До дна

      Осознание, что там ребёнок и он посреди леса за пределами стен, врезалось в мозг стремительно, как если бы столкнулись машины на автостраде.       — Ёбаный ты ж в рот, — с чувством сплюнула Агата и уже на полном ходу снимала топоры с защитных чехлов. Она не стала тратить время на объяснения, полагая, что напарник сообразит повторить то же самое за ней. Любое мгновение, потраченное на пустые слова, может действительно стоить этой маленькой жизни.       — Куда, блять… — послышалось позади раздражённое. Лучший из сигналов о том, что он следует за ней.       И, о нет, она не бежала. Как можно бежать, не чувствуя, что ты ступаешь на землю? Так можно бежать только на жизнь. Чувствовать на затылке холодное дыхание необратимого. Оно толкало вперёд, заставляя не обращать внимание на болючие ветки, прыгающие склоны и коварные корни. И судя по неотстающим шагам за спиной, напарника тоже несло. Бледные от силы пальцы всё крепче сжимали рукоять каждого топора. Дыхание резко спирало от неразличимых из-за безысходности слов, между которыми всё же слышалось: «Папа!»       Вскоре в поле зрения появились очертания происходящего. Маленький ребёнок прятался за деревом, но чуть выглядывая из-за него, и безостановочно пытался докричаться до отца.       Он не понимал, что его уже не слышат.       Не могут слышать.       Ободранное тело мужчины, похожее больше на кровавый скелет с обрывками плоти и одежды, продолжали рвать Безликие. Пустоглазые уродцы с аппетитом и чавкающими звуками поглощали ещё тёплые внутренности. Мокро хрустели кости в пасти, и тело всё меньше было похоже на некогда живое создание. Существа, перемазанные обилием крови, перетаскивали и швыряли человеческую тряпку, всё больше превращая её в несуразное месиво плоти. Только голова с неподвижными глазами и обглоданной шеей дёргалась, безжизненно мотыляясь в разные стороны при рывках.       С каждым таким рывком ребёнок задыхался болью, отдаваясь полностью увиденному. Откликаясь всей своей сутью на каждое движение. Безликие рвали его. Его душу, его восприятие, его психику.       Вихрем крутились мысли в голове, метаясь в нахождении лучшего исхода. Когда сбежались в один угол, она обратно прикрепила на ходу топоры и подбежала к ребёнку. Гарт без вопроса чуть дёрнул её рюкзак, намекая, чтобы она сгрузила всё на него. Агата не сопротивлялась, позволяя стянуть с себя всё лишнее, и подхватила другую визжащую ношу на руки. Затем начала бежать в обратную сторону к ближайшему холму, который скрыл бы их. Она по-прежнему слышала шаги за спиной, и это придавало значительную долю уверенности в защищённости тылов.       Мальчик бился, бунтуя против чужой хватки. Он умолял вернуть его обратно. Пытался по-прежнему кричать, но у него уже не хватало сил. И всё же быстро сдался, просто безудержно плача. Будучи на запланированном месте, она опустилась на колени и посадила напротив себя свой груз. Аккуратно взялась за его голову, чтобы взгляд был направлен на неё.       — Тш-ш-ш. Тише-тише, — обратилась охотница крайне мягко, надеясь, что ребёнок различит новый звук среди предыдущих громких и быстрых. Прислушается к нему, заразится им. Она гладила его по голове и старалась словить взгляд, — ты меня слышишь?       По-детски большие глаза медленно становились яснее. Он смог находиться здесь и сейчас, а не там за деревом в лице наблюдателя. Мальчик суматошно разглядывал её лицо и руки, что тянулись к его мягким волосам. Он притих, обескураженный, осознавал нового человека.       — Как тебя зовут? — девушка приблизилась к нему, говоря ещё тише. Устанавливала связь, показывая, что она единственная, на кого он сейчас должен обращать внимание, а не на звуки позади холма. Ребёнок молчал и дышал надрывисто от недавнего плача, но Агата ждала, пока до него дойдёт. Пока он обработает информацию в шоковом состоянии. Гарт же напряжённо поглядывал то за холм, то с удивлением на неё и не торопился скидывать сумки. Наоборот держал в руках готовое оружие, чтобы в любой момент выстрелить.       — Т… То-ом… Том, — хриплым и тихим голосом ответил мальчик.       — Хорошо. Меня зовут Агата, я —охотник. Мне двадцать пять. А сколько тебе лет, Том?       — Охотн… ик, — повторил ребёнок, икая и всё ещё пристально её рассматривая. — Семь… Мне… мне… мне скоро будет восемь. Я… уже взрослый.       Его голос дрожал. Лицо было заплаканным и опухшим от истерики. Но он пытался говорить и отвечать, хоть и был надорван голос. Хороший знак.       Девушка гладила его по голове и подбиралась всё ближе, втираясь ему в доверие. Она буквально излучала уверенность, никакого беспокойства или страха. Дети кожей чувствуют настроение людей, бессознательно читают атмосферу. Про родителей она очевидно не стала спрашивать, потому что это запустило бы новую цепочку реакций и свежих воспоминаний. Узнать о нём больше позволила бы записка: всем вышедшим за стены вкладывается в карман или пришивается к одежде записка с фамилией, именем, домашним адресом и местом работы. Является ещё настоятельной рекомендацией краевикам, т.к. остаётся риск нападения существ в городе и первыми всегда страдают именно они.       Вроде бы, пока бежала, не заметила никаких ранений на его теле. Да и крови на своих руках не наблюдала. Убедиться не помешало бы, но про травмы спрашивать не хотелось, так как это сразу заденет ситуацию, пока что ушедшую из поля зрения мальчика.       — Том, где твоя записка?       — Папа… Он положил мне в кармашек… Левый кармашек. Папа… Где папа?       Да твою мать, всё равно вышли на папу… Этот нарыв придётся вскрывать.       — Тебя ранили, Том? — Агата снова гладила его по голове.       Ребёнок сразу хотел повернуться в сторону Безликих, но она его удерживала.       — Не… т… А… папа… Там папа… — он хотел показать рукой где.       — Да, там твой папа.       — Его… Там кровь. Много крови… У него много ран.       Его голос начал дрожать сильнее.       — Да, твой папа ранен.       Ни в коем случае нельзя было врать или избегать ответа: потеряется доверие. Он видел это сам. Он знал, что произошло. Но в таком юном возрасте психика просто не позволяла осознать это в полной мере. Факт потери. Его не покидала надежда.       — Он… Папа… не двигался… Ему плохо? Он… ушёл на небеса?       Подступала новая истерика. Новые слёзы стояли в его глазах и были готовы разлиться дорожками по щекам.       — Да.       Охотница прижала к себе мальчика, усадив того на колени. Он громко плакал, бессильно сжимая её одежду и что-то говоря себе под нос, пока где-то вдали до сих пор питались Безликие. Агата гладила Тома по спине, прижимая ближе, и подняла глаза на напарника. Тот встретился с ней взглядом, и его выражение лица выдало её собственное. Кажется, непроизвольно она сама поддалась эмоциям. Сочувствие, боль и нежность из глубины вырывались наружу.       Она ненавидела существ и была готова их сутками сжирать, если бы это гарантировало полное уничтожение уродцев. Она ненавидела свою сущность, ведь та была так похожа на этих же уродцев. Но Агата не могла ненавидеть людей. Особенно детей. Этому послужило собственное, не самое весёлое детство на металлическом столе. Охотница питала к ним ненормальные чувства, которые точно не должны быть свойственны ей: она получеловек. Её никогда не примут и не полюбят так же, как это делает она по отношению к ним. Однако двуногая челядь пожизненно не будет ей безразлична. Сколько бы они ни лезли в её душу, сколько бы она ни видела смертей и обглоданных трупов, она никогда не сможет привыкнуть к этому. Собственноручно себя изломает, но не останется равнодушной стороной.       Агата обняла крепче дрожащее тело, прислоняясь носом к его светлой макушке. Она начала покачиваться из стороны в сторону, напевая что-то мычанием. Почему это случилось с ребёнком? Он разве был в чём-то виновен, чтобы на его глазах разодрали отца? Чем он заслужил подобное?       Немного растерянный мужчина подошёл ближе и явно не знал, что же делать именно ему. Охотница глянула на него, продолжая тихо-тихо напевать. Гарт топтался на месте и тяжело вздыхал. И он принял самое неожиданное для неё решение: опустился на землю рядом, иногда поглядывая в сторону происшествия, и прислонился плечом к её плечу. Не сильно, но ощутимо. Видимо, не хотел нарушать их симбиоз с ребёнком, но и в стороне остаться не смог. Понимание, что напарник её пытается ненавязчиво поддержать и не остаётся безучастным к делу, говорило о нём многое, как о человеке.       — Он без сил и истощён. Сейчас пригреется и скоро уснёт от переизбытка эмоций, — тихонько прошептала девушка убаюкивающим голосом. — Нам нужно решать, что мы будем делать дальше.       — Так… — протянул подопечный, не прекращая спускать с глаз сторону с Безликими. — Так решать нечего. Пойдём назад. Есть риск, что мелкий будет сильно буянить и группа накинется на нас, тем более, что когда я проходил мимо, они доедали кишечник. Самое вкусное у них закончилось.       Вот же гандон. Ну правда, кто так реагирует на такие зрелища и события? Её не раз поражало настолько спокойное отношение краевиков к смертям и несчастью других людей. У них будто буквально атрофировано сочувствие. Хотя не ей судить. Сытый голодному не друг, нечего удивляться.       — Раз тут группа, путь впереди может быть безопасным для быстрого отхода к вышке. Загвоздка лишь в том, насколько безопасна сама вышка и периметр около неё. Сопляк хоть и помеха, но вариант оставить его я даже рассматривать не собираюсь. У меня есть перекись и бинты с пластырями, обработка его не займёт много сил. Раз ему около восьми лет, мы вполне можем прокормить его. Не надорвусь, если эта мелочь потеснит меня в еде.       Оказывается, есть ещё чему удивляться. Гарт молодец: не путался под ногами, сумки взял на себя, контролировал ситуацию, не растерялся и с ребёнком тоже не мешался. Ещё и тылы прикрывал. Был приятен этот наглядный факт. Факт того, что на подопечного можно положиться. Что он вполне состоятелен.       Агата продолжала мерно покачиваться из стороны в сторону, прислушиваясь телом к ребёнку. Заранее более-менее адекватный план действий уже накидала, но подумала о возможности того, что она могла что-то упустить из-за всплеска эмоций, потому вынесла вопрос на общее обсуждение. Она понимала, чем вызвана такая реакция, но, наверное, никогда уже не сможет что-то с этим сделать, каждый раз реагируя однотипным образом: сломя голову нестись в самое пекло и решать всё по ситуации. Хорошо, что обошлось не самым противным исходом. Агата могла бы не только не спасти ребёнка, но и пострадать сама. А одним из правил было, как ни странно, сохранить именно свою жизнь. Профессиональных охотников мало, жертв уродцев много — вот как можно грубо обобщить основной посыл этого правила.       Но, как обычно, шатала она эти правила.       Охотница пару минут молчала, что-то явно обдумывая и делая выводы.       — Обрисую кратко ситуацию: двигаться мы не сможем ни назад, ни вперёд. Безликие уже доедают, как вы успели заметить. Они переключатся на нас, как только мы выйдем из-за холма. В основном они реагируют на звуки. Глаз нет, но нюх не притуплен настолько, чтобы не заметить холм с живностью перед самой мордой.       Охотница говорила как можно мягче, чтобы тяжесть её настроя не почувствовал ребёнок. Он всё ещё способен чутко улавливать окружающий настрой.       — Нам в любом случае придётся устранять эту группу уродцев, так как если вызовем подмогу — а у нас есть такая возможность, рацию я прихватила, — не факт, что они успеют добраться к тому времени, как нас обнаружат Безликие. Даже будучи на машине, раньше получаса им здесь не быть. К тому же сюда могут пожаловать и другие на запах крови.       Девушка снова замолчала, прислушиваясь к мальчику. Видимо, под монотонностью и мягкостью её речи он благополучно заснул. Нужно ещё какое-то время, чтобы тот провалился в крепкий сон.       — У меня такое предложение. В первую очередь я связываюсь со штабом и сообщаю о ребёнке. Нам в любом случае нужно передать его другим государственным органам: свою задачу мы выполнили. Я сообщу примерное наше местоположение, и после мы оставляем ребёнка за этим холмом. Он не будет нам обузой в бою, да другие прибывшие сюда уродцы обратят внимание первым делом на нас, больно активных. Так что он в относительной безопасности. В лучшем случае мы расправляемся с группой Безликих, потом забираем ребёнка и отходим к дороге, которая ведёт к телевышке. Там нас словит подмога.       Агата снова замолчала. Мальчик мерно сопел у неё в руках. Проверила записку по словам Тома оставленную в левом кармашке. Это даже была не записка, а ламинированная карточка с информацией. Его действительно звали Том и ему было почти восемь… Охотница спрятала её обратно и погладила ребёнка по голове. Потом провела тёплой ладонью по спине. Чуть приподнялась вверх, вниз и отодвинула от груди. Не реагировал.       — Том? То-о-ом? Ты меня слышишь, приём?       Он не отзывался, и Агата не прижимала его к себе снова, чтобы тот не привыкал к теплу во время сна. Контраст между прохладным мхом и телом был бы очевиден для него, хоть он и отрубился намертво.       — Дальше… А дальше как пойдёт. Мы можем уехать с подмогой, а можем продолжить путь до телевышки. Разница лишь в том, что нам придётся завтра всё повторять по новой.       — Понял. Значит, действуем по этому плану. Продолжать или нет, посмотрим на месте и по обстоятельствам, — подытожил Гарт, морщась и потирая пальцами переносицу. После посмотрел на Агату несколько секунд и усмехнулся. — Командная работа, да?       Охотница усмехнулась в ответ.       Следующие минуты Агата заворачивала Тома в куртку. Оставила она его калачиком между деревом и холмом, прикрывая открытые места их сумками. Так он оказался максимально в данных условиях незаметным. Повезло, что на него не попала кровь. Гарт контролировал ситуацию за холмом, охотница занималась навигацией подмоги. Так как из точных ориентиров только дорога к вышке, они должны быть примерно через полчаса уже около дороги, чтобы машина их не пропустила. Агата впервые пожалела, что не взяла сигнальную ракетницу.       — За всю практику не нужна была, а тут, сука, взяла и понадобилась, — еле слышно бурчала себе под нос девушка, заканчивая переговоры. Она выпрямилась во весь рост и начала подыматься вверх по холму к напарнику. Легла рядом на землю и чуть высунулась как можно незаметнее, чтобы посмотреть обстановку. Уродцы лениво перерыкивались за остатки трупа. Даже опознать никак в будущем…       Они спустились ползком к укрытию.       — Красота. Аж целых пять штук в подарок, — возмущалась Агата, отстёгивая по новой топоры от креплений, нашла взглядом подопечного. — Безликие ничем особенным среди остальных уродцев не выделяются. Клыки и очень острые когти — вся их опасность. По крайней мере, у этих. Чёткого плана борьбы с ними нет. Либо обезглавливание, либо повреждение позвоночного столба и внутренностей. Желательно первое, потому что надёжнее и проще. Болезненное место — глазницы. Сейчас они ослаблены из-за светового периода дня. Тормозят иногда, реагируют притупленно. Старайтесь ещё не получать ранений: уродцы любого вида остро реагируют на кровь.       Девушка опустила закатанные рукава, чтобы как можно меньше всякой дряни во время боя её задело. Без куртки ощутимо прохладнее.       — Работаем следующим образом: я отвлекаю на себя большую часть. За вами две особи. Если произойдёт так, что справитесь быстрее, то предупредите. Тогда работаем по схеме стрелок-нападающий: я их отвожу на удобное место для выстрела, и по моей команде вы стреляете, — последнее, что сказала Агата. Напарник был понятливым, потому просто дал знак, что всё до него дошло в лучшем виде.       Охотница начала незаметно выбираться из-за холма, используя деревья в качестве прикрытия, чтобы её не заметили раньше времени. Дождалась Гарта на отправной точке и начала атаку первой. Уродцы отреагировали не сразу. Только первый повернулся, как она зацепила топором за шею и с размаху, для ускорения, отправила в ствол дерева мордой. Ветки глубоко вошли в глазницы, повреждая мозг. На время обезврежен. Сразу за ним следом шёл ещё один. Взмахом прошлась лезвием по глазницам. Тварь резво завопила, что оглохнуть можно, и начала кружиться вокруг себя. Следующего решила прикончить сразу, пока первые не оклемались. Потанцевала с ним немного, уворачиваясь от выпадов передних конечностей, и в удачный момент занесла топором рубящий удар в шею. Тупой стороной второго топора со всей силы ударила по первому, с хрустом перерубая позвонки. Существо свалилось на землю. Первый как раз уже нёсся на неё и просился на лезвие. Она не стала отказывать в такой просьбе, навстречу пересекая череп. Для контрольного срубила по шее.       Все действия Агаты были точными и быстрыми, без лишних движений, которые могли пойти в убыток скорости и силе ударов. Умело обращалась с парным оружием: используя одно для защиты на манер щита, другим нападала, резала и рубила. Использовала зацепы, подтягивая к себе поближе или уводя в бок противника благодаря загнутой форме топоров. На руку играло то, что они были максимально заторможенными и внимание их притуплено. Хоть бери и голыми руками разделывайся…       Гарт разбирался с отведённой ему работой. Его стиль был более рваным, агрессивным. Однако это компенсировалось убойной мощью. Если он уже и замахивался топором, то тот сразу прорубал череп твари по самую шею. Помимо видимой не динамичности действий и разброса внимания выяснилось, что подопечный больше практик. В целом, он справился очень даже отлично для своей первой вылазки и стычки. Это всё Агата успела подметить, пока подглядывала за ним во время собственного боя. Ей не нужно уже думать над действиями: давно отработано до автоматизма.       Пока напарник добивал всех недобитых, охотница решила заняться пятым. Главарём, как выяснилось. Крупная особь по сравнению с остальными и наиболее проворная, сильная и устойчивая к влиянию светового дня. До этого уродец лишь управлял своей стаей звуками и никак не включался в бой.       Девушка крайне экономно сражалась всё это время, потому что неизвестно, сколько сил понадобится ещё в пути до дороги. И с главарём она придерживалась этой же тактики. Тварь нападала, она уводила её в сторону и наносила несколько ударов в район шеи. Улаживать этого двумя топорами в позвонок было опасно. Он быстрее, пришлось бы рисковать, чтобы такое провернуть. Было решено резать в глаза, потом одним ударом дорубить прошлую серию ударов в шею. Резанула, и оно разверещалось так громко, что отреагировали уродцы со стороны Гарта и по мере возможностей и сил начали добираться именно к ней. Но не от этого сердце обомлело, а земля растворилась под ногами. Там, на холме, снова крик.       Ребёнок стоял на холме и кричал:       — Агата! Сюда! Тебя ранят! Ранят! Тебя ранят, как папу! Агата!       Пищал он так надрывисто, что уродцы переключились на мальчика. Высокие тональности их привлекали почему-то больше. Или главарь их перенаправил, чёрт знает. Они рванули в сторону холма. Так быстро, как не было возможно до этого.       — Скройся, мелочь! — гаркнул мужчина, уже порываясь бежать туда.       Девушка снова ругнулась и сквозь зубы быстро проговорила напарнику:       — Бегом за ребёнком. Не смейте останавливаться.       Гарт в ответ выругался, срываясь с места в сторону холма. Девушка быстро вытянула нож с набедренного ремешка и без раздумий резанула по коже на руке не на рабочей стороне, чтобы она могла в дальнейшем функционировать. Дёрнула рукой, чтобы пара капель крови слетела на землю, и крикнула настолько громко, насколько смогла.       Это оказалось великолепной провокацией.       Уродцы развернулись, реагируя на свежую кровь и дополнительный звук в качестве ориентира. Кажется, ей глаза перекрыло пеленой злобы. Она отточено рубила и перерубала всё живое и не живое, разрезая полностью морду в районе глазниц. Даже, наверное, перешла свой человеческий предел по силе. Они были активнее из-за уходящего солнца и запаха крови на руке, что двигалась подобно красной тряпке. Ребёнок метался в чужих руках и не на шутку бился. Гарт его подхватил и нырнул за холм.       И зачем она посмотрела? Главарь вгрызся и попытался рвать ей до этого порезанную руку. Дырявили клыки кожу, брызнула кровь. Невыносимое жжение вонзалось остро, словно тысяча красных углей проникало внутрь и выедало жаром мышцы.       Агата под влиянием сущности глухо зарычала, с одного раза срубая голову. Та легко отделилась от основной массы тела. С силой сдёрнула со своей руки в дерево, тяжело дыша. Теперь всё предплечье выглядело кровавым раздраем. Опасно. Это не охота, она на работе, а рядом свидетель. Если она сейчас не усмирит сущность в себе… Она влияла на её восприятие, подкидывая жгучие желания:

руками драть это уродливое тело, разорвать пасть во всю ширину рук до рёбер и долго-долго вбивать в землю, пока не сотрётся с её

лица.      

      Взгляд не отрывался от существа.

Убить-убить-убить-убить.

И съесть.

      Чтобы не осталось и намёка на эту паскудную гниль.              Дыхание участилось. Агата сглотнула дурноту. Сердце шумно колотило в уши. Её подёргивало от перегруза нервной системы. Она буквально заставляла себя не двигаться: за рукой последует голова, за ногой последует тело.       Внезапно от наваждения её спасли руки. За щёки держали тёплые мужские руки.