Оберегая радость

             Утром Юнги проводил его на работу. Довел до самого входа и стоял снаружи, пока Чимин не махнул рукой из-за стеклянной двери, чтобы уходил. Дождь так и не прекратился.       В понедельник была поставка, он почти весь день раскладывал товары на складе и в зале. Руки ныли, ноги гудели. Прекрасно. Не было ни сил, ни времени на мысли. Если бы еще мыслям было до этого хоть какое-то дело.       На обед он не пошел. Слишком холодно и сыро, чтобы полчаса провести на улице, слишком тревожно, чтобы полчаса провести на улице, слишком тошнит от одной мысли о еде, чтобы полчаса провести на улице, давясь своим сэндвичем.       Но этот гребаный сэндвич он в себя затолкал. Ближе к вечеру, после долгих уговоров и бессчетного количества стаканов воды, сидя на коробке между стеллажами. Есть надо, это он знал. Даже если не хочется, даже если кажется, что пережевываешь бумагу в лучшем случае, или какое-то дерьмо в худшем, что чаще, даже если мутит, даже если кажется, что вывернет наизнанку. Есть надо. Иначе сдохнешь. Хотя иногда казалось, что лучше сдохнуть, чем жить с этим тянущим чувством внутри, когда не знаешь куда себя девать, что такое с собой сделать, чтобы просто отпустило, чтобы просто стало спокойно. Почему собственное тело становилось худшим врагом, от которого нельзя сбежать и которого нельзя победить.       Да, они снова стали врагами.       Юнги писал несколько раз, спрашивал, как дела или строчил какую-то милую ерунду. Чимин улыбался и чувствовал, что о нем заботятся. А еще, что о нем волнуются, и это вызывало новые приступы отвращения к себе. Он заставлял самого лучшего человека на земле о себе волноваться. Дедушка не в счет, дедушка единица незыблемая. Да кто он, черт возьми такой, чтобы у Мин Юнги о нем болело сердце?! Да кто он, черт возьми такой, чтобы позволять себе быть таким, чтобы у Мин Юнги за него болело сердце! Почему вообще Мин Юнги его… любит?       Чимин стоял у зеркала в маленьком служебном туалете. Помещение было залито тусклым искусственным светом, и сам Чимин в этом свете был тусклым и искусственным. Под глазами тени, губы изодраны, глаза бегают. Щеки запали, но под одеждой, под одеждой на пару размеров больше нужного, скрывалось тело, которое, Чимин точно знал, и должно быть скрыто. На это тело неприятно смотреть, в этом теле неприятно жить, как это тело можно любить?       Вспомнились все минуты их близости. Все прекрасные мгновения восхищения друг другом и желания, желания видеть, прикасаться, дарить удовольствие. В руках Юнги Чимин ощущал себя особенным, он ощущал себя именно таким, каким Юнги его называл. Юнги говорил, что он нежный, хрупкий и изящный, Юнги говорил, что он ангел, что у него крылья, Юнги говорил, что его кожа сияет, а глаза словно небо, Юнги говорил, что его губы единственная сладость, которой он хотел наслаждаться. Юнги говорил, что он красивый.       Юнги говорил, что он красивый.       Красивый…       Красивый?       Чимин никогда не думал, что он красивый. Скорее наоборот. И до Юнги он много раз слышал этому подтверждение. А вдруг и Юнги скоро поймет, что он ошибся? И разозлится, и уйдет.       К горлу подкатил ком, гребаный сэндвич запросился наружу. Но Чимин проглотил его обратно. Потому что есть надо, иначе сдохнешь. Хотя иногда казалось, что лучше сдохнуть. И все по новой, по кругу, опять и снова, и мыслями ядовитыми он был наполнен и был ими сыт.       Чимин плеснул холодной воды в лицо, прополоскал рот и сделал несколько глотков. Подышал, опершись дрожащими ладонями на край холодного фаянса. Пак Чимин, ты же так хорошо справлялся. Почему минутная встреча с прошлым так тебя подкосила? Ты же говорил себе, что преодолел это, что ты больше не тот маленький мальчик.       Когда они зашли вчера в магазин, он замер, как олень перед несущейся на него машиной. Они подошли к холодильнику и стали выбирать напитки, будто и не знали его. Но он видел их взгляды и слышал их смех, как раньше, как тогда. Да, слышал? Он же не сумасшедший?       Они подошли к кассе, и Чимин на полном автопилоте пробил их колу и не своим голосом сказал, сколько это стоит.       — Чимин? Пак Чимин? — Те же голоса, что выкрикивали обзывательства и всякую похабщину.       — да, — он коснулся бейджика на форме.       — ничего себе! Ты нас не узнаешь? Мы учились вместе! Сколько лет прошло! Ты так изменился!       Но ты все тот же мальчик, над которым мы издевались.       Если честно, удивительно, что, живя в том же районе, он не встретил никого из «прошлой жизни» раньше. Чимин смог выдавить из себя улыбку, спасибо, что не залез под стол.       — как дела? Подрабатываешь после школы?       — я уже закончил школу.       — как так? У нас же еще один класс остался.       — я опередил программу. Уже сдал экзамены.       — ого! Чимин, ты всегда был умнее всех!       Снова издеваются. Да?       Он не ответил. Повисла пауза. Они расплатились, попрощались и ушли. Чимин сполз по стене на пол. Когда сердце перестало пытаться проломить ребра, а пальцы отплясывать джигу, Чимин совершил огромную ошибку — он достал телефон и позвонил Юнги. Позвонил, потому что просто хотел услышать его голос и убедиться в том, что он существует, его нынешняя жизнь существует, он настоящий существует.       В голосе Юнги было столько волнения, что Чимин почувствовал вину. Количество вины геометрически возросло, когда Чимин увидел бледность Юнги и капающую с его волос и одежды воду. Но к этому чувству примешалась благодарность.       Чимин плеснул еще холодной воды в лицо и сжал край раковины до побелевших костяшек. Он злился. Это чувство теснило тревогу и заполняло его медленно целиком. Он злился на свою жизнь, на свое тело, на всех тех, кто травил его, и на себя, потому что позволил им это.       Юнги пришел перед закрытием, снова помог вынести мусор, снова проводил домой, снова помассировал ноги. А Чимину хотелось уткнуться ему в грудь и плакать от собственной ничтожности. И Юнги чувствовал, он все, черт возьми, понимал! Он Чимина как открытую книгу читал и гладил по голове, плечам и ничего не говорил. А утром пришел опять и проводил на работу. И Чимин злился.       — вечером Хосок придет, — Юнги гладил его пальцы в собственном кармане, куда Чимин засунул руку, потому что забыл перчатки. — Мама приехала, и мы договорились поужинать.       — я рад за вас, надеюсь, ужин будет приятным, — Чимин слабо улыбнулся. — А зачем Хосок придет? Я думал он занят на репетициях круглыми сутками.       — я его попросил, чтобы он проводил тебя домой.       Чимин замер. Кипевшая в нем до этого момента злость, застыла и сжалась комом в районе глотки.       — этого не надо, — снова не его голос. — Я сам могу дойти домой.       — Чимин…       — Юнги. — Чужим голосом он снова прервал его. — Я сам могу дойти домой.       — Чимин, — он словно говорил с ребенком.       — я не ребенок! — Чимин выдернул свою руку из кармана Юнги. Парень опешил и нахмурился.       — при чем тут это! Я же вижу, что с тобой происходит!       — я справляюсь!       — справляешься, как тогда?! — Слова-пули. Чимина взрывной волной ударило в грудь, и он отшатнулся. — Чимин, птаха, я не это хотел сказать…       Глаза затопил испуг. Он протянул руку, чтобы дотронуться, но Чимин весь сжался в попытке перестать существовать и избавить всё от себя, себя от себя.       — я рассказал тебе свою историю. Я доверился. Еще я сказал, что прошел терапию. И она мне помогла. Я знаю, что надо есть. Иначе сдохнешь. Но дело в том, что бывают моменты, когда я хочу сдохнуть.       Каждое слово отпечатывалось болью на лице Юнги, и Чимин чувствовал ее как свою.       — Юнги, я сам дойду домой сегодня. И завтра. И каждый день. Я справлюсь сам. Так же, как раньше.       «Раньше без тебя» — не было произнесено, но висело в воздухе. Все тем же не своим голосом он продолжил:       — мне не нужна нянька, мне нужен человек, который будет в меня верить. Верить в то, что я справлюсь. Потому что сам я не верю.       Чимин развернулся, открыл дверь, зашел внутрь, закрыл дверь, не оборачиваясь пересек зал, зашел в туалет и уродливо разрыдался, глядя на себя в зеркало.              ***              Глядя на себя в зеркало, Чимин потрогал опухшие веки, растянул опухшие губы. Его лицо раздулось от слез и пошло красными пятнами.       Господин Чхве стучал пару раз и спрашивал все ли с ним нормально, пришлось соврать, что вроде у него отравление, но ничего страшного, сейчас станет лучше, и закрывать при этом рот ладонью, чтобы заглушить всхлипы. На пальцах остались следы зубов.       Чимин сделал несколько медленных вдохов и выдохов. Лицо словно онемело и походило на маску, сколько бы он ни пытался им пошевелить. Он умылся холодной водой и не ощутил, что она холодная, только то, что колет и режет изъеденную солью кожу.       Вместе со слезами из него вытекла злость. Тупое оцепенение навалилось и прижало к этой действительности. Он не шевелился, не моргал и едва дышал. Мышца в груди сокращалась редко, и кровь по венам двигалась медленно. Тело стало остывать, начиная от кончиков пальцев. Он смотрел на парня в отражении и ничего не чувствовал, даже отвращения от его уродливости.       Собрав последние силы, Чимин повел плечом, переступил с ноги на ногу, сглотнул вязкую слюну. Ему словно заново приходилось учиться управлять этим телом. Телом, в котором он не хотел жить. Он облизнул губы, сжал и разжал кулаки.       Чимин вышел из туалета, снял свою куртку и повесил на крючок. Она была мокрая, хотя дождь закончился ночью. Он надел рабочую куртку, застегнул все пуговицы, поправил бейджик. Ноги отнесли его на склад, там была его работа. Стоя между полками, он, не мигая, смотрел в стену. Злость ушла, умыла руки сделав свое дело. На место злости пришло отчаяние — он прогнал Юнги. Горячие слезы начали подниматься к глазам, но Чимин проглотил их. И больше ничего до самого вечера.       Он ушел из магазина один. Дома вспомнил, что ничего не ел. А есть надо, иначе сдохнешь, он знает. Дедушка оставил на столе тарелку, накрытую другой, а сверху листочек — «приятного аппетита, малыш!». Чимин смотрел на записку и глотал еду вместе со слезами, не чувствуя вкуса и почти не жуя. Слишком солено. Дедушка всегда сыпал ее щедро, потом смеялся и говорил, что просто влюбился. Когда Чимин был маленький, он всегда спрашивал в кого же дедушка влюбился, но тот только подмигивал и щелкал его по носу-кнопке — влюбился и все. Став старше Чимин понял, чтобы быть влюбленным, не обязательно нужен кто-то. Он влюблялся каждый день — в книгу, в небо, в песню по радио, в красивую безделушку. А потом он полюбил.       Вся еда, которую он съел, камнем провалилась в желудок, и стало тяжело и больно. Он ненавидел это чувство, ненавидел себя за то, что не прожевал нормально, что не съел меньше, что не поел раньше. С едой одни сплошные проблемы. Если бы можно было не есть вовсе. Но есть надо, иначе сдохнешь, он знает.       В голове мелькнул один вопрос — а зачем все это? По спине пробежал холодок, пот выступил над верхней губой. Чимин в страхе прогнал эту мысль, поднялся, вымыл посуду, сел обратно.       Он все делал в темноте, нахватался таких привычек. Кольнуло сердце. Это тело точно все делало против него. Чимин потянулся к карману и достал телефон. Ни звонков, ни сообщений. На заставке фото. Он смотрел на него, пока экран не погас. Разблокировал и снова смотрел. Часы на дисплее показывали, что время движется, течет вперед, а вот Чимин двигался назад, день за днем проживая свои воспоминания в обратную сторону. Неужели, эти воспоминания единственное, что у него осталось? Он прогнал Юнги.       Люди, переживая сильную душевную боль, ощущают ее как физическую. Перехватывает дыхание, щемит в груди, сдавливает виски. Его же боль собиралась тугим узлом за ребрами, перетекала по левой руке и оседала в основании большого пальца. Чимин чувствовал, будто иглу вгоняют под кожу, и она упиралась в кость всегда в одном и том же месте. Эта боль выбивала из него слезы. Но никакой иглы не было. Нечего было вытащить, никак было не прекратить это.       Чимин плохо спал. Он проваливался в обрывки ярких картинок, где он бежал, задыхался и падал от тяжести, что скопилась внутри, он кричал и просил о помощи, но никто не приходил. И когда пришел тусклый рассвет, Чимин был ему рад.       Он был так сильно голоден, что его тошнило. И Чимин знал средство от этого. И, нет, это не еда. Но есть надо, иначе сдохнешь, он знает.       Он только выпил воды. Потом выпил еще. Потом приготовил дедушке завтрак, стараясь при этом дышать медленно. Его обоняние извратилось. Запахи стали густыми и липкими, они просачивались внутрь, оседали и отравляли, особенно запахи еды. Проходя мимо закусочных по пути на работу, Чимин задерживал дыхание, чтобы не вдыхать масло, жир, лук, специи, мясо.       Телефон не вибрировал. Чимин хотел позвонить сам, написать сообщение, вытирал об штаны потные ладони, брал телефон в руки, смотрел на экран и убирал обратно. Ему было страшно. Он прогнал Юнги, он его обидел. Юнги имел право не звонить и не писать. Он имел право просто освободиться от Чимина, и эта мысль вызывала зависть, потому что Чимин от себя освободиться не мог. Тонкий голосок глубоко внутри, погребенный под голодом и отвращением, шептал, что Юнги его любит. Но голос громкий и насмешливый отвечал, что такого как Чимин любить нельзя, либо можно, но недолго, да и вообще, нужно проявить милосердие, дать парню возможность одуматься и уйти. А потом этот же голос добавлял — тебе не привыкать быть покинутым и отвыкать не стоит.       Вечером Чимин поел. Дедушка смотрел как он медленно жует белый рис, а потом спросил, хорошо ли он себя чувствует. Конечно, он улыбнулся и сказал, что все в порядке, просто уже перекусил с друзьями. Рис стал горчить, но Чимин доел его, выпил с дедушкой чай, поболтал о не случившихся с ним вещах и помыл посуду. Они пожелали друг другу спокойной ночи. А потом Чимин выключил свет, снова положил телефон на стол, снова смотрел на фото и позволял себе пожить в прошлом, стараясь не замечать иголку в основании большого пальца.       Господин Чхве сказал на следующий день приходить на работу после обеда. Чимин решил, что либо он совсем плохо работал, либо совсем плохо выглядел. С первым можно было согласиться, потому что у него все падало из рук, а сам он регулярно выпадал из реальности, проверить же второе было никак нельзя, потому что в зеркало Чимин не смотрел. Да, он чистил зубы, не поднимая глаз, мыл руки в служебном туалете, уткнувшись в раковину, и избегал любых поверхностей, которые могли бы отразить его.       Ночь прошла так же, как и предыдущая. Еле дождавшись утра, Чимин оделся и вышел на улицу. В морозном воздухе не было никаких запахов, он глубоко вдохнул и почувствовал легкое головокружение. Постояв с минуту на ступеньках перед домом, он медленно пошел в ближайшую пекарню, чтобы порадовать дедушку сладкими булочками. Вот бы он мог радоваться булочкам.       Чимин ходил в эту пекарню много лет, его знали в лицо и по имени. В этот раз он пришел слишком рано, еще было закрыто. Но хозяйка мыла пол в зале и заметила его в окно. Она улыбнулась, махнула рукой и поспешила к двери. Когда Чимин перешагнул порог, в нос ему ударил запах свежей сдобы и моющего средства. Он прижал ладонь ко рту и задержал дыхание, но это не помогло. Пробормотав извинения, он выскочил наружу и забежал за угол. Его долго рвало, но желудок был пуст, и наружу выходила только вода и горькая желчь. По щекам текли слезы, по подбородку слюни. А потом он понял, что слезы текли уже не от рвоты. Он плакал от жалости к себе.       — ты жалкий, Пак Чимин.       Глотку саднило, во рту был привкус кошачьей мочи.       Чимин вернулся домой без булочек. Когда дедушка заглянул к нему в комнату, сделал вид, что отсыпается от работы. Но он не спал, он смотрел на фото на заставке. Телефон почти разрядился.       Вечером он пил с дедушкой чай, сказал, что виделся с Юнги и Хосоком, и они вместе забежали в закусочную. Дедушка кивал и улыбался, поджав губы. А когда дедуля ушел спать, Чимин снова выключил свет, сварил рис и долго его жевал. Еще он съел несколько кусочков тофу. Есть надо, иначе сдохнешь, он знает. Но такую еду, у которой нет запаха, а еще лучше и вкуса.       Снова всю ночь ворочаться в кровати не было никакого желания, и Чимин до рассвета сидел на темной кухне. Он не ощущал течения времени и не ощущал своего тела до того момента, пока не стал замерзать. Прошаркал к себе, как старик, нашел в шкафу кофту. Она чудесно пахла. Она пахла Юнги. Это была его кофта, видимо, забыл. Надо отдать. Да, надо отдать…       Чимин натянул кофту, утонул в ней, вдохнул. Стало теплее. Он присел на кровать, спрятал руки в рукавах, натянул капюшон и свернулся клубочком поверх одеяла. Он дышал глубоко, закрыв глаза. И уснул.       Во сне он шел по знакомым улицам, но было темно и все они вели не туда, куда ему было нужно. А потом он увидел свет и пошел к нему. Свет становился все ярче и ярче. Свет тоже шел навстречу. Свет заливал все вокруг! И когда он подошел совсем близко, то увидел, что свет лился из груди мальчика. Сердце забилось как сумасшедшее, и Чимин проснулся. В последний момент ему показалось, что он знает этого мальчика, но обрывки сна растворились в комнате. Солнечные лучи проникли в комнату. Он проспал.       Чимин побежал на работу, но быстро выбился из сил, внутри все дрожало, и холодные капли пота стекали по позвоночнику.       Уже было далеко за полдень, когда он открыл дверь и поморщился от звона колокольчика. Господин Чхве стоял за кассой. Чимин ждал нагоняй, и лучше бы так и было, вместо сочувственного взгляда и грустной улыбки.       Он так спешил, что пришел в кофте Юнги. И покривил бы душой, если бы сказал, что жалел об этом. Чимин надел рабочую куртку сверху. Кажется, в этой кофте его и похоронят. Но не скоро, потому что он знает, что есть надо, иначе сдохнешь.       Колокольчик снова мерзко звякнул. Чимин зажмурился и потер лоб.       — привет.       Хосок.       — привет…       Чимин был рад его увидеть. Правда, очень рад. Хосок стал его первым настоящим другом. Необычный, яркий и громкий, без царя в голове, но с огромным сердцем в груди. Собственное сердце болезненно сжалось. Чимин закусил губу.       — как дела? — Хосок говорил мягко, без привычной бушующей энергии.       — нормально, — выдавить из себя что-то еще Чимин не смог.       Чон быстро окинул его взглядом.       — может выйдем? Перекусим вон там, — он кивнул на скамейку под деревом. Погода и правда была хорошая, ясно и довольно тепло.       — я уже ел.       Вранье.       — тогда кофе выпьем, — Хосок поднял подставку с двумя стаканами.       Чимину хотелось согласиться, и при этом хотелось сбежать и спрятаться.       — ох, я не могу пойти на перерыв, я сегодня и так опоздал.       — Чимин, иди уже, я отпускаю, — господин Чхве вышел в зал. — Здравствуй, Хосок! Не думал, что скажу это, но рад тебя видеть.       Хосок расплылся своей фирменной улыбкой, и у Чимина на душе заскребли кошки оттого, как сильно он скучал. И не только по Хосоку…       — здравствуйте, господин Чхве! — Парень отсалютовал рукой в воздух. — Спасибо!       Он поклонился, зашел за кассу и буквально на буксире вывел Чимина на улицу. Они перешли дорогу и сели на скамейку. Хосок протянул стаканчик. Чимин взял его и почувствовал тепло, его собственные пальцы были как лед. Он поднес стаканчик ближе к лицу и медленно вдохнул. Пахло молоком, ванилью и кофе. Еще пахло Юнги. Приятно. Чимин отпил. Вкусно.       — Чимини, что случилось?       — случилось?       — да. У вас с Юнги. Из его слов я ничего не понял, — Хосок вздохнул, — его слова вообще сложно было разобрать.       — почему? — Тревога змеей ползла по груди.       — потому что он нарыдал мне кучу всего, а я ни черта не понял, кроме того, что ты не хочешь его больше видеть!       Змея затянула свои кольца вокруг шеи Чимина, мешая дышать и говорить.       — Юнги плакал?       — Юнги ведет себя как помешанный, не ест, не спит и, судя по запаху, игнорирует душ!       У Чимина задрожали руки, и он сжал стаканчик сильнее.       — я прогнал его, — прошептал он.       — так значит ты реально не хочешь его видеть? — Хосок уставился на него, удивляясь тому, что похоже правильно понял бессвязное бормотание своего друга.       — нет! В смысле, это не так! Я хочу его видеть! Но я прогнал его…       — так позови обратно, — Хосок недоумевал.       — я обидел его…       — Юнги мне сказал, что это он обидел тебя.       — что? Нет, он заботился обо мне, просто… — Чимин осекся. Он не знал, что сказать.       — так, ребята! — Хосок встал. — Я наконец-то понял! Вы оба идиоты! Бегаете друг от друга, поговорить нормально не можете! И жить в одиночку тоже не можете! Да в гробах покойники свежее выглядят, чем вы оба!       Парень разошелся, он метался туда-сюда под деревом, размахивал руками, менял интонации, и Чимин подумал, что знает, что сказал бы сейчас Юнги. От этого уголки его губ поползли вниз, он зажмурился, открыл рот в попытке вдохнуть и разрыдался.       — ох, пирожок, ну ты чего, ну не плачь, все будет хорошо, он тебя так сильно любит, — теплые ладони осторожно погладили сжатые пальцы Чимина, и он отпустил стакан. Хосок обнял его, прижал к себе и стал убаюкивать.       — я не заслужил, чтобы он меня любил, — простонал Чимин между приступами рыданий, которые никак не заканчивались.       — Чимини, что за ерунда, — Хосок гладил его по спине, и он понял, как сильно скучал по прикосновениям, — ты и не должен заслуживать любовь, никто не должен, мы просто любим, потому что любим. Прости, я не силен в красивых словах, особенно, если они не по сценарию, — Чимин судорожно засмеялся. — Тем более ты самый сладкий пирожок из всех, кого я знаю, а я знаю очень много людей, уж поверь мне, и многие из них не стоят и одной твоей слезинки. А ты мне уже все плечо залил…       — прости… — Чимин отстранился.       — ну еще чего! Иди сюда! Друзья для того и нужны, чтобы рыдать в них! А ты мой друг, пирожок! — Хосок притянул его обратно. — Тебе давно надо было это сделать, а не копить столько времени. Почему ты не позвонил мне?       — я не знаю…       — где твой телефон? — Чимин пошарил в кармане куртки и протянул Хосоку мобильник. — Пирожок, он разрядился. Надо его покормить и позвонить Юнги, хорошо? — Чимин кивнул, он готов был сделать все, что Хосок ему велит, лишь бы не оставаться одному. — И тебя тоже надо покормить. — Последнее Хосок сказал очень тихо, скорее даже про себя, но Чимин все равно услышал и спрятал лицо у него на груди. — Пойдем, Чимини, — они поднялись со скамейки. — На, допивай.       Кофе остыл, но Чимин все равно его выпил.       А потом Хосок поговорил с господином Чхве, а потом отвел его домой и воткнул его телефон в розетку. Потом они с дедушкой приготовили суп, а потом Чимин его поел. А потом дедушка с Хосоком долго говорили и смеялись на кухне, а Чимин просто смотрел на них. А потом Хосок ушел, и они с дедушкой еще долго сидели на кухне, и Чимин слушал его истории, которые знал наизусть, но очень любил. А потом они пожелали друг другу спокойной ночи, и Чимин надеялся, что сон дедушки и правда будет спокойным.       А потом пришло сообщение от Юнги.       Чимин долго сидел на краю кровати и смотрел на уведомление. А потом открыл.       «Чимин. в понедельник в десять утра будь по этому адресу. там работает мой отец и он хочет предложить тебе работу и обсудить детали. пожалуйста, прошу тебя, просто сходи! я понимаю, что не должен решать за тебя! но… просто сходи, хорошо? это моя просьба.»       И еще одно короткое сообщение.       «я скучаю по тебе»       Иголочка воткнулась в основание большого пальца левой руки, и Чимин набрал сообщение только правой.       «Юнги. хорошо, я схожу. спасибо»       «я тоже скучаю по тебе»       Чимин отложил телефон, завернулся в кофту и закрыл глаза.       Все слова Хосока, которые тот сказал ему, кружились в его голове, но не задевали сознание. Ему казалось, что он вот-вот поймет что-то важное.       Чимин начал засыпать и надеялся только на то, что снова увидит мальчика со звездой в груди, и он осветит ему путь.              ***              Выходные Чимин провел дома. Он позвонил господину Чхве и попросил дать ему три дня за свой счет. Тот не стал возражать и просто сказал хорошенько отдохнуть.       Отдохнуть.       Чимин не думал о том, что он устал. А когда подумал, пожалел, что решил об этом подумать. Он правда устал. От школы, экзаменов, работы. От мыслей, проблем, обязательств. Все краткие часы свободы он проводил с Юнги. И это было сладкое время, спокойное и счастливое. Но… Когда он в последний раз делал что-то только для себя? Раскрытая тетрадь лежала на столе и сверкала белоснежными страницами, ни капли чернил не исказили ее. Чимин давно ничего не писал, словно не дышал. А еще он давно ничего не читал, не смотрел кино, не залипал в интернете или на ютубе. Ничего того, что делали обычные люди в обыкновенных жизнях. А последние дни он и вовсе не жил. Только жрал себя изнутри, а такая пища не приносит сытости.       Всю субботу он спал. И он никому не признается в том, что мог спать только завернувшись в кофту Юнги. Его запах почти стерся, но мозг услужливо подсовывал воспоминание.       Несколько раз пришлось встать с постели и приготовить еду. И поесть ее вместе с дедушкой. В его компании сделать это было легче. Хотя за разговорами и шутками легче было сделать и обратное. Чимин прекрасно умел имитировать то, что он ест. Разговариваешь, гоняешь еду по тарелке, подносишь ко рту, потом вдруг начинаешь что-то говорить, опускаешь еду обратно на тарелку, а в конце просто сгребаешь все в одну сторону и быстро уносишь в мойку — готово! Он проворачивал это много раз, схема рабочая. Но он знал, что есть надо, иначе сдохнешь.       А Чимин хотел жить. Хотел видеть этот мир и чувствовать его, хотел дышать, смеяться, мечтать, надеяться и любить. Все это можно сделать только в теле. В том теле, которое есть, другого у него не будет. И это тело нуждалось во многих вещах. Но оно и дать могло многое. Можно двигаться, ходить, бегать, танцевать, петь, держать ручку в руке, писать, можно чувствовать тепло, солнце, ветер, воду, прикосновения. Тело дает не только боль, тело дарит и удовольствие. Чимин вспомнил руки Юнги, его губы на своем теле, вспомнил как это тело, его тело, откликалось, и что он чувствовал. Это было приятно. Это было так приятно, что хотелось еще. Еще…       Утром следующего дня Чимин сел за стол, открыл ноутбук и начал писать. Строчка за строчкой, страница за страницей, на электронном листе мысли становились словами. И чем больше слов появлялось снаружи, тем легче ему становилось внутри. Когда он поставил точку, то ощутил ни с чем не сравнимое чувство, будто вся тяжесть, что придавливала его к земле спала, и его тело освободилось. Такое тело ему нравилось.       Завибрировал телефон.       — пирожок, как дела?       — все в порядке, — и это была правда.       — все в порядке, ага. На работе?       — нет, дома, взял несколько выходных.       — плохо себя чувствуешь? — В трубке раздался звук отодвигаемого стула и быстрых шагов, словно Хосок уже сорвался его спасать.       — нет, со мной все хорошо! Просто я решил, что мне нужно отдохнуть. Завтра у меня, эм… собеседование? — Он и сам не знал, как правильно назвать ту встречу, на которую ему завтра идти. Если честно, он даже не знал, где работает папа Юнги.       В трубке снова зашуршало, как если бы Хосок прикрыл динамик рукой.       — о! Желаю удачи! Файтинг!       — спасибо!       — Чимини…       — Хосок, я поел, не волнуйся.       — ты поел, ага, это хорошо!       — зачем ты повторяешь за мной? — Чимин улыбнулся.       — зачем я повторяю за тобой? Я не повторяю за тобой!       — ну вот опять!       — ты смеешься! — Хосок и сам начал хохотать, как всегда громко и заливисто. — Приятно слышать это!       — потому что ты ведешь себя странно!       — ничего странного! Я просто соскучился!       — мы виделись позавчера!       — вот именно! Позавчера!       — я тоже соскучился, — и это снова была правда. Чимин скучал по Хосоку. И не только по нему. — Как твои репетиции?       — все отлично! Я лучше всех, отвечаю! Вы с Юнги обязаны прийти на спектакль и увидеть мой ослепительный талант перевоплощения! — Чимину показалось, что он услышал, как фыркнул Юнги.       — конечно, я очень хочу это увидеть!       — ладно, пирожок, созвонимся! Не пропадай и хорошо кушай!       — да, пока!       Разговоры с Хосоком словно возвращали Чимина в сознание. Он переставал блуждать в тумане своих мыслей, чувствах вины и стыда и становился снова собой. Искаженный болезненным восприятием мир исправлялся.       Он взял телефон и написал сообщение:       «мы можем завтра поговорить?»       Ответ пришел сразу:       «конечно, птаха»       Его прозвище. Юнги сказал, что у него есть крылья. Если Юнги так сказал, значит есть, значит надо расправить их. В глазах защипало.       «я вижу только тебя, хён»       «я вижу только тебя»       После ужина, после того как помыл посуду и долго смотрел в окно, Чимин лег в кровать, не снимая кофту Юнги и думая о нем.       ***              Собеседование было назначено на десять утра. Чимин посмотрел, что до указанного адреса можно добраться на автобусе.       Он волновался. Глупо было не спросить, к чему ему готовиться. Карта в интернете подсказала, что в здании, куда он ехал, было кафе, издательство и офис службы доставки. Наверно, ему предложат должность курьера или упаковщика заказов. Чимина устраивала работа в магазине, тем более недалеко от дома, так что он не думал всерьез, что согласится на новую работу, только если за нее не предложат намного больше денег, что маловероятно.       Дедушка еще спал. Чимин приготовил завтрак и оставил на столе. Решил, что ему тоже надо поесть хоть немного, несмотря на тянущее в поджилках волнение. Удалось прожевать и проглотить сэндвич с сыром. Тот просился обратно, но Чимин старался не обращать на это внимания. Предстояло преодолеть еще одну трудность.       Искусственный холодный свет осветил ванную, когда он щелкнул выключателем. Комната была небольшая, белая плитка, белая раковина, над ней зеркало. Он вошел, закрывать дверь на замок у них с дедушкой было не принято. Чимин несколько дней не снимал кофту Юнги, он в ней буквально жил, прекрасно понимая, насколько это ненормально. Глубоко вздохнув, он стянул ее через голову и аккуратно положил на корзину для грязного белья. Потом быстро стащил оставшуюся одежду и просто бросил на полу. По телу пробежала дрожь от соприкосновения голой кожи с холодным воздухом кафельной комнаты. Чимин стоял перед раковиной и, не мигая, пялился на изогнутый кран. А потом поднял глаза и посмотрел в зеркало. Неделю он избегал смотреть на себя и теперь едва узнал. В отражении был бледный мальчик с запавшими глазами. Черты лица обострились, вокруг глаз залегли тени, губы потрескались. Волосы потускнели и торчали в разные стороны. Неужели все это произошло с ним за такой короткий срок? Чимин шагнул под душ и включил воду. Горячие струи омывали его. Тазовые косточки стали выпирать сильнее прежнего. Он поднял руки и обратил внимание на то, как истончились запястья. Дрожь прокатилась по телу снова и в этот раз от страха. Ему было страшно от того, что он сделал с собой. Чимин обхватил себя руками за плечи и присел. Вода била ему в затылок, а он медленно раскачивался взад-вперед. Пальцами он ощупал свои лопатки. Они торчали. «Птаха…» — голосом Юнги. Чимин вспомнил нежные любящие прикосновения. Комок слез снова подкатил к горлу. Пока он отвергал свое тело, пока отвращение и стыд заполняли все его клетки, радости удовольствия не было места. Пора сделать выбор, чего он хочет больше.       Чимин поднялся, вымыл волосы, растер кожу жесткой мочалкой до красноты, толкнул ручку крана в сторону холодной воды и досчитал до десяти. Он вышел из душа, зеркало запотело, но он протер его ладонью и посмотрел на себя. Насухо вытерся, почистил зубы и высушил волосы феном. Собрал грязную одежду и затолкал в корзину вместе с кофтой. Закрыл корзину. Дотронулся до ручки двери, резко развернулся и достал кофту обратно. Прижал к груди и голым быстро прошел в свою комнату. Там он достал из комода трусы, белую футболку и носки, оделся. Потом снял с вешалки свои единственные брюки от школьной формы. Они стали болтаться на талии сильнее, чем прежде, пришлось искать ремень. Рубашка была тоже только форменная, и он надел джемпер. Осмотрев себя в полный рост, Чимин решил, что ему не обязательно наряжаться для собеседования на должность курьера или кого-то там еще, а потому, выбирая у дверей между ботинками и кедами, он выбрал кеды. Но прежде, чем выйти, под куртку надел кофту Юнги. Плевать!       И не зря надел. Холод пробирался под одежду, а хотел и под кожу. Изо рта вырывались клубы пара. Стоя на остановке, Чимин притоптывал ногами. Автобус в понедельник утром был полный под завязку. Забившись в угол у окна, Чимин вжался в холодную стену, ему не нравились чужие прикосновения, пусть и ненамеренные. Он натянул капюшон на голову, закрыл глаза и стал дышать медленнее, чтобы не вдыхать чужие запахи.       На нужной остановке, автобус выплюнул Чимина на улицу вместе с другими пассажирами и заглотил новых, фыркнул выхлопной трубой и тяжело уехал дальше. Часы показывали четверть десятого, еще слишком рано. Засунув руки поглубже в карманы в тщетной попытке согреть, он пошел вверх по улице и вскоре нашел нужное здание. Входов было всего два: одна дверь вела в кофейню, где уже скопилась очередь нуждающихся в утренней дозе кофеина, а вторая в издательство. Чимин потоптался на пороге пару минут, но порыв ветра заставил его принять решение быстрее — он дернул дверь и вошел в большое светлое помещение, наполненное книжными полками. Впереди была стойка, за которой девушка разговаривала по телефону, прижав его к уху плечом, и что-то печатала, изредка говоря «да» или «нет».       Чимин подошел к стойке и остановился в нерешительности. Девушка заметила его, улыбнулась и жестом попросила подождать. Чтобы не смущать ее своим присутствием, Чимин пошел вдоль книжных полок. В основном там была детская литература, юношеская и учебная, но были полки и с книгами для старшего возраста. Многие из них Чимин уже читал, брал в библиотеке, но новинок там было не достать.       — могу я вам чем-то помочь? — Приветливый голос обратился к нему. Чимин обернулся и подошел к девушке.       — здравствуйте! — Он поклонился. — Эм, я пришел на собеседование.       — вам назначено?       — да… Я ищу господина Мина.       — как вас зовут?       — Пак Чимин.       Девушка заклацала красными ноготками по клавиатуре.       — да-да, вас ждут сегодня, — она улыбнулась. — К сожалению, вы пришли раньше, и господина редактора еще нет. Вам придется немного подождать.       — редактора? — Чимин откровенно ничего не понял.       — господин Мин главный редактор издательства, — девушка встала. — Пойдемте, я вас провожу.       Чимин проследовал за ней к двери, по коридору и в большой светлый зал, полностью занятый столами, креслами и книжными полками. Высокие окна выходили во внутренний двор с крошечным садом. Сонные сотрудники начинали рабочую неделю, тихо разговаривали, в воздухе висел запах кофе.       — подождите здесь, господин Мин скоро придет, — девушка указала на кресло у двери в кабинет, улыбнулась и ушла.       Чимин сел. Потом встал, снял куртку и положил на спинку другого кресла. Потом снял и кофту Юнги тоже, но ее положил себе на колени и стал вертеть в руках шнурок капюшона. Он закусил губу и почувствовал солоноватый вкус — содрал корочку. В голове было пусто, и только мартышка с железными тарелочками пронеслась мимо, ударила их друг об друга и завопила — издательство!       — Пак Чимин?       Чимин вздрогнул, подскочил на ноги, и кофта упала с колен.       — да! Здравствуйте! — Он поклонился, сгреб кофту и прижал к груди.       — не опаздываешь! Отлично! Хорошее начало! — Мужчина улыбнулся, открыл дверь и пригласил Чимина войти.       Кабинет был небольшой, но светлый и теплый. Окна выходили в тот же маленький внутренний двор, большой стол был завален бумагами, а книги лежали буквально везде.       — вы папа Юнги? — Чимин задал вопрос и поморщился от того, как по-детски он прозвучал, но он должен был убедиться.       — да, приятно познакомиться! Юнги говорил о тебе, — господин Мин улыбнулся, снял пальто и повесил на крючок у двери. Он убрал со стула книги и водрузил на опасно пошатнувшуюся стопку на полу. — Садись! — Чимин сел. — Юнги, наверно, сказал, что я хочу предложить тебе место помощника в издательстве. Помогать ты будешь в основном мне, но если потребуется, то и кому-то еще. Первое время у тебя будут совсем простые задачи, но читать придется очень много.       Повисла пауза. Мужчина смотрел на Чимина, а он на него, совершенно не зная, что сказать, потому что мыслей в голове не прибавилось, а мартышка с железными тарелочками уже просто носилась туда-сюда и вопила что-то неясное.       — у меня нет образования, — просипел Чимин и закашлялся.       — о, я знаю! Наше издательство лояльно к этому относится. Мы готовы обучать сотрудников с нуля, если они хотят учиться, — господин Мин снова улыбнулся. — А если тебе понравится в этой сфере, ты сможешь и в колледж пойти.       Это какая-то ошибка.       — это какая-то ошибка, — пробормотал Чимин.       — Юнги сказал, что ты много читаешь, это важно для нашего дела, нам нужны люди, которые истинно любят литературу, горят ей! — Он засмеялся и вскинул кулак вверх. — Тем более ты еще и пишешь и, без капли лести, ты очень хорошо пишешь. — Мужчина порылся на столе и достал толстую кипу листов с печатными строками, то тут, то там, торчали разноцветные закладки. — Мне довелось почитать твои тексты, и я впечатлен.       Чимину показалось, что его окатили холодной водой. Ладошки вспотели и задрожали, в ушах зашумело. Он ничего не печатал… Но ничего не сказал, просто не мог.       — Чимин?       — да, — он моргнул, сглотнул вязкую слюну и, оторвав взгляд от своих рук, посмотрел на господина Мина.       — ты согласен?       — с чем? — Чимин тряхнул головой пытаясь прогнать шум в ушах и мерзкую мартышку, что уже вопила «Юнги отдал письма, которые ты писал только ему!»       — испытательный срок месяц, потом мы оформим тебя в штат, если обе стороны — издательство и ты — будут всем довольны. — Господин Мин поднялся, подошел к нему и положил руку на плечо. — Все хорошо, Чимин?       Все хорошо? Не уверен. Но надо собраться. Издательство! Да он о таком даже и мечтать не мог…       — согласен. Спасибо! — Он резко встал, поклонился и покачнулся. — Только у меня один вопрос.       — конечно, спрашивай! — Мужчина аккуратно посадил его обратно.       — испытательный срок будет оплачиваться? Не поймите неправильно, но мне надо знать… — Чимин замялся и покраснел.       — да, работа оплачивается, но чуть меньше, чем штатному сотруднику.       — а можно?..       Господин Мин назвал сумму и Чимин не поверил своим ушам. В два раза больше, чем он зарабатывал в магазине.       — это не так много, но все зависит от тебя. От качества работы и твоих успехов, заработная плата может быть увеличена. Но об этом нужно будет поговорить уже с сотрудником отдела кадров, я не очень в этом разбираюсь, — мужчина улыбнулся.       — когда мне начинать работу?       — через два дня? Первого декабря мне было бы удобно. Приходи со всеми документами.       — у меня нет диплома об окончании старшей школы.       — я знаю, скоро получишь, — он снова улыбнулся, и Чимин только сейчас понял, как его улыбка похожа на улыбку Юнги. — Секретарь пришлет тебе список необходимых документов.       — спасибо! — Чимин поднялся и снова поклонился, но в этот раз еще ниже. — Это очень много значит для меня, спасибо!       Он с трудом сдерживал слезы, и сжимал в руках кофту. Как же он, наверно, глупо выглядел, щеки снова залились красным.       — рад был встрече, Чимин! Жду тебя в среду!       Господин Мин поднялся, проводил его до двери и махнул рукой.       Чимин присел в кресло, в котором сидел минут пятнадцать назад. За это время его жизнь сделала крутой поворот. Возможно, что поворот этот судьбоносный и его будущее изменилось прямо сейчас. Чтобы узнать это, надо жить дальше. Он надел кофту, накинул куртку, прошел через зал в коридор, вышел в холл, попрощался с девушкой за стойкой и на нетвердых ногах шагнул на улицу. Полы куртки разметал ветер, и это хорошо, пусть он унесет с собой и весь страх, неуверенность и волнение. И оставит только надежду в сердце.              /трек Ryuichi Sakamoto «amore»/              День захотел быть солнечным. Чимин посмотрел в небо и увидел его лазурную ясность. Так красиво… Так красиво, что невозможно не улыбнуться. Этот момент он запомнит и будет оберегать его.       Чимин вздрогнул и запахнул куртку. Он посмотрел на другую сторону улицы и увидел Юнги. Он стоял и смотрел, просто смотрел, потом качнулся чуть вперед, словно от ветра, но шаг не сделал, закусил губу.       Посмотрев по сторонам, Чимин перебежал дорогу и приблизился к нему. Облизнул пересохшие губы, ранку защипало.       — ты отдал мои письма, — Чимин ударил его по груди, — они были для тебя, — снова ударил, — только для тебя!       Лицо Юнги треснуло и разбилось, но он не пытался остановить удары, просто стоял.       — Юнги! — Чимин ударил еще раз и прижался к тому месту, куда опускался его кулак, прижался и заплакал. — Прости меня, прости, пожалуйста, что я прогнал тебя, что обидел, — шептал сквозь слезы и вдыхал запах кожи на шее, как наркоман.       — пташка, — Юнги обнимал его и гладил по спине, по волосам, по щекам и заглянул в глаза, — это ты прости меня, это я тебя обидел. Не верил в тебя. А еще и скрыл про письма, но там не все! — Он сжал пальцы Чимина в своих ладонях. — Там не все! Самое важное, я оставил только себе, я до тебя жадный… — Сглотнул и прижался лбом ко лбу Чимина.       В этот момент болезненно искаженный мир исправился окончательно. Или исказился вконец. Да какая разница. Чимин видел звезду в его груди и свет ее, указывающий путь.       — я вижу только тебя.       — я вижу только тебя.