Оберегая радость

      Кофейня еще не открылась, фонари еще не погасли, солнце еще не поднялось из-за крыш, а Юнги уже стоял напротив издательства. Ему не спалось, как, впрочем, уже почти целую неделю. Сон был рваным, коротким и тревожным. И в каждом сне Чимин уходил. В каждом сне Юнги видел, как он отворачивается, как его спина удаляется в мутном стекле, и ни разу он не повернулся лицом. В каждом сне Юнги звал его, кричал, просил прощения, дергал за ручку чертовой двери и бежал следом — все то, чего он не сделал на самом деле. И каждый раз он просыпался, когда пальцы сжимали пустоту в том месте, где Чимин только что был. Отчаяние заливало Юнги целиком, и страх поселился в желудке и сжимал до боли все внутренности от мысли, что теперь так будет всегда — только пустота. Чем такие сны, так лучше вовсе не спать. Но спать надо, иначе сдохнешь.       В тот день Юнги до вечера бродил по городу без цели и направления. Он старался сосредоточенно обдумывать каждый шаг — поднять ногу, перенести вес тела, опустить ногу, поднять другую, перенести вес тела, опустить — и так шаг за шагом. Пустая трата времени. Мысли бродили вокруг Чимина и его слов.       Который будет в меня верить       Будет в меня верить       В меня верить       Верить       Потому что сам я не верю       Сам я не верю       Не верю       Верю,       значит отпускаю. Даю свободу.       Горло сжалось от подступающих слез. А если он не вернется?       Он пришел домой затемно, открыл дверь и замер. Пахло едой. Из кухни лился свет, доносилось бряканье посуды. Юнги разделся и осторожно заглянул в комнату. Мама была в домашней одежде, волосы небрежно собраны в хвост, и даже ее рот не был красным. Она нарезала овощи и отправляла их на сковороду, где они начинали шипеть и потрескивать, а рядом из кастрюли поднимался пар. Юнги не мог вспомнить, когда он видел это в последний раз.       Она повернула к нему голову и улыбнулась.       — привет, милый. Решила приготовить сама, а не заказывать. Ты не против? — Он только покачал головой. — Тогда помой руки и поставь посуду на стол, почти готово.       Столом они называли свой широкий подоконник. На самом деле раньше у них был настоящий стол, он стоял посередине кухни, но потом перестал быть нужным.       Юнги кивнул и ушел к себе, там он переоделся и по пути назад вымыл руки в ванной, старательно избегая смотреть на себя в зеркало. Вернувшись на кухню, он заметил, что плита уже выключена, а мама открыла окно и стояла перед ним, выпуская в сгустившиеся сумерки сизые клубы дыма.       — прости, — она раздавила едва прикуренную сигарету.       Они накрыли на стол, еда изумительно вкусно пахла, возвращая Юнги в детские воспоминания. Только ему кусок в горло не лез.       — не нравится? Ты любил это раньше, — ее голос не выдавал разочарования, но Юнги все равно почувствовал вину.       — нравится! Очень вкусно правда! — Он улыбнулся и отправил в рот еще кусочек и начал его тщательно пережевывать, прежде чем проглотить вместе с воспоминаниями.       Они сидели плечом к плечу и смотрели в окно. Тишину в комнате почти ничего не нарушало. Если честно, Юнги не знал о чем с ней разговаривать, а если еще честнее, то его мысли были заняты другим человеком.       — твой папа звонил, — она нарушила тишину первой. — Спрашивал про Пак Чимина.       Юнги перестал жевать и посмотрел на нее. Она продолжала смотреть в окно и ничего не говорила больше. Юнги громко сглотнул.       — про Чимина? — Голос прозвучал тише, чем бы ему хотелось.       — да. Спрашивал, кто этот мальчик. Я удивилась. — Она все-таки повернулась к нему и посмотрела в глаза.       — я попросил папу взять Чимина на работу в издательство.       — на то место, куда он хотел взять тебя? — Юнги поерзал на стуле, ему стало не удобно сидеть под ее внимательным взглядом.       — да. Не волнуйся, я найду другую работу и буду зарабатывать, — он уставился в тарелку и начал ковырять в ней палочками.       — я не волнуюсь об этом. Я просто удивилась, почему ты это сделал.       — Чимину это место подходит, не мне.       Она помолчала.       — почему?       — потому что, — сложно было говорить о Чимине прямо сейчас, сегодня, — он много читает, он любит книги. Даже не просто книги любит, он литературу любит, — Юнги начал горячиться, как тогда, перед папой. — Он сам пишет, да такие тексты, что ты душой чувствуешь. И не липу какую-то, а настоящие истории о жизни и о людях! Об обычных самых людях, но он в них такое находит, чего они и сами о себе не знают. Понимаешь?       В глазах защипало. Чимин и в нем нашел такое, чего Юнги сам о себе не знал.       — понимаю, — Юнги был благодарен, что она не попыталась взять его за руку или обнять, потому что он бы рассыпался в тот же самый момент. — Спасибо, что рассказал.       Он смотрел на нее и не понимал. На этой самой кухне она говорила ужасные вещи, а теперь благодарит?       — что ты сказала папе?       — только то, что знаю. Что он тебе очень дорог.       И он обидел дорогого человека. Хотелось рассказать об этом, поделиться с ней и разделить боль, спросить совета, но Юнги только кивнул.       Они закончили ужин в тишине.       — спасибо, мама, — он собрал посуду и отнес в раковину. — Я помою.       — будем делать так почаще?       — конечно, — Юнги улыбнулся.       — спокойной ночи, милый.       — спокойной ночи.       Дверь в ее комнату закрылась.       Он взял губку, щедро плеснул моющего средства и стал медленно намыливать тарелки. Юнги совсем не моргал и стеклянным взглядом смотрел в стык между кафельными плитками над раковиной. Неужели вселенная устроена так, что получить можно только утратив? Но после утраты приобретение горчит и не радует так, как хотелось бы.       Юнги заметил, что моет посуду холодной водой, только когда пальцы совсем закоченели. Он повернул кран, убрал все на свои места, вытер руки и сел у окна. Хотелось достать телефон и написать Чимину, позвонить и услышать его голос. Но он сказал, что справится сам. А Юнги должен верить. И будет.       ***       В кофейне через дорогу зажегся свет, парень в белом фартуке перевернул табличку на «открыто», значит, уже восемь утра. Юнги достал телефон, чтобы проверить. На экране фото. И он снова смотрел на него, не обращая внимания на время, как и много дней прежде.       На следующее утро после ужина с мамой, она заглянула к нему в комнату. Приоткрыла дверь, но не перешагнула порог. Постояла, подумала, наверно, что он спит, и ушла. Через некоторое время щелкнул замок входной двери. А Юнги не спал, лежал с закрытыми глазами, сжимая под подушкой телефон. Услышав тишину пустой квартиры, он достал его и разблокировал. На экране фото. Он смотрел на него почти всю ночь. Пожеланию мамы о спокойной ночи не суждено было сбыться, и Юнги знал об этом еще когда ложился в постель. Тогда ему в первый раз приснился кошмар, который будет преследовать постоянно. Спина Чимина, он уходит и не поворачивается на все мольбы Юнги. Боясь увидеть этот сон снова и снова испытать все как тогда, он не спал. Лежал в кровати и смотрел на фотографию. На ней Чимин улыбался. Как же сильно хотелось увидеть эту улыбку снова. И услышать смех.       Юнги не вставал тогда целый день. Решение верить Чимину и ждать, сменялось отчаянием и страхом потерять навсегда, если ничего не сделать, а потом сменялось тупым оцепенением — и снова по кругу.       Несколько раз телефон в руке вибрировал, а сердце в груди подпрыгивало и норовило переломать ему ребра, но каждый раз падало обратно, вяло трепыхаясь, потому что сообщения были от Хосока. Юнги их не читал. Не потому, что не хотел, а просто это были не те сообщения не от того человека. Да и не знал он, что сказать Хосоку. Он наверняка будет спрашивать как дела. Вот как дела? Хочется сдохнуть, но есть надежда, что причина жить снова появится? Не так уж и плохо, конечно, ведь за надежду он еще цеплялся. Или спросит, как Чимин, пошутит может даже о том, что они нежные цветочки. И что сказать об этом? Что он обидел дорогого сердцу человека своим неверием? Произнести это вслух еще противнее, чем прокручивать миллион раз в голове.       Время растянулось и липло к нему, как карамель к пальцам, Юнги не ощущал его движения и удивился, когда дверной замок снова щелкнул. Мама вернулась, прошел целый день. Прошел мимо него. Она снова приоткрыла дверь и заглянула.       — Юнги, — она позвала. — Милый! — Чуть громче. — Все в порядке?       — да, все нормально, — он сел на кровати, и комната немного качнулась. — Я устал, решил лечь пораньше.       — еще даже восьми нет…       — ага.       — ты ел?       — да, конечно.       Она постояла, все так же не переступая порог его комнаты, и кивнула.       — хорошо. Спокойной ночи, милый.       — спокойной ночи, мам.       Она закрыла дверь, и несколько часов Юнги просто слушал ее шаги по квартире, звук закипающего чайника, работающий телевизор, шум воды в душе. А потом хлопок двери в ее комнату, и все затихло.       Единственным источником света в темноте его комнаты был экран телефона, но и он потухал и приходилось снимать блокировку снова. Да только свет исходил не от самого экрана, не может бездушная железяка светить. Глаза Чимина на фотографии делали это. Даже так, даже через фото он освещал.       Юнги провалился в сон. Но ночь снова не была спокойной. За полночь кошмар разбудил его. Тот самый. Оставаться в постели, чтобы снова уснуть и снова увидеть кошмар, не было никакого желания. Юнги встал, оделся и тихо прошел на кухню. Он уже сутки ничего не ел, и желудок напоминал об этом неприятными ощущениями.       Холодильник изменился до неузнаваемости. Он был полон. «В отличие от тебя» — подумал Юнги и криво ухмыльнулся. Достал всякой еды и просидел на кухне до рассвета. Между домами небо стало светлеть, высокое, чистое и свободное. Красивое. Свобода — это красиво.       Юнги почистил зубы, так же избегая смотреть на себя в зеркало, и вернулся в кровать. Телефон лежал под подушкой. Он нажал на кнопку, но экран не загорелся. Юнги прошибла дрожь еще до того, как он понял, что телефон просто разрядился. Он испугался, что не сможет больше увидеть фото. До чего ты докатился, Мин Юнги.       Воткнув мобильник в розетку, Юнги свернулся калачиком и с головой укрылся одеялом. Он не услышал, как мама пришла снова, открыла дверь и увидев его в том же состоянии, перешагнула порог.       — Юнги?       Он не ответил.       — котенок?       Юнги напрягся. Она назвала его котенком? Давно он не слышал свое детское прозвище. Одеяло придавило к кровати как плита, он не мог издать ни единого звука, только слушать. И услышал тяжелый вздох, щелчок двери и звук удаляющихся шагов. Вскоре на квартиру снова опустилась тишина и придавила его еще сильнее.       Целый день его телефон вибрировал на полу, но Юнги не слышал. После двух бессонных ночей он отключился на диване перед телевизором. Его сны были наполнены звуками телешоу и дневных сериалов вперемешку с выпусками новостей. Он очнулся от того, что не чувствовал свою руку, она затекла и онемела. Сжимая и разжимая кулак, Юнги поплелся в ванную, умылся, а потом рухнул уже на кровать. Кажется, скоро у него появятся пролежни. Отлично, Мин Юнги, продолжай в том же духе.       Мама снова нашла его на том же месте, где и утром.       — Юнги, — она шагнула в комнату, потом сделала еще шаг и еще. — Ты заболел?       Он почувствовал, как мама села на краешек его кровати. А потом почувствовал ее холодные пальцы на лбу.       — нет, — короткое слово упало и закатилось под кровать.       — ты плохо чувствуешь себя, милый? — Он слышал волнение в ее голосе, это волнение подтачивало его напускное спокойствие. — Уже несколько дней не встаешь с кровати. Что-то болит?       Она разговаривала с ним как в детстве. Только тогда он сразу ей отвечал, потому что мама всегда поможет. А сейчас он, не открывая глаз, помотал головой. Ничего не болело, ничего такого, что можно было бы вылечить таблеткой.       — что-то случилось, котенок? — Она помолчала. — Что-то с Чимином?       Он распахнул глаза и сел. С Чимином что-то случилось? Спустя мгновение он понял, что это был вопрос к нему, и он сдал себя с потрохами. Юнги опустил голову и волосы упали на лицо.       — может быть расскажешь мне, милый? Ты так мучаешься, — она взяла его за руку. Их руки были очень похожи. Длинные тонкие пальцы, белая кожа, такие же холодные. Но в этот раз, Юнги чувствовал от нее тепло. Горло опять сдавили тиски. — Вы поссорились?       Он молчал, только сжал свои ладони в кулаки, а она гладила побелевшие костяшки.       — Юнги, люди ссорятся, так бывает, это нормально. — Она говорила тихо и медленно, чтобы каждое слово он услышал. — А после ссоры надо мириться. Это сложно, я знаю, — она тяжело сглотнула, — но это самое важное. Идти навстречу и мириться. Слышишь?       Он кивнул, и на ее белые пальцы упали его горячие слезы.       — мой мальчик, — мама взяла его за плечи и притянула к себе. Юнги хотел отстраниться, но вдохнул ее запах, почувствовал руки его обнимающие и превратился в того самого маленького мальчика. Он уткнулся ей в плечо, стиснул пальцами ткань рубашки и судорожно заплакал. — Все будет хорошо, котенок, все будет хорошо, — мама гладила его по спине, по волосам и все шептала, — все наладится. Поплачь, поплачь, милый, станет легче.       И он отпустил. Губы уродливо изогнулись, и Юнги разрыдался громко и надрывно. Он был разбит и счастлив одновременно, эмоции разрывали. Мама была рядом, она обнимала, гладила и успокаивала. Она была рядом. Она была с ним.       — я обидел его, мама, я обидел его… — Сквозь всхлипы и икоту, шмыгая носом, он все повторял это ей в плечо.       Обессилев Юнги затих, но она не отпустила.       — котенок, ты говорил с ним после этого? — Никакого упрека, только мягкость. Он помотал головой. — Юнги, вам надо поговорить. И если ты считаешь, что обидел его, то нужно попросить прощения. Да, милый?       — а если он не простит меня?       — если он такой, как ты мне рассказывал, то простит. А если нет, — она помолчала, — такое может случиться, но об этом мы подумаем позже. Хорошо?       Мы. Она сказала мы подумаем.       — хорошо.       — где твой телефон?       — на полу.       Мама наклонилась, но его не отпустила. Он ластился к ней и правда, как котенок, все никак не мог остановиться.       — возьми. Напиши ему или позвони.       — сейчас? — Стало страшно.       — к чему ждать.       Юнги взял телефон и в этот момент в дверь позвонили. Он вздрогнул.       — ты кого-то ждешь? — Он покачал головой.       Позвонили еще раз.       — пойду открою. — Мама встала, и Юнги потянулся за ней. Она улыбнулась и погладила по щеке. — Я скоро вернусь, котенок.       Она ушла, а телефон в его руке завибрировал. На экране высветилось сообщение от Хосока. Юнги нажал.       «Открой эту чертову дверь, Мин Юнги, иначе я ее вышибу!!!»       Это было последнее сообщение из нескольких десятков со схожим смыслом.       — здравствуйте, госпожа Мин! Юнги дома? — Громкий голос Хосока долетел из прихожей. А дальше тишина, видимо, мама что-то говорила ему.       Юнги просмотрел все уведомления. От Чимина ничего не было, только его глаза улыбались с фотографии на экране.       — госпожа Мин, можно мне увидеть его? — Намного тише для Хосока, но все еще громко для их квартиры.       Мама заглянула к нему в комнату.       — Хосок пришел, хочет поговорить. — Юнги кивнул. — Уверен?       — да. Он же не успокоится, — он улыбнулся и мама тоже.       Когда Хосок уже без куртки зашел в комнату, Юнги все так же сидел на кровати и смотрел на фотографию. Он даже не поглядел на него. Чон притворил дверь, подошел и сел рядом, заглядывая в экран.       — эй, Юнги, — толкнул легонько плечом, — хреново выглядишь…       — иди в жопу.       — я и пришел. Потому что ты в полной жопе.       — спасибо, что не даешь забыть.       Они помолчали.       — что случилось? Госпожа Мин сказала, что вы с Чимини поссорились. Я не понимаю! Вы же буквально не отлипали друг от друга! А эти ваши взгляды влюбленные! — Хосок начал горячиться.       — я обидел его.       — так извинись, в чем проблема то! — Этот парень реально не понимал, Юнги дернул уголком губ.       — он не хочет видеть меня. — Все его кошмары кричали об этом.       — да откуда ты знаешь?! — Хосок подскочил и размахивал руками. — Он так сказал?       Юнги метнулся воспоминаниями в тот день.       — нет, он сказал, что я должен верить в него, верить, что он справится сам.       — не нахожу в этих словах «я не хочу тебя видеть больше никогда, проваливай к черту»! — Юнги просто смотрел на него и ничего не говорил. — Эй, Юнги, — Хосок смягчился и присел на корточки перед ним, — что бы там между вами ни случилось, надо попытаться это исправить. Потому что вы, цветочки, друг друга любите, я видел, — он улыбнулся и совсем без шутки, а тепло как умел, — а за любовь надо бороться.       И опять эта дурацкая вода потекла из глаз. Юнги отвернулся и кулаком утер соленые дорожки.       — да, братан, ты совсем не в форме… — Хосок оторопел. — Ты не плакал, даже когда с велика свалился в восемь лет и распорол ногу до мяса.       Юнги отрывисто рассмеялся.       — шрам остался.       — у меня тоже шрам останется на душе от созерцания твоих страданий! — Хосок сгреб его в охапку, и они оба завалились на кровать.       — блять, Хосок, слезь с меня!       — и не подумаю! Тебе нужна дружеская поддержка!       — мне нужен воздух, который ты мне перекрыл!       — ой, извини, — он откатился и просто лег рядом. — Юнги, а ты не думал, что Чимину сейчас тоже плохо?       — что? Почему? Он хотел, чтобы я ушел…       — а ты всегда говоришь то, что хочешь на самом деле? — Юнги замер. — Вот именно. А Чимини у нас хоть и тертый калач, но сладкий пирожок, ну ты понял. Завтра я схожу к нему. Поговорю.       Юнги застонал и закрыл лицо руками. Черт, что же он наделал. Упивался своей болью и не подумал, что Чимину может быть сейчас плохо. А ведь он и так был не в лучшей форме.       — я думал, что ему будет лучше без меня. Что я должен ждать, когда он сам захочет увидеть меня. Что я должен прекратить его оберегать и дать свободу.       — ты должен прекратить его опекать, это другое.       — и когда ты стал таким мудрым?       — а я всегда таким был.       Они лежали и пялились в потолок еще долго.       — ладно, мне пора, — Хосок повернул голову и посмотрел на Юнги. — Все будет хорошо. Чон Хосок все порешает! — Рассмеялся и соскочил с кровати. — Завтра не игнорируй телефон, договорились?       — да.       — ну все, бывай! — Хосок умчался из комнаты. — До свидания, госпожа Мин! — И хлопнул дверью.       ***       Ветер продувал до костей, руки замерзли в карманах. Юнги подумывал купить кофе, но там скопилась очередь из офисных работников, а еще он не хотел, чтобы Чимин заметил его перед собеседованием. Они встретятся позже. Вчера он чуть не выронил телефон, когда от Чимина пришло сообщение. В тот самый момент он сам набирал похожее, но не успел отправить.       После того, как ушел Хосок, мама зашла со стаканом воды и протянула маленькую таблетку на ладони.       — успокоительное. Ты же плохо спишь? — Она и об этом, конечно, знала.       — кошмары, — он проглотил лекарство и выпил воду. В горле пересохло и саднило от слез. — Спасибо.       Мама принесла еще воды, поставила у изголовья кровати, поправила ему одеяло, улыбнулась, выключила свет и ушла. Череда маленьких действий, что несли в себе большой смысл.       Юнги лежал с открытыми глазами и смотрел в темноту. Слезы опустошили его, усталость заволокла разум. Все произошедшее требовало осмысления. Мама, Хосок, Чимин, Чимин, Чимин… Веки отяжелели. Он не стал сопротивляться, закрыл глаза и провалился в блаженный сон без сновидений.       И тут же открыл глаза, но комнату уже заливал солнечный свет. На часах за полдень.       Юнги со стоном привел свое тело в вертикальное положение и уперся взглядом в уже привычную точку напротив. Ресницы слиплись, глаза щипало, и он чувствовал, как опухли веки. Во рту словно кошки нагадили. Он наклонился и потянулся к стакану на полу, руки подрагивали. Пить все равно хотелось, и, собрав все силы, Юнги встал и, покачиваясь, пошел на кухню.       Дома пусто. В холодильнике Юнги нашел бутылку воды и бутылку сока. Он всегда разбавлял сок водой примерно наполовину. Краем глаза он заметил, что на столе что-то есть и повернул голову. Мама оставила ему завтрак. Юнги закрыл холодильник, толкнув дверцу плечом, и осторожно подошел к столу. На тарелке стопочкой громоздились один на другом пышные блинчики.       Юнги присел на краешек стула и уставился на тарелку. Давно он не видел ничего подобного. Осторожно одним пальцем надавил на верхний блинчик. Появилась вмятинка, а когда он убрал палец, вмятинка разгладилась. Юнги улыбнулся, он делал так в детстве. Записки не было. Найди он ее, сильно бы удивился, потому что его мама записок не писала.       Блинчики давно остыли, но сладкий запах все еще висел в воздухе, хотя Юнги заметил это только сейчас. Мама ничего не оставила к блинчикам, либо не посчитала нужным, либо не забыла, что Юнги любил их есть просто так, без джемов и прочего. Оглядываясь на прошедшие дни, он подумал, что все-таки не забыла.       Осушив пару стаканов разбавленного сока, Юнги осторожно поднял верхний блинчик и сначала понюхал его. Легкий аромат ванили. Воспоминания детства перемешались с воспоминаниями о кофе под деревом, маленькой ладони в его руке и самой красивой в мире улыбке. Как же сильно Юнги скучал. Сидя перед тарелкой с блинами, которые его мама испекла в память о прошлом, он понял, что пора от этого прошлого оттолкнуться и спасти свое настоящее, если это еще возможно. И мама и Хосок уверяли его, что все будет хорошо, что все можно исправить, и он решил им верить.       Юнги откусил кусочек и блаженно простонал. Его мама пекла самые вкусные в мире блинчики. И она испекла их для него. И она еще много чего сделала, чего не делала уже очень давно. Из командировки, кажется, вернулась не его мама, или именно его. И он не будет думать, что случилось, а просто будет идти навстречу, и они шаг за шагом будут идти друг к другу. Может быть когда-нибудь они смогут поговорить обо всем и все объяснить. И все понять.       Он не заметил, как съел все блины. Вымыл посуду и вспомнил, что не проверил свой телефон, а Хосок просил быть на связи. Юнги рванул в спальню и выдернул мобильник из розетки. Уведомлений не было. Он закусил губу. Может Хосок еще просто не ходил к Чимину.       Прихватив телефон с собой, Юнги пошел в ванную. Он долго мылся под горячей водой, потом постоял под холодной, покрываясь мурашками, и снова погрелся горячей. И все думал о том, надеялся, молил всех богов, в которых не верил, чтобы Чимин снова оказался в этой ванной и мыл ему волосы, потому что это будет значить, что все хорошо.       Хосок не звонил и не писал.       Хосок не звонил и не писал!       Юнги терпел до вечера. Прибрался в комнате, навел порядок на столе, сменил белье на кровати, разложил вещи в шкафу по цвету, что не заняло много времени, ведь в его гардеробе два цвета, вытер пыль в книжном шкафу и собирался уже постирать шторы, когда не выдержал, схватил телефон и написал Хосоку сам:       «ты разговаривал с Чимином?»       И тот не ответил сию секунду, что заставило Юнги искусать губы в кровь и перемыть чистую посуду.       «да. я у него. приходи. жди внизу»       Мокрыми пальцами он набрал «ок». Потом написал еще одно сообщение:       «встречусь с Хосоком. спасибо за блины, очень вкусно!»       Юнги спешил, хотя Чон не сказал, когда выйдет и сколько ждать. Под окнами Чимина он оказался минут через пятнадцать, запыхавшись от бега. Телефон снова завибрировал. Прочитав сообщение, он не сразу понял, что это не Хосок.       «пусть Чимин приходит в понедельник к десяти утра. я прочитал его тексты, ты оказался прав»       Это папа. У Юнги заколотилось сердце. Папе понравилось, он хотел взять Чимина на работу. А значит ему не придется больше целыми днями стоять за кассой и у него больше не будут болеть ноги. Значит он сможет заниматься тем, что ему по-настоящему нравится и когда-нибудь, Юнги был уверен в этом, Чимин напишет книгу, и это будет самая прекрасная на свете история. Так и будет. Он поднял голову и нашел окна квартиры Паков, на кухне горел свет. Так сильно хотелось подняться, зайти к ним, посидеть вместе…       Распахнулась дверь и вышел Хосок.       — пойдем.       — как Чимин? — Парень не ответил и прошел мимо. — Эй! — Юнги схватил его за рукав. — Что случилось?       — нормально все, он уже успокоился.       — успокоился? — Хосок был зол и взволнован, и Юнги знал ответ, который не хотел услышать, но тот лез в голову и был правдой, сколько от нее не отказывайся. — Чимин плакал?       Он вырвал свой рукав из пальцев Юнги.       — я же сказал, все нормально, он уже успокоился, поел и скоро ляжет спать. Пошли. — И потащил онемевшее тело вниз по улице.       Юнги понадобилось несколько шагов, чтобы понять, что произошло. Все то время, пока он ждал, думая, что поступает правильно, как Чимин и хотел, он делал только хуже. Чимин плакал. Чимин не ел. Чимин был один.       Юнги уперся ногами в асфальт, потом резко крутанулся на пятках и, медленно разгоняясь, побежал обратно. Он должен увидеть его, должен сам убедиться, что с ним все в порядке. Должен попросить прощения. Должен умолять и все исправить, искупить каждую слезу, скатившуюся из глаз-полумесяцев и унесшую радость.       — куда! А ну стой, болван! — Хосок схватил его за шиворот, и ворот куртки затянулся на шее, заставляя хватать ртом вдохи, количество которых ограниченно без Чимина и становилось все меньше.       — к нему. Пусти.       Дрожащими пальцами Юнги нашел язычок молнии и дернул вниз, потому что каждый вдох принадлежал Чимину, и расходовать их даром преступление.       — не пущу! — Хосок обхватил его поперек туловища. — Ты только хуже сейчас сделаешь!       Хуже? Это еще почему? Глаза застилал туман.       — почему? Я должен попросить прощения.       Хосок был очень зол, и эта злость придавала ему сил. Он крутанул Юнги и повернул к себе лицом, крепко удерживая за плечи.       — вы такие идиоты! Оба! Вы мне одно и то же в уши льете! Ты говоришь, что обидел его, а он говорит, что обидел тебя! — Хосок размахивал руками и повышал голос. Его слова до Юнги доходили с задержкой, словно они находились в разных галактиках, а не смотрели друг другу в глаза.       — почему? Это же не так…       — так, Мин Юнги, возьми себя в руки! Слышишь меня! — Хосок потряс его за плечи. — Сейчас мы пойдем ко мне и там поговорим. Ясно? — Его тон не предполагал возражений, и, хотя Юнги отчаянно хотел вырваться, остатки здравого смысла заставили его кивнуть и на ватных ногах пойти за Чоном, от которого волнами исходила злость перемешанная с беспокойством.       В такие моменты с ним случалась странная вещь. Он словно отделялся от собственного тела и смотрел на все со стороны. Вот сейчас он думал, о том, испытывают ли люди чистые эмоции или они доступны только пакетом по акции? Злость плюс страх, радость плюс грусть, вина плюс стыд — вместе дешевле, не забудьте предоставить карту на кассе.       Хосок держал его за локоть и вел в сторону своего дома. Постепенно его хватка из стальной становилась более мягкой, а потом Юнги почувствовал, как друг незаметно гладит его по куртке.       Они поднялись в квартиру. Хосок крикнул родителям, что он дома, добавил, что Юнги поздоровался, просто голос у него тихий, и уволок в свою комнату, хлопнув дверью. Усадил на кровать, сам взял стул и сел напротив. Неловко.       — ты чего? — Юнги отодвинулся.       — ты как? — Хосок пододвинулся.       — нормально.       — уверен?       — и буду еще увереннее, если ты прекратишь попытки сесть на меня верхом.       Хосок сощурил глаза, помолчал и медленно отодвинулся.       — ладно.       — ты сказал, что мы придем к тебе и поговорим.       — да, — вздохнул он и потер виски пальцами. — Короче, я пришел в магазин, встретил Чимина. Выглядел он, ну, не очень. И общаться вроде хотел, а вроде и нет. Я уговорил его кофе выпить. Мы вышли, сели на скамейку под деревом. Он стаканчик двумя руками держал и все равно чуть не расплескал все, ей богу. Я спросил, что у вас случилось, а он мне врет, что ничего не случилось, а у самого уже губа дрожит. Раскололся только, когда я красочно описал, что ты не в лучшей форме. Я этим не горжусь! — Хосок в защитном жесте поднял ладони вверх. — Но надо же было его как-то разговорить! Он разволновался, пальцы сжал, побледнел еще сильнее и давай рыдать, что он тебя прогнал, что ты о нем заботился, а он тебя обидел. И вот так мне это кое-что напомнило, что я наконец-то понял, какие вы оба идиоты! — Сидеть на месте он уже больше не мог и стал ходить по комнате туда-сюда размахивая руками. — Он рыдает, я его успокаиваю, говорю, что ты, балда, его любишь и все дела. Ну все что надо, говорю, сам понимаешь! А он глазищи свои на меня поднимает и говорит, что он не заслуживает, чтобы его любили! — Сердце Юнги сжалось, он поднялся на ноги и только собрался сделать шаг к двери и еще сколько угодно шагов к своему раненому мальчику, как Хосок толкнул его пальцем в грудь и усадил обратно. — Нет! Даже не думай! Нет, ну ты совсем идиот или это любовь мозги отшибла?! Я его еле успокоил, так что давай мириться, но медленно, осторожно и аккуратно, он у нас цветочек нежный. Усек?       — он сильный.       — а я и не сказал, что он слабый. Доставай телефон и пиши ему сообщение. — Юнги еле вытащил телефон из заднего кармана джинсов и посмотрел на Хосока. — Ну, чего ты смотришь на меня? Пиши давай!       — что мне написать? — Мозги отшибло, сердце болело, руки дрожали.       — а я откуда знаю! — Хосок всплеснул руками. — Я же свечку не держал! Не в курсе как вы там милуетесь! — И было бы смешно, если бы не так горько. — Ну, Юнги, соберись! И не вздумай мне тут упиваться чувством вины!       Стеклянным взглядом Юнги смотрел на фотографию на заставке, потом открыл папку сообщений и увидел последний чат. Папа. Он открыл чат с Чимином и написал:              «Чимин. в понедельник в десять утра будь по этому адресу. там работает мой отец и он хочет предложить тебе работу и обсудить детали. пожалуйста, прошу тебя, просто сходи! я понимаю, что не должен решать за тебя! но… просто сходи, хорошо? это моя просьба.»       — это хорошо, конечно, — Хосок заглядывал через плечо, — но добавь еще, что скучаешь. Ты же скучаешь?       — очень сильно.       — ну вот и скажи ему об этом.       Они посидели в тишине. К Юнги постепенно начали возвращаться обычная скорость восприятия и реакций. Он словно вынырнул с темного дна холодного озера.       Чимин ответил.       — ну что там? — Хосок кусал большой палец на руке и дергал ногой.       — написал, что тоже скучает.       Чон застонал облегченно, сполз со стула и улегся на пол, раскинув руки и ноги звездой.       — какие же вы, блять, влюбленные идиоты…       Юнги лег рядом, и они вместе смотрели в потолок. На нем все еще бледно светились зеленым звездочки, которые они прилепили, когда им было лет по восемь. Госпожа Чон тогда была, мягко говоря, не в восторге.       — так, я первый в душ, потом ты, — Хосок встал, прикидываясь, что он дед, и на вопросительный взгляд Юнги продолжил, — даже не думай, что я оставлю тебя без присмотра! Ты выкинешь какую-нибудь глупость, а мне потом с этим разбираться? Ну уж нет, сыт по горло, и других проблем хватает! — И продолжая брюзжать, крепко вжившись в роль, Хосок вышел из комнаты.       И чем, Мин Юнги, ты заслужил такого друга?       «останусь сегодня у Хосока. правда»       Ответ пришел быстро.       «надеюсь, с тобой все хорошо»       «да, мам, все в порядке. я написал Чимину»       «ты молодец, котенок»       ***       Обещание Хосока не оставлять его без присмотра, было пустым трепом, чего и следовало ожидать, потому что спал этот парень как убитый до самого обеда. И то, что он забрал телефон Юнги и положил себе под подушку, да, именно под подушку, вызвало лишь желание закатить глаза, что Юнги не преминул сделать, а утром без труда вытащил его из этого «надежного» места под раскатистый храп хозяина комнаты.       Все утро Юнги листал ленту вакансий, пытаясь понять, чем бы он хотел заниматься. Пора было решать, что ему делать со своей жизнью дальше. Как вообще люди принимают подобные решения? Казалось, душа не лежала ни к чему, и талантов ни к чему тоже не было. Вот Чимин пишет, Хосок грезит сценой, а Юнги уткнулся лицом в подушку.       Интересно, может Хосок проспать весь день? Узнать этого не удалось, потому что госпожа Чон через дверь сообщила сыну, что если он не поднимет свою задницу от кровати, то останется без обеда. И ужина. Но удалось выяснить, что Хосок обладал удивительной способностью не реагировать во сне ни на какие звуки, кроме голоса своей матери. Или это навык выработанный годами и закрепленный положительным, а скорее отрицательным, подкреплением?       Открыв глаза, он, казалось, удивился, обнаружив в своей кровати кого-то еще, и пару секунд потратил на узнавание, а потом широко улыбнулся:       — доброе утро!       — день.       — душнила. — Хосок вытянулся как кот и громко зевнул. Сел на кровати и увидел телефон у Юнги в руках. — Так. Без резких движений, положи и толкни ко мне.       — полицейская академия приснилась?       — ты мне зубы не заговаривай. Делай как сказал.       — а то что? Наручники на меня наденешь?       — о нет! В эти игры ты с Чимином будешь играть, — Хосок закрыл лицо руками. — Черт, иногда я не рад, что моя фантазия такая быстрая и яркая…       — фу, блять, Хосок! — Юнги пихнул его ногой и бросил телефон на одеяло. — Забери! Я не писал Чимину и не звонил!       Оба сидели с пунцовыми щеками.       — это когда-то перестанет быть таким неловким?       — не знаю.       — а Чимин не рассердится, что мы, ну, спали в одной кровати… — У Хосока покраснела даже шея.       — только не говори мне, что ты думаешь, будто у меня на любого парня встает.       — не думаю я так! Да я вообще об этом не думаю, ясно!       — вот и хорошо.       Они помолчали, но Юнги чувствовал, что это ненадолго.       — ну спрашивай уже что хотел.       — а как ты вообще понял, что тебе парни нравятся? — Хосок повернулся к нему и сел скрестив ноги. — Ты вроде по девочкам был.       — мне не парни нравятся, мне Чимин нравится.       — хм… И тебя не смущает, что он все-таки парень и у него есть ты понял что?       — член? Давай, Хосок, не припомню, чтобы тебя прежде смущало это слово.       — не смущало, потому что раньше мы говорили о любви только к собственной части тела! — Уши тоже начали алеть. — А теперь выясняется, что тебе нравится эта часть тела у другого парня!       — так, стоп! — Юнги потер виски. — Мне нравится Чимин целиком и полностью, и я не делю его на части. Так понятно? — Хосок выглядел примерно, как на уроке математики, когда ему не давалось уравнение.       — понятно… А как вы, ну, занимаетесь… Ну, кто из вас, эм…       — ты серьезно хочешь обсудить, кто из нас сверху?       Хосок прикусил губу, вдохнул глубоко и будто с вышки прыгнул:       — интересно пиздец как… — Юнги вытаращил глаза и открыл рот. К такому его жизнь не готовила. — Да мне любопытно просто! Я не извращенец!       Юнги продолжал молчать и Хосок начал ерзать на кровати и медленно тянуть на себя одеяло, видимо, наивный, надеялся спрятаться под ним.       — так, ладно, забудь, я понял, хуйню спросил, но просто вы мои единственные знакомые парни, кто вместе, и мне было интересно, и я не смог сдержаться, прости, это было некрасиво… — Каждое слово было тише предыдущего, и Хосок реально свернулся на кровати калачиком и укрылся одеялом с головой, оставив снаружи один нос.       — нечего рассказывать. Эй, Хо, — Юнги потыкал в одеяло там, где должно было быть плечо.       — нечего? — Показался один глаз.       — нечего. Не было у нас секса. Но, пожалуйста, прошу тебя, бога ради, не спрашивай ничего больше, потому что я не смогу ответить, как это будет, и кто где окажется, ясно? Мы не говорили об этом. И как я хочу, тоже не спрашивай!       Хосок захлопнул рот и снова сел, закинув одеяло на голову.       — волнуешься?       Юнги задумался. Если честно, он сейчас просто волновался за Чимина, но после этого разговора вопросы, которых он тщательно избегал, снова выплыли наружу.       — может и не о чем волноваться. Может Чимин и видеть меня не захочет.       — не говори ерунды! Он же вчера написал, что скучает!       — написал.       — все будет хорошо, — Хосок сгреб Юнги в медвежьи объятия и захихикал, — моя омежка.       — да пошел ты!       ***       Чимин показался на другой стороне улицы задолго до часа его собеседования. Остановился, посмотрел на дверь кофейни, сделал пару неуверенных шагов вперед и потоптался перед входом в издательство.       Он пришел, как и обещал. Страх, что гнал Юнги сюда ранним утром, что заставлял стоять на холоде и кусать губы, отпустил стальную хватку на его горле и позволил вдохнуть немного глубже. Чимин пришел.       Они не виделись неделю. Семь дней Юнги не видел Чимина, не разговаривал с ним, не прикасался к нему. То, что по глупости казалось незыблемым, оказалось хрупким. Как и сам мальчик. В своей куртке не по размеру, он выглядел еще меньше, чем неделю назад. Порыв ветра толкнул его в спину, и Чимин втянул голову в плечи. Так сильно хотелось наплевать на все, подбежать к нему и обнять, спрятать.       Но еще один порыв толкнул Чимина в спину, заставив сделать шаг к дверям издательства. Мальчик взялся за ручку двери, распахнул ее и скрылся внутри. Юнги остался один.       Он любил быть один, это правда. Но не сейчас. Потому что Чимин тоже остался один.       В субботу он ушел от Хосока под вечер, после того, как дал клятвенное обещание, что не наделает глупостей. Хосок опять переигрывал. Мама была дома, они вместе смотрели какой-то дурацкий сериал по телеку. Свой телефон он проверял каждые пять минут. Ладно, кого он обманывает, каждые две. Мама ничего не сказала, просто уложила головой к себе на колени. Юнги уснул.       Проснулся там же, на диване, укрытый пледом. Телевизор выключен, дома темно и тихо. Свет от экрана заставил зажмуриться — три утра. Прекрасное время для того, чтобы пялится в потолок и думать о том, о чем в другое время думать никто не станет.       Юнги давно заметил, что он ночью и он днем, это немного разные люди. Днем нужно было жить свою жизнь, делать то, что надо делать, соответствовать стандартам, которые он часто сам же себе и поставил. Но с приходом ночи он чувствовал себя свободнее, он мог быть самим собой, а не тем, кем его вынуждала быть его жизнь. Не надо было беспокоиться о завтрашнем дне, о том, как себя вести, как поступить правильно. Ночь была для него местом, где можно все, без ограничений. А так как все границы находились в его голове, то ночью он мог думать о чем угодно, не отдергивая себя. Он был один, он был в темноте, он был в тишине. Полная свобода мысли.       Их утренний разговор с Хосоком не давал покоя. Днем он не позволял себе думать об этом, потому что страх того, что они с Чимином вообще не помирятся и никаких «их» вообще не будет не отпускал, и заверения друга не могли его успокоить. Ничто не могло успокоить, кроме ощущения Чимина в своих руках. Юнги представил мальчика в объятиях. Тепло и тяжесть тела, что могло бы лежать сейчас на нем сверху, его запах, мерное дыхание. Иллюзия была такой реальной, что он поднял руки и попытался обнять образ. Почти получилось.       Ложью будет сказать, что он не думал о сексе с Чимином. А ночью не врут, тут только правда. Не делали легче воспоминания о лице напротив полном удовольствия, о приоткрытых губах и стонах, что с них срывались, о гладкой горячей коже под ладонями.       Он смотрел порно. Даже читал статьи в интернете, как подготовить партнера или подготовиться самому. Безусловно полезная информация. Но вопрос «кто сверху» вставал ребром. А еще вставало кое-что другое, и эти размышления для Юнги всегда кончались одинаково — поиском салфеток рядом с кроватью.       Но если быть честным, а ночь время честности, и задай Хосок этот неудобный вопрос в это свободное для мыслей время, то вероятно получил бы ответ. В своих фантазиях Юнги видел Чимина под собой. Но никто бы не узнал даже в темноте ночи, что еще он видел запрокинутую голову, выгнутую спину и разведенные ноги.       А Чимин фантазировал? Почему они не говорили об этом? А если он видел все то же самое, но с точностью до наоборот? Его самого лежащего на спине с раскинутыми в стороны ногами?       Волна дрожи прокатилась по телу, когда он представил такого себя. Нет, будь честен, Мин Юнги, сейчас же ночь, ты не врешь себе ночью, только не ночью. В дрожь тебя бросило от образа Чимина, что нависает сверху, ведет своей рукой по твоей белой-белой коже, оглаживает выступающие тазовые косточки и закидывает твои ноги себе на плечи. Его прикосновения нежные, слова нежные и взгляд нежный, но ты видишь на дне его глаз то, о чем никто не знает, может даже он сам, там плещется сила, которой ты, Мин Юнги, кажется, не против подчиниться.       — блять… — Простонал Юнги сквозь зубы.       Они должны поговорить об этом. Если… Нет, нет! Когда! Когда они все исправят!       Юнги пошарил рукой на кофейном столике.       ***       Утром он ушел к отцу. Они сто лет проторчали с Ёнсу на детской площадке. Юнги со стороны смотрел, как папа катал малявку на качелях, как он ходил от песочницы до карусели, держась за палец взрослого, как отец разговаривал с тем, кто еще и двух слов связать не может. Спасибо, что они не пытались привлечь Юнги к этим играм, потому что он, откровенно говоря, не привык к новому крошечному человеку в своей жизни, который еще по иронии судьбы был его братом. У Юнги двадцать лет не было брата, а теперь вот есть. Странно это. Хотя пришлось признаться себе, даже при свете дня, что малявка ему нравился. Забавный.       Ёнсу уснул на руках у папы и был уложен в коляску, где тут же напускал слюней на свой яркий костюмчик. Будет что рассказать карапузу через пару лет, подумал Юнги и ухмыльнулся. Папа предложил подняться домой, но смог уговорить своего взрослого сына только на стаканчик кофе навынос. Юнги сам не знал зачем пришел сегодня. Просто тревога гнала его. Пока идешь куда-то, думаешь о чем-то, говоришь с кем-то легче сопротивляться желанию идти к Чимину, думать о Чимине и поговорить с Чимином. Но Юнги уже терял терпение и готов был послать ко всем чертям Хосока и все его аргументы, которыми он заставил пообещать его подождать немного, хотя бы до понедельника.       — Чимин придет завтра? — О нет, пап, давай не будем говорить об этом мальчике, ну нет же сил.       — да, придет к десяти, как ты и просил.       — отлично! Очень хочу лично встретиться с тем, кто написал все эти тексты!       «а уж я-то как хочу…» — Но вслух, конечно, ничего не сказал.       А подскочил на ноги, попрощался с отцом, который явно не понимал, что вообще происходит с его старшим сыном, который в отличие от младшего говорить умел, но понять его было невозможно, и пошел дальше.       Телефон Юнги специально затолкал на самое дно рюкзака, наивно полагая, что это может его спасти от постоянного ожидания звонков и сообщений. Он ждал. Уселся на заборчик у выхода из студии искусств и ждал, когда у Хосока закончится репетиция. К концу получаса он знал, сколько ступеней ведет в здание, сколько там окон, расписание занятий всех мастерских, как зовут охранника на входе и всех его детей и внуков.       Наконец двери репетиционного зала открылись, и актеры начали выходить наружу, холл с высокими потолками, в котором Юнги обосновался после того, как закоченел на улице, заполнился шумом шагов и голосов. Он узнал нескольких своих одноклассников, некоторые даже кивнули ему. Потом из зала выпорхнул Сону, щебеча что-то высокому парню. Он заметил Юнги, когда проходил мимо и смерил высокомерным взглядом. Одним из последних зал покинул Хосок и даже сумел не подать виду, что удивлен присутствию своего хмурого друга. Что ж, его актерские навыки улучшились, похвально.       Они вместе поели в закусочной, и Хосок ни на минуту не прекращал рассказывать о спектакле, его роли и всей этой театральной чепухе. Юнги пропустил мимо ушей буквально все, но белый шум, что был создан этим культурным достоянием, успокаивал.       — от Чимина что-то было? — Это первое, что Юнги реально услышал и на что адекватно отреагировал, когда они уже валялись на кровати у Хосока в комнате.       — нет.       — я так и подумал.       — почему?       — твой внешний вид весьма красноречив. — Юнги вздохнул. — Ладно, надо узнать, как у него дела. Я ему позвоню. Сиди тихо!       Хосок подскочил, воодушевленный своей идеей, и схватил телефон. Юнги не успел ничего сказать, хотя и не смог бы, мысли метались в голове, отскакивая как мячики от черепа, и поймать их было невозможно. Единственное, что он успел сделать, так это сесть на стул и вцепиться в сиденье пальцами, как в свое единственное спасенье, а Хосок уже бодро болтал в трубку.       — пирожок, как дела?       Трубка ответила ему, но Юнги не слышал голоса и подался вперед. Стул опасно накренился.       — все в порядке, ага. На работе? — Хосок смотрел Юнги в глаза и внимательно слушал.       — поставь на громкую, — одними губами произнес Юнги.       Хосок нахмурил брови и отвел взгляд.       — плохо себя чувствуешь?       Юнги резко встал, и ножки стула громко проехались по полу, он рванул к двери и уже схватился за ручку, когда Хосок, прикрыв динамик рукой, прошипел:       — Мин Юнги, быстро и тихо опустил свою задницу обратно. Он просто взял выходной, чтобы отдохнуть перед собеседованием, — а после этой гневной тирады, которая реально заставила Юнги снова сесть, убрал руку и как ни в чем не бывало пропел в трубку, — о! Желаю удачи! Файтинг! — Его актерские навыки действительно улучшились.       Да, Мин Юнги, нервы у тебя ни к черту.       — Чимини… ты поел, ага, это хорошо, — Хосок посмотрел на Юнги и кивнул. — Зачем я повторяю за тобой? — Глаза парня расширились и забегали по комнате в поисках правдивого ответа. — Я не повторяю за тобой! — Возможно Юнги поторопился с выводами на счет его прогресса.       Юнги отчетливо услышал из трубки смех Чимина. На самом деле он услышал колокольчики райского сада, потому что его душа чуть не покинула тело, стремясь на их зов.       — ты смеешься! — И Хосок расхохотался, возвращая душонку Юнги обратно в бренное тело. — Приятно это слышать!       — поставь на громкую! — Юнги схватил Хосока за руку, намереваясь самостоятельно нажать на проклятую кнопку, которая могла подарить ему небесное наслаждение услышать голос своего ангела.       — блять, Юнги, отцепись! Сейчас включу! — Прошептал Хосок и ткнул в экран, а потом продолжил уже громко. — Ничего странного! Я просто соскучился!       — мы виделись позавчера!       Чимин. Смех в голосе. Юнги закрыл рот рукой.       — вот именно! Позавчера! — Продолжил Хосок весело.       — я тоже соскучился. — А в этих словах сквозила грусть, и Юнги прикусил пальцы, чтобы не крикнуть, наплевав на все, как он тоже сильно соскучился. — Как твои репетиции?       — все отлично! Я лучше всех, отвечаю! Вы с Юнги обязаны прийти на спектакль и увидеть мой ослепительный талант перевоплощения! — Юнги закатил глаза и фыркнул.       — конечно, я очень хочу это увидеть! — Хосок состроил гримасу и показал Юнги средний палец. — Ладно, пирожок, созвонимся! Не пропадай и хорошо кушай!       Нет! почему он прощается, не так быстро! Юнги замотал головой и сложил руки на груди в умоляющем жесте, но Чимин попрощался и сбросил вызов.       Они оба стояли друг против друга и молчали. Юнги сжал челюсти так, что желваки заходили, а кулаки сжались сами собой. Если Хосок решил взять реванш за все их препирательства, то выбрал явно самый неподходящий момент. Тот почувствовал, что перегнул палку, сделал шаг назад и поднял руки в примирительном жесте. Да только ничто тебя, Чон Хосок, уже не спасет, и мир не узнает о твоем «ослепительном таланте перевоплощения». Однако, этот засранец точно родился под счастливой звездой, потому что телефон в рюкзаке Юнги ожил, и он метнулся к нему, решив разобраться со своей жертвой позже.       «мы можем завтра поговорить?»       Чимин.       Юнги возблагодарил автонабор на телефоне, потому что не мог напечатать два слова, постоянно тыкая не в те клавиши.       «конечно, птаха»       — я же говорил, что надо подождать, пока он будет готов! — Голос Хосока прозвучал над самым ухом, пока его нос лез туда, куда не надо.       Юнги заблокировал телефон, надеясь, что его любопытный друг не успел прочитать то, что ему не следовало, он был не готов делиться ни с кем теми личными словами, что были у них с Чимином.       «я вижу только тебя, хён»       Экран снова засветился, и Юнги прижал его к груди и сделал несколько шагов к стене. Хосок закатил глаза и плюхнулся на кровать.       «я вижу только тебя»       Мин Юнги сполз спиной по стене, упал на пол и облегченно выдохнул, глядя в потолок, где он видел глаза-полумесяцы. Ты умом тронулся, Мин Юнги.       ***       /трек Ryuichi Sakamoto «amore» /       День захотел быть солнечным. Юнги оторвал глаза от дверей издательства, куда неотрывно смотрел уже… Сколько времени? Без Чимина мир исказился. А вот небо было ослепительно ясным и ярким, таким высоким, что никогда не достать. Не достать ему, Юнги, а вот Чимин достанет, потому что у него крылья. Отчаянно хотелось увидеть, как он будет смотреть в это небо, и его губы тронет улыбка, та самая, что внутрь, та самая, что хотелось разгадать, та самая, которую хотелось оберегать теперь.       Юнги снова посмотрел через улицу и увидел. Увидел Чимина и его улыбку. Мальчик стоял прямо перед ним, полы его куртки трепал ветер, а он поднял голову к небу и смотрел. И улыбался. И Юнги знал, что сейчас он этот момент бережно берет своими маленькими руками и прячет в коробку хороших воспоминаний к другим, которые хранил в своем сердце. Это самое дорогое, что у него есть. И он самый богатый в мире человек, пусть его кошелек почти всегда пуст.       Еще один порыв ветра заставил Чимина запахнуть куртку. А потом он посмотрел прямо на Юнги. Сердце подскочило к самому горлу и затрепыхалось там, угрожая выскочить и по холодному асфальту покатиться к мальчику, что стоял на другой стороне улицы и просто смотрел. Юнги сглотнул, качнулся вперед, но шаг не сделал, закусил губу. Страх сковал его.       Как в замедленной съемке в дурацком кино Юнги смотрел — Чимин оглянулся по сторонам, перебежал улицу, остановился напротив. Он облизнул губы, на нижней ранка, опять содрал корочку. Лицо изменилось, скулы обострились, глаза словно стали больше, а кожа почти сравнялась по цвету с его собственной. Сердце сделало новую попытку выбраться наружу и броситься в любимые руки, но кулак сквозь ребра толкнул его обратно.       — ты отдал мои письма! — Удар. — Они были для тебя! — Удар. — Только для тебя!       Глупое сердце замерло, биться не было больше смысла. Чимин не простит. Сам бы он не простил такое предательство.       Но Чимин не такой как он. Чимин добрый. И этот мир совершенно его не достоин, уж точно не один безнадежный Мин Юнги. Если бы только у него был шанс! У каждого должен быть шанс, хотя бы один…       — Юнги! — Чимин ударил еще раз и прижался к тому месту, куда опускался его кулак, прижался и заплакал. — Прости меня, прости, пожалуйста, что я прогнал тебя, что обидел.       Сердце, обливаясь кровью, отчаянно стучало в грудную клетку и хотело только одного.       — пташка, — Юнги обнял Чимина, погладил по спине, по волосам, по щекам и заглянул в глаза, истекающие слезами, — это ты прости, это я тебя обидел. Не верил в тебя. А еще скрыл про письма… Но там не все! — Он сжал пальцы Чимина в своих ладонях. — Там не все! Самое важное, я оставил только себе, я до тебя жадный… — Сглотнул и прижался лбом ко лбу Чимина.       Шанс, который он не упустит. Юнги не верил в чудеса, но верил в одно чудо, что прижималось к нему сейчас и улыбалось сквозь слезы. Мир бесстрастен, ему дела нет до наших чувств и желаний, напротив справедливости одного всегда стоит справедливость другого, и мы не можем знать, что будет дальше. Но вот этот момент, тот, что происходит прямо сейчас, он принадлежит нам, и это и есть наша жизнь. Юнги чувствовал, как его сердце, то самое глупое, но его сердце, зажглось, стало греть и светить. И зажег его мальчик, который улыбался внутрь, внутрь Мин Юнги. Его радость. Он будет его беречь.       Болезненно искаженный мир исправился. Или вконец исказился. Да какая разница, если весь его мир перед его глазами, в его руках.       — я вижу только тебя.       — я вижу только тебя.