Девятая несусветная чушь

Комната казалась холодной и до дрожи в пальцах мертвой. Размером не больше десять на десять шагов, с голыми обшарпанными стенами и старым стоптанным ковром, местами проеденным молью, с кислым и затхлым воздухом — Шэнь Цзю с радостью бы забыл все это, если бы мог. Выкинул бы из памяти, сжег бы в голове любое напоминание — все, что угодно, лишь бы уничтожить эти ужасные, отвратительные воспоминания. Воспоминания о месте, где он так несправедливо вырос и где из года в год встречал морозные, пробирающие до костей зимние месяцы. Взгляд Шэнь Цзю медленно прошелся по едва заметным трещинам в стенах, скользнул по углам, где валялась давным-давно отсыревшая солома и нехотя остановился на потолке, откуда из незалатанных дыр вечно дул ветер и капала вода во время дождей. В горле у него сдавило, а в груди, словно насмешка, кольнуло болью. Кем были те люди, если не зверями в человеческом обличии? Как он вообще выжил?.. Шэнь Цзю легонько ударил себя по груди, осторожно и мелко несколько раз вздохнул и неторопливо двинулся вперед. Он отчетливо ощущал себя на грани чего-то нехорошего, чего-то, что могло навредить, так что старался дышать размеренно и неглубоко — держать медленный темп дыхания, дабы крепко и твердо сохранять ясность сознания. Шагал Шэнь Цзю не торопясь, четко взвешивая куда и как ему ступить. Пол, как он помнил, был весь в небольших островках прогнившего дерева, большую часть которых спрятали под старым ковром. Его будто бы оглушило: ничто под ногами не скрипело, не было слышно завывания ветра или противного дребезжания крыши. Все будто вымерло вместе с теми детьми-рабами, что жили здесь когда-то бок о бок с Шэнь Цзю. Тишина давила на уши, заставляла сердце тяжело бухать о ребра. С языка в любой момент была готова сорваться ядовитая словесная грязь и он с трудом подавлял эту свою дурную привычку. Приходилось с силой кусать изнутри нежную мякоть щек и стоически игнорировать накатывающие тревожные чувства. — Сяо Цзю. Шэнь Цзю дернулся всем телом и моментально обернулся. Голос, полный печали, застал его врасплох настолько, что от испуга он едва позорно не завопил. Глаза с неверием распахнулись. Рот раскрылся сам собой, вот-вот готовый выплеснуть все, что его гордость думала по поводу таких вот выходок, но после, стоило голове уразуметь личность шутника, все слова испарились. Перед Шэнь Цзю стоял Юэ Ци. В новых, добротных, весьма даже красивых одеждах, стоящих, наверное, как целая шкатулка с драгоценностями. Ничто в нем более не напоминало Шэнь Цзю того Ци-гэ, каким он запечатлелся в сердце. Вытянувшийся, отъевшийся, статный и в какой-то мере даже внушительный — ни следа от того наивного мальчишки с выпирающими ребрами и нелепой верой в людскую доброту. Разве что… Шэнь Цзю пригляделся. Пусть в полумраке этой мрачной комнаты многого было не рассмотреть, однако выражение лица Юэ Ци он видел прекрасно. И… Оно было странным — это выражение. Нежное раздражение в чуть поджатых губах, опущенные ресницы как знак необъятной усталости, тихая печаль вперемешку с заботой на дне глаз… Таким видом Юэ Ци вселял в душу мерзкое чувство тревоги. — Что ты тут делаешь? — после длительной паузы настороженно спросил Шэнь Цзю. Необъяснимое ощущение тронуло его изнутри. Что-то было не так, что-то важное и значительное, что он не мог ни нащупать, ни хотя бы предположить. Юэ Ци, помимо облика молодого господина, казался бледным, несколько осунувшимся. Губы его посинели, как после особенно морозной ночи, а сам он весь будто съежился. — Я пришел увидеть сяо Цзю, — с теплотой отозвался Юэ Ци, улыбаясь своей привычной счастливой улыбкой. С такими синюшными губами это выглядело жутко. — Ци-гэ очень соскучился, поэтому решил навестить сяо Цзю в последний раз. Шэнь Цзю поневоле рассерженно дернул плечом. Эта повинная манера с примесью скрытого сюсюканья, этот тон — он терпеть всего этого не мог! Шэнь Цзю давно вышел из соплячьего возраста, его теперь и на руки поднять будет зазорно — вот как сильно он вырос! Сотню, а то и тысячу раз, Шэнь Цзю говорил об этом: пусть Юэ Ци и был ему братом, пусть Юэ Ци и вытащил его полудохлым из канавы — годы телячьих нежностей давно прошли! Последний раз?! Какой еще последний!.. Возмущенно бившиеся мысли разом утихли, и в голове у Шэнь Цзю образовалась звенящая пустота. Он уставился на Юэ Ци, не в силах ни нормально вздохнуть, ни сказать хоть слово из того бардака, что буквально мгновение назад распирал разум. «В последний раз»? Что значило «в последний раз»? Почему?.. Шэнь Цзю медленно моргнул, но пугающее наваждение не спало. Юэ Ци все так же стоял с необъятной печалью во взгляде и молча пялился. Шэнь Цзю неожиданно для себя самого сделал шаг вперед и поднял руку. Он едва ли мог объяснить свои действия: хотел ли он убедить себя в реальности происходящего прикосновением или же влепить Юэ Ци животворящую пощечину?.. Юэ Ци не двигался. Лицо у него застыло в своем выражении, и он позволил Шэнь Цзю дотронуться до бледной щеки. «Ледяная», — отстраненно подумалось Шэнь Цзю. Он чувствовал, как пальцы безжалостно закололо, словно это была не кожа, а острая ледяная крошка. А надавив чуть сильнее, сразу же отдернул руку. В прошлом, в дни, когда морозы были особенно суровы, Шэнь Цзю нередко встречал трупы околевших бродячих собак. На ощупь они не уступали в твердости камням и напоминали больше небольшие валуны, покрытые облезлой шерстяной шкурой, нежели когда-то живых животных. Иногда Шэнь Цзю им завидовал — по крайней мере они были вольны умереть свободными. Но чаще он просто проходил мимо. Смерть одной собаки или же целой стаи — это не имело ни малейшего значения. Взгляд Шэнь Цзю требовательно впился в глаза Юэ Ци. От волн паники и ужаса, что стремительно поднимались из недр души, ему с трудом удавалось дышать. — Прости, — одними губами прошептал Юэ Ци, — Ци-гэ оставил своего сяо Цзю. Прости. Шэнь Цзю как горной водой облили. Он отшатнулся, дыхание его сперло. Юэ Ци это серьезно?.. Серьезно?! — Прости? — отупело повторил Шэнь Цзю и с трудом сглотнул: истеричный смешок подкатил к глотке противным комком, продираясь вперед с чудовищной силой. Чудилось что-то невообразимое — Юэ Ци извинился? Юэ Ци взаправду извинился перед ним таким тоном и с таким лицом?! — Дурость! — яростно выплюнул Шэнь Цзю, еле удерживая себя от безумного и громкого истеричного хохота, — что ты несешь?! Прости? Прости?! В груди забурлил гнев и жуткое в своей глубине разочарование. Как он вообще мог подумать, что этому придурку, этому глупому Юэ Ци хватит ума вернуться за ним живым? Как Шэнь Цзю смел полагать, что!.. «Подождите», — осек себя он и сделал несколько шагов назад. — «Что за бредни? С чего вдруг я решил, что Ци-гэ мертв? Почему я…» Шэнь Цзю замотал головой: то, что раньше казалось логичным и закономерным, потеряло всякие основания считаться таковым. С какой радости он находился в комнате для рабов? Почему здесь, где не было зажженных фонарей, было пусть и не светло, но вполне узнаваемо? Как он тут очутился?! Шэнь Цзю сделал шаг назад, пристально следя за неподвижной фигурой Юэ Ци, и коротко вскрикнул: вместо ожидаемой холодной стены его спина не встретила ничего. Он рухнул назад, будто в пропасть без дна. …Открывать глаза было по-настоящему страшно. Вот Шэнь Цзю летел и летел, не чувствуя ни встречного воздуха, ни собственного тела, а в другое мгновение он уже лежал ничком на полу, в полной мере ощущая, насколько больно может быть от одного обыкновенного вдоха. Шэнь Цзю осторожно приоткрыл один глаз, затем второй, и несколько раз осторожно сглотнул яркий привкус крови на языке. Немилосердно тошнило, но он нашел в себе силы приподнять голову и осмотреться. …Лучше бы не смотрел. Комната, в которой он так унизительно валялся на полу, была до омерзения знакомой. Любимая гостиная ублюдка Цю Цзяньло. Стоило Шэнь Цзю это осознать, как его замутило еще жутче. И к тому же… Сам Цю Цзяньло был в гостиной — тоже. Самодовольный, разодетый так, словно вот-вот поедет к императору на прием. Улыбающийся. — Как себя чувствуешь, А-Цзю? — сладким тоном проворковал Цю Цзяньло, подходя с явственной леньцой. — Какая жалость все-таки, как бы я не пытался, твое личико все равно привлекательно. — И дополнил уже нормальным голосом, — тебе стоит поблагодарить своего господина, А-Цзю. Не будь я столь благороден, тебе, с такой-то гнилью внутри, была бы одна дорога. «Кто бы говорил о гнили!» — в отвращении подумал Шэнь Цзю. Не этому ублюдку рассуждать о таком. Это все равно что свинья будет укорять скакуна грязными копытами! — Впрочем, о чем это я, — продолжил рассуждать Цю Цзяньло и притворно задумался. — Ах, да! Пора бы тебя продать, А-Цзю! Как хорошо, что У Яньцзы подкинул такую хорошую идею. Хоть на что-то сгодишься. Шэнь Цзю против воли пронзила дрожь. Улыбка на лице Цю Цзяньло была такой грязной и обещающей, что всякие сомнения о том, куда Шэнь Цзю собрались продавать, сгорели — и пепла не осталось. На коже выступил липкий и холодный пот, и мысли, напуганные донельзя, разбежались в разные стороны. Шэнь Цзю втянул воздух сквозь зубы и проигнорировал вспыхнувшую в груди боль. Ему надо было успокоиться и придумать способ спастись. Срочно. Срочно! Цю Цзяньло вдруг опустился рядом на корточки и издевательски нежно положил ладонь на шею Шэнь Цзю. Этот ублюдок обожал так развлекаться, пусть возможность появлялась нечасто. Нежная кожа Шэнь Цзю не терпела подобного обращения и тут же расцветала синяками — это неизбежно привлекало внимание Цю Хайтан. Цю Цзяньло хмыкнул, театрально вздохнул и медленно, по чуть-чуть, усиливал хватку. Он явно наслаждался тем, как все громче хрипел Шэнь Цзю. — Продам тебя, — нараспев произнес Цю Цзяньло, глядя Шэнь Цзю прямо в глаза, — продам в самый грязный синий дом, а на вырученные деньги куплю себе вина. Ты слышишь, гаденыш? Цена тебе — бутыль вина! Пальцы впивались в кожу все сильнее и сильнее, заставляя голову кружиться от недостатка воздуха. «Убьет», — на грани равнодушия подумал Шэнь Цзю, — «задушит и наврет потом Хайтан за милую душу». Глаза его закрывались, и как бы он не хотел еще побороться за свою жизнь, сознание утекало в темноту. Шэнь Цзю отчаянно, из последних сил дернулся прочь и… Проснулся на полу. — Кошмар? — хрипло и едва слышно пробормотал он, и мутная пелена перед глазами медленно сошла на нет. Шэнь Цзю поднялся на ноги, потрогал спину сквозь ткань ночных одежд и цокнул. Он весь пропотел. Взгляд метнулся к окну и оценил погоду снаружи. Видимо, кошмарный сон поднял Шэнь Цзю даже раньше часа, в котором вставали слуги. Тишина казалась оглушительной, и он мысленно порадовался тому, что с тех пор, как он стал сопровождать Тяньлан-цзюня с Чжучжи-ланом, ему всегда снимали отдельную комнату. Гордость, конечно, пыталась что-то сказать по этому поводу, но затыкалась, едва Шэнь Цзю вспоминал о том, что это были не обычные люди, а священные демоны. Демоны, которые могли как сожрать его заживо, так и разорвать на куски. Раздражать таких существ он считал тупостью высшей пробы. Шэнь Цзю устало рухнул на развороченную постель. Сна не было ни в одном глазу, что неудивительно, учитывая приснившееся. Что он мог сказать: кошмар вышел на славу чудовищным в своей жестокости. Вытащил на свет все то, чего Шэнь Цзю страшился. — Давненько мне таких кошмаров не снилось, — мрачно прошептал он, — пару лет так точно. И это было странно — Шэнь Цзю ожидал их прихода намного раньше. Прошел ведь уже почти месяц, как он находился в пути вместе с демонами… Почему сейчас? Он рывком сел и свесил ноги. Раз уж Шэнь Цзю проснулся и точно уже не уснет, то стоило собрать все свои нажитые за месяц вещи. Сегодня они должны выдвинуться дальше, навстречу хребту Цанцюн. *** Близился Шуанцзян. Погода портилась день ото дня, ветер дул почти постоянно и ближе к ночи становился пронизывающим и неприятным. Удивительно, как Шэнь Цзю вообще мог прожить столько лет в намного более холодной местности? Теперь-то, выбравшись в мир, он ярко ощущал разницу. Пусть и подмораживало по ночам, пусть вместе с дыханием вырывался и белёсый пар — это все равно не могло сравниться с тем кусачим морозом, что запечатлелся в памяти. Ну и конечно, огромную роль играла одежда. Раньше, будучи рабом, Шэнь Цзю воистину божественным способом умудрялся оставаться относительно здоровым в тонких и старых вещах. Иногда он думал, что, в конце концов, его силы воли не хватит — переломится его выпестованное упрямство, помрет Шэнь Цзю в своих обносках под плач Юэ Ци. Но ее хватило — силы воли, отчаянного желания выжить вопреки… Буквально крупица, совсем капля, но именно она пересилила и, как итог, Шэнь Цзю был жив, цел, здоров. Он здравствовал — сидел на деревянной скамье спереди повозки, кутался в плотные и добротные одежды, кои ему пришлось принять, затолкав гордость поглубже. Шэнь Цзю был свободен от семьи Цю. Мысль эта бодрила и приятно оседала в голове. Он поправил плащ на своих плечах, чуть поерзал, — как бы нелепо это не звучало, но он до каменности отсидел задницу за это длинное утро, — и бросил искоса взгляд на Чжучжи-лана. Тот сидел на вежливом отдалении, правил лошадьми аккуратно и несколько лениво, отчего скорость повозки не превышала пеший шаг. Выглядел Чжучжи-лан расслабленно до такой степени, что уже начинало раздражать. Время тянулось не спеша. Пейзаж не менялся ни разу за последние пару шичэней, окружающий лес смотрелся не шибко красиво в промежутке между осенью и зимой, но дорога, к счастью, была ровной и не петляла. «Просто огромный лес!» — восхитился размерами Шэнь Цзю. С самого раннего утра они находились в пути и все это время перед глазами были сплошные старые деревья. Как бы он не ворчал на мрачное однообразие видов, лесные звуки, что ненавязчиво доносились со всех сторон, все же умиротворяли душу. Вместе со словесной тишиной, что незаметно объяла всю повозку, сложившаяся атмосфера действовала на Шэнь Цзю подобно медитации. Хотелось уйти в свои мысли, раствориться внутри себя и просто побыть наедине с собой. И его спутники, казалось, разумно не стали его трогать. Чжучжи-лан по своей натуре не желал навязывать общение, а Тяньлан-цзюнь, видимо, руководствуясь какими-то своими соображениями, не казал и носа из нутра повозки. Так и ехали они сквозь лес, занятые каждый своими делами. Темп их был нетороплив, а потому Шэнь Цзю без сомнения прикрыл глаза. Спать он все равно не собирался, а вот поразмышлять — вполне. Приснившийся накануне кошмар вытащил из недр памяти слишком много воспоминаний. Годы детства, проведенные в той отвратительной комнате, страхи за Юэ Ци, ушедшего учиться заклинательству, сердечная рана от осознания, что дальше ждать бессмысленно… Шэнь Цзю хватало в нынешней жизни переживаний и без этих сцен. Взять хотя бы Тяньлан-цзюня! До сих пор ведь об этом демоне он знал лишь поверхностно. Ни истинного характера понять, ни личности уразуметь — будто Тяньлан-цзюнь не счел нужным показывать что-то больше, чем несколько крупиц его настоящего. Все, что Шэнь Цзю думал о нем, складывалось из пристрастных наблюдений. И как бы он не старался — опустить благодарность за спасение ему было не под силу. Потому и прокручивалось в голове: это демон, священный демон! Тот, кто может оборвать жизнь из праздного интереса, тот, кто относится к людям как к экзотическому развлечению. «И ты, Шэнь Цзю, тоже — развлечение». Где-то вдалеке испуганно крикнула птица. Поднялся ветер, и Шэнь Цзю недовольно запахнул плащ потуже, а капюшон натянул пониже. Пусть ему от этого ветра не было ни вреда, ни дискомфорта, — для Шэнь Цзю ветер казался лишь прохладным, — однако он дико не любил, когда волосы превращались в воронье гнездо. Иногда Шэнь Цзю искренне задумывался над тем, что именно использовал Тяньлан-цзюнь, дабы выглядеть как император. Как говорится: и в снег, и в дождь, и в жаркий день. А какое впечатление тот мог создать по желанию! Один взмах ресниц, одно крошечное движение губ — всего лишь малость, но ты уже чувствуешь себя грязью под чужими сапогами. Удивительно. И — завораживающе. «Странный все-таки Тяньлан-цзюнь», — подумалось ему. — «Одним днем забалтывает меня до хрипоты, в другой — забывает про мое существование, так, словно я бабочка-однодневка…» Неприятно, конечно, было осознавать, но похоже, именно так все и было. Шэнь Цзю в глазах Тяньлан-цзюня был бабочкой, любопытным в своей близости существом. За прошедший месяц с хвостиком эту привычку священного демона он уяснил хорошо. Бывало, в городках, где они останавливались, Тяньлан-цзюнь таскал Шэнь Цзю за собой, не терпя никаких возражений. Прогуливался по улочкам, обольщал местных красавиц, исчезая с их глаз, едва ему наскучит, смотрел редкие театральные представления и неизменно пробовал все вино, что только продавалось. И все это в сопровождении молча сцепившего зубы Шэнь Цзю. Красавицы раздражали его больше всего. Ослепленные красотой Тяньлан-цзюня, одурманенные его сладкими речами, эти девицы не могли дойти своим умом, что интерес в их сторону — уже чудо. И чудо весьма… Сомнительное. Реже случалось наоборот. Тяньлан-цзюнь без предупреждения растворялся в воздухе на долгие часы, возвращался то к ночи, то к следующему утру, смотрел холодно и равнодушно. В такие моменты Шэнь Цзю взаправду ненавидел себя за унизительный испуг. Он презирал в себе само существование подобного чувства. Вновь напоминал: он обязан был дойти до Цанцюн до того, как истечет срок их договоренности. Иначе никак. Из довольно-таки мрачных мыслей Шэнь Цзю выбрался по вине громкого ржания лошадей. Повозка ощутимо замедлилась и практически остановила свой ход. То и дело запряженные лошади нервно били копытами, и в общем, выглядели настороженными. Чжучжи-лан чуть натянул поводья, но не стал хлестать лошадей кнутом по крупу. Шэнь Цзю нахмурился и спросил: — Что такое? На первый взгляд вроде бы все было в порядке: солнце все так же светило с неба, тихо и ненавязчиво шуршал лес. Чжучжи-лан задумчиво склонил голову; его янтарные глаза сверкнули. — Пахнет свежей кровью, молодой господин Шэнь, — негромко ответил он, глядя в глубины леса, — где-то рядом. На ум мгновенно пришел тот птичий крик. Тогда Шэнь Цзю не обратил внимания: мало ли какие звуки могут быть в подобных местах? Но сейчас задумался серьезно. Кого-то убили? Сожрали? Что произошло? Шэнь Цзю прислушался, и именно этот момент кто-то выбрал, чтобы объявить о себе во всеуслышание. Громкий и пронзительный вопль ударил по ушам, заставляя скривиться и дернуть руки к голове, дабы закрыться от этого неприятного явления. Вопль походил на смесь рычания медведя и истошного ора уличного кота, попавшего в свору бродячих собак. Вроде и присутствовал некий «грудной» медвежий элемент, но это не делало звук более терпимым. Из повозки глухо донесся голос Тяньлан-цзюня: — Поехали, Чжучжи-лан, посмотрим, кто там резвится. Приказной тон с нотками искристого любопытства был замечен Чжучжи-ланом сразу же — он натянул поводья и весьма ловко управился с взбудораженными лошадьми. Повозка тронулась с места. Им пришлось проехать еще как минимум несколько ли, прежде чем звериный рык стал слышен отчетливо. Шэнь Цзю даже привстал со своего места, во все глаза рассматривая небольшую по размерам поляну с неприглядной черной землей и тем, что с натяжкой можно назвать остатками травы. Что же, вполне закономерное зрелище для этого времени года. Как оказалось, источником такого пронзительного вопля был медведь. Шэнь Цзю прежде никогда не видел подобных животных; он распахнул глаза, в груди вспыхнуло странное, но приятное чувство то ли восхищения, то ли уважения. Черная шерсть не особо выделялась на фоне полуголых деревьев и твердой земли, а размером медведь набирал роста почти с двух взрослых людей. К тому же… «Кошачьи уши?!» — грохнула в голове ошарашенная мысль. Шэнь Цзю глупо открыл рот, но не нашелся со словами. На макушке медведя действительно можно было углядеть два больших треугольных ушка. — Далековато она забралась, — небрежно заметил Тяньлан-цзюнь. Шэнь Цзю пропустил тот момент, когда священный демон вылез из повозки и встал рядом, разглядывая медведицу с разгорающимся интересом. — «Она»? — уточнил он и получил в ответ ленивый кивок. Тем временем, медведица издала еще один вопль и яростно принялась что-то усиленно драть когтями и рвать клыками. Со своего места Шэнь Цзю плохо различал, что именно стало целью столь неистового действа, — с такого расстояния сложно было различать детали, — но вскоре понял. Это было тело. Мертвое человеческое тело. Молодой мужчина, в темно-синих плотных одеждах, — естественным образом, этот человек был не знаком Шэнь Цзю. — Кошачьи медведи довольно редки даже для царства демонов, — негромко произнес Чжучжи-лан, — тут еще и самка. Цзюнь-шан, не хотите ли вы?.. Тяньлан-цзюнь отрицательно покачал головой. Было видно, что в нем набирало силу любопытство, но почему-то Тяньлан-цзюнь не делал и шага в сторону медведицы. Маловероятно, что он не решался из опасения получить от нее сполна, — даже тысяча таких зверей не заставила бы священного демона почесаться, — но и внятного объяснения на ум не приходило. — Кошачьи медведи? — как бы между прочим обронил Шэнь Цзю. — Никогда раньше не слышал. — Неудивительно, — снизошел до ответа Тяньлан-цзюнь, — кошачьи медведи редки и опасны. Встретить их в Царстве людей… — он подпустил в голос толику нежности, — ох, по-настоящему приятная неожиданность. — «Опасны и редки», — повторил Шэнь Цзю. — Господин не утолит любопытство этого Цзю? — Отчего же нет? — уголком губ улыбнулся Тяньлан-цзюнь и, не теряя на ветру ни изящности, ни красоты, степенным голосом объяснил: — Это самка. От самцов их отличает выпуклое уплотнение на нижней части живота, так называемый родильный мешок, — он указал пальцем в озвученную область. Шэнь Цзю мысленно отметил про себя примерные размеры и озадачился. Мешок у этой медведицы действительно выглядел уплотненным, однако внимание больше привлекали несколько глубоких и длинных ран на этом самом мешке. — Этот мешок чуть светлее остальной шкуры и у него практически отсутствует чувствительность. В среднем самки вынашивают в спячке два-три детеныша, и только один доживает до самого рождения. Это достаточно долгий процесс: примерно с середины осени и до начала лета. Отчасти, именно из-за проблемного размножения их так сложно встретить. Шэнь Цзю нахмурился и прокрутил в голове сказанное. Обычно он сразу понимал, с какими эмоциями Тяньлан-цзюнь говорил те или иные вещи, с каким настроением вел беседу, но тут… Тут словно для Шэнь Цзю спрятали подсказку. Что-то, что касалось… Детенышей? Он тут же озвучил пришедшее предположение: — Детеныши представляют какую-то ценность? Тяньлан-цзюнь бросил на него почти одобрительный взгляд и ответил: — Заклинатели в большинстве своем знают о том, какие части тела демонических существ можно использовать с пользой. Это не всегда доступно для них, однако знание об этом они исправно передают. Детеныши кошачьей медведицы, особенно нерожденные, таят в себе много того, что можно использовать для серьезных снадобий. Кровь, кости, шкурка — все это великолепно работает против ранений проклятым оружием. Довольно… Исчерпывающе. Получается, что ценные ингредиенты можно получить за пару движений мечом? Просто добыть детеныша? …Тут не могло все быть так просто. Шэнь Цзю тщательно взвесил этот момент: какова была вероятность, что тут не притаилось подлянок? Покатав мысль и так, и этак, он все же решил обозначить ее вслух. — Если найти берлогу, то вырезать их из родильного мешка — легкое дело. Раз уж он нечувствителен, то в спячке медведицу можно не только вскрыть, но и ее саму прирезать? Шэнь Цзю наморщил нос, но не стал что-либо дополнять. Он хотел произнести это с утверждением, но никак не вопрошая. Тяньлан-цзюнь как будто и не заметил вспышку недовольства. Смотрел он только на беснующуюся медведицу и на то, как далеко отлетали от тела оторванные куски мяса. — Верно. Однако не все так просто. В противовес такой ущербной особенности тела, для баланса у кошачьих медведей развит слух. Любая особь, сглотни ты хоть на расстоянии десяти, двадцати, ста ли — она обязательно тебя услышит. Подобраться незамеченным удается лишь самым опытным и сильным. На моей памяти, кроме меня, разумеется, только одному демону из рода Мобэй удалось подойти вплотную. Это обнадеживало. «Одной проблемой меньше — к священному демону она не сунется, а значит, ко мне тоже…» Шэнь Цзю незаметно для себя кивнул. Теперь ему стало понятно, почему медведица не обращала и каплю внимания на раны на родильном мешке. Кровь хлестала оттуда не переставая, и никакой приступ ярости не мог настолько притупить ощущения. Она просто не ощущала ран. «Видимо, этот заклинатель решил, что справится в одиночку, и его погубила собственная жадность», — заключил Шэнь Цзю, бесстрастно наблюдая, как медведица откусила от тела руку. Зрелище было одновременно жутким и завораживающим. — Этот заклинатель… — тихо начал Шэнь Цзю, но Тяньлан-цзюнь почти сразу его перебил: — …Самонадеянный глупец, возомнивший себя выше других. По спине прошлись морозные мурашки, затмевая собой и кровавую расправу над телом, и задувающий под плащ ветер. Сердце пропустило удар от стремительного, но кратковременного мгновения всепоглощающего страха. То, как произнес эти слова Тяньлан-цзюнь, то, как много презрения Шэнь Цзю уловил в голосе — все это сработало как пощечина. «Священный демон. Священный! Демон!» — напомнил он себе в который раз. Пришлось прикусить язык и молча смотреть вперед, делая вид, что яростные пронзительные вопли ничуть ему не мешали, а стойкий запах крови был не более, чем досадным упущением. И чем дольше Шэнь Цзю смотрел, тем больше недоумевал. Сердце его то бухало, то екало, и он не мог понять: от чего? Была ли причина в бессердечном равнодушии на лице Тяньлан-цзюня? В жутком понимании, что неподалеку кого-то разрывали на куски? Почему?.. Шэнь Цзю никак не мог распутать этот клубок в своей голове. — Если хочешь, то после можем обыскать этого заклинателя, — вдруг негромко предложил Тяньлан-цзюнь и отпустил прохладный смешок с ошарашенного выражения лица Шэнь Цзю. — Видел я, как ты на лавки с пособиями все глядишь. Вполне вероятно, что где-то в карманах найдется что-то в этом роде. Молодой ведь еще был, явно в процессе обучения находился. Шэнь Цзю задавил в себе желание содрогнуться. То, с каким тоном Тяньлан-цзюнь рассуждал о мертвом заклинателе, то, с какой легкостью предложил забрать пособие — все это пускало по телу царапающие мурашки. Сердце екнуло еще раз. Шэнь Цзю никогда — никогда! — не стоило забывать о том, что это были не люди. Это были демоны. *** Им пришлось ждать около половины палочки благовоний, прежде чем медведица оставила тело в покое. Пусть Шэнь Цзю и знал что, — а точнее кто, — именно ее побудил просто пренебречь их присутствием, втайне все же вознес благодарность Небесам. Он не был готов к возможным последствиям. Вблизи кровью пахло намного сильнее. Сладковатый запах смешивался с тошнотворным запахом фекалий и забивался в нос. Вероятно, кошачьей медведице хватило ярости, чтобы уделить внимание и внутреннему наполнению. Шэнь Цзю никогда не видел такого: местами разорванные, местами просто пожеванные клыками кишки, валяющиеся на земле и тянущиеся из живота мертвого заклинателя. Неприятного, непонятного цвета: то ли буро-коричневого, то ли кроваво-землистого… Слава всем Небесам, его пока что не тошнило. «Неудивительно, что стоит такой запашок», — внутренне поморщился он, — «эта зверюга буквально вывернула тело наизнанку!» Шэнь Цзю аккуратно шел вслед за Тяньлан-цзюнем и Чжучжи-ланом, стараясь глубоко не дышать. Было слегка не по себе от того, что Тяньлан-цзюнь не смотрел себе под ноги и без зазрения совести наступал и на куски земли, и на кровавые ошметки. — Такая свирепая оказалась, — с толикой восторга послышалось спереди. Шэнь Цзю послал в спину Тяньлан-цзюню скептичный взгляд. Прозвучало так, словно медведица была личным домашним питомцем и только что загрызла любимого пса раздражающего соседа. — Старенькая, а сколько силы! Шэнь Цзю не ответил, хотя в глубине души согласился с описанием. То, что он видел, было настоящим природным буйством, проявлением животного многообразия их опасного и жестокого мира. — О, — удивленно выдал Тяньлан-цзюнь и махнул рукой Чжучжи-лану. Тот нагнулся над телом и осторожно перевернул. С места, где стоял Шэнь Цзю, открывался неприглядный, но полный вид. И до такого состояния человеческой отбивной тело довела кошачья медведица?.. Внутри Шэнь Цзю разлилось липкое чувство с крохотной толикой восхищения. Мало того, что кое-где мясо было буквально вырвано клыками с костей, так еще и кожа местами висела как разорванное тряпье. Он раздраженно дернул плечом и, с трудом удерживая холодное выражение лица, присел у трупа на корточки. От одежды осталось одно название. Кишки тянулись дохлой змеей в стороны. Одна рука была оторвана вместе с рукавом. И как теперь прикажете искать пособие? — Не знаю, как сейчас, но в мое время заклинатели любили таскать свои учебники в излюбленных зачарованных мешочках-цанькунях, — небрежно заметил Тяньлан-цзюнь. Намек был брошен прозрачнее некуда. Шэнь Цзю поджал губы. Преодолевать себя он умел, но сейчас приходилось прикладывать куда больше усилий. В чудом уцелевшем рукаве оставшейся руки он ничего не нашел. Шэнь Цзю был вынужден подняться на ноги, поискать взглядом вторую руку и принести ее к телу. — Нашел, — с отвращением объявил он, быстро выудил из порванного рукава крохотный черный мешочек и приложил руку поближе к месту отсоединения. «Кажется, меня уже ничего не удивит…» Шэнь Цзю несколько раз мысленно упрекнул себя в слабости. Да, этого неизвестного заклинателя убили, причем кроваво и жестоко. Да, сам факт того, что в руках у него был чужой цанькунь, уже грыз то, что осталось у Шэнь Цзю от совести… Все это было плохо и аморально. Но и сам неизвестный заклинатель тоже был хорош. Неблагородный это поступок — вырезать из живота матери детеныша ради того, чтоб спустить тельце на снадобья. Он решительно потянул за завязки мешочка. Сунул руку внутрь, щупая все, что попадется, и… Пальцы тронули что-то похожее на худенькую книгу. — Вот и оно, — бесстрастно пробормотал Шэнь Цзю. На вид пособие не внушало доверия. Потрепанная, местами облезлая и затасканная книжица — вот, как оно выглядело. Чувствовалось это странно и малость пугающе. Неужели Шэнь Цзю сделал первый шаг по тому пути, по которому ступает Юэ Ци?