Девятая несусветная чушь

Подводя итоги… Для Шэнь Цзю прошедший месяц с небольшим оказался на диво красочным и, одновременно, невероятно однообразным. Двигались они медленно, останавливались почти в каждом городке, и единственное, что радовало — направление было в сторону южных земель. И чем дальше они уходили от севера, тем выше становилась температура. Она менялась незаметно, по чуть-чуть. Не сказать, что Шэнь Цзю столь тонко чувствовал разницу, — право, на подобные крохотные вещи обращать внимание не было ни сил, ни желания, — однако он не мог не отметить то, насколько же комфортно ему было. Ночи также становились теплей, и для Шэнь Цзю это стало хорошим подспорьем — иногда им приходилось останавливаться в лесах, когда расстояние между городками или хотя бы деревнями превышало два полных дня пути. Как он подозревал, причин тут имелось две. Первая заключалась в том, что Тяньлан-цзюнь любил путешествовать с удобством, пусть и мог на совсем уж крайний случай заночевать под открытым небом. Не то чтобы он был избалованным сверх меры, скорее, предпочитал не мучиться там, где этого можно было избежать. Второй же причиной, как бы глупо это не звучало, был сам Шэнь Цзю. А точнее — его человеческое тело. Слабое, невыносливое, такое уязвимое! Будь он хотя бы заклинателем, поездка явно стала бы для Шэнь Цзю намного легче. Стремительно смеркалось. «По крайней мере, этот лес удобнее всех предыдущих», — промелькнуло у Шэнь Цзю с легчайшим оттенком недовольства. Что тут поделать, ну не любил он ночевать под открытым небом! Тем более, что Тяньлан-цзюнь и не думал делиться местом в своей повозке, а сам Шэнь Цзю поостерегся приглашать себя самостоятельно. Ни свежесть воздуха, ни сухость земли, ни приятные ненавязчивые переливы самого леса — ничего из этого не примеряло Шэнь Цзю с действительностью. Одно было хорошо: сухих веток оказалось в избытке, а потому и костер получился большим, ярким и уютным. Он уселся на коряге поудобнее и достал пособие по совершенствованию. Происхождение этой книжицы в какой-то мере угнетало, но Шэнь Цзю стоически игнорировал мрачные, периодически вспыхивающие рассуждения. Тихо трещал костер, и звук этот действовал на него успокаивающе. Вот уже который час Шэнь Цзю сидел и читал пособие, пользуясь тем, что Чжучжи-лан ушел поохотиться, а Тяньлан-цзюнь растянулся на собственном плаще с другой стороны костра и безмолвно взирал на темнеющее небо. По каким соображениям он столь длительное время пялился туда, Шэнь Цзю даже предполагать не брался. Лицо священного демона не выражало каких-либо эмоций — вместо привычного насмешливого и каплю усталого выражения казалось, что все, ото лба и до подбородка, покрыла ледяная пленка. Он едва заметно поежился и вернулся к чтению. «…и только чередуя физические упражнения и медитации, возможно проложить начало для совершенствования. Медитировать полагается не меньше двух шичэней, а физическим упражнениям следует уделить равноценное время. Разумеется, в первые дни результата не будет. Телу и разуму необходимо привыкнуть к тому, что на них возлагается дисциплина, а сознанию — принять благодетель терпения. В столь щекотливом вопросе, как самосовершенствование, все, что касается безопасности — первостепенно. Если будет допущен бардак в голове — перевесит физическое, и тогда с высокой долей вероятности нагрянет искажение ци. Пренебрежение физического также недопустимо — без мышц ци некуда будет скапливать остатки…» Шэнь Цзю задумчиво уставился на желто-красные языки пламени. Основы были понятнее некуда, вопрос же состоял в практической части. Если с медитациями он еще более-менее мог справиться, — не зря же столько лет тренировал хладнокровие ума, — то как быть с физическими тренировками, Шэнь Цзю не имел понятия. Кто мог ему помочь без ущерба для гордости? Чжучжи-лан? Шэнь Цзю невольно посмотрел направо, на промежуток между двумя толстыми деревьями. Туда Чжучжи-лан ушел охотиться около палочки благовоний назад и явно не спешил возвращаться со скромным уловом. С одной стороны, попросить он мог. Вряд ли такая личность как Чжучжи-лан отказал бы, однако… С губ Шэнь Цзю сорвался тихий вздох. Этот змей был странным. Приятным в общении, предупредительным и вежливым. Вежливым! По мнению Шэнь Цзю, вежливость — последнее, в чем нуждался Чжучжи-лан. Быть вежливым с таким как он? Ха! Шэнь Цзю, как бы ему не хотелось этого забыть, являлся рабом. Бывшим, да, но это не меняло сути. … К тому же, Чжучжи-лан имел весьма непонятный образ мыслей. На прямые вопросы отвечал с легкостью и честно, а на каверзные — делал расстроенное лицо и, как результат, Шэнь Цзю не решался продавливать до конца. В противовес своему дяде, Чжучжи-лан больше молчал и внимал чужим речам, так что о прошлом Чжучжи-лана Шэнь Цзю знал поскольку-постольку. И то, благодаря логике, внимательности и оговоркам. В свою очередь, Тяньлан-цзюня поведение Чжучжи-лана, казалось, смешило и, как думалось Шэнь Цзю, слегка расстраивало. Зачем, почему, отчего — опять сплошные вопросы. Стоявшая на временном лагере тишина удивительно гармонично вливалась в степенные мысли Шэнь Цзю. Его не клонило в сон, но умиротворяло — дышал он все медленнее и глубже. Это было так похоже на… медитацию?.. — Почему люди так любят луну? — вдруг спросил Тяньлан-цзюнь. Шэнь Цзю вздрогнул от неожиданности и рефлекторно отодвинулся на коряге подальше. Взгляд тут же устремился к источнику звука. Тяньлан-цзюнь лежал на плаще вразвалочку, его руки находились за головой на манер подушки, и глядел он только в почти уже черное небо. Сказать по правде, вопрос застал Шэнь Цзю врасплох. С каких пор его спрашивали о таких абстрактных вещах? Нет, иногда Тяньлан-цзюнь любил поговорить о чем-то легком, не особо трудном в понимании, зачастую относясь к разговору с поистине императорской небрежностью. Как, например, их недавняя беседа о необходимости промывания чайных листьев… Луна? С чего вдруг луна? — Хм, — протянул Шэнь Цзю, пытаясь звучать не сильно озадаченно, — скорее всего, потому что она далека от нас. Все, до чего мы не можем дотянуться — все обрастает легендами и мифами. — Это общее, — небрежно перебил Тяньлан-цзюнь, крутя кистью в выразительном жесте. На Шэнь Цзю он так и не посмотрел. — Сейчас меня не интересует мнение большинства, я спросил тебя. — Луна… — Шэнь Цзю поднял глаза вверх и долго, почти не моргая, смотрел на полную луну. Он с трудом подбирал слова: они вертелись в голове, сменяя друг друга с невероятной скоростью. — Люди либо любят, либо ненавидят. Либо превозносят, либо втаптывают в грязь. Третьего не дано. Луна недоступна и слишком далека, ее ни уничтожить, ни покорить. Остается только восхищаться. «Затмить луну и посрамить цветы», «Луна полна, цветы прекрасны»… — он вздохнул и звучно захлопнул пособие. — Недосягаемые вещи всегда окружены подобным. Тяньлан-цзюнь не счел нужным что-либо ответить на это. Единственное, что хоть как-то отразило его реакцию, были устало прикрытые глаза, будто рассуждения Шэнь Цзю несказанно утомили священного демона. Это… отозвалось внезапно остро и болезненно где-то в глубине. — Цзюнь-шан! — послышался голос Чжучжи-лана, — мои извинения, я слегка задержался. Через пару мгновений под свет от костра шагнул и сам Чжучжи-лан. В руках его дергались пара еще живых кроликов. — К сожалению, в ближайших окрестностях я нашел только кроликов, — виноватым тоном сказал он, и Шэнь Цзю прикрыл лицо ладонью. Ему бы уже привыкнуть к манере поведения этой полунаивной змеюки. Чжучжи-лан вдруг нахмурился и позвал еще раз: — Цзюнь-шан? Тяньлан-цзюнь даже не пошевелился. Складывалось впечатление, что он уснул, да так крепко, что и криком не разбудить. Лицо Чжучжи-лана приняло растерянное выражение. Он повернулся к Шэнь Цзю с явным вопросом, но получил ровным счетом абсолютное молчаливое незнание. Шэнь Цзю понятия не имел, почему Тяньлан-цзюнь так себя вел. Кролики задергались в руках демона сильнее. Шэнь Цзю вздохнул и спросил: — Нужна помощь с разделкой? *** Очередной городок со скучным названием Яньцышан, через который волей судьбы пролег их путь, оказался шумным, грязным и очень людным. Набор, по мнению Шэнь Цзю, отвратительный, как его не верти. И, конечно, первым делом Тяньлан-цзюнь захотел прогуляться! Шэнь Цзю уже почти привык к стремительным переменам в настроении священного демона. То молчание несколько шичэней подряд, то разговоры о высоком, то неприличные анекдоты с издевательскими перерывами в виде благородной поэзии. У погоды в горах и то настроение предсказуемее! Иногда внимание Тяньлан-цзюня привлекали воистину тривиальные вещи, и Шэнь Цзю уже как несколько недель просто игнорировал чужие вспыхивающие странные желания, как, например, пойти и поглядеть на грязные от слякоти хмурые торговые улочки. Чжучжи-лан, в свою очередь, весьма умно ушел искать постоялый двор, достойный, как он выразился, пяты Цзюнь-шана. …И вот они тут — гуляющие по невыразительным улицам, выглядящие так, словно впервые оказались на рынке. Право слово, Шэнь Цзю в подобных ситуациях ощущал себя не тем, кто относительно достойно договорился со священным демоном, а тем, кого просто таскали за собой, не заботясь о том, отстал ли Шэнь Цзю или нет. Вот как сейчас. Шэнь Цзю буквально на мгновение замедлил шаг! К счастью, искать Тяньлан-цзюня ему не пришлось — тот сам дал о себе знать. — Как интересно! — донесся откуда-то слева знакомый голос с неприкрытой игривостью. — Милейшая красавица, не расскажешь, почему здесь отдельно лежат ленты? Как оказалось, слева находилось ответвление торговой улицы, где и обнаружился Тяньлан-цзюнь. Голова Шэнь Цзю дернулась, ему дико захотелось вдарить себе по лбу со всей силы. Почему, ну почему этот демон вечно флиртует со всеми подряд? И сейчас — тоже! Наверняка он просто подошел к лотку, отвесил комплимент, и вот, на Тяньлан-цзюня уже капают слюнями! «Очередная жертва», — чуть сердито подумал Шэнь Цзю и осмотрел девицу с ног до головы. Та была молода, имела простенькое лицо, носила изношенные, но добротные одежды, и выглядела польщенной вниманием Тяньлан-цзюня, которого она приняла за элегантного и благородного красавца на стыке взрослости и юношества. — Я уверен, что будет занимательно, — улыбнулся Тяньлан-цзюнь с тончайшим намеком и девица едва не грохнулась в обморок. Шэнь Цзю покачал головой. Это было поражение. Полнейшее. Ярко покраснев, девица разулыбалась и, со всем тщанием изображая грациозность, подпорхнула ближе к прилавку. — Эта А-Цин с удовольствием расскажет благородному господину! — сладко полились слова. Она поддела ближайшую к себе ленту и неожиданно изящно взмахнула ею в воздухе не хуже искусных танцовщиц. — Это ленты для нашей традиции. Раз в год, в самую длинную ночь, влюбленные пары, готовые отбить три поклона, для демонстрации силы и твердости своих чувств должны подняться до рассвета на во-о-о-н ту гору. — А-Цин указала на север, где над городом возвышалась невысокая молодая гора. — Там они должны повязать на любое дерево ленту исключительно совместными усилиями, а затем, рука в руке, встретить новое утро. Таким образом влюбленные заявляют о серьезности своего намерения. Летом там очень красиво и красочно, так как большинство пар предпочитают проходить испытание в теплое время. Отсюда, господин, и пошло название нашего городка. — Как необычно, — протянул Тяньлан-цзюнь, явно раздумывая над чем-то своим, — весьма романтичное испытание. — А-Цин тоже так считает! — разулыбалась торговка. — Мало кто из не местных проникается духом этой традиции. А ведь это так умно! Не зря же говорят, что общее дело может сдернуть и тигриную шкуру с овцы. По крайней мере, так девицы будут точно знать, на что готовы пойти их избранники. Шэнь Цзю уставился на прилавок, отказываясь смотреть на восторженную торговку. Ленты, как бы внутренне он не плевался, были как на подбор — качественные, блестящие, с красивым узором по кайме, удобного размера, подходящего как для ребенка, так и для взрослого. — Хочешь одну? — с лукавостью на дне глаз спросил Тяньлан-цзюнь и тут же предложил, — выбирай. Раз уж мы посетили этот город, то надо с уважением отнестись к местным традициям. И словно подавая пример, он вытянул одну из лент. Глубинно-синюю, с мягкими завитками по краям. Шэнь Цзю растерянно промолчал. Зачем ему эти ленты, скажите на милость?! Отказаться он не мог — пусть в голосе священного демона и звучала просьба, однако взгляд говорил иное. Подарок это был или же часть развлечения — Шэнь Цзю по большому счету было уже плевать. Он вздохнул и принялся внимательно разглядывать цвета и узоры. Многие ему не нравились сами по себе, где-то не пришлась по вкусу сама ткань, и только он хотел с разочарованием отойти, как на глаза попалась одна. Нежного зеленого цвета, как будто приглушенного в яркости, без каких-либо добавлений. Обычная, но такая… утонченная?.. Шэнь Цзю решительно приподнял ленту за конец. — Вот эта. В руках лента ощущалась нелепо и намекающе. О будущем Шэнь Цзю настолько далеко еще не думал. Все, что его интересовало на протяжении долгих лет, скатывалось к двум вещам: выжить и отомстить. Какая свадьба, какая жена?! Одного Юэ Ци хватало для головной боли! Да и с кем, скажите на милость, Шэнь Цзю мог бы разделить свою жизнь? Цю Хайтан? Бессмыслица! Где вообще видано, чтобы благородную и любимую младшую дочь выдавали за раба? Кто в это поверит вообще?! Покажите этого человека! Мало того, что его с Цю Хайтан помолвка — абсурд, так еще этот ублюдок Цю Цзяньло почему-то серьезно верил в это… Нет, Шэнь Цзю не мог представить себе семейную жизнь. Он поднял глаза, дабы поблагодарить Тяньлан-цзюня за подарок, и озадаченно нахмурился. Рядом никого не было. «Опять», — мысленно посетовал Шэнь Цзю, — «хочу — таскаю за собой как подвеску, хочу — исчезаю без предупреждения…» Хорошо хоть за ленты было уже уплачено. *** Городок не блистал ни чистотой, ни радостными лицами. Впрочем, даже случись так, Шэнь Цзю наоборот, насторожился бы. Шел он медленно, ловко огибая встречных людей, и равнодушно разглядывал дома. За без малого час подобной неспешной прогулки Шэнь Цзю успел обойти большую часть городка, насчитать два старых храма, одну лавку трав, одну швейную мастерскую и целых три синих дома. Довольно много для такого населения. Время близилось к обеду, людей становилось больше, и потому он не сразу понял, что его звали по имени. — А-Цзю! Звала женщина с довольно приятным грудным голосом. Глубина его показалась Шэнь Цзю смутно знакомой. Он остановился и скрупулезно обшарил все взглядом. — Я тут, А-Цзю! — нетерпеливо воскликнули откуда-то сверху. — Это правда ты! Он поднял глаза выше и в удивлении застыл. Звали со второго этажа синего дома. Настежь распахнутые створки позволяли красиво накрашенной женщине высунуться из окна почти наполовину и размашисто махать ладонями. Чувство узнавания накрыло Шэнь Цзю с головой. Голос, интонации, манера изогнуто подводить глаза, даже оттенок пудры — все это было знакомо до боли. Чэнь-цзе. Из горла вырвался короткий хрип. Шэнь Цзю даже не надеялся еще хоть раз встретить эту невыносимую женщину! Сердце его радостно затрепетало. — Какая приятная неожиданность, — с теплотой проворковала Чэнь-цзе и поежилась от поднявшегося ветра. Тонкие шелковые одежды не предназначались для подобной холодной погоды. — Не хочешь заглянуть? Хоть посмотрю на тебя, вырос-то как! И не делай вид, что не узнаешь меня, засранец! — Чэнь-цзе, — со смешанными чувствами отозвался Шэнь Цзю. Чэнь-цзе задорно закивала головой и улыбнулась, напрочь игнорируя внимание любопытных, проходящих мимо людей. — Заходи давай, я сейчас спущусь. *** В синий дом Шэнь Цзю заходил с отчетливым ощущением цепких и оценивающих взглядов. Никто ничего вслух не говорил, но это чувствовалось: все недоумевали столь ранним гостем, ведь по обыкновению в синий дом наведывались лишь ближе к ночи. Изнутри обстановка оправдала его невысокие ожидания: мебель была старой, но ухоженной, пахло благовониями, изредка показывались совсем уж юные девочки с тряпками. Все точно так, как и представлял Шэнь Цзю. Заведение в небольшом городке, но — с определенной репутацией. Первым он увидел общий зал. Чистый, светлый, с тлеющими в углах легкими благовониями и атмосферой легкого, эфемерного развлечения. Ничего необычного или же бросающегося в глаза — обыкновенный синий дом, стремящийся к статусности и элитности. На взгляд Шэнь Цзю, естественно. Любой другой человек, ни разу не побывавший в обители ивовых дев, едва ли заприметил тонкости подобных заведений, не заметил бы то, что Шэнь Цзю определил сразу же, как ступил за порог. К сожалению, в подобных местах он бывал и даже примерно понимал, как все работало. Первым делом Шэнь Цзю отыскал взглядом встречающую ивовую ветвь: обычно эту роль отдавали тем, кто начал увядать, но все еще цеплялся за свою красоту. В этом синем доме встречающей ивовой ветвью оказалась женщина средних лет с невероятно сложной прической и изящной нефритовой шпилькой в волосах. На ее губах играла пустая ненавязчивая улыбка. В свое время эта женщина была определенно очень красива. Ей оставалось буквально пара шагов до Шэнь Цзю, ее рот раскрылся для приветствия, но не успела она и слова обронить, как кто-то громко их окликнул. К ним стремительно шагала Чэнь-цзе. — А-Цзю, как всегда, быстрый как ветер! — со смешком воскликнула она. На ее лице красовался довольно качественный макияж: дорогая пудра придавала коже здоровья, а ярко подведенные глаза казались выразительнее. Возраст уже брал свое у Чэнь-цзе — морщинка там, морщинка тут. Шэнь Цзю уже и подзабыл, что годился этой женщине в сыновья. — Ву-цзе, это ко мне, — спохватилась Чэнь-цзе и коротко поклонилась. В ее голосе играли смешинки. Ву-цзе нахмурилась, отчего и так холодное выражение лица стало еще суровее. На вид она была лет так на пять старше Чэнь-цзе и явно не одобряла ни ее поведение, ни ее беззаботность. Ву-цзе поджала губы и процедила: — Чэнь-Чэнь, ты ничего не попутала? — она указала острым подбородком на Шэнь Цзю. — Не маловат ли для тебя? Лицо Шэнь Цзю мгновенно окаменело. Он не любил подобные беспардонные замечания и еще больше не терпел, когда его присутствие игнорировалось. Проницательная Чэнь-цзе тут же принялась отвлекать внимание шумными восклицаниями. — Ву-цзе, Ву-цзе! — замахала на нее руками Чэнь-цзе. — Это не посетитель! Это А-Цзю! Мы давно знакомы, еще когда я была в Синем Лотосе. Ву-цзе скосила глаза на Шэнь Цзю, улыбнулась еще более пустой улыбкой и строго сказала: — Ну смотри, Чэнь-Чэнь, на твоей совести. Правила сама знаешь. И сразу же ушла. Чэнь-цзе неловко кашлянула и ухватилась за локоть Шэнь Цзю. — Пошли. Моя комната на втором этаже. *** Шэнь Цзю редко когда по своей воле вспоминал о днях, что он проводил на улочках своего родного городка. Ничего хорошего в том времени не было: с утра до вечера он вместе с Юэ Ци отсиживал задницу, сидя рядышком с унизительной миской для мелочи, терпел завывания голодного желудка, слушал громкий хохот выпивающих работяг, если место, выделенное им, оказывалось рядом с гостиницами. Те года… Те года были холодными во всех смыслах, и если бы не Юэ Ци, Шэнь Цзю точно бы окончательно утоп в собственных обидах и ненависти. Люди редко проявляли к нему бескорыстную доброту. Кто-то мог, проходя мимо, кинуть сразу горсть монет, кто-то считал жалостливые взгляды настоящим утешением, а кто-то просто отпускал опечаленные вздохи, да шел себе дальше по своим делам. Все они, все эти люди были настоящими лицедеями и заботились о том, чтобы после похвалиться этакой благородностью поступка. Однако были и другие. Шэнь Цзю молча поглядел на Чэнь-цзе, быстро перебирающей ногами ступеньки и мыслями возвратился в день их первой встречи. Он хорошо помнил, что дул ужасно морозный воздух, а земля обледенела. Год тогда выдался болезным: то сам Шэнь Цзю плохо себя чувствовал, то Юэ Ци подхватывал. И, будто этого было мало, место для попрошайничества выпало напротив синего дома с не особо оригинальным названием Синий Лотос. Так могла бы назваться чайная или же какая-нибудь швейная мастерская. Это сейчас, спустя года, Шэнь Цзю понимал, что им повезло. Чэнь-цзе могла бы и не выходить в такую погоду на улицу, могла бы не нести двум замершим до синевы мальчишкам горячий травяной чай с мягкими маньтоу… Могла бы не спасать их. Но все равно — спасла. Сделала это походя, так, словно их замученный вид мешал Чэнь-цзе греться в общем зале. После, конечно, Шэнь Цзю узнал и о саркастическом языке этой женщины, и о непробиваемом характере. Одним словом — достойная противница для него, такого же острого и язвительного. — Добро пожаловать! — бодро пригласила Чэнь-цзе, раскрывая перед Шэнь Цзю дверь. — Будешь чай? Шэнь Цзю молча кивнул и переступил за порог, стараясь оглянуться как можно незаметнее. Никогда прежде он не заходил в синие дома так далеко. — Садись, я сейчас сбегаю на кухню и возьму нам свежей заварки, — тепло прощебетала Чэнь-цзе и убежала прочь. Шэнь Цзю остался в одиночестве. — А она действительно любит краситься… — оценил он целый стол с аккуратно расставленными баночками, чашечками и прочими косметическими вещами. Чэнь-цзе как-то говорила, что находит в этом деле свое собственное умиротворение, любит себя красить не для красоты и синего дома, а для личного самоутверждения. И Шэнь Цзю теперь убедился в этом лично. Вся эта косметика не просто лежала и стояла на столе в общем чувстве порядка, нет, она была рассортирована по внешнему виду, размеру… Честно говоря, все это неопределяемое богатство лишь пугало Шэнь Цзю. Он сел за старенький, но симпатичный чайный столик и уже было настроился ждать, как послышались легкие шаги. Спустя мгновение дверь открылась. — Прости, пришлось постараться, чтобы найти этот сорт! — с легким недовольством цокнула Чэнь-цзе и осторожно поставила одной рукой чайник, а другой — две пиалы. По комнате быстро распространился яркий горько-сладкий запах знакомого травяного чая. Это что, тот самый?.. — Надеюсь, не скучал без меня, — перебила его мысли воркующим голосом Чэнь-цзе. — Как все-таки ты вырос, малыш А-Цзю, — она ловкими движениями быстро разлила чай по пиалам, — прям насмотреться не могу! Шэнь Цзю задавил в себе желание громко хмыкнуть. Эта мурлычущая манера разговора одновременно и безмерно раздражала, и будила в нем что-то недоверчиво-радостное и трепещущее. — Чэнь-цзе совсем не изменилась, — ровно вернул он, почти не скрывая ехидной тени, спрятавшейся в словах, — все так же сражает наповал и стар, и млад. Чэнь-цзе звонко расхохоталась; потянулась за пиалой, отхлебнула. На ее выразительном лице расцвела яркая широкая улыбка, делая ее младше и задорнее. Теплее… — Милашка, — фыркнула она, — не забыл мои уроки. Приятно-приятно. Шэнь Цзю позволил себе тихий смешок. Уроки? Какие еще уроки! Они и виделись от силы раз семь! Он демонстративно усмехнулся одним уголком губ и спрятал лезущую вперед улыбку — более нежную, чем он мог себе позволить. Чэнь-цзе, эта женщина… Она осталась все такой же легкомысленной и игривой, как Шэнь Цзю ее и запомнил. — Что ж, — уже спокойнее начала Чэнь-цзе, подложив под щеку ладонь и уперев локоть в стол, — если я вижу сладенькую мордашку А-Цзю, это значит, что ты теперь?.. «…не раб», — закончил за нее мысленно Шэнь Цзю, привычно пропуская мимо «сладенькую мордашку», и проглотил эти слова вместе с горечью. Вслух говорить подобное все же не стоило. — Что-то вроде того, — поморщился он. Чэнь-цзе, на счастье, поняла сразу и не стала ни расспрашивать его, ни браниться на бывших хозяев, ни жалеть самого Шэнь Цзю. Ее рука потянулась к чайнику — вновь наполнить пиалы. — Это хорошо, — наконец удовлетворенно произнесла Чэнь-цзе. — А тот второй мальчик где? Он же всегда был с тобой? — Я не, — Шэнь Цзю против воли запнулся, но быстро взял себя в руки, — я не знаю, где он сейчас. Мы… разошлись. — Разошли-и-ись? — насмешливо протянула Чэнь-цзе, — что-то слабо верится, что эта курица-наседка добровольно оставила свое яичко. Не ве-е-ерю! Шэнь Цзю сердито уставился на Чэнь-цзе. Она что, только что назвала его «яичком»?! Нет, с тем, что Юэ Ци часто, — а на деле почти всегда, — вел себя слишком опекающе, он был согласен. Не проходило и дня без уточняющих вопросов, не голодный ли Шэнь Цзю, не болит ли у него чего, не хочет ли он сладость какую: «ты только скажи, сяо Цзю, Ци-гэ обязательно достанет для тебя!» Но сравнить его с яйцом?! — Чэнь-цзе! — раздраженно вспыхнул Шэнь Цзю и вцепился пальцами в полупустую пиалу. Чэнь-цзе коротко хохотнула от такой знакомой и потешной реакции, и хмыкнула. — Что «Чэнь-цзе»? — спросила она. — Скажешь, я не права? Она легонько стукнула его ребром ладони по макушке и как отрезала: — Врать ты не умеешь, ребенок. Шэнь Цзю надулся, но слов для возражения не нашел. В отрыве от его возмущений эта невозможная женщина была права: Юэ Ци действительно походил на курицу-наседку. Чэнь-цзе вздохнула. — А-Цзю, — тихо начала она серьезным голосом, — тебе нужна помощь? «Чем ты мне поможешь из синего дома», — хотел было съязвить Шэнь Цзю, но прикусил язык. Хамить или грубить именно этой женщине он не хотел ни при каких обстоятельствах. Он постарался улыбнуться. Как бы неустойчиво Шэнь Цзю сейчас себя не ощущал в компании двух опасных демонов, он не желал втягивать в это никого, кто когда-то сумел заработать себе место в его сердце. Странно было осознавать то, что он собирался произнести. — Я в порядке, Чэнь-цзе. Я жив, здоров и свободен. В комнате повисла тишина. Они оба понимали подоплеку этих слов, оба в какой-то мере разделяли одну боль. Наконец Чэнь-цзе громко выдохнула и поманила его ладонью: — Подойди ко мне. Сказано это было деловито и сухо, так несвойственно этой женщине, что Шэнь Цзю, озадаченный, повиновался. Встал со своей подушки, обошел столик и присел перед Чэнь-цзе в полнейшем недоумении. И, стоило только Шэнь Цзю присесть рядом, так сказать, на расстоянии руки, как Чэнь-цзе крепко схватила его за голову. А потом, с неимоверно коварной улыбочкой, звучно расцеловала его в обе щеки, оставляя на коже ярко-красные следы. — Да ты!.. — вырвался Шэнь Цзю из ее рук, — что за!.. Он ошарашенно тронул расцелованные щеки и осторожно потер пальцем кожу. Ожидаемо, на подушечке пальца осталась помада. Шэнь Цзю отказали сразу и дар речи, и способность мыслить. — Мой тебе подарок, — лучась довольством, засмеялась Чэнь-цзе и, явно злорадствуя, несколько раз звучно чмокнула губами. — Ты! — беспомощно выдохнул Шэнь Цзю, — невыносимая женщина! — Благодарю, — беззаботно отозвалась Чэнь-цзе и похлопала по столу, — садись давай, у нас не так много времени на разговоры. Сдается мне, мы с тобой, А-Цзю, можем больше и не свидеться. Шэнь Цзю раскрыл рот, глянул на расслабленную позу Чэнь-цзе и закрыл. Себе врать он не любил и вообще считал подобное за слабость. Шэнь Цзю понравилось. Ему было приятно. Приятно так, как будто Чэнь-цзе на мгновенье воспринялась подсознанием как настоящая его мать, что таким вот способом выражала свою любовь. — Как ты вообще живешь с таким характером, — закатил глаза Шэнь Цзю и Чэнь-цзе выразительно оглядела его с ног до головы. — Вопрос, скорее, к тебе, — она подлила еще чая, — ну давай, рассказывай! *** Той же ночью ему приснился кошмар. Что-то липкое, неприятное, отдающее старыми истершимися страхами. Что-то, что пугало Шэнь Цзю до дрожащих пальцев. Что именно это было, он не помнил. Размытые образы медленно растворялись в памяти, забывались и лица, голоса, все уходило в пропасть. Шэнь Цзю вспотел, постель перекрутилась и по внутренним ощущениям время едва ли перевалило за середину ночи. Он долго не мог отдышаться, все вдыхал и выдыхал с тщательно выверенным ритмом, зажмурил глаза, дабы не отвлекаться. Ужас приснившегося мало-помалу отпускал Шэнь Цзю из своих тисков. И он не мог не задаться вопросом, была ли причина во встрече с давней знакомой. Являлась ли она тем самым камушком, переломившим гору? Этот кошмар… Этот кошмар был стократ хуже тех, что снились Шэнь Цзю за последние пять лет. Предыдущие хотя бы отложились в памяти, они были понятны и предсказуемы. Но этот! Этот кошмар не шел ни в какое сравнение. Шэнь Цзю даже не понимал, откуда в нем такой глубинный ужас. С какого события в сердце пустили корни? Откуда все это?! Неизвестность для Шэнь Цзю была хуже самой унизительной смерти. Он ударил себя по щекам. Руки были холодны и едва заметно тряслись. Шэнь Цзю нахмурился и сжал ладони в кулаки. — Совсем немного, — тихо пробормотал он, пытаясь не то убедить себя, не то осечь, — тебе осталось буквально немного до осеннего набора в Цанцюн. Зима закончится и скорость в любом случае увеличится. Совсем… немного… Шэнь Цзю снова ударил себя по щекам и обвел взглядом комнату. Слишком пусто. Слишком серо. Глаза его, еще не привыкшие к ночной темноте, заскользили по стенам, потолку и, в конце концов, наткнулись на столик, где аккуратной стопкой лежала одежда. Сверху этой стопки своим размером выделялась туго свернутая зеленая лента. Шэнь Цзю не понимал, отчего вдруг встал с постели, отчего подошел к столику и зачем вообще взял в руки ленту. Ему просто захотелось, и он не стал себе отказывать в таком крошечном желании.