Оберегая радость

      Чимин сидел в кофейне. Вечер Сочельника. Рождественская музыка мягко лилась из динамиков, перемешиваясь с разговорами и смехом, перемешиваясь с ароматом молока и корицы, мерцанием свечей и фонариков. Все заполонил зеленый и красный, но белого не было, снег так и не выпал. А Чимин ничего этого не замечал, он сидел за длинным столом, смотрел в окно и ждал. В темном стекле отражался он сам и кафе у него за спиной, но одновременно он видел прохожих на улице, проезжающие машины и дома напротив. Мир внутри и мир снаружи наложились один на другой, и можно было видеть их одновременно, если чуть расфокусировать взгляд. Но если сфокусировать обратно, то приходилось выбирать, на что смотреть. Чимин улыбнулся своим мыслям, и его внутренний мир, отразившись в стекле, наложился на те два, что уже там были.       Он вырвал из блокнота листочек. Чимин все еще писал для Юнги письма, несмотря на то, что они виделись почти каждый день. Юнги встречал его после работы, они вместе ужинали в закусочной или у кого-то дома, иногда Хосок просил забрать его с репетиции и умолял поговорить о чем-то не связанном с пьесой, но в итоге сам весь вечер болтал о постановке. До премьеры осталось несколько дней, парень был как на иголках, хотя и старался не подавать вида.       В их компании есть было не трудно. Запах еды перестал вызывать отвращение, и каждый проглоченный кусочек больше не падал камнем на дно желудка. Но Чимин все равно ел осторожно и мало, потому что переедания страшился больше голода. Его сложные отношения с едой не стали проще одним мигом. Да, с едой у него были «отношения», еда не была для него просто источником энергии или тем, что могло принести удовольствие. Но он точно знал, что не хочет проходить через кризис снова. И он был благодарен Юнги, что тот не давил, не пытался накормить через силу, не сердился, вообще не поднимал эту тему, а просто улыбался, когда Чимин ел и подкладывал вкусные кусочки. А ради этой улыбки Чимин был готов на все. А еще ради тех прикосновений, которые Юнги дарил ему, когда они оставались наедине, вдвоем, за закрытыми дверями.       Они так много целовались, до онемения губ, до сбитого дыхания. Вот чем Чимин на самом деле хотел питаться каждый день. Первое время он стеснялся своей худобы и торчащих костей, прятал ужасно тонкие запястья в длинных рукавах, мягко отводил руки Юнги, когда тот пытался дотронуться до него под одеждой. Юнги смотрел внимательно в его извиняющиеся глаза, обнимал крепче, шептал, что все хорошо и целовал снова, а Чимин думал, что вероятно спас вселенную в прошлой жизни, раз в этой его так сильно любил Мин Юнги. И он очень сильно любил в ответ. Чимин даже не знал, что в нем столько нерастраченных чувств, столько нежности и ласки. Но и страсти в нем было достаточно. Однажды, когда ему самому перестало быть больно смотреть на себя в зеркало, Чимин взял ладонь Юнги и осторожно положил себе на грудь под футболку. И впервые вживую увидел, как быстро расширились чужие зрачки. Юнги замер, затаил дыхание, его ладонь подрагивала, и Чимин не выдержал, прошептал — пожалуйста… Просить дважды не пришлось.       День за днем Чимин чувствовал себя сильнее, его кожа перестала быть серой, на щеках появился легкий румянец. Чем крепче он становился, тем крепче Юнги его обнимал, тем смелее трогал. И Чимин бы солгал, если бы сказал, что ему это не нравилось. Они ласкали друг друга и наслаждались. Замечая, как Юнги реагировал на него, какой он становился жадный, в Чимине что-то менялось.       В полумраке комнаты, раскинув полы рубашки в стороны, едва успокоив дыхание, прошептал вопрос, волновавший его:        — Юнги, тебе нравится мое тело?        — малыш, ты мне просто нравишься.        — ответь на мой вопрос нормально!       Кошачьи глаза смотрели хитро, но с поволокой. Он провел пальцем по пухлой надутой губе и хрипло ответил:        — мне очень нравится твое тело. Так сильно нравится, что я хочу расцеловать каждый его сантиметр и вылизать языком, а иногда мне кажется, что я готов тебя просто съесть.       Только воспоминание этих слов завязывало внизу живота томительный узел. И Чимин хотел больше.       Он не занимался прежде сексом. Его первый поцелуй случился совсем недавно! И, если честно, Чимин не думал, что его первый раз будет с парнем. Он вообще не представлял свой первый раз. Но сейчас мечтал об этом с Юнги, грезил, хоть и было очень страшно. Он смотрел порно. Читал статьи в интернете о том, как сделать все правильно и безопасно. Только был один важный вопрос — а кто сверху? Конечно, надо было поговорить об этом с Юнги, но в глубине души Чимин ответ знал. В первый раз он хотел, чтобы Юнги о нем позаботился.       Вечерами, закрывшись в ванной, чего не принято было делать в их с дедушкой доме, Чимин осторожно изучал свое тело. Снаружи и изнутри. Он хотел знать, к чему ему готовиться. Представляя Юнги, представляя то, что тот мог сделать с ним, он возбуждался так сильно, как никакое порно его прежде не заводило. Вскоре он понял, что грез ему недостаточно.       — здесь не занято? — Чимин вздрогнул и поднял голову. Молодой парень указывал на свободное место и улыбался.       — только один стул занят, — он улыбнулся в ответ, — я жду друга.       — спасибо! — Парень махнул рукой девушке у входа. Они сели, оставив свободным одно место.       Друга. Да, Юнги был ему самым близким другом, не поспоришь. Только друзья не делают то, что делали они. Хранить свою интимную жизнь в секрете нормально. Эти парень с девушкой тоже хранили. Но при этом другие люди, глядя на их сомкнутые руки, о существования этих самых интимных отношений знали. Они же с Юнги не могли допустить, чтобы у кого-то возникли такие мысли о них. Никто не должен был подумать, что они вместе, когда они были рядом. И это было сложно. Сложно было скрывать всю ту любовь, что они друг к другу испытывали. Чимин часто забывался, он тянулся к Юнги, ему хотелось к нему приласкаться, коснуться, обнять, он позволял себе положить подбородок на его плечо, провести носом по шее, спрятать лицо на груди. Юнги не отталкивал его, но всегда был осторожнее и старался эти знаки внимания свести к проявлению привязанности младшего к своему хёну. Ирония в том, что хёном Чимин называл его только в особых случаях, тех самых, о которых никто не должен был подумать.       Карандаш завис над листком из блокнота, Чимин так глубоко задумался, что забыл про него. Он моргнул и оглянулся. Почти все места в кафе были заняты парочками или компаниями, они улыбались, смеялись и выглядели очень счастливыми. Уютно, красиво, рядом близкие, завтра выходной, есть от чего быть счастливыми, Чимин прекрасно это понимал. Вот только Юнги все не приходил.       Обычно все было наоборот, и на работе задерживался Чимин, а Юнги ждал его. Как же приятно, когда тебя ждут. Чимину нравилась его работа, но уходить с нее и видеть Юнги на другой стороне улицы нравилось еще больше. Он стоял на том самом месте, где и в день собеседования. Дурные воспоминания сглаживаются и постепенно пропадают, но воспоминания о радости всегда свежи и ярки. И Чимин прекрасно помнил, как воскрес в тот день.       Юнги тоже нашел работу, точнее, она сама нашла его. Он устроился в общественный центр помощником тренера. Ему предложили эту скромную должность после того, как он пару раз сходил туда поиграть в баскетбол, «вспомнить, как держать мяч», как он сам сказал. Оказалось, что «держать мяч» у него получалось так хорошо, что среди местных подростков быстро разлетелся о нем слушок, и на тренировки стало ходить вдвое больше народу. А еще больше местных ребят прибегало после тренировок, чтобы просто поиграть с ним на уличной площадке. Чимину довелось увидеть однажды, как Юнги преображался во время игры, и прекрасно понимал почему мальчишки смотрели на него, раскрыв рты и затаив дыхание, а слушали так, будто он несет истину. А еще Чимин заметил легкую, едва уловимую улыбку на его губах, когда у пацанов что-то получалось.        Сегодня в общественном центре был Рождественский праздник, возможно, это и задержало Юнги.       Они сами только встали со школьной скамьи, но так быстро шагнули во взрослую жизнь, что даже страшно, если задуматься. И Чимин старался не думать. На самом деле, несмотря на все, что случилось, он знал, что эта осень самая счастливая в его жизни, и он ее никогда не забудет. Пройдет год, и следующей осенью он будет чувствовать что-то особенное внутри, и еще через год, и потом. Он знал. Радость всегда идет рука об руку с грустью, но так она становится еще слаще. Трепетное ощущение зыбкости мгновения делает его драгоценнее. Осень для Чимина навсегда будет наполнена радостью и доброй грустью. Осенью распустилась их с Юнги любовь, осень принадлежит им.       Глупый Пак Чимин улыбнулся сам себе. Глупый Пак Чимин, ты еще не пережил с Юнги зиму, не встретил весну и не насладился летом. Жизнь не прямая линия от точки до точки, жизнь спираль. Год за годом мы движемся по знакомой дороге — не успел что-то сейчас, будет новый виток. Когда все увянет, наступит покой, а за ним возрождение. От этого спокойно, правда, Пак Чимин? В этом пути у тебя есть, кого держать за руку, и прогулка будет долгой, да, Пак Чимин?       В руках он крутил маленькую черную коробочку. Это подарок для Юнги. Его первый подарок с первой зарплаты в издательстве на первое их совместное Рождество. Ничего серьезного, но Чимин очень хотел, чтобы Юнги понравилось…       — пташка… — Прозвучало тихо у самого уха. Чимин вздрогнул и резко повернулся на стуле. Юнги стоял над ним, щеки порозовели от холода, и губы были так близко. — Прости, что пришлось ждать.       — как ты прошел? Я не заметил тебя…       — прямо вот здесь, — Юнги накинул куртку на спинку стула и кивнул в сторону окна, — даже махнул тебе рукой, но, видимо, ты был не здесь, — улыбнулся и сел рядом.       — задумался, — Чимин потупил глаза.       — о чем?       — о чем?.. Не знаю. Обо всем? Я написал кое-что тебе. — Чимин пододвинул листок из блокнота. Юнги улыбнулся, погладил кончиками пальцев бумагу так, как Чимину хотелось бы, чтобы он погладил сейчас его.       — когда-нибудь, когда ты станешь знаменитым писателем, твои романы будут сметать с полок, а журналисты начнут раздувать скандалы на пустом месте, я напечатаю твои письма. Не все, конечно, потому что я до тебя жадный, — последние слова опалили щеку, когда Юнги наклонился близко и выдохнул горячо. — Тогда мир узнает, какими были твои первые шаги, а точнее взмахи крыльев, тогда они затаят дыхание, захотят узнать больше, понять, познать, — Чимин не моргал и, кажется, не дышал, — но ничего у них не получится, — ухмыльнулся, — потому что я тебя спрячу.       — где? — ему стало смешно, он прикрыл рот ладонью, а Юнги улыбнулся мягко и тепло, глядя на маленькие пальчики, которые ему так нравились, и так смущали самого Чимина.       — тут.       Юнги приложил руку к груди.       — хён…       — влюбленный идиот?       — я тоже.       Они улыбнулись друг другу. А хотелось поцеловать.       Юнги заерзал на стуле, заалел скулами и опустил глаза. Он взял листочек, свернул бережно и потянулся к внутреннему карману куртки, чтобы спрятать у самого сердца.       — совсем забыл, — он достал из того самого кармана другой листок, — смотри, что мне сегодня подарили.       Чимин взял в руки свернутый пополам листочек, явно вырванный из альбома по рисованию, и открыл. Это оказалась открытка. Внутри был нарисован человечек с баскетбольным мячом, вокруг него орава человечков поменьше, сбоку елка и разными почерками то тут, то там рассыпаны поздравления и пожелания — счастливого Рождества, хорошего здоровья, много денег, счастья, любви, кубок по баскетболу и еще много всего.       — вау! Это так мило! — Чимин с открытым ртом поворачивал открытку в разные стороны и читал слова.       — и вот еще. — Юнги высыпал на стол горсть конфет в ярких обертках. — Во все карманы насовали. — Он смущенно улыбнулся. — В центре сегодня всем детям выдали подарки, так они их тут же распотрошили, рассмотрели каждую конфету и шоколадку, обменялись друг с другом, а добрую часть умяли на месте.       — Юнги, они тебя очень сильно любят, — он взял в руки несколько конфет.       — почему?       — потому что не пожалели для тебя самые вкусные и дорогие. Смотри, все конфеты шоколадные, с начинками, а еще кислые тянучки и мармеладки. Такие можно от сердца оторвать, только если сердцем к кому-то не равнодушен, — он улыбнулся.       — черт… А я этого и не понял даже, конфеты и конфеты. Поблагодарил, конечно! И открытка мне очень понравилась, скажи, похоже меня нарисовали, — Юнги ткнул пальцем в высокую фигуру и поднял на уровень лица.       — нууу… — Протянул Чимин. — Рост они, пожалуй, приукрасили, ты не такой высокий, хён, — и захихикал.       — ах вот как ты заговорил! — Возмутился Юнги. — Да я выше тебя!       — на целый сантиметр! — Чимин уже откровенно хохотал и рисковал свалиться со стула, но Юнги удержал его и притянул к себе. — На самом деле, твои ребята очень постарались. Дорогой подарок для тех, у кого денег не водится.       — я знаю.       Они сидели плечом к плечу, прикасаясь друг к другу и прижавшись, наверно, чуть ближе, чем можно, и смотрели в окно. Но кто это «можно» выдумал? Тот, кому можно?       В темном стекле Чимин заметил, что парень рядом бросает на них взгляды и губы его кривятся, словно кофе перед ним оказался не вкусным. Чимин отодвинулся от Юнги.       — у меня для тебя тоже подарок есть.       — что? Нет, Чимин, не надо, — протянул Юнги жалостливо, — я ничего не купил тебе.       — это не важно! Открой, — маленькие пальчики пододвинули к Юнги коробочку.       — важно. Это важно. Ты позаботился обо мне, а я о тебе нет.       — ты заботишься обо мне каждый день, хён! И я хочу сделать для тебя подарок. Я влюбленный идиот, помнишь? — Чимин улыбнулся и подтолкнул коробочку вперед еще чуть-чуть. — Открой, пожалуйста, я волнуюсь.       Юнги посмотрел на него долгим внимательным взглядом, но теплым-теплым.       — я тоже влюбленный идиот.       Он медленно снял крышку. Внутри, потерявшись в бумаге, лежала небольшая серебряная подвеска на цепочке. Юнги потянул за цепочку и положил на ладонь ровно половину круга, словно пирог разрезали пополам. Он посмотрел на Чимина, тот сидел, закусив губу.       — пташка, мне очень нравится, — он тут же надел подвеску.       Чимин достал из ворота свитера такую же цепочку со второй половинкой круга, поднес ближе, и они притянулись друг к другу, сомкнувшись с легким щелчком, образуя ровный круг.       — между ними магнитик! Здорово, правда!       Они сидели на расстоянии двух серебряных цепочек на шее. Чимин не мог сдержать восторг. Увидев эту вещицу в магазинчике неподалеку, он попросил ее отложить, пообещав, что купит с ближайшей зарплаты. Женщина за прилавком посмотрела на сомкнутые в умоляющем жесте руки, брови домиком и надутые губы и смилостивилась, видимо решив, что так сделает счастливее какую-то милую девочку. Но она ошиблась. Не девочку.       Чимин чувствовал на своем лице теплое дыхание, он медленно опускался на дно глаз напротив, и все звуки тонули вместе с ним. Томительная тишина, сладостное спокойствие… Было нарушено оглушительным звуком падения ложки на блюдце. Чимин вздрогнул и дернулся, круг распался на две половинки, и каждая упала на трепещущее сердце.       — спасибо, Чимин, — Юнги одним пальцем погладил его ладошку, — здорово, что между нами магнитик.       — я купил это с первой зарплаты, которую должен был получить ты.       — я скоро получу первую зарплату на работе, которая мне больше подходит и больше нравится, поверь и прекрати загонять себя. А то папа жалуется.       — господин Мин жалуется на меня? — Чимин распахнул глаза.       — говорит, что ты слишком много работаешь.       — напугал! — Он толкнул Юнги в плечо, и тот рассмеялся. — Я подумал что-то серьезное!       — это серьезно! Испытательный срок закончился, результаты экзаменов оказались намного лучше, чем мы думали, получишь диплом и будешь зачислен в штат, так что выдохни, пожалуйста!       — я… я не могу. Боюсь, что сделаю что-то неправильно.       — ты очень старательный, ответственный и талантливый, все это видят, а мой отец на тебя надышаться не может, — Чимин стремительно краснел. — А бояться не надо, все совершают ошибки, это нормально, тем более в самом начале пути.       — ох, Юнги… — маленькие ладони спрятали лицо. — Пойду закажу кофе, — Чимин поднялся, глядя себе под ноги, — какой ты хочешь?       — на твой вкус, пташка.       Огибая столики, он подошел к стойке и заказал два ванильных капучино. Пока ждал, украдкой посмотрел на Юнги. Тепло.       Той же дорогой обратно с двумя чашками в руках. За их длинным столом стало свободнее, девушка, что сидела рядом, ушла, а ее парень надевал куртку. Он повернулся к Чимину, посмотрел тем же самым брезгливым взглядом и пошел навстречу. Чимин шагнул в сторону, но это не помешало парню задеть его плечом. Кофе плеснул на руку.       — ебучие пидарасы, — прошипел он и ушел не оборачиваясь.       Чимин стоял как вкопанный. Два мерзких слова душили его и застилали глаза. Это он про них с Юнги? Но это же не правда! Они влюбленные идиоты, вот какие слова про них!       — малыш, ты обжегся? — Юнги обернулся, заметил его и быстро подошел. — Давай я возьму.       — все в порядке, кофе был не горячий, — прошептал он.       Они вернулись к столику. Юнги поставил чашки, взял руку Чимина в свои и осторожно вытер салфеткой. На улице у входа стоял тот парень с девушкой. Она уткнулась в телефон, а он просто ждал. Чимину было неприятно смотреть на него, но и перестать он не мог. А потом парень посмотрел прямо на них. Чимин вырвал свою руку из ладоней Юнги.       — больно? — Сколько же заботы, Мин Юнги, за что ты такой… — Эй, Чимин? — Он нахмурился, проследил за взглядом мальчика и повернулся. Парень на улице скривился снова, Юнги напрягся. В этот момент подъехало такси, и девушка потянула парня внутрь. Машина уехала. — Чимин, он толкнул тебя?       Губы Юнги сомкнулись в тонкую линию, желваки заходили.       — нет, нет, — почему-то Чимин стал отрицать очевидное, — он случайно.       — он сказал тебе что-то?       Юнги был ужасно сердит, гнев исходил от него волнами, и это пугало.       — извинился, — жалкий писк, Пак Чимин, жалкий писк.       — иди сюда.       Юнги осторожно притянул его к себе, уложил голову на плечо и погладил по спине.       — извини, пташка.       — все смотрят, — он попытался отодвинуться, хотя совершенно не хотел этого, слишком хорошо было в любящих руках.       — я тебя спрятал. Пришлось сделать это пораньше, чем я планировал, — Чимин улыбнулся и расслабился.       — заказать тебе еще кофе?       — нет, не надо. Давай выпьем этот и пойдем домой.       — давай.       За их длинным столом у окна больше никого не было. Они часто сидели именно за этим столом в этом кафе, теперь же Чимин думал, а сможет ли он и дальше наслаждаться этим местом? Или брезгливый взгляд и мерзкие слова будут отравлять каждую чашку кофе здесь? Или вообще каждую чашку кофе в его жизни? Неужели он позволит этому человеку, точнее даже, этому случаю, испортить ему жизнь?       Нет, этого не будет.       Чимин выпил остатки своего ванильного капучино, а потом Юнги плеснул ему еще из своей чашки, и они улыбнулись друг другу. Вот такие моменты они будут хранить, будут беречь моменты радости. А остальное… Не стоит того.       На своей остановке они вышли из автобуса только вдвоем и медленно пошли в сторону дома. Во многих окнах горели свечи, переливались фонарики, на многих дверях висели венки. Чимин не был религиозен, но знание того, что именно этой ночью много лет назад родился на земле младенец, который принял на себя все грехи человеческие, потому что сердце его было наполнено любовью, наполняло его самого волнением. Ему всегда казалось, что Иисус был классным парнем, добрым очень и все понимал. И он бы обязательно понял. Он любил сам и завещал любить. Это и есть самое правильное, что может сделать человек, грехи которого уже искуплены.       — вот бы снег пошел… Снег на Рождество! Настоящая мистерия! — Чимин мечтательно улыбнулся.       — наверно, так только в кино бывает.       — двое идут по чистому белому снегу и держатся за руки!       — над ними загорается звезда!       — они останавливаются под фонарем!       — и смотрят друг на друга долго-долго!       — и музыка такая душещипательная!       — и потом они целуются!       — а потом титры…       — а потом конец. Я так не хочу.       Юнги остановился, и Чимин встал напротив.       — а как ты хочешь?       — чтобы долго и счастливо.       — я тоже так хочу. Это точно, как в сказке, — Чимин улыбнулся.       — я не хочу как в сказке, пташка. Хочу по-настоящему, как в жизни. Пусть будут трудности, будут плохие дни, будут злые люди, но мы будем вместе и со всем справимся вместе, — Юнги взял своей рукой пальчики Чимина. — Что тебе сказал тот парень?       Чимин опустил глаза. Юнги понял, что он наврал, но не стал давить тогда. Он вдохнул, набрал в грудь побольше воздуха и поднял лицо.       — ебучие пидарасы.       Слова мерзкие, что марали их любовь, упали на асфальт, и стало легче дышать.       — Чимин, послушай меня. Такие слова и многие другие будут бросать в нас. А если не слова, так взгляды. Может случиться и что-то хуже этого. — Он помолчал. — Но я буду тебя защищать, я буду беречь тебя. Ты моя радость. Веришь?       — верю. А я буду беречь тебя. И вместе мы со всем справимся.       — да, вместе.       — мне не нужно волшебство. Мне нужна обычная простая жизнь.       — и мне. С тобой.       — с тобой.       Снег так и не пошел, потому что они не в сказке. Они в жизни. В самой лучшей жизни, несмотря ни на что.