obsession

Еще три месяца спустя случился второй инцидент. Чимин ощущал себя чокнутым, но поделать ничего не мог. Вечером, под самое закрытие, к ним завалились трое мужчин. Они галдели и шаркали массивными берцами. Байкеры, судя по крепким кожаным курткам и косынкам на головах. Когда Чимин подошел с дежурной улыбкой, чтобы принять заказ, один из них, что с бородой, сказал: — Если бы знал, что тут обитают такие милашки, то не стал бы пользоваться услугами панельных сучек. — Следи за языком, — прошипел Чимин. — Делайте заказ или убирайтесь. Он поспешно оглянулся на стойку: Тэхен о чем-то разговаривал с Джином. Активная жестикуляция закрывала старшему весь обзор. Юнги недалеко от них протирал столик, что-то бормоча под нос. Может подпевал тихим переливам радио, он это любил. — Да брось, куколка, не будь таким неприветливым. Лучше садись с нами, поболтаем. — Я тебе не куколка, хамло. — Смотри-ка, — хмыкнул второй мужчина, чью голову украшала косынка с черепом, — крошка показывает зубки. Напряжение между ними достигало пика, чаша терпения Чимина была почти доверху наполнена каплями яда. Терпеть подобное вообще никто не должен. Он спустил это с рук только потому, что не хотел оставлять пятна на репутации кафе и себя, как добросовестного работника. Однако, когда сидящий у прохода мужлан раздвинул ноги и призывно похлопал несколько раз по своему паху, а затем сжал, издав довольные звуки горлом, последняя капля перелилась. Чимин уже развернулся, не желая слушать эту чушь изо рта отбросов, но тот схватил Пака за предплечье и крепко сжал. Мясистая ладонь дернула парня на себя, и Чимин чуть не упал, потеряв равновесие и запнувшись о выступающую ножку столика. Громкий вскрик прошелся по всей закусочной. Около него тут же возник Юнги отцепивший чужую руку и что-то угрожающе говоривший байкерам. Те недовольно пререкались пару минут, а после с пренебрежением кинули, что найдут другую закусочную, более приветливую к посетителям. Стук массивной резиновой подошвы стих быстро, но оставил после себя неприятный осадок. Когда Мин оглянулся на Чимина, держащегося за свою руку, будто ее не схватили и придержали, а пытались оторвать, то выглядел обеспокоенным. Сокджин застыл с такой же гримасой беспокойства и тут же рванул к нему, но Пак отшатнулся. Он позорно сбежал в кладовку. Тихое, но яркое помещение пахло свежими овощами — Джин каждый день заказывал у поставщиков все самое лучшее. Чимин забился в угол и притянул колени к груди. Сердце испуганно трепыхалось, словно его хотели подстрелить, но лишь задели по косой. Чувство жалости к себе и страх расползались быстро, как масло по воде, поэтому он закрыл глаза и попытался взять себя в руки. Трель в груди становилась все отчетливей, как резонирующее от звуковых волн стекло. Тело начало дрожать. Дыхание участилось настолько, что он почти не слышал посторонних звуков. Ни как в зале стихли возгласы последних посетителей, ни как дверь со скрипом отворилась. К нему потянулась рука. Боже, только не снова. — Не надо! Он со слабым криком шлепнул по ладони и, испугавшись своих же действий, поднял голову. Сокджин стоял ничего не понимая. Тут дверь снова хлопнулась о стенку и вошел уже Юнги. В его руках был тяжелый плед, которым он сразу накрыл плечи Чимина. Не прикасаясь к нему. Затем ему протянули бумажный пакет и сказали одно единственное, что он должен делать: — Дыши. Юнги махнул Сокджину, и тот сказал, что они могут закрыться сегодня немного раньше — все равно посетителей уже не предвидится. — Идите домой как сможете. И позвони мне, Чимин-и. Я буду переживать. Звуки из горла не рвались, как и мышцы не хотели подчиняться. Тело упорно костенело. Он чувствовал себя опущенным в карамель: толстый слой вязкой непроходимой жидкости окутывал, не позволяя ничего. Чимин лишь надеялся, что Ким не слишком расстроился игнорированию с его стороны. Шаги кроссовок ступали мягко, без лишнего нажима и резкости. Хороший знак. Дверь также не хлопала — еще лучше. Юнги сел напротив него на корточки и внимательно осматривал лицо. Пак поднес пакет ко рту и начал равномерно вдыхать и выдыхать. Тяжесть уходила из тела, как черные сгустки дыма выплывали из каминной трубы. После постоянных посиделок, на которые Чимина теперь приглашали регулярно они довольно сильно сблизились. В большинстве своем это случилось из-за любви к документалкам про серийных убийц и фильмам ужасов. Каждый раз, когда дело доходило до споров о том, лучше оригинал или ремейк или правда ли, что нашли настоящего Зодиака, друзья ретировались с места и оставляли их наедине. Все заканчивалось теплыми объятиями на диване под пледом, трещащем телевизоре и бутылки пива на двоих. Чимин допускал это. То, что произошло сейчас — нет. Когда парень начал приходить в себя, то спросил: — Откуда ты знал, что нужно делать? Голос охрип и казался безжизненным. — В студенческие годы много нервов потратил, — вздохнул Мин, взъерошив волосы. — Мечтал заниматься музыкой настолько сильно, что загонялся по каждому поводу. Пропуск, неверный ответ на вопрос препода или не отлично за курсовую — не важно. Меня накрывало по полной, не говоря уже о защите диплома. Моих нервных клеток сейчас не хватит даже на смерть мамы Бэмби, а она между прочим даже не настоящая. Тень улыбки слабо пробилась на лице Чимина, как первый хрупкий подснежник в лесу. — Да уж. У меня конечно тоже был синдром отличника, но не до такой степени. Постой. Если ты защитил диплом, то почему работаешь в закусочной? Это было немного грубо, но Чимин позволил себе эту вольность. Все-таки они сидели вдвоем на полу в тесной кладовке и вроде как откровенно разговаривали. Юнги хихикнул. Боже, это был слишком милый звук для чиминовых ушей. Последний оплот того, что Мин как-либо был связан с мафией рухнул. — Считай, что это подработка. Муза в основном посещает меня ночью, так что днем я почти всегда свободен. И это не плохой способ подлатать психику — более скучной, монотонной работы трудно сыскать. Чимин громко фыркнул. Что правда, то правда. Теперь стало очевидным, почему старший всегда приходил позже других, но при этом третировал Пака. — И еще ты не можешь жить без своих друзей? — Что ты! — открестился Мин. — Терпеть не могу этих придурков. Вечно у них шило в одном месте, а Джин вообще стабильно меня поколачивает. И оскорбляет. — Я заметил, — Чимин тоже захихикал, прикрывая рот ладонью. — Но ты его бьешь чаще. — На кого ты учился? — поинтересовался Юнги, меняя положение и приваливаясь спиной к стене. — Факультет международных отношений. Всегда нравились другие страны, их взаимоотношения и новые языки, тем более… — он хмыкнул, мечтательно смотря в потолок. — Корни же в Корее. Потом перевелся на экономику, а потом вообще бросил. Не важно, это в прошлом. Чимин закусил губу, не в силах сопротивляться куче мыслей, которые трещали как хвост гремучей змеи. Голова и так раскалывалась, незачем ее еще больше насиловать. — Не хочешь доучиться? — Что? — Ну, поступить заново и получить международный диплом. Может я лезу не в свое дело, но… — он потер ладони друг о друга и глянул на притихшего Пака. — У тебя прямо глаза начали светиться, когда тема зашла об учебе и Корее. Грустная улыбка коснулась лепестков губ Чимина. Беспокойство медленно покидало его, оставляя осадок опустошенности. — Это бесполезное образование, разве нет? Мне… мне говорили, что это яйца выеденного не стоит и лучше выбрать что-то надежное. Или вообще довериться тому… кто рядом. Под конец фразы голос ослаб и затих. Чимину вдруг стало стыдно за то, насколько он зависим от этих мыслей до сих пор. Юнги нахмурился. — Что за чушь? О, точно, — его пальцы соприкоснулись, издавая удивительно громкий щелчок. — Это как подштанники зимой: стремные, выгрызенные через истерики, зачастую их даже не видно, но бесполезные только на первый взгляд. Чимин расхохотался, хватаясь за одну из полок с ящиком огурцов, чтобы не упасть на бок. — Ты правда только что сравнил высшее образование с подштанниками? — Очень поэтично вышло между прочим! — О да! — скорчился Чимин, держась за живот. — Шекспир отдыхает! Юнги и сам теперь смеялся в голос. Воздух больше не застревал в глотке. А вот сердце… сердце — да.