***
Росио варил шадди, мурлыча знакомую кэналлийскую песенку. Откинувшись в кресле, Лионель наблюдал за ловкими движениями. Все же Росио был особенным: любоваться им тянуло даже спустя годы, что длилась их связь. Ни с кем другим так не сложилось. Думать о будущем не хотелось отчаянно, хотелось быть здесь и сейчас. Между ними хватало непонимания, но теперь они оказались на одной стороне. Надолго ли?.. Ответ был очевиден: до тех пор, пока Росио вновь не вспомнит про свою идею воскресить Окделла. Без него, он по-прежнему верил, мир не простоит долго. «Как кресло без одной ноги, понимаешь?» — объяснял Росио. Лионель понимал и не понимал одновременно. Без Окделла было проще и спокойнее; остальных Росио не пытался привязать к себе так отчаянно, они сами таскались за ним, как заколдованные. Например, этот вездесущий Валме. — Перестань так на меня смотреть, — бросил Росио, не оборачиваясь. Черный халат с небрежностью — или все-таки небрежность была продуманной? — соскользнул с изящного плеча. В паху мгновенно потянуло, будто и не было прошедшей ночи, в которую они проспали не более пары часов. — Не хочу переставать, — отозвался Лионель, борясь с желанием подойти и коснуться плеча губами. Но вести себя как потерявший от страсти голову унар было не по возрасту. Чтобы отвлечься, Лионель задумался о загадке, которая терзала его в последнее время: когда же Рокэ узнал о том, что вовсе не проклят, а избран? Как догадался о своем происхождении? Неужели в самом деле недавно или, может, в тот вечер, когда спасся на Винной? Или всегда, с детства, знал, просто скрывал, да и сам не верил до конца? Знал ли в ту странную ночь, когда они, втроем с Милле, напились так, что не могли встать? Брат задремал прямо в кресле, а вот у них не вышло. Удивительно, что Окделл тогда не попытался набиться к ним в компанию. Лионель был слишком доволен этим, чтобы уточнять причины. Следовало признать: учитывая открывшиеся теперь обстоятельства, мнение Росио относительно воскрешения Окделла становилось решающим. Но та ночь, удачно пролитая кровь и сказанные слова… И даже невольный свидетель клятвы — Милле — пришелся кстати. Лионель не мог перестать об этом думать. Возможно, оттого он и пережил войну — его хранила кровь Росио. Получится ли умереть за него теперь, тем самым вернув долг? Лионель, откровенно говоря, предпочел бы, чтобы смерть выпала на долю другим, не им. — Твой шадди. Изящная чашка была горячей, как и пальцы Росио. Лионель с трудом удержался и не продлил их мимолетное прикосновение. Они пили горький напиток и говорили о незначащем, стараясь не упоминать скорую разлуку. Их обоих ждала дорога. Дороги, вновь разводящие их.***
Росио приснился почти сразу после вынужденного расставания. Одетый почему-то в белое, он казался сотканным из ослепительного света. — Ты однажды уже ослушался меня, — с неожиданной строгостью заметил Росио. — Когда покинул Олларию, помнишь? Сейчас не вздумай, больше не прощу. Лионель хотел возразить, но с языка не слетело ни слова. Он все еще чувствовал нечто похожее вину, однако не за то, что не подчинился приказу и сделал по-своему; Лионель злился на себя за то, что не он спас Росио из заточение, он опоздал, и его работу сделали другие, чужие, мечтающие присвоить Росио себе и этим опасные. И когда Росио сиганул в пропасть, Лионеля тоже не оказалось рядом. — Ты вернешься в Олларию и станешь регентом вместо меня, — безжалостно продолжил тот. — А ты? — спросил Лионель, пусть и хотелось говорить о другом. На красивое тонкое лицо набежала тень. — Я вряд ли вернусь. Мы встретимся позже. А ты… Ты не пойдешь за мной и не станешь меня спасать. У тебя все равно не получится. В этот миг света стало слишком много, и Лионель проснулся. Он не собирался подчиняться самоубийственному распоряжению Росио, но тот в самом деле не оставил ни единого шанса. Росио бесследно исчез, как уже бывало. В те два месяца для Лионеля, снова, в который уже раз не успевшего, установилось безвременье. Он много пил, почти ни с кем не разговаривал и как мог оттягивал момент вступления в должность регента. Поиск Росио не давал результата, ни у кого. Пожалуй, Лионель даже бесконечно раздражающему Валме простил бы, если бы именно ему улыбнулась удача. Даже Окделлу, смерть которого Росио так упрямо отказывался принимать. Росио вернулся сам и ничего не объяснил, как и всегда. Он стал тише, замкнутее, но все же это был Росио. Обнимая бессонными ночами острые плечи, Лионель думал лишь о том, что никогда больше его не отпустит. Однако все, разумеется, вышло так, как хотел Росио. Как и всегда.***
Смех Росио звучал истерически. Лионель уставился на свои кулаки почти с отвращением: не следовало пускать их в ход, и пусть Росио, даже раненый, мог тысячу раз ответить тем же, если бы захотел. Беда была в том, что Росио не хотел отвечать. Он хотел, чтобы Лионель стал мерзавцем в собственных глазах, его явно развлекало подобное. Возможно, он даже огорчался оттого, что проклятия, обрекшего на вечное одиночество, не существовало. — Тебе не нравится, когда я лгу, — Росио слизнул кровь с разбитых губ. — Однако и моя правда тебе не по душе. Есть ли способ заслужить милость, Ваше Величество? — Правда? — Лионель хмыкнул. — Пока я не услышал от тебя ни слова правды. Росио склонил голову вбок и цепко посмотрел в глаза. — А может, ты просто не заметил? Ни правды, ни моего сердца? Поверить в сказанное хотелось до дрожи, до жадного собственнического удовлетворения от мысли, что этот невыносимый человек любит его. Любит взаимно, потому как про себя Лионель давно уже понял: это, больное и злое, является единственной доступной ему формой любви. Однако верить было опасно, причем для них обоих. Если Росио снова обманет, то не отделается так легко, Лионель не сможет его простить… Да и себя самого впоследствии тоже. — Дразнишься, — утвердительно произнес Лионель. — Опять. Проверяешь меня на прочность, хочешь, чтобы я всерьез сорвался. Так уже было однажды, неужели не хватило? — Это о том случае, когда из-за тебя я не попал на маскарад? — Росио хищно оскалился. — Тебе явно понравилось тогда, разве нет? А что до меня… Мне всегда мало. В синих глазах горел откровенный вызов, и вся выдержка, вся выпестованная злость, ревность и обиды оказались неподходящим доспехом для этой битвы. — Значит, все же не хватило, — проговорил Лионель и опустился на край кровати. Он вдруг почувствовал себя усталым и пустым. Их ссора, обвинения, арест… Это было неправильно. У них ведь никого ближе друг друга не осталось. — Мог бы и попросить, знаешь ли, а не играть в рокового соблазнителя. И не делать вид, будто я твой злейший враг, и не выводить меня из себя. И да, сейчас ты скажешь, что просить скучно. Росио рассеянно улыбнулся. Лионелю нравилось думать, что он был одним из крайне немногочисленных свидетелей этой домашней, тихой улыбки. На миг почудилось, что ничего плохого с ними еще не произошло и что они совсем молоды. Захотелось поверить, что вся история с Окделлом была ничем иным, как зашедшей слишком далеко попыткой привлечь внимание. Однако это был вопиющий самообман. По части пророчеств Росио всегда был серьезен. Поколебавшись, Лионель осторожно коснулся щеки и потер кровавое пятнышко, что не смыл лекарь. Оно не поддалось, но значения это не имело. — Тебе достаточно попросить, — сказал Лионель, хотя озвучивать очевидное было пошлостью. — Я уже давно соблазнен, можешь не стараться. Росио тем не менее не выглядел убежденным. А может, лишь отыгрывал сомнения, но Лионель сидел чересчур близко, и это дурманило голову. Сердце заколотилось удушающе часто, ладони повлажнели. Удивительно, как спустя немало лет Росио умудрялся оставаться желанным до помешательства. И неважно, насколько дикие вещи он творил. Они оба творили. — Даже после всей моей лжи? — Всегда, — шепнул Лионель и наконец позволил себе сорваться. Он толкнулся в горячие губы и крепко поцеловал, чувствуя во рту привкус крови, и эта близость показалась даже важнее откровенного слияния тел. Кровь давно уже связала их куда крепче похоти.