Оберегая радость

      Сквозь сон Юнги услышал звук входящего сообщения. Не слышать телефон, да и вообще все вокруг, получалось только обнимая Чимина. Он пошарил рукой у кровати, нашел трубку и зажмурился от яркого света экрана. Было сумрачно, хотя, определенно, уже утро. Юнги потер глаза, прогоняя сонные пленочки и открыл сообщение.       «с Рождеством, Юнги»       И этот самый Юнги расплылся в улыбке, натянул одеяло до макушки, счастливо заурчал и сжал в кулак кулон на шее. Он никогда его не снимет, серьезно, завещание напишет, чтобы на тот свет его отправили с этой вещицей. Это так похоже на Чимина — вроде безделушка, а он в нее столько смысла вложил.       «с Рождеством, Чимин»       Следом прилетело еще одно сообщение, но уже в общий чат:       «ну что, сладкая парочка, с Рождеством!»       «на свиданку уже собрались?»       «цветы, конфеты, поцелуи, хехехехе»       Юнги посмотрел на часы — десять утра.       «ты чего не спишь? это на тебя не похоже»       «с Рождеством, Хосоки!» — Чимин зашел в чат.       «собираюсь на свидание!»       Хосок, да в выходной, да в такую рань?       «в такую рань???»       «а с кем я иду тебя совсем не интересует?!»       Миллион гневных смайлов обрушился на Юнги.       «ну и с кем ты идешь?»       «много будешь знать, скоро состаришься!»       Миллион ухмыляющихся смайлов придавил сверху.       «хотя, беспокоится тебе не о чем! ты и так дед, ахахахаххах»       Вот нахал!       «Юнги не дед, уж поверь мне;)»       «фуфуфуфу, Чимин, я не хочу ничего знать!»       «на самом деле, он очень горячий и…) »       «прекрати!!!»       Юнги веселился от души, наблюдая за тем, как Чимин изводил Хосока. Пусть он и весь такой милый и застенчивый, но, как Чон сам сказал, коготки имелись.       «и у него…»       «я сейчас выйду из чата!!!»       «очень большой…) »       «все! пока, извращенцы! можете продолжать свои игры, но без меня!!!»       «хорошего свидания, Хосоки!) расскажи нам потом все-все-все в подробностях!;) »       Юнги ткнул в личный чат.       «ты не договорил. что там у меня очень большое?)»       «хён… я просто хотел поддеть Хосока, за то, что он назвал тебя дедом >_< ты же понял…»       «понял) но мне интересно) »       «ой! дедушка зовет завтракать! пока! : * »       И вот этот человек только что умудрился смутить Хосока? Рождественские чудеса, ей богу.       Юнги громко зевнул, потянулся и пошел в душ.       На самом деле очень интересно было узнать, с кем у Хосока свидание. С лисицей? Или с кем-то другим? Насколько Юнги знал, у его друга никогда не было серьезных отношений, скорее всего потому, что в глазах девчонок он не производил серьезного впечатления. Хосок был балагур и весельчак, душа компании, первый на розыгрыши и приключения. Но за всем этим скрывалась добрая душа и чуткое сердце, а еще Хосок был самым целеустремленным и трудолюбивым человеком из всех, кого Юнги знал. Если он чего хотел, он это получал, потом и кровью, но получал. Так что, дуры эти девчонки, хорошего парня разглядеть не могли.       На кухне горел свет, доносилась музыка и очень вкусно пахло.       — доброе утро!       — доброе утро, милый! Кофе?       — да. Я сварю.       Юнги достал кофейник, смолол зерна. Мама готовила блинчики.       — ты снова балуешь меня? — Он поставил кофейник на плиту.       — в честь Рождества!       Госпожа Мин улыбнулась, и губы ее не были красными, как всегда. Такая обычная, в широких штанах и футболке, волосы собраны небрежно, и пряди падали на лицо. Почему-то ужасно захотелось обнять ее. Но Юнги не стал, конечно, он снял закипевший кофе и налил в маленькие белые чашечки.       — черный?       Она кивнула.       Ванильный капучино принадлежал Чимину, с мятным сиропом Хосоку, а маме черный. Но какой кофе только его, Юнги не знал. Может потому, что в одиночку кофе уже не пил.       Госпожа Мин поставила на стол тарелку, а на ней высилась ровная стопочка пышных блинчиков. Юнги застонал от предвкушения.       — ох, они идеальные, мам.       Рождественским подарком ему стала ее улыбка. Она на самом деле ничего ему не подарила, и Юнги был этому рад. Они ели блинчики в молчании под мурлыканье радио, где сегодня крутили только рождественские мелодии. Мама тоже ела, и это стало еще одним подарком. А ведь день только начался. Иногда Юнги посещала мысль, которую он гнал прочь, что за все это ему придется заплатить. Жизнь одной рукой дает, а другой забирает. И она очень щедро его одарила — Чимин, мама, отец, Ёнсу, работа. Ничего он не хотел отдавать. Глупость ведь все это, правда, суеверия?       — о чем задумался, милый?       — о подарках.       — прости, я ничего не купила для тебя.       — я тоже. — Они посмотрели друг на друга и одинаково фыркнули. — И Чимину, — вздох утонул на дне чашки.       — у вас свидание?       — я обещал зайти к нему.       — куда пойдете?       Юнги вспомнил испуганные глаза Чимина, рукав, залитый кофе, грязные слова, которые хотелось затолкать в глотку, откуда они вылезли.       — не уверен, что мы пойдем куда-то.       — почему? Сегодня же Рождество.       День парочек. Влюбленные дарят подарки друг другу, гуляют, пьют напитки с корицей за маленькими столиками, держаться за руки и смотрят кино на последнем ряду.       — мама, можно вопрос? — Она кивнула, Юнги набрал воздуха и решительно произнес. — Ты не против, что я с парнем?       Госпожа Мин достала сигарету и открыла окно. Холод ворвался на кухню.       — честно, — красный огонек отразился в черных глазах, и Юнги затаил дыхание, но не от дыма, — я в шоке. И это мягко сказано! — Она невесело усмехнулась и сделала еще затяжку. — Но я знаю, что такое одиночество, и не хочу, чтобы ты страдал от него.       — ты могла бы сказать, что я запутался, что это пройдет, и мне просто нужно найти хорошую девушку и прекратить заниматься ерундой.       — могла бы. А ты бы сжал зубы, посмотрел исподлобья и ушел к нему без желания вернуться. Потом место гнева заняла бы тоска и апатия, чувство вины и безысходности, рваные сны и тревожные утра.       — время лечит…       — время не лечит, эту чушь придумали те, кто смирился, — недокуренная сигарета была смята и сломлена. — Лучшее, что время может сделать, это затянуть твою рану тонкой пленочкой принятия.       Они никогда не разговаривали так откровенно. Мама всегда была для него мамой, самым близким человеком с самого начала его жизни. Но она никогда не была для него просто человеком, личностью со своими убеждениями, интересами и травмами. Она не показывала этого, и Юнги мог видеть только последствия того, что происходило у нее внутри, самую вершину айсберга. Между их сердцами была натянута тонкая ниточка. Юнги чувствовал эмоции мамы как свои — злость, разочарование, раздражение — они по ниточке передавались ему. И в обратную сторону к ней. Тяжело справиться с одним беспокойным сердцем, что говорить о двух. Они были привязаны, они были связаны, и это не любовь.       Ниточка оборвалась, вместо нее они смогли протянуть друг другу руки. Она постепенно снимала с себя роль мамы, насколько это вообще возможно, и становилась свободнее, и узнавать ее было интересно.       — Юнги, купи ему цветы.       — цветы?       — спорим, что Чимину никто прежде цветы не дарил? — Она подмигнула.       Юнги усмехнулся. Кто бы мог подумать, что у его мамы, строгой женщины с красными губами, такой озорной нрав.       — а тебе дарили цветы?       — за кого ты меня принимаешь! — Она картинно обиделась и закрыла окно хлопнув створкой. Потом отпила еще кофе, улыбнулась уголками губ и продолжила уже тихо и мягко, — твой папа дарил мне цветы. На первое свидание пришел с букетом. Я подумала: «Что за чудик?! Ну кто на первом свидании букеты дарит!» Еще и костюм надел, — она рассмеялась своим воспоминаниям. — Я тогда подумала, что больше с ним никуда не пойду.       Юнги представил папу в костюме с букетом, маму, которая натянуто улыбается, то, как они сидят в кафе и неловко разговаривают.       — а почему передумала?       — не знаю, — мама пожала плечами. — Он оказался очень милым и много шутил, и я много смеялась в тот день.       Вот так просто. Они много смеялись, потом папа, наверно, проводил ее домой, застенчиво чмокнул в щеку, покраснел до самых ушей и пообещал позвонить. И позвонил, и они снова встретились. Много разговаривали, смотрели в глаза, словно случайно касались друг друга. Странно было понимать, что все это происходило с его родителями, что они были раньше такими молодыми и влюбленными, как он сейчас.       — мама, а почему вы расстались? — Сокровенный вопрос, который Юнги никогда бы не осмелился задать, но который вырвался сам, разбив красивую картинку воспоминаний.       Она вздохнула.       — не знаю, милый. Мы не справились.       — но вы любили друг друга.       — любили. Только этого оказалось недостаточно.       Любить недостаточно. Но что же нужно еще?       Госпожа Мин снова потянулась за сигаретой и закурила. Юнги украдкой посмотрел на нее и захлебнулся тоской, что плескалась в ее глазах.       — тебе тоже надо сходить на свидание. Не поверю, что никто не пригласил тебя!       — почему это? — Она все еще витала в своих воспоминаниях.       — мама… Ты такая красивая! — И он говорил не только о внешности.       Тонкая сигарета, удерживаемая странно большим и указательным пальцем, замерла на полпути к губам. Госпожа Мин повернулась к нему и посмотрела, а на лице отпечаталось удивление. Почему все, кому он говорил, что они красивые, так удивлялись этому? Неужели только у него есть глаза?       Она заморгала часто, затянулась в спешке и закашлялась, и на ресницах повисли слезы от этого, или не от этого. Глотнула кофе и сморщилась, потому что остыл.       — меня пригласили, но я отказалась.       — почему? — Только плечами пожала. — Кто это?       — познакомились на работе.       — он хороший?       Мама задумалась. Она долго смотрела в окно, и если бы Юнги не знал эту ее привычку, то подумал бы, что она не ответит. А потом она сделала то, что заставило его сердце пропустить удар. Она улыбнулась совсем незаметно, словно внутрь себя.       — он добрый очень, — мама повернулась, положила руку Юнги на щеку и погладила. — Как ты.       — как я? — Юнги ничего не понял, но ее нежность была все еще так необходима ему, и пусть бы это продолжалось подольше.       — ты очень добрый Юнги, всегда таким был. Я помню, совсем маленьким ты плакал, если в книжке с героями случалось что-то плохое, и спрашивал меня, как им помочь. Ты никогда не рвал цветы, а только смотрел на них, пытался открыть окно зимой, если птичка села на подоконник. А еще, когда я была расстроена, ты смотрел на меня своими огромными глазами и спрашивал, что у меня болит. Я шутя говорила: «Сердце», а ты мне отвечал: «Давай поменяемся».       Юнги не помнил этого. У него было мало детских воспоминаний, и те довольно поздние.       Мама смотрела на него, а вроде и не на него. Наверно, у нее перед глазами был тот маленький мальчик, который спрашивал, что у нее болит. Глупо, но Юнги ему завидовал, хотелось, чтобы мама так смотрела на него нынешнего. Вот каким взрослым он вырос. Он опустил глаза, потому что стало стыдно.       — я больше не такой.       — да, Юнги, ты больше не маленький мальчик, теперь ты мужчина. Очень добрый мужчина.       В глазах защипало, и хотелось шмыгнуть носом.       — мам, где твой телефон? Давай уже назначим тебе свидание.       — ты думаешь?       — я уверен. Сегодня Рождество, и парочки ходят на свидания.       ***        Юнги вышел из метро и поспешил к дому Чимина. Он обещал прийти раньше, но задержался пока искал подарок. После долгих сомнений и препирательств с самим собой, он выбрал книгу для записей с молочными листами и мягкой обложкой нежного голубого цвета. В магазине подарок любезно предложили упаковать, и девушка раскинула перед ним варианты бумаги рождественских цветов и принтов, но Юнги понравилась просто белая с серебристыми звездочками.       Если честно, у него в глазах рябило от елок вокруг, гирлянд, фонариков, оленей, гномов и белобородых стариков с животами обтянутыми красными кафтанами. Рождественская музыка звучала отовсюду, а запах корицы застрял в носу. Юнги был не против, чтобы все это безумие, что тянулось с ноября и достигло сегодня своего апогея, наконец закончилось, и за временем ожидания чуда пришел покой.       Ключи от квартиры Паков он наотрез отказался оставить у себя и сейчас стоял у дверей, переминаясь с ноги на ногу. Ему открыл дедушка, и Юнги на секунду потерял дар речи. Господин Пак был одет в твидовый костюм тройку, из нагрудного кармана выглядывал платок, а в туфлях на его ногах, Юнги разглядел свое отражение. Мужчина накинул пальто, шарф, взял перчатки, а Юнги так и стоял на пороге.       — здравствуйте! — Он пришел в себя и поклонился. — С Рождеством, господин Пак!       — Юнги, ты долго в дверях стоять будешь? Заходи уже! — Когда мужчина заговорил, и его глаза превратились в полумесяцы, он снова стал похож на дедушку Чимина. — С Рождеством, малыш!       Господин Пак сжал его в объятиях, а Юнги было страшно помять хрустящую рубашку.       — Чимин! — Крикнул он в сторону спальни. — Это Юнги.       Дедушка посмотрел на пакет в его руках, потом на сверток в бумаге, уважительно хмыкнул и подмигнул.       — привет, — Юнги обернулся на мягкий голос. — Дедуля, ты выглядишь потрясающе!       — я знаю, — тот вздернул подбородок и щелкнул каблуками туфель. — Вернусь поздно, не шалите.       И вышел, пока Юнги заливался ярко красным.       — о чем это он?       Чимин подошел к нему, обвил руками шею и поцеловал долго и влажно. Мозг Юнги помахал ему ручкой.       — может быть об этом, — Чимин улыбнулся.       — куда он пошел такой нарядный?       — на свидание, конечно!       Юнги положил подарки на пол и наконец снял куртку. Было удивительно, что господин Пак вышел из дома, но вдвойне удивительно, что на свидание.       — на свидание? С кем?       — с подружкой.       — шутишь?       — нет! — Чимин округлил глаза. — У него есть «дама сердца», с которой он время от времени ходит в музей, на кофе, или в парк. А сегодня они идут в театр.       — вау, — Юнги был восхищен. — А мы с тобой пойдем на свидание? Извини, я не в костюме…       — может кино дома посмотрим?       — давай, — Юнги согласился без колебаний, потому что и сам не хотел покидать теплый дом Чимина, комнату Чимина и объятия Чимина.       — кстати, этот костюм старше нас с тобой, — захихикал мальчик.       — серьезно?       — ага. Что ты принес? — Он указал на пакет и сверток в руках Юнги.       — это… Это подарок тебе, пташка. С Рождеством.       Юнги сделал как сказала мама. По дороге от метро зашел в цветочный магазин и купил букет белых лизиантусов. Ему очень нравились эти нежные, но стойкие цветы полей, и они так подходили Чимину. Он, затаив дыхание, смотрел, как мальчик разворачивал несколько слоев жесткой коричневой бумаги, наверняка догадываясь, что она скрывает. Но когда показались белоснежные оборочки, он ахнул и замер.       — Юнги… — Маленькие пальчики осторожно коснулись лепестков. — Мне никто не дарил цветы. Какие красивые…       — тебе нравится?       Чимин осторожно положил букет на кровать, подошел к Юнги и крепко обнял, опаляя ухо горячим шепотом:       — очень нравится, хён.       За это «хён» сказанное на ушко только для него одного, Юнги и душу бы продал. Да только уже отдал Пак Чимину абсолютно бесплатно.       Мальчишка чмокнул его в щеку и, заливаясь счастливым румянцем, умчался искать вазу. Юнги достал телефон и набрал сообщение:       «ему понравилось»       — ох, у нас нет вазы, — Чимин вернулся с высоким стаканом в руках. Он освободил цветы из бумаги и с нежностью опустил в воду. Стебли были слишком длинными, а стакан для них слишком коротким, и цветы рассыпались в разные стороны. Чимин поставил букет на комод и прислонил к зеркалу, отчего букетов стало два. Он светился от радости, мурлыкал песенку и без конца касался то одного бутона, то другого. Юнги решил, что будет постоянно покупать цветы, если это приносит ему столько радости.       — это тоже тебе, — Юнги протянул сверток в белой бумаге.       — ох, хён, еще подарок? Не надо было так тратиться… — Но он был очень рад и скрыть этого не мог.       Чимин осторожно развернул бумагу, стараясь не порвать ее, и снова замер, когда показалась обложка книги. Он провел по ней пальчиками, взял в руки и открыл. Белые страницы просили, чтобы он заполнил их ровным круглым почерком. Мальчик улыбался своим мыслям, а Юнги улыбался, наблюдая за ним.       — мой любимый цвет.       — правда?       — конечно. Теперь это мой любимый цвет, — Чимин завернул книгу обратно и положил на стол, а потом снова повис у Юнги на шее. — Спасибо, хён. Такие чудесные подарки, мне очень понравилось, очень.       Юнги щекой почувствовал влагу.       — эй, малыш, ты чего? — Он взял мальчика за плечи и чуть отодвинул от себя, чтобы посмотреть в лицо.       — это от счастья! — Чимин рассмеялся.       Остаток дня и весь вечер они провалялись в кровати и смотрели фильмы на старом ноутбуке. А когда наскучило, слушали музыку. Юнги заказал еды на ужин, Чимин зажег пару свечей — чем не свидание? Они дурачились и шутили, много смеялись, и обнимались, и целовались.       Вечером вернулся господин Пак, румяный с мороза и веселый после пары рюмочек. Он рассказал, что спектакль был смертельно скучным, и они с его «дамой сердца», чтобы не отбросить коньки раньше времени, ушли в антракте в приятнейшее заведение рядом, где и провели свое свидание за душевными разговорами.       Чимин уговорил Юнги не уходить. Точнее, он обнял его и отказался отпускать.       Юнги отправил маме сообщение:       «останусь у Чимина. Квартира в твоем распоряжении;) »       На что в ответ пришел только смайлик, закатывающий глаза.       Воистину счастливое Рождество!