***
Проводив Ричарда в Народный Дворец после трех недель его пребывания в Эйдиндриле, Кэлен попыталась вернуться к состоянию полной независимости, привычному, но порядком утомившему ее. Она возвратилась в свои покои намеренно раньше обычного: Файрен приехал в Эйдиндрил сегодня днем, и ей не хотелось создавать повод для подозрений поздним возвращением. К тому же, Кэлен хотела спать. О Духи, она просто мечтала об этом. Она сняла белое платье и осталась в нижнем, доходившем до середины бедра. Ее спальня полностью прогрелась благодаря растопленному камину, поэтому так она обошла все покои, расчесывая волосы перед сном. Особенно долго она задержалась у зеркала. Повернувшись боком и отложив гребень на туалетный столик, Кэлен пригладила ткань платья на животе, но не увидела ровным счетом ничего. Разумеется, ведь прошло так мало времени, что обычная женщина вряд ли бы даже заподозрила что-то. Но скоро все станет очевидно, и пока эта мысль не вызывала у нее ничего, кроме беспокойства. Кэлен услышала шаги в спальне и выглянула из-за дверного проема. Она увидела Файрена и едва не вытянулась стрункой, хотя и предполагала, что после возвращения из Кельтона он придет к ней, чтобы разделить ложе. В последние полгода, после унизительного разговора с Советом, это случалось чаще — теперь Кэлен могла назвать их совместные ночи никак иначе, кроме как остервенелыми. По коже пробежала дрожь, стоило ей подумать об этом. Нет, нет, нет! Если раньше она не желала отдаваться ему, то сейчас она панически боялась этого. Кэлен смяла край сорочки, зажав его в кулаке. Файрен заметил ее напряжение, и ей пришлось расслабиться усилием воли. — Рад тебя видеть, — ее муж был искренен, судя по тому, с какой охотой его взгляд пробегал по изгибам ее тела. Она выдавила из себя улыбку в ответ. Муж подошел к ней сзади, положил руку на ее талию. Другая рука легла на бедро, скользя вверх и задирая ее сорочку. Кэлен отчетливо видела этот путь в зеркале и уже знала, куда он вел. Файрен подался вперед, перехватывая Кэлен поперек талии и вжимая в свой торс. Его прикосновения всегда были тяжелыми и грубыми в своей небрежности. Кэлен привыкла. Кэлен не испытывала ни-че-го. Но вдруг что-то в ней встрепенулось, заставляя дрожь побежать вниз по спине, и она поняла, что в этот раз не перетерпит. Ей было… страшно. Она даже не осознавала, насколько, пока не оттолкнула его руку, давившую на живот. Ее взгляд встретился со взглядом мужа в зеркале. — Ты в порядке? — его хватка ослабла. Кэлен отстранилась и сделала крошечный шаг в сторону, едва подавляя желание закрыться в спальне. Она не сможет скрывать это после такой реакции. Файрен не позволит ей молчать. Осознавая это, Кэлен не дала ему задать вопрос: — Я беременна. Он застыл. — Ты… что? — Беременна, — медленнее повторила она. Другие слова просто не лезли в голову. Она скорее задохнется, чем вымолвит сокровенное «у нас будет ребенок». Эти слова предназначались вовсе не ему. Файрен обрадовался. По-настоящему, будто этот ребенок действительно что-то значил для него. А Кэлен стояла слишком близко — она не успела среагировать. Не успела отстраниться. Даже попытаться. Он поцеловал ее, как не целовал даже на их свадьбе. Кэлен остолбенела, замерев где-то между попыткой убежать и оттолкнуть. Вместо этого она просто наблюдала, будто со стороны, за тем, как его губы накрыли ее, как его ладони обхватили ее лицо. Словно он правда хотел что-то вложить в свои действия. Но веры Кэлен хватило лишь на то, чтобы положить ладони на его плечи — не притягивая и не отталкивая, просто сохраняя толику контроля над его действиями. Никогда раньше она не ощущала свою измену так остро, как сейчас, разделяя нечто столь личное с нелюбимым мужчиной. И она испытывала вину даже не перед Файреном, а перед Ричардом. Когда он отпустил ее, Кэлен заставила себя улыбнуться более уверенно. Он даже не смутился такому неожиданному проявлению эмоций. Может, его и вовсе не было? Когда с ее лица спал румянец от неловкости, Кэлен начала сомневаться, что ей не показалось. — Какой срок? — спросил он так, словно все еще не до конца верил. Наконец-то они сошлись хоть в чем-то. Кэлен была готова к этому вопросу. — Чуть больше месяца. — И ты молчала весь день! — удивился он. Кэлен пожала плечами. — У тебя были сплошные встречи, а я хотела поговорить с глазу на глаз. Нужно подождать и увериться, что все в порядке, и только потом выносить это на публику. — То есть, сколько ждать? Это великолепная новость, Кэлен! Совет немедленно отстанет от нас. «И похлопает тебя по плечу», — Кэлен мысленно закатила глаза. — Хотя бы два месяца. Потом они и сами все заметят. Файрен не стал спорить.***
Кэлен сползла по стенке ванной. Подбородок коснулся поверхности воды, и гнет эмоций чуть ослаб, позволяя ей выровнять дыхание. Она знала, что беременность делала женщин ранимыми во всех смыслах, но ее сознание пошатнулось, теряя былой баланс — она не была готова к этому. Ни один отъезд Ричарда еще не ввергал ее в такое уныние, как сейчас. Вода была очень теплой. Служанки всегда усердно выполняли ее поручения, но сейчас они будто хотели помочь еще сильнее, чем обычно. Быть может, они видели правду даже за ее словами. Быть может, она уже проглядывалась в деталях, и Кэлен была не так хороша в удержании Маски, как она думала. Но какая разница? Файрен знал, и скоро узнают все. Ее ребенок никогда не будет лишь ее, покуда она остается Матерью-Исповедницей. Она отстраненно подумала, что, будь вода немного горячее, это уже было бы опасно для ее положения. Возможно, эта мысль не оборвалась бы так скоро, приди она к ней месяц назад. Она задумалась о подобном лишь единожды, когда впервые почувствовала дар ребенка в своей утробе. Он сиял, словно полуденное солнце, посылая тепло по ее телу. Кэлен была растоптана величием этого создания, еще не появившегося на свет, и горестью его судьбы. Она была готова принять решение, каким бы оно ни было. Избавиться от ребенка или же оставить… оба пути вели ее к пропасти, но что-то в душе противилось здравому смыслу. Разве могла она, Мать-Исповедница, пойти на обман? Разве могла она впутать в это Искателя Истины, лорда Рала? И все же, в тот день, когда она рассказала ему, они сознательно отвернулись от чужой правды ради своей. Кэлен закрыла глаза, погружаясь под воду. Она задержала дыхание, пока грудная клетка не сжалась до боли, а сердце не начало биться о ребра, словно птица, закрытая в клетке. Вынырнув, Кэлен усомнилась, что по ее щекам сбегала лишь вода. Почему она так терзалась? Внутри нее жило продолжение Ордена Исповедниц. Она больше не будет последней, и отец этого ребенка всегда будет заботиться о нем, что бы ни случилось, вовсе не будучи во власти исповеди. Она не могла мечтать о большем, так почему сейчас ей было так больно и обидно? Она обхватила колени и положила на них голову. — Прости, что тебе суждено расти в моем чреве, несчастная душа, — прошептала Кэлен едва слышно. Она хотела свернуться в клубочек и сжаться так, чтобы самая уязвимая часть ее тела была спрятана от мира. — Я люблю тебя, но иногда любви мало. Однажды тебе скажут, что я — самый могущественный человек в Срединных Землях, но, поверь, это не так. Иначе твой отец был бы рядом. Она знала, что, рано или поздно, ей придется раскрыть правду. Она не сможет лгать ребенку, плоти и крови Ричарда, но кому станет легче от этого? Что будет чувствовать этот малыш, глядя на своего родителя как на чужака и называя отцом совершенно другого человека? Она плакала от бессилия, осознавая, сколь мало свободы остается за тем бременем, что будет нести ее дитя. Детство вдали от того, кто действительно любит, и долг Исповедницы в будущем — такая же сухая обязанность рождения детей от чуждых людей, с Рада-Ханом или без. Если у нее, Кэлен, не было шанса на счастье, разве смеет она надеяться на лучшее для этого ребенка? — Прости меня, малыш. Она правда любила это маленькое создание, всем сердцем любила, но этого было мало. Она не могла дать то, в чем оно правда нуждалось. Она не могла дать настоящую семью. Кэлен просидела в ванне не меньше получаса. Свечи потухли, и вода почти остыла, но она так и не вышла отсюда в мир, пронизывающий холодом до самых костей. В таком виде ее нашел Файрен. Услышав шаги, явно мужские, Кэлен инстинктивно встрепенулась, но тут же узнала его поступь. Он ходил гораздо громче Ричарда, его шаги были тяжелее. И он был единственным, кто имел право вот так приходить к ней — пока Ричард был в Д’Харе. Когда он вошел в комнату, Кэлен намеренно не смотрела на него. Ей не захотелось показывать ему свой заплаканный вид. — Как ты себя чувствуешь? — принц Кельтона подошел к ванной, будто нерешительно. Его вопрос прозвучал неожиданно неловко. Она обернулась, удивленно оглядывая его. — Нормально, — она заставила себя приподнять уголки губ и тут же отвернулась, не желая показывать слабость, прочертившую путь мокрыми полосами по ее щекам. — Не похоже, — в его голосе сквозило беспокойство. Кэлен накрыла живот рукой. Духи, она не может потерять контроль сейчас. — Это… немного непривычно, — отрывисто ответила она. — Но лекарь заверил меня, что все в порядке. Остальное не имеет значения. — Я лишь хотел сказать, что, если тебе что-то понадобится, я всегда готов помочь. Ты не должна проходить через это в одиночестве. Кэлен бегло взглянула на него и даже смогла выдавить улыбку. Ее беременность смягчила его, это мог увидеть даже слепой. Кэлен вдруг поняла, что, возможно, он мог стать хорошим отцом, если бы она дала ему шанс. Если бы этот шанс был с самого начала. Файрен был прав — она не одна. С ней была частица того, кого она любит, и, пока эта частица не возненавидела ее за все ее ошибки, она могла позволить себе хотя бы толику счастья. Только если забудет про всю ложь, которую ей уже пришлось сказать и которую еще предстояло придумать, и утопит чувство вины прямо в этой ванной, раз и навсегда.***
Кэлен совершенно не ожидала, что ее секрет окажется под угрозой не из-за Файрена, а из-за Ричарда. Где-то через три недели после его отъезда к Кэлен явился капитан Райан вместе с полудюжиной его доверенных солдат. Они настигли ее в коридоре ранним утром, когда Кэлен, теперь одолеваемая бессонницей и практически не спавшая по утрам, шла в зал прошений, чтобы выслушать тех, кто пришел раньше. Она была несказанно рада видеть юного офицера, хотя и не догадывалась, что вынудило его приехать в Эйдиндрил. — Брэдли, — Кэлен крепко обняла его, как старого друга, — я думала, что у тебя достаточно дел в Эбиниссии. Что-то случилось? — Я решил, что что-то случилось у тебя, — он прочистил горло, неловко переминаясь с ноги на ногу. Брови Кэлен взлетели. Они с Райаном обменялись многозначительными взглядами, и тогда-то Кэлен поняла, что им нужно переговорить с глазу на глаз. Они дошли до конца коридора и свернули направо, подходя к приемной, расположенной непосредственно у Зала прошений. Копейщики на входе поприветствовали Кэлен, склонив голову, и пропустили ее вместе с капитаном. Райан отдал своим людям приказ, чтобы они подождали в коридоре, и они безропотно приняли его. Кэлен предложила Райану сесть в одно из кресел, расположенных у невысокого столика, но он отказался. Она встала напротив него, понимая, что, если позволит себе удобно устроиться в кресле сейчас, то может проснуться ближе к полудню. В последнее время это работало именно так: она не могла уснуть, когда была возможность, но компенсировала это самыми неожиданными и неудобными способами. — Искатель отправил мне письмо, где попросил лично проследить за тобой, потому что он считает гвардейцев во Дворце Исповедниц разгильдяями. Зная д’харианцев, я, в общем-то, понимаю, почему он так думает. Кэлен сразу почувствовала ледяные иголочки страха, впившиеся в спину. — Кто знает об этом письме? — Никто, кроме меня, — заверил ее Райан. — Я сжег его сразу после того, как прочел. Искатель написал, чтобы я сделал это, но я бы и сам догадался — не хочется, чтобы из-за меня кто-то влез в ваши дела. Но мне все же интересно, что с тобой стряслось, раз он так беспокоится. Ты ведь не собираешься опять вытворять что-то сумасшедшее? Кэлен облегченно выдохнула. Капитан определенно был одним из тех, кому она могла доверять. Успокоенная тем, что никто не мог подслушать их разговор, она ответила, улыбаясь: — Боюсь, мне пока придется забыть о сумасшедших поступках: я жду ребенка, — лицо Брэдли осветила искренняя радость, — но никто, кроме Ричарда и Файрена, еще не знает об этом. Пожалуйста, сохрани это в тайне и ты, пока это не станет очевидно. — Разумеется, Мать-Исповедница! — И если кто-то будет интересоваться, кто вызвал тебя сюда и зачем, говори, что это был мой приказ, а причины тебе неизвестны. Хорошо? Юный капитан кивнул и отсалютовал. Кэлен обратила внимание на шипастый браслет на его предплечье, подаренный Беном, и мысленно отметила, что Райан все больше и больше напоминал своего товарища по званию: он значительно вытянулся и возмужал с их последней встречи. К счастью Кэлен, он не додумался до бестактного вопроса, почему именно Ричард был так обеспокоен ее состоянием, а не ее муж. Впрочем, скорее всего он и так это понимал.***
Ричард чувствовал себя заговорщиком, которому каждый норовил кивнуть с ноткой таинственного понимания. Кэлен доверяла служителям дворца и особенно тщательно выбирала тех, кто будет окружать ее, поэтому, проходя мимо служанок, Ричард не чувствовал себя незваным гостем. Эти же женщины выставляли принца из покоев по приказу Матери-Исповедницы, а ему они лишь застенчиво улыбались, не ведая, насколько это может смутить взрослого мужчину. Чтобы добраться до покоев Кэлен, он пошел по коридорам, которые использовал только персонал дворца. Этот путь был идеален: он начинался вдалеке от парадного входа и соприкасался с не самыми роскошными районами города, поэтому там редко появлялись официальные лица других стран. Эти пути знали лишь служащие дворца и те, кто рос в нем с детства — то есть, Исповедницы. К покоям Кэлен этот скрытый путь примыкал со стороны ванной комнаты. Он спас Ричарда однажды, когда в один из вечеров Файрен решил явиться без предупреждения. Было крайне неловко стоять в коридоре среди служанок в одних лишь брюках и без рубашки (хвала Создателю, она хотя бы была у него в руках), но, кажется, служанкам пришлось еще тяжелее. Румянец на их щеках был краснее военной униформы морд-сит. За более чем полгода с того инцидента они успели привыкнуть к встречам в этом коридоре, но, благо, в следующие разы Ричард выглядел пристойно. Покои Матери-Исповедницы освещал лишь прозрачный свет луны, укрывшейся облаками, словно одеялом. Ричард бросил на спинку кресла тяжелый меховой плащ, снял тунику и рубашку, оставаясь в одних штанах. Перевязь с Мечом Истины была забыта в Народном Дворце, поскольку он был опасен для всех, кто находится в Сильфиде, но Ричард искренне верил, что не будет нуждаться в ней ближайшее время. Он не планировал сражаться — не когда Файрен был в Кельтоне, вне досягаемости. Кэлен проснулась, едва услышав его шаги. Она повернула голову в его сторону и вытянула руку вместе с зажатым в ней краешком одеяла, приглашая в свою постель. Ричард безропотно принял это приглашение, поцеловал сначала запястье Кэлен, потом плечо. Она поежилась, почувствовав близость его тела, так и не вернувшего свое тепло после путешествия по холодному Эйдиндрилу. — Ты совсем не рада меня видеть? — улыбнувшись, он прижался к ее спине и оставил поцелуй на шее. Она перевернулась на другой бок, встречая Ричарда мягким взглядом самых красивых и самых сонных зеленых глаз на свете. — Я обрадуюсь, когда ты согреешься, — ее голос звучал удивительно осознанно и ясно, словно она ждала все это время и не позволяла себе провалиться в сон. Кэлен придвинулась к нему, намереваясь отдать ему свое тепло, но вдруг между ними встала преграда, которой не было еще несколько месяцев назад. У Ричарда перехватило дыхание. Знать — это одно, совершенно другое — видеть и чувствовать. Он протянул ладонь к ее животу, но рискнул прикоснуться лишь кончиками пальцев, не зная, как она воспримет это. Кэлен аккуратно накрыла его ладонь своей. Когда она лучезарно улыбнулась ему своей особенной улыбкой, он не смог не подумать о жизни, в которой видел бы ее такой каждое утро. — Как вы? — он бережно провел пальцами по ее животу, боясь прервать это единение даже на миг. В его подсознании оставался страх, что в следующий же момент он проснется в одиночестве в своих покоях в Народном Дворце. Кэлен не сводила с него глаз — наверное, из-за тех же мыслей. — Я писала тебе, что все в порядке. Нет нужды волноваться. — Я знаю тебя, Кэлен. Пока я не удостоверюсь в этом, я не поверю, что ты не перетруждаешь себя до изнеможения. Кэлен коснулась его щеки и оставила на губах короткий поцелуй, похожий на обещание чего-то большего. — Ты здесь — значит, все хорошо. Ричард коснулся ее волос, в темноте расплетая пальцами длинные прядки, узор которых был для него знакомее всего на свете. Кэлен прикрыла глаза и легла поближе к Ричарду, насколько это еще было возможно. Их лбы соприкоснулись. Ее дыхание было мерным, но быстрым, не как раньше. Он задался вопросом, было ли причиной то, что она теперь дышала за двоих, или же простое волнение от долгожданной встречи. — Когда он вернется? — Через несколько недель. Если погода не улучшится, то, возможно, даже позже. Ричард кивнул. Он отстранился от Кэлен, не разрывая объятий, и увидел в ее глазах отражение того же, что чувствовал он сам. — Я не хочу пробираться к тебе, как вор. И не хочу, чтобы тебе постоянно приходилось скрываться. — Разве есть иной выход? — тихо промолвила она. Его удивляло, что она способна на такой смиренный тон, пусть даже у нее было целых пять лет на поиск его правильного звучания. Ричард поднялся на локте, смотря на нее сверху-вниз. — Ты можешь выйти за меня. Кэлен взглянула на него широко раскрытыми глазами. Вряд ли она ожидала услышать именно это. — Ричард, ты знаешь, это невозможно. — Мы можем жениться, как два обладателя дара. Это особая церемония, не имеющая ничего общего с той, через которую прошла ты. Я найду кого-то, кто сможет связать нашу магию… — Все волшебники мертвы, Ричард. Никто не сможет… — она положила ладонь на его предплечье, умоляя остановиться. — Если понадобится, я приведу сюда волшебника даже из Дворца Пророков. Просто согласись, Кэлен, — Ричард коснулся ее щеки. — Д’харианцы примут тебя. Как только они узнают, что ты — мать моего ребенка, никто не посмеет оспорить твой статус. К тому же, они уже любят тебя. Кэлен улыбнулась, хотя ее тонкие пальцы все так же крепко сжимали его руку. — Я видела, какой стала Д’Хара в твое правление, и я верю твоим словам. Я не желаю ничего больше, чем стать твоей женой, но… я должна заботиться о своих людях. Когда я выходила замуж, мои брат и сестра были живы, но теперь на мне лежит ответственность за Галею. Если ее союз с Кельтоном расколется, то же будет со всем альянсом. — Теперь Д’Хара не изгой. У меня есть союзники, не менее могущественные, чем Кельтон, которые не станут развязывать войну лишь из-за неудачной женитьбы. — Это не просто неудачная женитьба, Ричард. Это сделка, заверенная Создателем. Если я попытаюсь ее нарушить, то потеряю слишком многое. Ричард хотел выругаться. Ричард хотел выбежать на промерзший льдом балкон и кричать, пока злость не отпустит его, а легкие не покроются изморозью. Но Кэлен тоже было больно — и сейчас она держала себя в руках крепче него. — Помнишь тот вечер, когда я сказала о ребенке? Я не просто так волновалась за тебя, верно? Ричард потупил взгляд. Конечно, он помнил — это был второй раз, когда Кэлен смогла перевернуть его жизнь с ног на голову, неожиданно поставив все на свои места. Когда в улыбке Кэлен играл лишь намек на их общую тайну, все было проще. Этот секрет придавал ему сил. Но сокровенная надежда на будущее вдруг стала всеобщим достоянием. Она смотрела на него, надеясь на признание собственной правоты. Не из желания уязвить его достоинство, но из желания помочь, она ждала, что он откроет ей свою боль. Ричард разочаровал ее. У них было несколько недель, которые они могли провести, даже не выходя из покоев. Он наконец мог обнять ее, почувствовать вкус ее губ, вновь сделать ее своей — он не станет тратить это драгоценное время на его проблемы. — Я хочу увериться, что все в порядке. Позволишь? Она сжала его руку своей аккуратной ладонью и, кивнув, отвела ее немного в сторону. — Конечно. Кэлен закрыла глаза, не желая торопить Ричарда. Магия была надежным инструментом, но ей были необходимы аккуратность и время, поэтому, чтобы сон не одолел ее, Кэлен начала выводить круги по животу. Уже спустя десяток минут Ричард отпрянул; его пальцы напряженно согнулись, а брови сошлись на переносице болезненно резким движением. Когда он лег на спину, Кэлен придвинулась ближе и, опираясь щекой на ладонь согнутой руки, всмотрелась в его черты. Она видела каждую его эмоцию даже в мягком лунном свете — он выглядел так, словно вынырнул из неприятного сна. Он не торопился рассказывать, и Кэлен продолжила ждать. — Кэлен… — она внутренне сжалась от того, насколько серьезным стал его тон. — Как ты поняла, что беременна? Ты почувствовала дар ребенка? Она кивнула, не до конца понимая, почему он начал этот разговор. — Ты не ощутила ничего странного? Кэлен мотнула головой. — Ричард, если что-то не так, просто скажи мне. — Все в порядке. Пожалуйста, расскажи, как это было. — Я почувствовала его дар в утробе, такой же сильный, как и мой — просто гораздо меньше. — Ричард изогнул бровь в непонимании. — Представь, что магия — это свет. Ребенок — маленькое, но яркое солнце, а моя магия рассеяна, и она словно… — Ясный небосвод? — Ричард смущенно улыбнулся, искренне стараясь понять ее. — Духи, это звучит претенциозно, но я надеюсь, что ты понимаешь меня. — Ты до сих пор чувствуешь это… солнце? — Очевидно, ему понравилось ее сравнение. — Да, но я привыкла к нему. Это часть меня. — И ты не заметила ничего необычного? Ничего незнакомого? — Духи, Ричард, я ношу под сердцем другого человека, отдельную личность — в этом нет ничего знакомого. Поэтому, пожалуйста, скажи, что тебя беспокоит. — Я почувствовал два дара. Один из них — твой, а второй — мой, дар боевого чародея. Я надеялся, что ошибся, но теперь сомнений нет: те отголоски дара, что почувствовал я, не похожи на твое описание. Мой дар работает иначе: он дремлет и не показывает себя до самого рождения, а иногда и годы спустя. Поэтому ты бы не смогла его почувствовать — но я смог. — Разве он может передаваться девочкам? — Нет, — Ричард взглянул на нее прямым и открытым взглядом, разрушившим ее надежду. — Это мальчик, Кэлен. — Ты уверен? — Абсолютно. Кэлен села, не в состоянии остаться на месте от напряжения. Она отвела взгляд, пытаясь поймать разбежавшиеся мысли. Это давалось ей с трудом. Обернувшись, она вдруг увидела на лице Ричарда улыбку. Ее оцепенение рассеялось, уступив место злости. Она отвернулась и спрыгнула с постели, стягивая с Ричарда одеяло, и тогда он даже… рассмеялся, но вовсе не весело, а с надрывом. Укутавшись с головы до пят, она ушла на балкон, не желая видеть в этом повод для смеха. Ее не удивило, что Ричард вышел к ней уже спустя несколько минут. Он лишь накинул тунику поверх, но ничто в нем не выдавало желания спрятаться от холода или от ее гнева. Хорошо, что пока было не слишком морозно, и даже снег не успевал укрыть землю, тая за полдня. Будь это иначе, Кэлен бы уже замочила ноги и простудилась, так и не уняв злость. — В этом нет ничего смешного, Ричард. Неужели ты не понимаешь, что Совет захочет убить его? — Прекрасно понимаю. В глубине души она надеялась, что он возразит. Он должен был возразить — ведь он не был своим отцом, не был жестоким, тем более по отношению к своему ребенку. Духи, он не мог радоваться этой мысли или принимать ее как должное. — Я бы любил дочь не меньше, чем сына, но Исповедница — это подарок Совету. Они ни за что не примут мальчика-Исповедника, и, если они попытаются убить его, то подпишут смертный приговор уже себе. Я не позволю им притронуться к нему даже пальцем. Кэлен посильнее укуталась в одеяло. Ее била мелкая дрожь, но она лишь передернула плечом в ответ на прикосновение Ричарда. Он не стал противостоять ей и встал за ее спину, понимая, что она все еще не хочет видеть его. — Вот именно, дочь — это подарок, который бы угомонил Совет. Я так надеялась, что они оставят меня в покое хотя бы на несколько лет, — Кэлен закрыла лицо рукой, не желая показывать эмоции. Такие признания давались ей тяжело. — Думаю, я допустила это, потому что устала. От Файрена, от Совета… от всех, кто так хотел использовать меня. Но из-за его дара обман продержится недолго. Да о чем я — он даже не доживет до первых его проявлений! — Ты шла на уступки Совету до этого, но не забывай, кто ты, — твердо ответил Ричард. — Они не имеют права требовать смерти твоего сына. — О, у них есть право, — горько усмехнулась Кэлен, — и вовсе не из-за злости, а из-за всеобщего страха, Ричард. Исповедники развращены своей безграничной силой. Они могут исповедать целые государства, создать беспрекословно верную армию. Их убивают сразу после рождения не из прихоти, а чтобы предотвратить это, и именно я обязана дать гарантию, что моя власть не попадет в руки тирану. Поэтому я не разделяю твою уверенность. — И многих вам пришлось убить за последние лет… сто? — Ричард прислонился к стене. Он выглядел настолько беззаботным, настолько уверенным, что это вызвало у Кэлен еще больший прилив злости. Он напомнил ей Файрена в этот момент. Разница лишь в том, что ее муж бывал неоправданно самоуверен, в то время как у Ричарда всегда была на то причина. — Исповедники не рождались много сотен лет. Это большая редкость. — То есть, в момент, когда Исповедница решается зачать ребенка, Создатель подбрасывает монетку, и она всегда падает на женскую сторону? — Кто знает. Но у всего есть причина. — Если ты хочешь верить в чью-то волю — в волю ваших предшественниц, вынуждающих вас убивать сыновей, или в волю Создателя, дающего вам лишь дочерей — почему ты не можешь допустить мысль, что столь уникальный ребенок появится не просто так? Кэлен обернулась, почувствовав прикосновение к спине. Она не могла найти в себе силу на ответ, но, когда он встал вплотную к ней и обнял за талию, преодолевая даже преграду в виде одеяла, она не стала отстраняться. — Мы — последние, Кэлен. Если он и хотел сказать больше, то просто не смог. Слова оборвались, не затухая, но крича в пустоту, как сильно это давило на него. Последний волшебник и последняя Исповедница — в мире, где им подобные уничтожили друг друга за жалкие десятилетия — не могли просто сдаться. — Даже если Совет захочет убить нашего сына, пожалуйста, не вмешивайся в это раньше, чем я попрошу. Ричард сильнее сжал ее талию. Кэлен увидела, как он с трудом подавил гнев. — Ты предлагаешь мне смотреть на убийство сложа руки? — Я прошу дать мне шанс решить это бескровно. Кэлен сжалась под его пытливым взглядом, но не отступила. — Я всегда верил в твое благоразумие, — он положил руку поверх ее живота. — Но сейчас ты стоишь босиком на каменном полу, посреди ночи, дрожа как осиновый лист, и я начинаю переживать. — Отнеси меня в постель, и я позабочусь, чтобы с нашим солнцем ничего не случилось. — Обещаешь? — Обещаю. Еще до рассвета, который теперь наступал непростительно поздно, Ричард незаметно покинул Дворец Исповедниц и вернулся в Замок Волшебника. Кэлен приехала после полудня, и он провел ее в Анклав, пропустив через магический барьер. Этот отъезд дался ей удивительно легко: — Файрен надоумил Совет как можно меньше посвящать меня в дела. Они только радуются, когда я торчу в библиотеке или уезжаю в Замок на несколько дней, чтобы навести здесь порядок. Они думают, что я больше не способна ни на что, кроме как вынашивать ребенка! Хорошо, что все узнали об этом только пару недель назад, или я бы сошла с ума от безделья. Ричарда обеспокоило такое отношение членов Совета, хотя глубоко в душе он и поддержал его. Просто его мотивы были исключительно эгоистичными, а не корыстными — он не хотел, чтобы она опять не спала ночами, корпя над бумагами, а по утрам вместо завтрака принимала прошения. Оторвать взгляд от Кэлен было невероятно тяжело. В целом, в ней мало что изменилось: она была все такой же энергичной и, казалось, чувствовала себя как раньше, но ее положение уже было очевидно. Раньше ее белое платье плавно обтекало фигуру, не открывая ни малейшего изъяна, а теперь оно ласково огибало заметный холмик внизу ее живота. Ему постоянно хотелось прикоснуться к нему, чтобы увериться, что все это было реально. — В чем-то они правы. Тебе стоит больше гулять и отдыхать. Кэлен замахнулась на него книжкой, сорванной с верха одной из гигантских стопок. — И ты туда же! Ричард выставил руки перед собой и выразил преувеличенный испуг, и только тогда она вернула несчастный томик на верх стопки. Та пошатнулась так опасно, норовя обрушиться на Кэлен, что Ричарду пришлось стабилизировать ее магией. Он сделал несколько преувеличенно-осторожных шагов, подходя к ней. — Я должен спрашивать разрешение, чтобы беспокоиться о тебе? — он обнял ее со спины. Духи, он просто не мог не прикасаться к ней — раньше сдержаться было тяжело, а сейчас просто невозможно. К тому же, теперь она выглядела особенно милой, когда злилась. — Ладно. У тебя и правда есть на это право. — Благодарю, Мать-Исповедница, — он поцеловал ее в макушку и отпустил. Кэлен улыбнулась — она могла говорить что угодно, но он видел, что ей была приятна его забота. Когда они закончили с разбором нескольких стопок, которые Ричард предварительно проверил на безопасность, чтобы случайно не активировать никакое защитное заклинание, Кэлен решила открыть записи ее Ордена. Там была информация обо всех когда-либо живших Исповедницах и Исповедниках, начиная с Магды Сирус. Будучи Матерью-Исповедницей, Кэлен должна была самостоятельно вести эти записи, оказывая почет всем своим сестрам. И, что бы Совет ни решил сделать с их сыном, его имя будет вписано ее рукой. Ее же рукой будет вписано безликое «был предан ритуалу очищения сразу после рождения» и отмечены жалкие несколько дней, что он проведет в этом мире. Кэлен потерла переносицу дрожащими пальцами, закрыла глаза, покачала головой из стороны в сторону. Ричард заметил ее беспокойство, сел на ближайший к ней стул и провел рукой по ее спине. — Давай посмотрим, что здесь написано про Исповедников. Кэлен молча отдала ему книгу. Пока Ричард листал ее, Кэлен сначала сидела рядом, прожигая его взглядом и следя за его реакцией, а потом не выдержала и начала вышагивать вокруг, по просторной гостиной. Будто вдруг вспомнила, что ей нужно больше гулять. Она ступала в лучи света, льющегося из высоких окон, и вновь терялась в тенях, а ее белоснежный силуэт отражался в полированном камне колонн, переходя из одной в другую. Она попыталась отвлечься на изящные золоченые узоры на арках, капителях и канделябрах, но будто не видела их — лишь свет и тьму, сменявшие друг друга. — Последний Исповедник умер четыреста шестьдесят лет назад, — произнес Ричард четверть часа спустя. На лице Кэлен отразилась целая буря эмоций. — Так давно? — До этого они рождались достаточно часто и доживали до зрелого возраста, даже заводили собственных детей. А почти тысячу лет назад их всех перебили, причем меньше чем за год. — Больше про них нет никакой информации? Например, за что их убили, кто приводил приговор в исполнение, был ли судебный процесс? Ричард покачал головой. — Ничего такого. Возможно, стоит посмотреть записи о судах в библиотеке… Дальше в течение нескольких веков встречаются только упоминания мальчиков, умерщвленных ритуалом очищения. Больше — ни одного Исповедника. — Они ведь не могли выродиться сами по себе. Точно не после того, как кто-то разом очистил от них Новый Мир. — Тот, кто убил Исповедников, мог способствовать и тому, чтобы они перестали рождаться. — Волшебник? — усомнилась Кэлен. — Я никогда не слышала об этом ни от кого, даже от Матери-Исповедницы и моей собственной матери. Если это — секрет, то давно забытый и похороненный вместе с теми Исповедниками. — Вполне возможно. Кэлен уперлась ладонями в стол и опустила голову. Ричард даже не представлял, о чем она думала и что чувствовала — обзор закрыл темный каскад ее вьющихся волос. Когда она подняла голову, она была предельно собрана, как раньше. — Ты точно уверен, что это мальчик? Возможно, девочка тоже могла унаследовать твой дар. — Ни в одном поколении Ралов не было одаренной наследницы, потому что дар женщин слишком отличается от мужского. У каждого Рала рождается один одаренный наследник, держатель Уз, либо Столп Творения, который не восприимчив к магии вовсе. К тому же, здесь есть упоминание детей, рожденных от исповеданных волшебников — это всегда были Исповедницы, без какого-либо зачатка дара. Твои предшественницы сразу проверяли это, судя по записям. — Тогда другой вопрос. Как это, — она положила ладонь на низ живота, накрывая заметный выступ, — вообще может быть возможно? — Видимо, Ралы всегда получают то, что хотят. В данном случае — одаренного наследника. Кэлен закатила глаза. — Но если наследник может быть лишь один, то кто родится после него — Столпы Творения или Исповедницы? Так ли ты уверен, что существуют лишь два варианта передачи твоего дара, если он соединится с моим? — Думаешь, у нас будет больше одного ребенка? — Ричард хитро улыбнулся. — Давай пока разберемся с этим. — Твой дар проявляется во всех поколениях. Думаю, девочки были бы такими же Исповедницами, как ты. А этот ребенок — мальчик, не сомневайся в этом. Кэлен подняла руку и прикрыла ею глаза. — Духи, ты был прав: Совет ни за что не примет его. Даже если мы докажем, что Исповедники были истреблены из-за злого умысла, подозрение падет на мой орден и их волшебников, ведь ни у кого другого просто не хватило бы сил. Ричард видел, что Кэлен вновь оказалась расстроенной, как ночью, на балконе. Он был не прав, подумав, что она почти не изменилась. Теперь она показывала эмоции: раздражалась, расстраивалась, тревожилась. Пыталась кинуть в него книгу, в конце концов. И за все это время она ни разу не упомянула ни Файрена, ни их владетелев договор. Ричард отодвинул пустующее кресло и сел лицом к Кэлен. — Иди сюда. Она без раздумий шагнула к нему в объятия. Ричард обвил руки вокруг ее бедер и прижался щекой к ее животу. Благодаря низкому стулу — как раз там, где секунды назад лежала ее рука, защищавшая их нерожденного сына. — Успокойся. Если все было именно так и Исповедники невиновны, мы найдем доказательства. Ладонь Кэлен невесомо легла на его затылок. Она не собиралась вырываться из его объятий, это уже было добрым знаком. — Прошла тысяча лет, Ричард… Он не смог ответить ей сразу. И дураку понятно, что это был огромный срок. Альтернативой была только грубая сила, которую Кэлен умоляла не применять, чтобы не началось кровопролитие. — Многое сохранилось даже с Великой Войны, а она была три тысячи лет назад. Шанс есть. В записях упоминается, что мой предок был покровителем последних Исповедников — значит, ответ может быть в Народном Дворце.***
Темнота и холод, две неразлучные сестры, начали терзать Кэлен, когда она осталась в полном одиночестве. Она не любила ни ветреную осень, ни бесснежную зиму. Такие властвовали над Эйдиндрилом, когда она познакомилась с Ричардом, и то был первый год, когда Кэлен перестала обращать на них внимание и свыклась с серостью, царствовавшей вокруг. Она не помнила, какими были следующие осень и зима, а помнила лишь то, как коротала промозглые вечера вместе с Ричардом, накрывшись одним одеялом на двоих. Кэлен нравился холод, лишь когда он податливо отступал в его крепких объятиях. Но сейчас она была одна. Она бы обрадовалась даже компании Файрена, с которым можно было поспорить или просто обсудить что-нибудь. К счастью, Брэдли ничуть не донимала унылая дремота города, уснувшего до самой весны: когда Ричарда не было, он не отходил от Кэлен ни на шаг, и его неуемность в вопросах ее безопасности порой забавляла ее. К тому же, он проявил себя как нестандартный собеседник, который мог заставить ее смеяться из-за любой мелочи. Но она не смогла бы сказать ему о том, что по-настоящему беспокоило ее. Будь это что-то незначительное, Кэлен бы не покинула стены Дворца Исповедниц посреди белого дня и не отправилась на кладбище, где надгробие с именем человека, заменившего ей отца, высилось над пустой, припорошенной снегом землей рядом с таким же холодным могильным камнем для ее названной сестры. Где-то между отъездом Ричарда и возвращением Файрена ребенок впервые дал знать о себе едва заметным трепетанием. Первые несколько дней Кэлен с трудом осознавала, что это значит — она была слишком поглощена оставшейся у нее работой, чтобы действительно отреагировать на новые странные ощущения, но однажды, оставшись в своих покоях в одиночестве, все же осознала происходящее. Кэлен втайне обдумывала такое развитие событий, где этот мальчик мог не выжить. Тогда все могло вернуться на круги своя, сужая круг лжи до нее, Ричарда и их бесплодной любви. Когда ребенок затих на половину дня, Кэлен провела все это время, бессознательно гладя живот и мечтая привлечь его внимание. Уже идя к повитухе и не помня себя от волнения, она поняла, что, если с ним что-то случится, она не станет прежней. Она испытала облегчение, когда повитуха, согбенная старушка с ласковыми руками и теплым взглядом, спокойно заверила ее, что все нормально. — Растет, как по часам, — радостно добавила она. — Сразу видно, что он очень хочет увидеть свет. Эта фраза заставила Кэлен улыбнуться впервые за несколько дней. Ребенок Ричарда не мог позволить себе меньшее, чем стремление жить вопреки. И вот, Кэлен смотрела на мрачные каменные плиты, не смея сделать и шага. Ее одолевало смятение, словно она хотела поговорить с живыми людьми, которые могли осудить ее за неоправданные действия. Но, если они и правда были с Добрыми Духами, то наверняка уже все знали. И, возможно, уже приняли ее решение. А возможно, Дени бы пришла в ужас, узнай она, как Кэлен переживает каждый раз, когда ее нерожденный сын затихает. «Гораздо более милосердным было бы, если бы он и вовсе не появился на свет», — сказала бы она. Раньше Кэлен придерживалась того же мнения. — Мне не хватит и недели, чтобы рассказать вам, сколько всего произошло. Кэлен не торопилась с громкими словами. Повсюду в Эйдиндриле сновали любопытные уши, готовые предложить ее секреты другим людям за большую цену. Но даже эти уши не смогли бы услышать ее шепот, пока внутренний дворик Дворца Исповедниц охраняли галеанцы. — У меня будет сын, — вымолвила она скорее для себя, чем для своих молчаливых собеседников. — Будь ты сейчас здесь, Дени, ты бы встряхнула меня за плечи и сказала прийти в себя, не совершать ошибку. Ты бы сказала, что это то, как я всегда поступаю — следую правилам: выхожу замуж, если это необходимо; надеваю ошейник и сплю с мужчиной, которого не люблю. Ты бы поступила так же. Все Исповедницы так поступают. Но, Добрые Духи… Кэлен прикрыла глаза, чувствуя, как собираются слезы. — Я влюбилась, Дени. Я нарушила все обеты и клятвы, но не стыжусь этого. Я лишь… не хочу причинять ему боль. Он говорит, что рад, но все изменится, когда ему придется делить с Файреном не только меня. Что она могла сказать? При жизни Дени вряд ли бы даже смогла представить такой запутанный клубок, а тем более предположить, что его запутает ее названная сестра. Кэлен понимала одно: она обязана сделать все возможное, чтобы не ранить Ричарда, даже если это приведет к тому, что их ложь вскроется. Она впервые осознала, что мысль об этом пугает ее не так сильно, как раньше. Она все еще стремилась к сохранению мира, но, если в этом мире она потеряет сына из-за чужих предрассудков или лишит его поддержки отца — единственного, кто мог помочь ему понять свою суть, свою магию, — этот мир не будет иметь смысла. Она больше не вынесет его на своих плечах. Кэлен повернулась чуть вправо, к камню в два фута высотой. Духи, даже после смерти Зедд не давал забыть о своем исполинском росте. Кэлен усмехнулась, даже не думая о том, насколько абсурдной могла казаться такая мысль. Она была на кладбище и разговаривала с кусками гранита, разве остальное имело значение? — Жаль, что тебя не было рядом, когда я выходила замуж. Думаю, вместе мы бы смогли остановить этот фарс. Если бы она познакомилась с Ричардом на несколько лет раньше, если бы Кэлен оставила Дени в Эйдиндриле и отправилась на поиски сама… Зедд ненавидел, когда она думала над проблемой, а не над решением, но Кэлен не могла стерпеть эту горечь. Все могло быть совершенно иначе. Она могла бы не носить владетелев ошейник, не лгать, не ускользать из покоев по ночам, не встречаться с любимым мужчиной украдкой. У нее могла быть настоящая семья. «Если бы». Какой в этом смысл? Кэлен коснулась края гранитного камня. Холодный до дрожи, даже сквозь ткань перчатки. Но чего она ожидала? Она убрала ладонь, понимая, что любая связь с Зеддом теперь была для нее потеряна, и то, что помогало обычным людям почувствовать близость дорогих людей, для нее было иллюзией и ложью. Лишь Ричард и ее нерожденный сын были правдой, настоящей связью. Кэлен закрыла глаза и попыталась представить, как он выглядел. Старый волшебник будто не изменился ни на йоту за все те годы, что она знала его, так что это было несложно. — У тебя будет правнук, Зедд, — тихо, но твердо прошептала она. — Я позабочусь, чтобы с ним все было в порядке. Она без затруднений представила его улыбку и поняла, что он бы отреагировал именно так. Зедд бы не заставил ее бездумно следовать за чужими желаниями и точно не поощрил попытку сдаться. В этом Ричард был похож на него. А Дени… она вспомнила ее невинное, как у Доброго Духа, лицо, и теплую улыбку. Казалось, она еще не перешагнула ту черту, когда человек теряет всякую связь с детством, но Кэлен не знала более мудрого советчика. Дени бы поняла ее. Легонько стукнула по плечу за импульсивность, а потом стиснула своими тонкими руками в таких объятиях, что было бы невозможно вздохнуть, но поняла. Даже не осознавая, почему, Кэлен испытала облегчение. Она не могла знать наверняка, но, если то, что она помнила о них, было правдой, ее решение было верным. Время для сомнений миновало.