Задушевные с виселицей

Отсматривая взбухшие и ноющие следы от клыков двоек на шее и запястьях Кэролайн могла справедливо начать думать, что сошла с ума окончательно и бесповоротно. Голова нещадно ныла и гудела от мелькавших перед глазами воспоминаний урывков. Первым делом всё хотелось списать на очередное смешное последствия от экспериментов с доступными препаратами. К сожалению, проводя пальцами по свежей кровавой корочке и рубцов, боль вспыхивала колющими и режущими искрами по коже. Слишком реалистично и натурально для простого прихода. Те у неё не впервой случались — было с чем сравнивать. Становиться мешком с кровью на ножках и покорно кивать головкой на каждое слово совершенно непонятного существа — последнее о чем грезила Кэролайн. Скорее нет, чем да. К своему глубокому сожалению (если таковое было присуще особям паранормальным?) Деймон Сальватор подчищал и корректировал память девушки только в отдельно взятых случаях. Когда жадно присасывался к шее будто пиявка. Да и в здравом уме и трезвости (последнее особенно смешно) Кэролайн не стала бы приближаться к неожиданно появившемуся в городе человеку, особенно в период блуждания по округе какого-то маньяка. Форбс до последнего момента была убеждена в человеческом факторе нападений и никоем образом не связывала подобного рода случаи с дикой живностью. Даже если это и было официальное предположение выше стоящих органов. — Вырвать бы этому засранцу все зубы, — Кэролайн рассуждает трезво и с неким флером скептицизма. На это указывают пара пластинок пустого успокоительного и хрен-знает-чего-ещё. Она не разбиралась — заглатывала всё подряд. Как всё пришло к этому? Опять же, Сальваторе старший память поправлял и делал это с завидным мастерством и легкостью. Видно что рука набита. Нападение на Вики Донован стало спусковым механизмом, что завёл вечный двигатель не утихающего, не иссекаемого любопытства Кэролайн Форбс. Она внимательна и придирчива к любой смене в поведении и настроении людей её окружающий. Годами девушка только и могла — молча смотреть на бесконечные круговерти жизни людей этого города. Да и она сейчас — не подросток в пубертате, что дальше своего не сформировавшегося «я» ничего не видит. Ей ведь даже не двадцать. Кэролайн непонятливо машет рукой в приступе неожиданного раздражения, потому что действительно, ей уже двадцать девять. Не так важно что последнии пять лет она проводит в окружении совсем не её возрастного круга лиц. В положении что оказалась она — выбирать не приходилось. Свыкаешься с мыслью, что необходимо становиться не просто взрослым человеком, а достаточно самодостаточным и сдержанным — терпеть сжав зубы когда к тебе относятся как к ребенку. К тому же, не особо умному. Перемены в нематери она замечает к своему неудовольствия слишком поздно. Хотя, тут скорее сыграла роль её постоянное отсутсвие в стенах родного дома. Шериф казалась несколько более подозрительной и напряженной нежели раньше. Поэтому сейчас Кэролайн разбирает последствия такого непрофессионального поведения начальника их полиции, собственно говоря, разбирая кипу самой разной документации вплоть до 1860 года. Всё хранилось запечатанным под толстым слоем железа в сейфе комнаты Элизабет. Кэролайн поглощает всю увиденную информацию как губка. Она не оставляет без внимания ни одного листка бумаги, перечитывая и сознавая всё из раза в раз. До тех пор пока мозги вскипевшие от переизбытка шокирующих подробностей не то что города, а вообще, всего окружающего мира. Она складывает все по своим местам и чапельник подчищает следы. Знания полученные не самым честным путём в её черепе ещё какое-то время носятся в страшном урагане сумбура, после чего равномерно сортируются каждый на своей полке подсознания. У Кэролайн страшное желание чтобы все это оказалось сном и дикими придумаемся леговерующих основателей. Но найдя вербену (что уже стало не таким спонтанным в стенах этого здания) и с внутренней заминкой замешав ту в чай, она проглатывает вместе с ней и оставшиеся сомнения. У Кэролайн память просто отменная — один раз достаточно увидеть и на всю жизнь. Но сейчас её хочется стереть. Она вспоминает-вспоминает-вспоминает. Всё. У Кэролайн дрожат коленки и она косо падает на плитку не заботясь о новых ушибах. Это становиться просто смешным. Она срывает с шеи платок и само его наличие удивительно — Она ненавидит платки или другую подобную несуразицу. Прощупывает горло и задыхается в собственном крике. Глаза режет, она распахиваются непозволительно широко и смотрят в одну точку. Холодный пот прошибает с головы до пят, плечи начинают ходить ходуном опускаясь то вниз то вверх. Форбс упрямо сжимает их, впиваясь белыми пальцами оставляя красные лунки от коротких ногтей. Кэролайн дышит часто-часто чуть ли не задыхается в немом рыдании и давиться спонтанным приступом истеричного смеха. Вампиры Чудовища из сказок, что оказались вполне себе реальными и она сама может удостоверится в этом только подойдя к зеркалу. Кэролайн зажимает рот ладошкой и пытается подавить в себе желание свернуться клубочком и залиться слезами от отчаяния и ужаса. Сейчас стало по-настоящему страшно и жутко. После часа внутренних потрясений и бутылки Бурбона в прикуску с сушенной вербеной, она наконец-то может позволить себе здраво взглянуть на открывшуюся картину мира. И так не её. Кэролайн злобно гогочет и на губах у неё истеричная ухмылка. Глаза темнее прежнего, прожигают собственное отражения и смотрят так свирепо и дико, что увидь кто — отшатнулся. Кэролайн воспринимает подкинутые судьбой карты как издевку и попытку этого мира довести её окончательно. Снова.