My Only Sunshine

**Настоящее время** Сириус прижимает ладони к глазам, чтобы вытереть слезы, прежде чем кто-либо за ним вернется. Он так нервничал из-за этого предложения, думает он, крутя на пальце серебряное кольцо. В тюрьме ему не разрешали иметь его при себе, но кто-то положил его вместе с костюмом на сегодня. Вероятно, Лили как-то уладила этот вопрос.  Как иронично, что всего 11 дней спустя весь мир Сириуса рухнул прямо у него на глазах.  — Сириус? — Кингсли высовывает голову из-за двери, и Сириус дарит ему слабый призрак улыбки, прежде чем встать. Он отряхивает свой костюм, убирая с него невидимые крошки, хотя он и не притронулся к своему сэндвичу, и его провожают обратно в зал суда, чтобы продолжить заседание.  — Мистер Блэк, вы узнали о состоянии мистера Люпина в то же время, что и он, верно? — начинает Кингсли, и Сириус делает глубокий вдох, настраивая себя.  — Да, я был с ним в больнице, когда поставили диагноз. — И как вы себя чувствовали, когда вы получили эту новость? — Чистая, слепая паника, — он сглатывает, — я был опустошен, я был в ужасе за него. За нас. **1 год, 0 месяцев и 1 день назад** Сириус помчался в больницу, как только получил звонок от Доркас. Они заканчивали картину в магазине, когда Ремус упал на пол и, видимо, начал трястись. Это было все, что он смог выведать у испуганной Доркас, когда она позвонила ему из машины скорой помощи.  — Извините, — окликнул он ближайшего человека в медицинской одежде, когда вбежал в больницу, — Ремус Люпин, я ищу Ремуса Люпина. Он едва узнавал свой собственный голос, трясущийся и полный паники. — Сириус, — он услышал, как Доркас зовет его с другого конца приемного покоя, и помчался туда.  — Где он, с ним все в порядке? — судорожно спросил он, крепко обнимая дрожащую подругу. — Они сейчас делают анализы, пойдем, я провожу тебя в комнату ожидания. Доркас принесла им кофе, но никто из них в итоге к нему не притронулся, они просто сидели в тишине, сцепив руки.   — Семья Ремуса Люпина? — наконец позвала медсестра, и Сириус вскочил на ноги. — Это мы, я его жених, — он еще не совсем привык к своему новому статусу, но сейчас он легко сорвался с его губ. — Он в порядке? — Он в сознании, — подтвердила она, и у Сириуса чуть не подогнулись ноги от облегчения. — Мы просто ждем результатов анализов, но вы можете зайти к нему. Пока только один из вас, — добавила она, заметив Доркас, положившую руку на плечо Сириуса.  — Ты иди, я позвоню остальным, — сказала Доркас, когда Сириус повернулся к ней, и он пошел за медсестрой по коридору к своему Ремусу.  — Здравствуй, Солнышко, — тихо позвал он, опускаясь на стул и беря Ремуса за руку.  — Привет, — слабо выдохнул Ремус в ответ, — я в больнице? — Да, милый. У тебя был приступ, ты помнишь? — голос Сириуса дрогнул при этих словах, но он не сводил глаз с любимого. — Нет, но я чувствую себя так, как будто на меня набросились быки, — Ремус зажмурил глаза, и Сириус поцеловал его в лоб, а потом и руки. — Здравствуйте, мистер Люпин, я доктор Помфри, — в палату вошла женщина средних лет и закрыла за собой дверь. Наверное, это не к добру, подумал Сириус. — Как вы себя чувствуете? — Бывало и лучше, — ответил Ремус. Доктор Помфри любезно улыбнулась, прежде чем приступила к необходимым анализам, сначала почему-то посветив фонариком в глаза Ремуса.  — Как ты знаете, Ремус, мы сделали вам КТ головы, чтобы проверить, не повредили ли вы что-то, когда упали, — доктор Помфри села в кресло по другую сторону кровати Ремуса, и Сириус подумал, что это определенно не к добру. — К счастью, признаков сотрясения нет, но мы нашли кое-что еще. После этого Сириус слышал лишь обрывки слов доктора, так как в ушах у него начало звенеть, и его затошнило. Те части разговора, которые он уловил – такие слова, как "опухоль", "злокачественное новообразование" и "давит на ствол мозга", еще больше скрутили его желудок.  Рак. — Мне очень жаль, мистер Люпин.  Сириус встряхнул головой, пытаясь сбросить оцепенение и поднес руку Ремуса к губам.  — Но мы ведь можем бороться с этим, правда? — спросил он практически шепотом.  — Как я уже сказала, мы проведем дополнительные тесты, чтобы определить степень тяжести злокачественных образований и обнаружить, есть ли метастазы в других местах. Как только мы получим более точное представление о стадии заболевания, мы сможем обсудить варианты лечения. Ремус уставился в пустоту, когда врач удалилась, сказав, что скоро вернется, чтобы ответить на все вопросы. Целую вечность они сидели молча, глядя в пустоту, пока Сириус не заметил, как по щеке Ремуса катится слеза. — Эй, — тихо позвал Сириус, — все будет хорошо, Ремус, мы сможем с этим справиться, все будет в порядке.  Сириус забрался на кровать, к черту правила, крепко обнял Ремуса, и они прижались друг к другу. По щекам обоих текли слезы. Сириус встряхнулся первым, с усилием взяв себя в руки. Он должен быть сильным для Ремуса, решил он, и нежно прижал его к себе, гладя его волосы и напевая их песню снова и снова, пока у Ремуса не осталось слез, чтобы плакать. **Настоящее время** — Значит, вы были рядом со своим женихом и поддерживали его. Это не было вопросом, но Сириус все равно отвечает. — Конечно же, поддерживал, я любил его. — Его болезнь или лечение когда-нибудь вызывали споры между вами? Сириус смотрит в одну точку на стене, не осмеливаясь оглянуться вокруг. Он не хочет видеть ничьих лиц. — Мы поссорились только один раз после его диагноза, когда Ремус решил прекратить химиотерапию, — он тяжело сглатывает, пытаясь заставить комок в горле опуститься.  — Почему возникла ссора? — Потому что я не хотел, чтобы он сдавался, я хотел, чтобы он жил. Как можно дольше. **0 лет, 9 месяцев и 4 дня назад** — Что это за хрень? — Сириус бросил брошюру о паллиативной помощи на журнальный столик.  Ремус и Хоуп синхронно подскочили на месте. В тот день Сириус неохотно позволил Хоуп занять его место и сопроводить Ремуса на прием, так как ему было необходимо выполнить примерно миллион дел и поручений.  — Это информация о хосписе, Сириус, — слабость в голосе Ремуса отозвалась болью в сердце Сириуса, — участковая медсестра сказала, что мы должны рассмотреть все варианты. — Нам не нужны такие варианты, — прорычал он, — потому что ты не умираешь. — Сириус, пожалуйста. Они разговаривали об этом бесчисленное количество раз за предыдущие недели. Ремус каждый раз подчеркивал "паллиативная" в "паллиативной химиотерапии", а Сириус приводил пример за примером медицинских чудес, рассказывая о людях, которые так хорошо реагировали на паллиативную химиотерапию, что жили годами.  — Не надо тут "пожалуйста, Сириус" мне, мы уже обсуждали это, Ремус, химиотерапия сработает, — он повернулся, чтобы выбросить брошюру в урну, полный отчаянной решимости донести свою веру в лучшее до Ремуса. Но следующие слова Ремуса заставили его застыть на месте в ужасе. Ремус озвучил его худший страх. — Я прекращаю химиотерапию. Сириус медленно повернулся на пятках и увидел решительное выражение лица Ремуса, крепко сжимающего руку матери для поддержки. "Хоуп", – подумал он, – "Предательница." — Нет, нет, нет, малыш, пожалуйста, — он опустился на колени перед Ремусом и обхватил его икры. — Ты слышал доктора Помфри, химиотерапия – твой лучший шанс. — Мой лучший шанс продлить жизнь, любовь моя, а не спасти ее, — рука Ремуса потянулась к щеке Сириуса, но он отшатнулся.  — Так ты предпочитаешь просто оборвать ее? Прости, дыхание начинает действовать тебе на нервы? Он знал, как жестко это прозвучало, но не мог остановиться. Однако он почувствовал укол вины, когда услышал резкий вздох Хоуп. Ремус был в ярости от того, что он не клюнул на приманку. Впрочем, в тот момент он не мог на многое рассчитывать.  — Сегодня мы получили результаты сканирования, опухоли в мозгу стали больше, химиотерапия даже немного не помогла. Исследования показали, что у Ремуса две отдельные опухоли в мозге, а рак дал метастазы в легкие и кишечник. Врачи ясно дали понять, что любая химиотерапия только оттянула бы время, но Сириус никогда не смог бы заставить себя поверить в это.  — Но... но это значит, что ты не можешь остановиться, — практически умолял Сириус. — Представь, как быстро они будут расти без химиотерапии, пожалуйста, Ремус. — Это больше не стоит того. Мне все время плохо, Сириус. Немного более долгая жизнь – это не жизнь, если я так слаб, что не могу даже поднять голову. Сириус, расхаживающий взад–вперед по комнате, хмыкнул. Хотя больше это было похоже на всхлип. — Кроме того, — продолжал Ремус низким голосом, — я хочу, чтобы на моих похоронах у меня все еще были волосы. — Прекрати! — закричал Сириус, прежде чем смог остановить себя. — Просто прекрати! Твои похороны, Ремус, твои гребаные похороны? Ты серьезно? — Нет, это ты у нас серьезный, — слабо пошутил Ремус. Сириус окинул его мутным взглядом, впервые он был не рад этой шутке. Он старался не дать слезам, скопившимся в уголках глаз, покатиться по щекам, когда вдруг понял. — Ты сегодня был на химиотерапии? — спросил он медленно с притворным спокойствием. — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос. — Блять! — Сириус ударил ногой по стене. Сильно.  — Сириус, прекрати. Это мой рак, это мой выбор, — голос Ремуса был низким и ровным, но Сириус мог сказать, что он был зол.  — Разве я не имею права голоса? Как человек, за которого ты должен выйти замуж, разве я не имею права голоса? — он так вцепился в свои волосы, что, наверное, вырвал полголовы. — Дело не в тебе... — Да пошел ты, Ремус, пошел ты, и твой выбор, и твой рак, и пошел ты за то, что сказал, что дело не во мне. Это касается всех нас, — Сириус начал задыхаться к концу фразы, паника нарастала с каждым вздохом.  — Ты эгоист, это я умираю! — закричал наконец Ремус. — Знаешь что, да, я веду себя эгоистично! Я эгоист, потому что не хочу, чтобы человек, которого я люблю, умирал быстрее, чем должен! — он подошел к Ремусу и обхватил руками его лицо, сверля его взглядом, даже видя, как тот устал. Сириус ненавидел себя за то, что так разговаривает с Ремусом, но он просто не мог остановиться, паника уже окончательно овладела им, когда он понял, что проиграет эту войну. — Я эгоист, потому что не могу представить себе жизнь без тебя, и, когда ты умрешь, мы все останемся здесь с дырой, которую никогда не заполнить. Я эгоист, потому что, когда ты умрешь, я буду жалеть, что не умер вместе с тобой, — он остановился, чтобы стиснуть зубы, когда услышал свой голос. Он зажмурил глаза, отчаянно пытаясь удержать слезы. — Это мой худший страх, Ремус, а ты пытаешься ускорить его. Это ты эгоист. Он прошептал последние слова, смотря на Ремуса и ощущая, как злость их обоих угасла. Тогда Ремус потянулся к нему, но Сириус вырвался и взбежал по лестнице в их спальню.  Он прислонился к стене и зажал рукой рот, чувствуя, как внутри него поднимается крик боли и отчаяния, и подпрыгнул, когда на его плечо легла большая рука. Он знал, что это не мог быть Ремус, так как он в последние дни едва мог стоять на ногах. Из его горла вырвался придушенный всхлип, и он тут же оказался в объятиях Лайалла. Словно плотина прорвалась внутри него, он проплакал в плечо Лайалла целую вечность. Звуки, которые он издавал, были едва ли человеческими, так как горе обрушилось на него, как товарный поезд.  — Я знаю, сынок, я знаю, — голос Лайалл сорвался, и Сириус понял, что они плачут вместе.