Девятая несусветная чушь

С той нежданной встречи в Яньцышане время для Шэнь Цзю будто ускорилось в несколько раз: дни сменялись днями, проходили недели, мелькали городки и деревушки, не откладываясь в памяти, а зима уже практически не ощущалась. В свои права стремительно вступала весна. Близился Личунь. Душа у Шэнь Цзю обрела наконец столь долгожданное равновесие и он мог, не торопясь, наслаждаться путешествием и новыми просторами в полной мере. Так, как и любой свободный человек. Своеобразные эмоциональные волны внутри него улеглись, раны на сердце постепенно зарастали, и он вдруг осознал, насколько много ошеломляющей красоты таил в себе обыкновенный рассвет. Они продвигались все дальше и дальше, погода стремительно налаживалась, и новые дни радовали Шэнь Цзю своими теплотой и сухостью дорог. Ранее беспощадные и холодные ветра уже не жалили так сильно — как-то подрастеряли остроту, стали мягче. Везде их сопровождал звонкий щебет проснувшихся весенних птиц, словно сообщая о том, что все мало-помалу расцветало и наполнялось жизнью. Было ярко. Не столько за счет пробивающейся зелени или цветочков-торопыг, сколь за счет безоблачного неба и припекающего солнца. Шэнь Цзю от подобной погоды, честно говоря, мысленно блаженствовал. Он никогда не скрывал своей нелюбви к морозам, да и просто к холодам — мерзлоту ему приходилось просто терпеть, сцепив зубы и прикусывая от бессилия щеки. Холод у него ассоциировался с ранними годами детства, когда несчастный Юэ Ци не знал, как вывернуться, чтобы согреть его хилое и маленькое тельце. Шэнь Цзю сразу вспоминал и о кошмарных ночах в разгар зимы, и о подспудном страхе заболеть насмерть, и о немеющих кончиках пальцев. Словом — ничего хорошего. Он с наслаждением вздохнул витающую в воздухе весеннюю свежесть поглубже и потянулся прямо так, как был: сидя на деревянной скамье рядом с неизменным Чжучжи-ланом. В пути они находились с самого рассвета и местность им явно благоволила — дорога оказалась самой ровной и широкой из всех, что попадались им за последние несколько месяцев. Ни одного камушка, ни одной ямки — было видно, что за этой дорогой тщательно ухаживали и часто пользовались. Шэнь Цзю лениво откинулся назад и прикрыл глаза. В эти живописные края они въехали совсем недавно, но уже успели оценить их по достоинству. Никакого однообразия тут и в помине не было: они проезжали то дикие яблоневые сады, то невысокие холмы, то россыпь крохотных озер. Везде, куда попадал взгляд, было что-то новое, и Шэнь Цзю соврал бы, если бы сказал, что ему не нравилось. Уж точно не после целого каскада грязных и серых городков! Подобное самобытное очарование природы несказанно радовало сердце, бесхитростно вытесняя из памяти сразу и долгие мрачные годы прошлого, и неприятных людей, и многое-многое другое, что накопилось за столько времени. Он знал, что это ненадолго, знал, что сердцу, чтобы оправиться от травмы, нужно что-то большее, нежели просто красивые пейзажи, но все равно позволил себе обмануться. Вся невольная жизнь Шэнь Цзю за прошедших четырнадцать лет едва ли стоила одного свободного дня в этом умиротворенном месте. Навряд ли его кто-то бы понял. Нет, его наверняка осудили бы за столь отчаянный шаг, обругали бы за путешествие с демонами и до кучи припомнили бы даже самые затертые грешки… Если бы знали. Хотя… Было плевать. Этого в любом случае не избежать. Кто-нибудь, да когда-нибудь — осудит, обругает и припомнит каждый вздох. Шэнь Цзю не жалел о сделанном выборе. Обычные демоны, священные демоны, бедные люди, богатые люди — для него это не имело никакого значения. Только — свобода. Только она была бесценна. К тому же от совместного путешествия выгоды отсыпалось и для него. И даже взвешивать не надо — и так все понятно! Относительная защита, еда, ночлег, продвижение к цели — все это взамен терпеливым разговорам и сопровождению то на рынки, то на представления, то на общественные чтения. Да, это было ужасно рискованное решение, Шэнь Цзю с этим соглашался, но всегда самокритично добавлял: в одиночку он бы скорее либо позорно сдох, либо хлебнул вдоволь дерьмеца. Ну, или все вместе взятое. Так что он не возмущался — с каждым новым днем они неуклонно становились все ближе к Цанцюн. В запасе было еще около полугода до осеннего набора учеников, и даже если они посещали бы каждую деревушку на пути — все равно успевали к сроку. *** Утро выдалось на редкость молчаливым в единодушном любовании, и только около полудня Чжучжи-лан разбил сложившуюся безмятежную тишину тихим замечанием: — Вижу город, Цзюнь-шан. Шэнь Цзю озадаченно нахмурился. Только накануне они заночевали в средних размерах деревушке и проехали не больше четырехсот ли. Не рановато для новой остановки?.. — Неужели нашли? — радостно отозвался Тяньлан-цзюнь и распахнул окошко. — Как удачно сложились обстоятельства. — Что происходит? — с недоумением аккуратно вклинился Шэнь Цзю и прищурился. Вдалеке действительно виднелись низенькие дома и большие деревянные ворота, свойственные стремительно разрастающимся городкам. Чжучжи-лан спокойно пояснил: — Обстоятельства действительно сложились удачно. Молодой господин Шэнь не знает, но еще в самом начале путешествия Цзюнь-шану посоветовали найти город под названием Путао. В начале весны в нем проходит весьма любопытный праздник. Называется он праздником Ста вин и отмечается почти целую декаду. В это время в городке всегда много купцов и просто любопытных из-за местной традиции разливать всем желающим бесплатное вино. Разливать… Всем желающим?.. «Сколько же у них запасов?» — изумился Шэнь Цзю и не нашелся с ответом. Что ему ответить? Озвучить свои сомнения? Высказать опасение? Уточнить несколько неясных тонкостей? Надо ли вообще рот раскрывать? Шэнь Цзю решил промолчать. Празднования он по понятным причинам редко наблюдал воочию. В такие дни его либо запирали в каморке для слуг, либо нагружали работой до самого рассвета. Самого Шэнь Цзю это скорее злило, чем печалило или обижало. Для него важнее был факт отсутствия Юэ Ци, нежели невозможность посмотреть на веселящихся богачей. Да и единственным праздником для Шэнь Цзю оставался собственный день рождения, выбранный Юэ Ци. Глупость, да, но это… утешало его? Делало ближе к Ци-гэ?.. — Весьма интересная традиция, — почти промурлыкал Тяьнлан-цзюнь. Шэнь Цзю вынырнул из скачущих мыслей и беззвучно хмыкнул: даже не видя ни лица священного демона, ни кончика его волос, было предельно ясно, что голос буквально искрился и переливался довольством. — Ускорься, — велел Тяньлан-цзюнь и Чжучжи-лан послушно хлестнул поводьями. *** Как и ожидалось, разноголосый шум Шэнь Цзю услышал за целый ли до старых деревянных ворот. Те были распахнуты настежь и люди свободно входили в городок, почти не мешая друг другу. На мгновение даже стало интересно: сколько на улицах сейчас гуляло из тех, кто здесь родился и вырос? Шэнь Цзю с любопытством огляделся: дома здесь выглядели так, словно соревновались за титул самого яркого и красочного. Развешенные переплетенные ленты, винные бутыли на лотках, разукрашенные в замысловатые узоры — в целом, весьма удивительная картина. И смех! Везде, повсюду — смех звучал постоянно! — Похоже, мы попали в начало праздничной декады, — прокомментировал вслух происходящее Тяньлан-цзюнь, и Шэнь Цзю растерянно наклонил голову. Как бы не был он удивлен тем, что видел, голова у него работала без сбоев. Название праздника, куча людей, приехавших сюда специально, излишне счастливые улыбки на лицах прохожих — вывод напрашивался без каких-либо усилий. Большая часть народа, — если не вся, — была пьяна. Прямо сейчас. В разгар дня! Шэнь Цзю удивленно воззрился на проходящих мимо людей. Он впервые видел, чтобы в одно время, в одном месте было столько беззаботного веселья. Шэнь Цзю прекрасно помнил сальные шутки выпивших стражников в доме Цю, помнил, как шатались посетители синего дома, что уходили от торговок весной ранним утром, помнил тот мерзкий запашок, исходящий от заснувших в канавах уличных бродяг — в подобном не было ничего приятного, и Шэнь Цзю находил пьяниц в целом по-настоящему отвратительными людьми. Однако то, что он наблюдал, мало походило на укоренившиеся в памяти воспоминания. Точнее — вообще не походило. Он встряхнул головой и спохватился: Тяньлан-цзюнь успел подойти к первой же лоточнице с блестевшими глазами и уже смаковал предложенную чарку с вином. Шэнь Цзю огляделся и тихо вздохнул. Пока он уходил в собственные мысли, Чжучжи-лан успел исчезнуть по каким-то неведомым делам и, в принципе, Шэнь Цзю находил такое поведение вполне ожидаемым. По сути, это именно он исполнял роль прилипчивой бумажки, и оба демона логично не считали нужным посвящать Шэнь Цзю хоть в какие-то свои дела. Ноги понесли его вперед; не стоило упускать из виду такую личность как Тяньлан-цзюнь даже на одно мгновение. — …Прекрасное вино, — услышал он голос священного демона, — прелестное. Шэнь Цзю поджал губы и отвел вспыхнувшие раздражением глаза. И глупцу стало бы ясно, что похвалу Тяньлан-цзюнь расточал явно не в сторону вина. Лоточница, довольно привлекательная девица в самом расцвете своей красоты, тоже это понимала. Улыбка ее приобрела томность, взгляд стал выразительнее — весь ее вид выражал жгучее желание послушать комплименты подольше. Но увы, Тяньлан-цзюнь почти сразу потерял интерес. Не успел никто и глазом моргнуть, как Тяньлан-цзюнь уже пробовал другое вино на противоположной стороне улицы. Злорадство вновь посетило сердце; Шэнь Цзю жутко захотелось посмотреть лоточнице в лицо и ехидно улыбнуться. Ему хотелось, — ужасно хотелось! — но он сдержал порыв и молча, с бесстрастностью, последовал за Тяньлан-цзюнем. Где-то в глубинах души он… устал от этого. Все ли демоны были настолько ветреными? А Чжучжи-лан?.. Проявлялось ли это в Тяньлан-цзюне из-за крови священного демона или же тот сам по себе являлся любителем цветочных полян? Шэнь Цзю без тени эмоций на лице проследил за повторившейся сценой, но уже с юной и явно романтично настроенной дочерью еще одного лоточника. Тяньлан-цзюнь так развлекался, что ли? Его забавляли человеческие женщины? Вряд ли такая личность самоутверждалась за счет необразованных, глупеньких девиц, смотрящих одинаково восторженными глазами. Шэнь Цзю мысленно посмеялся над нелепым предположением. Скорее всего, Тяньлан-цзюнь просто любил внимание. Да… Просто внимание. Он без слов повернул следом за Тяньлан-цзюнем на другую улицу и приготовился к долгой и очень медленной прогулке. В таких крупных городках торговые улицы всегда были длинными и тесно переплетенными. Ему предстоял долгий день. *** Возможно… Шэнь Цзю переоценил свои силы. Прошло всего лишь несколько часов, время только-только клонилось к вечеру, а ноги уже были готовы оторваться самостоятельно и прикорнуть где-нибудь. Да сколько в этом городишке виноделов?! Почему их вообще так много?! — …Богатый вкус со сладостью на кончике, — оценил Тяньлан-цзюнь очередное вино и с удовольствием протянул чарку за добавкой. Священный демон не выглядел ни пьяным, ни даже захмелевшим; его лицо, как и было довольным и трезвым, так и оставалось таким. Так-то Шэнь Цзю привык к винной любви Тяньлан-цзюня, но это… не укладывалось в голове. Как можно было выпить столько алкоголя так, будто это простая вода?! — Это семейная гордость, благородный господин, — со строгим достоинством произнесла лоточница в годах и учтиво подлила в чарку вина, — вино настоялось на меду, поэтому отдает сладостью в конце. — Уверен, что вы приложили много сил, — в своей обычной заигрывающей манере обронил Тяньлан-цзюнь и старая лоточница ожидаемо смягчилась в лице, — не подскажет ли прекрасная госпожа, кто в ваших краях торгует самым лучшим, дорогим и редким вином? И… Это было поражение. Очередное и беспощадное. Шэнь Цзю вздохнул и отвернулся от неловко краснеющей старой лоточницы. Это так ее от «прекрасной госпожи» приложило?.. — Отчего же не подсказать, — кокетливо улыбнулась она, — благородному господину и… — старая лоточница бросила изучающий взгляд на Шэнь Цзю, — спутнику благородного господина стоит обратиться в лавку к старику Хуну. Он единственный за последние тридцать лет занимается высококачественным и редким виноделием, — она указала куда-то на юг. — Если уж говорить о вине, достойном стола императора, то это к старику Хуну. Тяньлан-цзюнь повернулся туда, куда указала старая лоточница, и звучно поставил пустую чарку на краешек лотка. — Благодарю за направление. Шэнь Цзю устало прикрыл глаза и кратко помолился Небесам. Он уже взаправду мечтал, чтобы старик Хун оказался последним виноделом сегодняшнего дня. *** Что же, это явно не было тем, что ожидалось от лавки, торгующей предположительно ужасно дорогим и ужасно редким вином. Шэнь Цзю неторопливо обвел взглядом старую, истершуюся вывеску, где иероглиф Хун читался едва-едва, скользнул по распахнутым настежь дверям и мысленно удавил в себе любой намек на эмоции. Каждый зарабатывал так, как умел, и не ему было критиковать чье-то дело. Шэнь Цзю искоса глянул на невозмутимого и спокойного Тяньлан-цзюня. Казалось, священного демона не смутили ни внешняя потрепанность лавки, ни треснувшая стена; Тяньлан-цзюнь зашел внутрь так, как обычно заходили в императорский двор — с достоинством и скупостью движений. Старик Хун обнаружился сразу. Развалившись на трехногом табурете, тот дремал с открытым ртом и иногда сипел во сне. Шэнь Цзю отдал ему должное: старик Хун проснулся моментально, стоило зазвучать четким шагам Тяньлан-цзюня. — Добро пожаловать! — вскочил он со своего табурета, как будто и не спал вовсе. Бесцветные глаза не имели ни намека на сонливость и только поражали своей цепкостью. — Неожиданно-неожиданно, но очень приятно! Чем этот старик может услужить благородным господам? Тяньлан-цзюнь снисходительно глянул на суетливого человека и небрежно бросил: — Мне нужно вино из столетних роз-красавиц. Старик Хун на мгновение потерял дар речи, и Шэнь Цзю заинтересованно наклонил голову. Столетние розы-красавицы? Точно что-то любопытное! Старик Хун быстро взял себя в руки и выправился. Теперь, когда он держал спину ровно и развернул плечи, седина в волосах стала казаться благороднее. Старик Хун почтительно поклонился и зачастил: — Этот старик и не думал, что настанет день, когда кто-то попросит столетних роз-красавиц! — он поклонился еще раз. — Ежели господин спрашивает, то безусловно знает сложность и редкость этого вина! У этого старика ровно три бутыли. — Три? — обрадованно улыбнулся Тяньлан-цзюнь. — Что ж, три так три. Веди. — Прошу за мной, — подобострастно разлился соловьем старик Хун и, к безмерному удивлению Шэнь Цзю, подхватил с пола лопату, — тут недалеко. Они вышли из лавки и направились к границам городка. Шэнь Цзю озадаченно поравнялся с шагающим впереди стариком Хуном и спросил: — Могу я задать вопрос? — Конечно! — закивал старик Хун. — Юный господин может задать любой вопрос, и этот старик с удовольствием ответит! — Зачем вам лопата? — Выкапывать вино, — тут же с готовностью отозвался старик Хун. — Юный господин, видимо, не знает об особенностях хранения вина столетних роз-красавиц. Ничего-ничего, многие не имеют даже понятия об их существовании! С вашего позволения этот старик расскажет. Шэнь Цзю подобрался и нацепил на лицо самое внимающее выражение. Старик Хун в силу возраста не мог шагать с быстротой молодых, а потому был шанс услышать что-то новое и точно необычное! Старик Хун вдохнул побольше воздуха и выложил как на духу: — Столетние розы-красавицы так называются, потому что цветут раз в столетие. К сожалению, этот старик не знает человека, что впервые нашел эти розы, но знает, что ничего печальнее уже не повстречает на закате лет. Это воистину невероятное явление! Бутоны столетних роз-красавиц раскрываются с первыми лучами солнца, и у того, кто их хочет, есть буквально крупица времени, дабы успеть их срезать. В этом заключается первая сложность. Вторая же… — он замолк ненадолго, выдохнул и продолжил, сбавив громкость, — вторая сложность в печальной предыстории каждой такой розы. Для того, чтобы роза пробилась из земли, мало просто хорошей почвы и обильного полива, нужны искренние горькие рыдания жесточайше отвергнутой красавицы, чья красота признана всеми, — старик Хун поджал губы. — Разумеется, для роз-красавиц нужны не только слезы, но и сама жертва. А точнее, ее жизнь… — последовала непродолжительная пауза, и затем он со вздохом продолжил, — Эх. Так они и помирали, красавицы эти, от сердечной боли. Как понимаете, условия довольно специфичные. Специфичные?! Да как это вообще могло произойти?! То есть какую-то красавицу не просто отвергали, а жестоко отвергали, та шла куда-нибудь в безлюдное место, чтобы… прорыдать целую ночь, а потом сгинуть там же в земле? Что за бред! Шэнь Цзю бесстрастно глянул на беспечно шагающего старика Хуна и оглянулся на странно молчаливого Тяньлан-цзюня. Старик Хун заговорил снова, не замечая ни безмолвия Тяньлан-цзюня, ни застывшего лица Шэнь Цзю: — Судьба очень редко складывает обстоятельства для появления роз-красавиц. Но даже так! — он намекающе усмехнулся. — Это можно обойти! Если умом вышел. Взгляд Шэнь Цзю заледенел. Ему было противно от одной мысли, что кто-то относился к чужому сердцу так… бездушно. Словно к инструменту, не имеющему права голоса. Он прикрыл глаза и прикусил щеку изнутри. Более всего Шэнь Цзю ненавидел всего две вещи. Первая — ложь, вторая — предательство. Отвратительно. — Третья сложность — это проклятье красавицы, — как ни в чем не бывало вдохновенно продолжил старик Хун и бодро перепрыгнул через невысокое ограждение из заточенных кольев. Шэнь Цзю с удивлением глянул на энергичного старика. За неприятном, как оказалось, разговором он совсем не заметил конец их пути. — Любой, кто сорвет бутон столетней розы-красавицы, будет проклят на три поколения. Несчастная любовь до конца жизни. Мой дед, — старик Хун непосредственно улыбнулся и принялся копать в середине огражденного участка, — сорвал три таких розы в молодом возрасте. Суровый был мужик, для него особо ничего не изменилось. Женился он, как и все, не по любви. Через пяток лет у него родился сын — мой отец. Старик Хун прервался и вытер пот с морщинистого лба. Вырытой земли становилось все больше и больше. — Отца проклятие коснулось в полном мере. Этому старику было два или три года, когда отец умер от сердечной тоски. Зачах как трава по осени. — Получается, вы тоже прокляты, — скорее утвердительно произнес Шэнь Цзю, и старик Хун кивнул. — Этот старик смирился, юный господин, и не знает иного. У этого старика никогда не было жены и уже теперь точно не появится. Дедовские три бутыли с вином столетних роз-красавиц никогда не были наследством семьи Хун. Продать их — радость для фамилии. Послышался глухой стук. Лопата уперлась во что-то твердое, и старик Хун отбросил ее в сторону. — А вот и вино! — воскликнул старик Хун, согнувшись в три погибели. Вытаскивать короб, где хранились бутыли с вином, оказалось делом весьма трудоемким. Тяньлан-цзюнь за спиной Шэнь Цзю удовлетворенно хмыкнул и зашуршал одеждой. Звякнули монеты в мешочках. Старик Хун с неподдельным счастьем на лице словил аж целых три увесистых кошелей и прижал к груди. — Благодарю господина за покупку! Тяньлан-цзюнь усмехнулся, принимая чужое подобострастие с величием императора, и поддел ногтем приколоченную гвоздями деревянную крышку. Крышка отлетела тотчас, открывая миру свое нутро с аккуратно уложенными в ячейки крупными бутылями. Шэнь Цзю бросил старику Хуну предупреждающий взгляд. Маловероятно, конечно, что этот человек догадается о сущности Тяньлан-цзюня, — тем более после такой баснословной суммы в уплату! — но перестраховаться стоило. Старик Хун вытаращил глаза и очень вовремя прикинулся тем, кем и должен был — восторженным виноделом, у кого только что купили вино ценой в три усадьбы. — Хорошо отдохнуть, благородные господа, — пожелал он им на прощание. И, спохватившись, напутствовал: — Все самое интересное начинается в ночь! *** Старик Хун не соврал: праздник действительно «расцвел» ближе к ночи. Зазвучала игривая музыка, медом полились звонкие женские голоса; молодые девицы, не стесняясь, танцевали с широкими, чуть пьяными улыбками. Казалось, никому из местных жителей не было дела ни до мнения приезжих купцов и путников, ни до правил приличия. Все они громко смеялись, громко хлопали танцующим девицам, громко пили свое нескончаемое вино. Шум на улицах стоял неимоверный, и почему-то Шэнь Цзю от этого совсем не раздражался. Он ощутил невиданное спокойствие и даже мысленно не ругался на необходимость ходить за Тяньлан-цзюнем следом, пока тот пробовал вино одно за другим. — …Давай про лотос в болоте! — пьяно выкрикнул кто-то предложение. — А то слишком много о подвигах! — Да! Да! Давай! Хочу лотос! — оживилась толпа. Девицы, видя такой отклик, тут же затянули насмешливую песню. Шэнь Цзю прислушался. — …Где-то на полях жила красавица! — четко в такт запела одна девица. — Все ждала, что к ней Пань Ань заявится! Ее тут же подхватила вторая: — Все хранила свой цветок! На середину улочки выскочила третья: — И раз, два, три, объявился женишок! Раззадоренная толпа шумно продолжила: — Страшный-страшный как осел, он красавицу увел! Шэнь Цзю не удержался и все же хрюкнул от смеха. Песня была грубой, почти неприличной, но такой потешной, что воспринимать ее всерьез оказалось невозможно. — Вот, ты выглядишь достаточно взрослым, чтобы попробовать! — вдруг подлетел к нему краснощекий мужчина в годах. В руках он держал до краев заполненную чарку с вином, которую без промедления тут же сунул Шэнь Цзю. — Пей и веселись! Он ошарашенно моргнул и уставился на собственные пальцы, что сжимали чарку с вином. Что… только что?.. — Попробуй, — весело посоветовала какая-то незнакомая женщина и приподняла бутыль, — от одного глотка ничего случится. Шэнь Цзю с сомнением принюхался. Вроде пахло сладко и вкусно. «Я не они», — успокоил он себя. — «Даже, если я выпью, я не стану таким». Шэнь Цзю медленно поднес ко рту чарку и пригубил. На вкус было так же, как и на запах: сладенько и вкусно. *** Его заносило. Ноги ощущались двумя хрупкими тонкими палками, и Шэнь Цзю никак не мог понять, где начинались его руки, а где они переходили в плечи. Странное чувство, очень странное. В голове шумело, но шумело приятно — мысли текли вальяжно, не перебивая друг друга, и все на свете казалось таким простым и легким. Таким… чудесным? Шэнь Цзю и не подозревал, что так бывает! — Ну-ну, — придержал кто-то его за плечи, — в первый раз главное не переборщить. Шэнь Цзю озадаченно огляделся и наткнулся взглядом на глубокие насмешливые глаза Тяньлан-цзюня. Оценил то, как они блестели, медленно моргнул и удивленно не то утвердил, не то спросил: — Это же была одна чарка?.. Тяньлан-цзюнь отпустил смешок и повел его прочь от празднующих и вусмерть пьяных людей. — Одна-одна, — подтвердил он. Шэнь Цзю недоверчиво фыркнул, но не стал подвергать сомнению слова. Ему и так отказывало всякое разумение, едва он пытался осмыслить собственные эмоции. Перед глазами все то расплывалось, то кроилось, то вообще приобретало странные ломаные очертания. Шэнь Цзю осознавал, что его куда-то вели, крепко держа за плечи, по сути почти взвалив на себя его вес. Места казались незнакомыми. Куда это они шли? Зачем? Для чего? Вопросы множились в голове Шэнь Цзю и сталкивались друг с другом, тут же исчезая, будто и не было их. Он проморгался и все же смог прояснить зрение, дабы разглядеть обстановку. Плодовые деревья, небольшой аккуратный пруд, беседка неподалеку… Они зашли к кому-то в сад? — Где это мы? — на всякий случай уточнил Шэнь Цзю. — Не знаю, — небрежно обронил Тяньлан-цзюнь, — чей-то сад, — и негромко повелел. — Садись давай, протрезвей. Шэнь Цзю на мгновение усомнился в собственной адекватности, но все же сообразил: под «садиться и трезветь» подразумевалась беседка в трех чжанах от пруда. — Людишки так легко пьянеют, — насмешливо прокомментировал Тяньлан-цзюнь неуклюжее приземление задницы Шэнь Цзю на скамью. Слова, сказанные вроде как с беззлобной подколкой, заставили Шэнь Цзю вскинуться — его язык развязался раньше команды разума: — Я не пьян! Он смутился прозвучавшему в его голосе детскому негодованию и поправился: — Ну, почти не пьян… — Конечно, — снисходительно улыбнулся Тяньлан-цзюнь и смерил Шэнь Цзю красноречивым взглядом. Казалось, священного демона одновременно и смешило поведение Шэнь Цзю, и слегка раздражало. В саду стояла тишина, но из-за шумевшей в ушах крови это было сложно уловить. Где-то там, снаружи, вовсю шло празднование. Шэнь Цзю привалился к одной из балок беседки и мысленно простонал. Только сейчас он заметил, как на самом деле ему было жарко. Прохлада весенней ночи — самое то для борьбы с душным чувством почти перегревшегося тела. Глаза от усталости то и дело закрывались, будто кто-то тянул веки вниз. Он встряхнулся; гудящие мышцы здорово помогали в поддержании какой-никакой, но бодрости. Шум в голове потихоньку успокаивался — теперь Шэнь Цзю слышал и тихое завывание ветра, и приглушенные голоса празднующих, и даже редкие перезвоны крошечных колокольчиков на сапогах Тяньлан-цзюня. Странно… Раньше он их не замечал, что ли? Слишком мелкие колокольчики для человеческого слуха? Шэнь Цзю во все глаза уставился на Тяньлан-цзюня. Тот сидел в крайне расслабленной позе, уложив одну ногу на другую. В руках у него покоилась одна из трех бутылей, из которой время от времени он делал глотки. Шэнь Цзю пригляделся и чуть сощурился — колокольчики были размером с ноготь, и на светлой коже сапог практически не различались. В нем проснулось любопытство. — Господин? — позвал он Тяньлан-цзюня. Тот лениво поднял взгляд, отпил из бутыли и на цунь наклонил голову в своеобразном повелении продолжать. — Господин может мне рассказать о Царстве демонов? — Тебя интересует что-то конкретное? — спросил Тяньлан-цзюнь. — У демонов есть свои собственные традиции? Те, что для всех? — малость сумбурно сформулировал Шэнь Цзю, но не стал нагромождать вопрос уточнениями — было видно, что Тяньлан-цзюнь все прекрасно понял. — Хм, дай подумать… — протянул он. — Демоны редко когда собираются вместе сами по себе. Во главе всегда либо сильный демон из низов, либо кто-то из укоренившихся родов вроде Мобэй или Чжу. Как себя вести, какие правила неукоснительны, что запрещено, а что разрешено — все это решает глава. В некоторой степени это можно назвать традициями. — Тяньлан-цзюнь задумчиво отпил из бутыли. — Если так подумать… Чаще всего соблюдается только право победителя. Шэнь Цзю прикусил губу и поерзал на своем месте. Ему было не просто интересно, его почти разрывало от сосредоточенности и жажды узнать про демонов что-то настолько уникальное, да еще из первых рук! — А их много? — сдержанно спросил Шэнь Цзю и уточнил. — Я имею в виду: много ли родов в Царстве демонов? Так-то Шэнь Цзю и раньше полагал, что в Царстве демонов имеется своя иерархия, отличающаяся от людской, но знания эти были скорее общими. Простой народ знал, что безмозглые волки-трупоеды точно не чета обольстительным хули-цзин, но… Тонкости? История завоевания одних другими? Подобное знали только те, кто непосредственно жил в Царстве демонов. Ну, или являлся заклинателем с большим опытом. Тяньлан-цзюнь отпил из бутыли снова, потряс ее и с сожалением отставил в сторону. Похоже, вино закончилось слишком быстро. — Родов немного — где-то около восьми-семи. Перечислять не буду, тебе это ни к чему. Из тех, что я уже упомянул… Род Мобэй стоит уже много лет, правя в Северных Пустошах. Их мало, и все они довольно странные, как на мой вкус. Род Чжу… — Тяньлан-цзюнь усмехнулся, — род Чжу с юга тоже странный, но больше потому что любой мужчина для них — племенной жеребец. И не смотри ты так на меня, мой маленький друг, я серьезен. В роде Чжу всегда рождаются одни дочери, подобно тому, как в роде Мобэй — только сыновья. — Но… Почему? — удивился Шэнь Цзю и запоздало сообразил, что неверно сформулировал вопрос. — Господин, я верно понял, что для демонов наследники задача… трудная? — Верно, — со смешком кивнул Тяньлан-цзюнь. — Чем больше силы у демона, тем труднее у него с потомством. Иногда нам требуются не года, а целые столетия, чтобы успешно зачать, — на его лицо наползла кривая усмешка. — Не сказал бы, что это так уж сильно волнует кого-то кроме рода Мобэй или Чжу. Демоны живут долго, и мы все эгоистичны. Дитя для многих просто еще один посягатель на власть и земли, не более. Шэнь Цзю нахмурился и старательно обкатал сказанное в голове. Получалось, что сам Таньлан-цзюнь… Не хотел детей? Специально подчеркнул свое пренебрежение к другим родам демонов, считая себя выше? Просто насмехался над сложившимся устоем? Шэнь Цзю прикусил губу. Мысль предательски ускользала. Он вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Стоило проветриться.