нескольких лет было достаточно, чтобы понять, что он был ревностным собственником, не обещавшим верность взамен.       Ненадолго пропавшие помощники командира объявились с кубками, до краев наполненными вином. Расхваливая его и втискивая Райану в ладонь один из кубков, они извинились перед Искателем и Матерью-Исповедницей, уже собираясь взять командира под руки и увести в другой конец зала.       — Подождите, — Райан вполне уверенно отстранил товарищей и повернулся к Ричарду. — Я хочу узнать, что будет с переметнувшимися д’харианцами. Помочь восстановить то, что они же сами уничтожили — это слабое наказание.       — Думаю, будет только справедливо, если ты решишь это сам.       — Что? — единовременно удивились три юноши.       — У меня нет таких полномочий, Искатель, — возразил Райан.       — Пока нет. Но, когда они появятся, эти солдаты перейдут в твое подчинение и останутся здесь. Ты отпустишь их в Д’Хару, когда сочтешь нужным, а до этого момента они будут выполнять любые твои поручения. Несколько моих офицеров и морд-сит останутся, чтобы присматривать за ними, но, думаю, в этом не будет нужды.       — Я справлюсь, Искатель, — кивнул Райан уже увереннее.       — Ты больше не желаешь казнить их? — Кэлен была приятно удивлена.       — Страшно глупо казнить тысячу здоровых мужчин, когда половина Эбиниссии все еще лежит в развалинах, — Райан пожал плечами. — Уж лучше они будут надрывать спины, чем мои люди.       — Что ж, это прогресс, — Ричард слегка улыбнулся.       Райан со спокойной душой удалился со своими помощниками. Кэлен увидела, что там их уже ждали улыбающиеся королевские фрейлины, прибывшие вместе с Элеонорой Кольбейн. Кэлен могла лишь надеяться, что этим вечером обойдется без глупостей. Когда ее подозвал Файрен и их окружили члены Совета, эта надежда пошатнулась. Она видела, как целая дюжина людей перебрасывалась выжидающими хищническими взглядами.       — Нам необходимо обсудить предстоящую коронацию, — сказал посол Яры даже раньше, чем Кэлен успела спросить.       — Можете высказаться прямо здесь, — Мать-Исповедница пожала плечами, никак не выдавая эмоции. — Я доверяю всем, кто находится в этом зале.       Она не врала: зал был наводнен галеанцами и д’харианцами, которые подчинялись ее приказам. Совету стоило помнить об этом, что бы они ни задумали.       — Мы бы предпочли обсудить это в менее… открытом формате. Во избежание недопонимания.       — Раз так… — Кэлен кивнула одному из своих телохранителей, чтобы он подошел к ней, — проводите наших гостей в мой кабинет.       Члены Совета недовольно переглянулись.       «Ее» кабинет. «Ее» дворец. «Ее» страна.       Хорошо, что они не знали, что этот кабинет принадлежал еще и Ричарду. Иначе это перечисление по нарастающей напугало бы Совет до смерти.       Источник главного страха Совета стоял в стороне, даже не намереваясь вмешиваться. Ричард поддерживал Кэлен как королеву, но был достаточно тактичен, чтобы не вмешиваться напрямую в то, что его не касалось. Но, подойдя к выходу, Кэлен кивнула Ричарду. Он мгновенно понял ее и взглянул с сомнением. Кэлен кивнула на дверь еще раз, более настойчиво.       — В Совете всегда был волшебник, — тихо сказала она, когда он все же подошел к ней, и от Совета их отделяла закрытая дверь. Никого из оставшихся в зале нельзя было удивить тем, что лорд Рал и Мать-Исповедница что-то обсуждают в стороне: в лагере это было обычным делом.       — Но не д’харианец, — он выгнул бровь. Кэлен уверенно улыбнулась.       — Им придется привыкнуть. Волшебник должен быть со своей Исповедницей.       Ричард кивнул, прикрыв глаза в знак капитуляции. Если Кэлен уже призналась, что ей нужна его помощь, он точно не сможет ей отказать.              В кабинете больше не было ни следа разрушений, учиненных ей и Ричардом. Хорошо, что ее просьбу исполнили вовремя, и на столе больше не было ни капли разлитых чернил. Наличие служанок во дворце в принципе было большой удачей и заслугой солдат, которым удалось спасти из имперского плена галеанских девушек.       Правда, крошечное чернильное пятнышко все же осталось на ковре. От безысходности Кэлен убедила себя, что его вряд ли заметят.       Она села в кресло, опустила руки на обитые бархатом подлокотники. Файрен встал по ее правое плечо, не желая отсаживаться на другой край стола. Ричард предпочел сохранить несколько большую дистанцию, но даже так их разделяла пара шагов. Остальные же члены Совета ютились на отдалении, чувствуя себя неудобно в столь маленьком помещении. Совещательный зал еще не был подготовлен для визитов, потому что Кэлен не рассчитывала проводить заседания. Точно не в ближайшее время. Но вид скукожившихся от надменности послов, не готовых драться за единственное оставшееся кресло и лишенных привычных удобств, был отраден.       — Мы считаем, что Матери-Исповеднице не следует становиться главой государства, — начал посол Лифании, седой мужчина с бакенбардами. Его страна всегда славилась своим оружием, поэтому посол никогда не считал нужным церемониться.       — «Мы»? Это коллегиальное решение, к тому же принятое в мое отсутствие?       В ответ она получила сразу несколько кивков.       — Вы — последняя представительница своего ордена, — посол Тамаранга попытался смягчить сталь в ее тоне. — Вы представляете в Совете многие страны, как и мою, до недавнего времени. Малые народы имеют право быть обеспокоенными, что правление Галеей сместит ваши приоритеты.       Этот аргумент был одним из немногих, что могли подействовать. Но Кэлен уже приняла решение и не видела иных вариантов.       — Исповедницы не должны править, — Вальтер Кольбейн, брат королевы Греннидона, скрестил руки на груди. Кэлен мгновенно поняла, что он был одним из главных ее противников. Греннидон был могущественен… к тому же, союзничал с Кельтоном.       — Так же, как не должны носить ошейники, — улыбнулся Файрен, кладя руку Кэлен на плечо. Она выпрямила спину, едва заметно напрягаясь. — Однако, Мать-Исповедница согласилась уступить.       Удивленные члены Совета не сразу нашлись, что ответить. Только узнав, что замышлял Совет, она начала мучиться другим вопросом: на что рассчитывает Файрен?       — Если кто-то из вас планировал захватить этот кусочек земли себе, стоило хотя бы поучаствовать в восстановлении Галеи, — буднично заметил Ричард.       — Видимо, вы придерживались именно такой тактики, когда обосновались здесь, — ощетинился посол Джары.       Ричард и бровью не повел. А ведь Кэлен подумала вовсе не о жажде власти. Будь здесь один лишь Ричард, она бы не удержалась от колкости, ведь обосновался он не просто во Дворце, а в ее постели.       — Мне хватает земель. И проблем с ними, — так же выверенно и на грани насмешки ответил лорд Рал.       — Я обладаю достаточной властью, чтобы не цепляться за ее обрывки. Но, раз вы затеяли этот разговор, вы можете предложить альтернативы, — Кэлен улыбнулась, не размыкая губ. — Почему бы не сделать Галею провинцией Греннидона, например?       Лицо посла Яры гневно вытянулось.       — Греннидон и так достаточно велик и заносчив!       — Тогда Яре?       Настало время Вальтеру Кольбейну недовольно поджать губы за весь королевский дом Греннидона.       — Или Сандерии? Сандерианцы всегда были миролюбивы и уравновешенны.       — Этим прихвостням Кельтона?! — возмутился посол Яры. — Да они превратят всю страну в пастбище для своих овец! Надеюсь, это шутка, Мать-Исповедница.       — К чему такая злость? Вы начали шутить раньше меня, — Кэлен выгнула бровь. Она даже не собиралась подниматься с кресла: ее взгляд без труда пригвождал к месту, даже когда она смотрела снизу-вверх. — Вы не привнесли никаких альтернатив. А когда я предложила взять ответственность на себя, начали грызться, как бродячие псы — за кость.       — Мать-Исповедница, мы вовсе не…       — Именно, — Кэлен сверкнула глазами. — Я — Мать-Исповедница, и я имею право принять это решение без ведома Совета, потому что оно не противоречит ни одному закону Срединных Земель: я — последняя из живущих Амнеллов.       — Разве не может быть других вариантов, Мать-Исповедница? — новоиспеченный посол Тамаранга был единственным, кто оказался достаточно искренним, чтобы не побояться задать вопрос. И уж точно он не хотел забрать Галею для своей юной королевы, которая едва справлялась с собственным народом.       — Если бы они были, я бы не пошла на это, — честно ответила она.       — Если никто из вас не хочет забрать себе всю страну, уж не хотите ли вы… разделить ее? — Ричард окинул любопытным взглядом всех членов Совета. В его тоне не было осуждения, и это расслабило их. Зря.       — Разве это преступление? — поинтересовался посол Джары. Его страна как раз граничила с Галеей. Кто еще мог получить часть Галеи? Файрен, стоявший рядом и даже не шелохнувшийся, разумеется.       — Без стабильной Галеи не будет стабильных Срединных Земель, — Кэлен отчеканила то, что чтили все члены Совета с самого дня его формирования: соблюдение баланса сил. И она должна была следить за этим. — Если вы еще раз позволите себе раздумывать над моим решением, я усомнюсь, что вы верны альянсу, и у вас не останется возможности мыслить без моего приказа.       Если до этого Совет был напряжен, то теперь каждый мужчина в комнате просто замер на месте, либо вперив в Кэлен неверящий взгляд, либо страшась взглянуть на нее. Кроме Файрена, которого она не видела из-за своего плеча, и Ричарда, смотревшего на нее с едва прикрытым восхищением.       — Мать-Исповедница права. Сложно представить лучшую кандидатуру для правления Галеей, чем верную дочь этой страны, — неожиданно высказался Файрен.       Послы из Сандерии, Херборга и Лифании взглянули на Верховного принца Кельтона и лишь потом кивнули. Остальные последовали их примеру чуть погодя. Только увидев смирение в чертах каждого, Кэлен махнула рукой, позволяя выйти.       Когда Файрен сделал несколько шагов вперед, услужливо протягивая ей руку, Кэлен не приняла ее. Она даже не скрывала подозрение.       — С чего такая поддержка, Файрен?       — Чем я заслужил твою немилость? — он слегка улыбнулся. — Я думал, за полгода ты сполна отдохнула от меня, и мы не станем ссориться хотя бы первые несколько часов.       — Спасибо, — Кэлен смягчила тон. — И все же?       — Я тоже считаю, что тебе стоит взять свое после всего, что ты сделала для Галеи. Разве этого мало?       — Да, ведь ты не терпишь все, что связано с Галеей.       — Кельтон соперничает с Галеей. Какой смысл в соперничестве, если оппонент уже втоптан в грязь? Я сторонник честных побед.       Кэлен хмыкнула. То есть, он намеревался победить ее… и даже не скрывал это.       Сочтя этот аргумент наиболее правдивым, Кэлен все же взяла его за руку и последовала вместе с ним в зал.