My Only Sunshine

**0 лет, 0 месяцев и 1 день спустя**   Сириус смотрит, как перед ним открываются ворота, тюремный офицер провожает его. Он напрягается, когда видит небольшое собрание, ожидающее его.    Джеймс отходит от группы, подходит к Сириусу и останавливается перед ним с нечитаемым выражением лица.    — Привет, приятель, — говорит Сириус, чувствуя себя виноватым.  На лице Джеймса появляется ярость, он протягивает руку и толкает Сириуса. Сильно.   — Привет, приятель? — Джеймс кривит губы, — 6 месяцев ты игнорируешь нас, отправляешь наши письма обратно и отклоняешь наши посещения. Шесть месяцев, и лучшее, что ты можешь сказать, это «привет, приятель»?   Сириус тяжело вздыхает и опускает голову, пока Джеймс говорит, и поднимает взгляд только тогда, когда слышит его вздох.   — Если уж на то пошло, я чертовски скучал по тебе, — шепчет Сириус и тут же попадает в объятия своего лучшего друга. Джеймс крепко сжимает его, и Сириус вцепляется в него изо всех сил, так, будто от этого зависит его жизнь.   — Я тоже скучал по тебе, придурок. Почему ты от нас отгородился? — Джеймс бормочет в его плечо, и Сириус закрывает глаза.    — Я не хотел, чтобы вы меня ненавидели. Джеймс отстраняется, держа Сириуса за плечи, и пристально смотрит ему в глаза.   — Никогда, — твердо говорит он, — я никогда не смогу тебя ненавидеть. И, кроме того, ненавидеть не за что. Ты не сделал ничего плохого, Сириус, мы все это знаем. Мы все любим тебя. Сириус чувствует, что его глаза начинают щипать, когда он смотрит мимо Джеймса на своих друзей, улыбающихся ему в ответ.    Словно в ответ на тайный сигнал, они как один движутся к нему и заключают в объятия. Никто ничего не говорит, и, когда он чувствует, как слеза падает со щеки Мэри на его плечо, он понимает, что они все плачут.  Сириус закрывает глаза и вдыхает знакомый запах своих невероятных друзей. Он чувствует аромат духов Лили, мягкие светлые волосы Марлин прижимаются к его щеке, а кончики пальцев Доркас гладят его голову. Он вытягивает шею, чтобы прижаться губами ко лбу Мэри, а затем откидывается назад, чтобы прижаться головой к голове Джеймса, висок к виску.   Они обнимаются, кажется, целую вечность, пока Мэри не начинает ныть, что от Марлин воняет машинным маслом, и они все расходятся, хихикая. Давление в груди Сириуса начинает ослабевать, когда он понимает, что его друзья смотрят на него совсем не так, как он боялся.   Сириус принимает предложение Джеймса и Лили остаться у них на ночь, и все вместе они возвращаются в дом Поттеров. Сириус тихо сидит на заднем сиденье машины Лили, слушая, как они с Джеймсом спорят о том, какую радиостанцию включить. Через несколько минут Мэри мягко кладет его голову себе на плечо, и нежно гладит его по волосам до конца поездки.    Он возносит безмолвную молитву благодарности Ремусу за то, что тот привел своих друзей в его жизнь.    Оказавшись в доме, Лили отдает няне малыша, и Сириус, проведя несколько быстрых математических подсчетов, с тошнотворным ужасом понимает, что пропустил целую треть жизни своего юного крестника.    Он сидит на полу в гостиной, чувствуя одновременно отчаяние и удивление, когда 18-месячный Гарри носится по комнате, раздавая обмякшие полусъеденные кусочки печенья всем, кто обращает на него внимание.    Сириус, отчаянно желая угодить, принимает каждую крошку с бурной благодарностью, с какой общаются только с младенцами. Когда его ладони уже переполнены и очень липкие, он вдруг чувствует мягкую руку на своем плече.   — Он теперь так много говорит, не могу поверить, что он уже такой большой, — шепчет он в благоговении, и Лили тянется вниз, чтобы обхватить его со спины.  — Мы не давали ему забыть тебя, мы показываем ему твои фотографии. И Ремуса. Сириус улыбается, наблюдая, как его невероятный крестник разбивает несколько игровых блоков.    — Спасибо, Лилс.   — Я пытался научить его говорить твое имя, но оно слишком сложное для ребенка, — Джеймс садится на пол рядом с ним, быстро протягивая Сириусу небольшое мусорное ведро, в которое он высыпает свои бисквитные сокровища, — Гарри, скажи Сириус. Сириус.   Гарри смотрит на отца и радостно хихикает.   — Сиррс, — пробует мальчик, и они все смеются.    — Вот видишь, приятель, чертовски глупое имя у тебя, — фыркает Джеймс.   — Че-евски гупое, — повторяет Гарри тоненьким голоском, и Джеймс краснеет, а Лили бьет его по голове и ругает за то, что он учит их маленького впечатлительного сына бранным словам.    Сириус наблюдает за их препирательствами, и чувство тепла разливается по его телу. Наконец он чувствует себя дома.    Перед его лицом появляется бутылка пива, он поднимает глаза и видит Доркас.    — Спасибо, — он улыбается и с благодарностью берет бутылку.  Доркас сжимает его плечо, проходя мимо него, и устраивается на коленях Марлин на стуле в футе от него.    — Не знаю, хочешь ли ты говорить об этом прямо сейчас, — тихо начинает она, и Сириус чувствует на себе несколько взглядов, — но я присматривала за кафе. Ничего не изменилось. Но мы можем пойти и посмотреть… когда ты будешь готов.  Она, как и всегда, сглаживает трудный разговор, и предлагает всем выбрать, какую еду заказать. Сириус протягивает руку, чтобы мягко сжать ее лодыжку в знак благодарности. Они с Ремусом всегда были очень тактичными.   Он сидит, слушая споры о достоинствах пиццы перед тайской едой, и благодарит всех богов за своих друзей. За их друзей.  **0 лет, 0 месяцев и 4 дня спустя**   Сириус стоит на пороге своей квартиры и смотрит вверх. Теперь она только его, и от этой мысли его сердце пропускает удар.    Он оставался у Джеймса и Лили столько, сколько мог, но понимал, что рано или поздно он должен вернуться домой. Они предложили зайти, когда подвозили его, но он отказался, он должен сделать это один.   Все кажется прежним, но в то же время совершенно другим. Его друзья присматривали за домом, поддерживая его в приличном состоянии, но старались не переставлять вещи.    Сириус даже не успевает переступить порог, как у него перехватывает дыхание – шапка Ремуса лежит на столике в прихожей. Сириус замирает, ощущение, что Ремус в любой момент может спуститься по лестнице и нахлобучить это желтое чудовище на голову, слишком сильно.   Сириусу требуется еще 15 минут, чтобы отдышаться на пороге, прежде чем ему удается войти в дом. Остаток дня проходит так же – от каждого напоминания о Ремусе у него колет в сердце. А каждая вещь в квартире – напоминание.    Сириус плачет целый час, когда ему на глаза попадается фиолетовая кулинарная книга Ремуса – блокнот, который он ему подарил на их годовщину. Она все еще лежит на кухонном столе, где Сириус оставил ее в тот последний день, когда пытался приготовить пирожные Ремуса.   Именно в этот момент, когда он сидит, сгорбившись, на полу кухни, прижимая к груди книгу, а по его лицу текут слезы, он вспоминает, что под раковиной стоит полная бутылка виски.    Сириус стоит перед закрытой дверью спальни, полупустая бутылка в одной руке, зажигалка в другой, и размышляет. Его мозг затуманенный, мрачный и уставший, и он не хочет ничего, кроме как поджечь весь дом и положить конец своим мучениям.    Спустя какое-то время он бросает зажигалку в стену. Следом летит бутылка виски, и он чувствует удовлетворение, когда она разбивается.   Сириус не решается открыть дверь спальни и ложится спать на диван.  **0 дней, 0 месяцев и 14 дней спустя**   Сириус ведет мучительное существование в своем доме целых 10 дней, прежде чем находит первую записку.    Наконец-то ему удается войти в спальню. И под словом «войти« он подразумевает «стоять в дверях, словно какая-то невидимая сила не пускает его дальше порога, и рыдать из-за того, что на подушке все еще есть вмятина от головы Ремуса».   Он вслепую достает свой телефон и звонит кому-то, ему даже не важно, кому именно. Трубку берет Мэри, и он бормочет ей что-то по меньшей мере полчаса. Сквозь рыдания он слышит, как она объясняет, что они не знали, что делать со спальней, но решили, что Сириус, вероятно, будет более опустошен, если они поменяют постельное белье без его ведома. Когда она успокаивает его, он соглашается, что они поступили правильно.   — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я приехала? Я примчусь с водкой, травкой и салфетками, не успеешь и оглянуться, — она предлагает, но не настаивает, и ему удается слабо усмехнуться.    — Не похоже, но я справлюсь, правда, Я думаю, мне нужно сделать это самому, — он говорит намного увереннее, чем чувствует себя на самом деле, но, услышав вздох на другом конце линии, думает, что сумел убедить ее.    — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я имею в виду все, что угодно, Сириус. Люблю тебя.   — Люблю тебя, спасибо. Он кладет трубку и медленно, очень медленно, входит в спальню.    Шторы все еще наполовину закрыты, и вечерний свет придает комнате уют. Он позволяет себе провести пальцами по их вещам.    На мгновение он задерживается у рамок с фотографиями, его дыхание перехватывает от того, что все снимки практически кричат о том, как они были счастливы. Сияющие Сириус и Ремус в свои первые выходные в Париже, позирующие у Эйфелевой башни, как влюбленные туристы-идиоты, которыми они и были. Ремус, Лайалл и Сириус ухмыляющиеся, сидя за столом, на их головах рождественские шапочки и поднятые бокалы.  Все его друзья на пляже в прекрасные теплые выходные два лета назад: обнимающиеся Марлин и Доркас слева, очень красный Питер рядом с ними; Мэри, с торжествующим видом поднимающая руки вверх на вершине маленькой человеческой пирамиды, которую она заставила сделать Сириуса и Ремуса; они вдвоем, ухмыляющиеся от уха до уха, стоя на четвереньках; рядом с ними Лили, обеими руками держащаяся за едва заметный живот и хохочущая над Джеймсом, которого камера запечатлела в тот момент, когда он подскользнулся на песке, пытаясь добежать до своего места, так как он установил таймер на слишком короткое время. Он берет в руки фотографию, стоящую рядом с общим снимком, и с улыбкой вспоминает этот момент: они с Ремусом лежат на диване Поттеров, его голова на плече Ремуса, маленький ребенок с черными волосами крепко прижался к ним, и они все трое крепко спят.    — Я так скучаю по тебе, мое Солнышко, — шепчет он, его пальцы крепче сжимают рамку, и он слышит шуршание бумаги.    Нахмурившись, он переворачивает снимок и находит маленький клочок бумаги, прикрепленный к рамке сзади. Дрожащими пальцами он вытаскивает его и разворачивает. Придушенный всхлип слетает с его губ, когда он начинает читать.   «Не забудь рассказать Гарри о том, как ты чуть не уронил его вниз головой, а я спас его. Я все еще хочу быть его любимым дядей. Люблю тебя.»   Не думая, он достает из кармана телефон и набирает номер.    — Алло? — ему отвечают после трех гудков.    — Ты знала, что он оставил записки? — шепчет он, его голос едва различим.  Наступает мгновение тишины, прежде чем он слышит ответ.    — Я сейчас приеду, — говорит Хоуп, и он сползает по стене на пол, сжимая в руке бумагу, и слышит, как она шумит ключами на другом конце. **0 лет, 0 месяцев и 15 дней спустя**   Хоуп приезжает через несколько часов и застает Сириуса в той же позе, в которой он был с тех пор, как позвонил ей.    Она крепко обнимает его, и они вместе начинают искать письма. Ремус, видимо, не сомневался, что он поступит именно так, потому что в третьей записке, найденной в любимой толстовке Сириуса, было написано:  «Я знаю, что ты сразу же начнешь искать все эти записки, нетерпеливый, поэтому их десять (просто чтобы ты не разрушил наш чудесный дом в поисках еще одной). Передавай привет маме от меня, люблю тебя. »   Он сразу понимает, что Хоуп - лучший человек, которому он мог позвонить в этой ситуации, потому что каждый раз, когда они находят новую записку, они вместе опускаются на диван, пол или ближайший предмет мебели, чтобы прочитать ее. Потом они вместе плачут над тем, как несправедливо, что мир потерял такого замечательного человека, а затем по очереди гадают, каким изощренным способом Ремусу удалось спрятать их все в его состоянии.    — Должно быть, он нанял секретную службу, которая прячет тайные записки, — предлагает Сириус, когда они сидят на диване, прислоняясь друг к другу, и Хоуп хихикает.   — Тогда в следующий раз нам нужно будет поискать счет за это.   У них уходит несколько часов, и к тому времени, когда они наконец находят все, солнце уже начинает подниматься. Хоуп заваривает им чай, пока Сириус раскладывает все записки на столе, улыбаясь тому, какой изобретательный у него жених. Каким изобретательным он был.   Сириус почти жалеет, что не позволил себе найти их постепенно, естественным образом, ведь Ремус явно так много думал над ними, вложил в них так много, чтобы помочь ему приспособиться.    Та, что была найдена под домашним телефоном, гласила: «Не забывай звонить маме и папе каждую неделю, ты же знаешь, они волнуются за тебя. Люблю тебя.»   — Это правильно, ты знаешь, ты должен звонить нам раз в неделю. Минимум, — Хоуп целует его в лоб, увидев, на какую записку он смотрит, передает ему кружку, и он беззвучно кивает.  Он скользит взглядом по практичным запискам, которые так характерны для его Ремуса. «Страховка на дом должна быть оформлена в марте, страховка на велосипед - в октябре, не забывай ходить по магазинам! Люблю тебя», которую он нашел в столе в свободной комнате, и «Больные зубы не сексуальны, Сириус, стоматолог дважды в год, по крайней мере, я серьезно! Люблю тебя», которую Хоуп обнаружила за модным ополаскивателем для рта Ремуса.    Всегда заботится о нем, даже из могилы.    Несколько оказались простыми напоминаниями о любви: «Я люблю тебя больше, чем ты когда-либо узнаешь» в чайнике, «Ты сделал меня невероятно счастливым» за диванной подушкой и «Ты замечательный, помни об этом» в раме зеркала в прихожей.    — Как я раньше этого не заметил? — спрашивает себя Сириус, потягивая чай, а Хоуп ласково ерошит его волосы.   — Думаю, у тебя было много забот, малыш, — она садится на табурет рядом с ним, и он опускает голову на ее плечо, снова перечитывая остальные.    Последние две немного длиннее, и в них больше отчаяния. Написаны они более дрожащим почерком, и Сириус приходит к выводу, что они, должно быть, были составлены очень близко к концу.    Первая, найденная в желтой шляпе Ремуса, гласила: «Помнишь тот первый день в поезде? Я решил, что ты самый сексуальный человек на свете, я и сейчас так думаю. Пожалуйста, будь счастлив, Сириус, пожалуйста, проживи долгую, счастливую, замечательную жизнь. Не забывай меня. Люблю тебя.»   Вторую Сириус нашел в фиолетовом кожаной блокноте с кулинарными шедеврами Ремуса. Должно быть, он написал ее в очень плохой день и Сириус хочет вырвать свое сердце, когда читает ее. «Ты сказал, что эта книга для меня, чтобы я передал свою гениальность следующему поколению. Я не смогу этого сделать, мой дорогой, но ты сможешь. Пожалуйста, не забывай ни обо мне, ни о нашем кафе, ни о себе. Пожалуйста, поддерживай во мне жизнь через нашу мечту. Назови его "Sunny’s", для меня. Я люблю тебя.»   — Пекарня Sunny’s, — Сириус пробует название на языке.    — Мне нравится, — шепчет Хоуп, и он слышит шелест бумаги, скользящей к нему. Письмо.   — Есть еще одно, — мягко говорит она, — когда ты будешь готов.