Единожды в жизни

Сон из рода Вечных никогда не понимал слабость своей сестры к простым людям. Её терпение и доброта, направленные на них, всегда сбивали его с толку, а странное пари, заключённое по поводу Роберта «Хоба» Гэдлинга, так вообще не влезало ни в какие ворота.              Тем не менее, впервые за очень долгое время у Сна была назначена встреча в Яви.              В отличие от Страсти, тщеславие было ему абсолютно чуждо — тем не менее он думает о своём внешнем виде чуть дольше обычного — ведь в этот раз ему предстоит слиться со смертными.              Сон был повелителем грёз и каждую ночь видел одежду смертных. Поэтому он знал, как изменить облик и создать достойный его исключительного статуса наряд. Никакой кричащей роскоши, способной вызвать зависть или заставить окружающих испытать непреодолимое желание пошарить по карманам. Только элегантная простота и аккуратность, заставившая его довольно кивнуть отражению в зеркале.              Даже меха и простая цепь, на которой висел ярко-алый рубин не выбивались на фоне общей сдержанности. Его волосы теперь длиннее, чуть ниже плеч, чтобы соответствовать изменившейся моде. Однако одежда по-прежнему чëрная.              — Милорд, — внезапно прерывает его размышления Люсьена.              Сон отворачивается от зеркала и выжидающе склоняет голову к плечу.              — Вы собираетесь в Явь, милорд? — по обыкновению скрупулёзно уточняет Люсьена.              — Да, — Сну казалось это обстоятельство весьма очевидным.              — Я буду здесь в ваше отсутствие, милорд.              Сон отстранённо кивает и, высыпав на ладонь песок, думает о таверне «Белая лошадь».       

***

       Он уже успел позабыть, насколько грязна Явь. Она воняет навозом и застарелой мочой, дымом и копотью; кроме того, здесь ужасно шумно.              «Белая лошадь» абсолютно не изменилась за прошедшее столетие. Полутёмное помещение с низким потолком и грубо сложенным очагом где-то у задней стены. Отвратительно выглядящая несъедобная еда. Завсегдатаи травят одни и те же несмешные байки. В глазах Сна все смертные выглядят одинаково.              Он сидит в конце зала, ожидая Роберта Гэдлинга. Занял самый лучший стол, прямо у очага. Полный кубок эля, поданный грузным трактирщиком, стоит нетронутым, но не только из-за не самого приятного резкого аромата. Сон терпеливо ждёт.              Наконец дверь открывается и внутрь вваливается Роберт Гэдлинг. Он выглядит почти так же, каким Сон его запомнил. Однако теперь он гладко выбрит, и его волосы чисты и аккуратно подстрижены. Взгляд судорожно мечется по задымленному залу, прежде чем останавливается на Сне.              Роберт Гэдлинг направляется прямо к нему и осторожно садится напротив. Его глаза настолько широко раскрыты, что Сон может поклясться: ещё чуть-чуть — и они точно вылезут из орбит.              — Как ты узнал, — Роберт Гэдлинг делает паузу, а затем продолжает немного тише, — что я все ещё буду здесь? Кто ты?              Роберт Гэдлинг делает глоток из стоящей перед ним кружки.              — Колдун? Может, святой?.. — вдруг его лицо вытягивается от внезапной догадки. — Дьявол?              Человек боится, пускай и хорошо это скрывает. Не видь Сон его глаз, то ни за что бы об этом не догадался.              — Я заключил сделку с дьяволом? — уже увереннее переспрашивает Роберт Гэдлинг, и Сон сопротивляется желанию снисходительно рассмеяться.              — Нет, — отвечает Сон, разом отметая львиную долю страхов мужчины. Он точно не дьявол.              — Тогда почему я жив? Это какая-то игра? — спрашивает Роберт Гэдлинг. Он всë ещё чувствует подвох.              Вполне разумные подозрения. На данный момент Роберт Гэдлинг действительно бессмертен. Этого достаточно, чтобы смутить даже самую крепкую из смертных душ.              — Никаких игр,— отмахивается и от этого Сон.              — Тогда в чëм смысл? Кто ты? Почему пришëл сюда?              Разумеется, за прошедший век у него скопились определённые вопросы. Но на многие из них ему необязательно знать ответы. Поэтому Сон ограничивается скупым, но от этого не менее честным:              — Я здесь, потому что мне интересно.              И это чистейшая правда. Сон не может понять, зачем кому-то хотеть так долго жить в этом мире, где повсюду дерьмо и сам воздух пышет грязью. Этот мир — причина, по которой человечество убегает в Грëзу. И логично, что он абсолютно не понимает стремление Роберта Гэдлинга остаться здесь навсегда.              Роберт Гэдлинг недоверчиво вскидывает бровь.              — Значит, тебе интересен конкретно я?              Был ли Сон заинтересован в Роберте Гэдлинге? Нет, конечно нет. Люди всегда были слишком высокого мнения о собственных персонах.              — Твой опыт, — педантично уточняет Сон.              Роберт Гэдлинг кивает и смотрит на свои колени. В напряженной линии плеч явственно ощущается неподдельный страх.              — Что мне нужно сделать?              О, смертные и их врождённое чувство обязанности.              — Ничего. Просто живи так, как сочтёшь нужным, — этой простой репликой Сон хочет подчеркнуть свободу выбора Роберта Гэдлинга. У него еще есть шанс отказаться от страданий, доставляемых влачением бренного существования в Яви, и Сна искренне удивляет, почему он им до сих пор не воспользовался. — И ровно в этот день, каждое столетие, мы будем встречаться здесь.              — Потому что тебе интересно, как я распоряжусь своим бессмертием, — подытоживает Роберт Гэдлинг.              Сон кивает.              — Ладно, тогда послушай, на что это похоже…              Честно говоря, он ожидал горестной исповеди человека, уставшего нести груз прожитых лет и молящего об долгожданном избавлении.              Однако Роберту Гэдлингу удаётся его удивить. Вместо жалоб и просьб он начинает взахлёб расписывать все изобретения и чудеса прошедшего века, очевидцем которых ему посчастливилось оказаться. Час плавно перетекает во второй, а второй — в следующий, а рассказ даже не думает прерываться. Теперь не остаётся сомнений в неоспоримой увлечённости Роберта Гэдлинга жизнью.              Когда ночь наконец плавно подходит к концу, Сон спрашивает, хочет ли он ещё пожить на этом свете.              — О да, — с горячностью восклицает Роберт Гэдлинг. В его тёмных глазах плещется неподдельная алчность.              Сон поднимается из-за стола.              — Значит, ещё сто лет?              — О да, — повторяет Роберт Гэдлинг.              Сон уходит прочь, и стоит ему завернуть за угол трактира, как он возвращается в Грёзу. Весьма любопытно. Что ж, они встретятся в следующем столетии и тогда посмотрят, сохранит ли Роберт Гэдлинг свой энтузиазм.              А пока у Сна имеются дела поважнее.