obsession

Сквозь оконные глазницы, слегка прищуренные благодаря рольставням, дайнер залило перламутровое цунами. Свет хлынул резко, своей яркостью способный ослепить незрячего, и медленно дал отходную. Солнце в Саут Амбой хоть и выглядело холодным, способным заморозить кожу и оставить на ней блестящий бисер, как при соприкосновении с жидким азотом, все же не наталкивало на отчужденные мысли о холоде в душе. Одиночестве. Оно появлялось резко и также мгновенно исчезало, но оставляло после себя понимание — солнце всегда где-то рядом. Отсверки литой поверхности обмороженной земли, полностью покрытой ковром снега, привлекали внимание все чаще. Зима вообще привлекала внимание гораздо больше, чем удушливое лето, жалящее и всегда несправедливое в упущенных возможностях. Но зима… зима всегда была костяком, стабильностью, прекрасным мгновением. Странное время, когда утро наступает в ночи. Краткий миг ожидания, замороженное дыхание, дрожь от воды за шиворотом и вот ты уже на границе времени. Ешь вкусную еду, зажигаешь яркие бенгальские огни, пьешь, как в последний раз и идешь купаться в сугробе, потому что только он может понять и принять тот холод. Сегодня парню предстояло открываться одному: у Тэхена началась сессия, Джин уже с неделю уехал на отдых к родителям, оставив за главного Юнги, а сам Юнги ездил в Нью-Йорк накануне, в компанию, с которой у него заключен контракт. Кажется, ему нужно было передать выполненные заказы и еще уточнить что-то насчет авторского права. У всех поваров рабочий день начинался позже, но Чимин не особо переживал — как-то раз Джин перезаражал половину персонала гриппом, и Пак работал вместе с одним поваром в гордом одиночестве. Тогда и научился открывать кассы и дайнер. Чимин положил телефон на стойку, получив смс от Мина о том, что он уже совсем скоро будет на месте, и пошел переодеться. Старший решил сразу рвануть на работу, отмучаться, а потом отдыхать вместе с Паком, ведь предстояли выходные. Младший переодевался в форму, подергивая головой в такт тихой песне, играющей по радио в кафе, когда услышал звук колокольчика. Дайнер уже должен был быть открыт и принимать посетителей, так что он поспешил и крикнул: — Присаживайтесь за свободный столик, я сейчас! Парень вышел, подцепил меню и достал из кармашка маленький блокнотик. Атмосфера стояла немного мрачная, светильники еще не были зажжены, но и утренний свет плохо поступал: на улице вновь расстилался туманный ковер на фоне чернеющего неба. — Кухня работает с 10, но вы можете выбрать из того, что… Из его рук с грохотом посыпались все предметы. — Привет, детка. Волчий оскал растянулся на знакомых губах, а неровные полосы под глазом красными линиями рассекали кожу. Кончики пальцев Чимина закололо фантомным ощущением. — Т-Томас? — Как грубо. Раньше ты всегда мило звал меня «Томми». Куда пропала вся твоя нежность, котенок? Чимин выдохнул через нос скопившийся кислород, который застревал и жег носоглотку. Он не мог дышать. Кулаки еле подчинились, чтобы парень мог сжать их — пальцы налились слабостью, будто были вермишелью. Это и прямая осанка — все, на что Пака хватило, чтобы показать свою стойкость. Когда-нибудь настанет момент, когда ему не надо будет казаться смелым и сильным? — Ты больше не заслуживаешь этого прозвища. Голос почти не дрогнул, но Томас все равно рассмеялся, как от выступления дрессированных животных в цирке. — А я уж думал ты меня вообще не признаешь, — мужчина расслабленно откинулся на спинку диванчика. — Маленький котик так старательно пытался убежать. Прятался, защищался, скреб коготками. Но грозный волк все же хитрее. — Что тебе нужно? — срывающимся голосом прикрикнул Чимин. Голова крутилась в разные стороны, пытаясь найти спасение, но в дайнере было пусто. Он один. Глаза метнулись за стойку, но не могли из-за темной пелены найти место, где парень оставил телефон. — Тебе лучше уйти и оставить меня в покое. Скоро вернется мой коллега. И еще посетители… скоро все… Когда Пак глянул на дверь и увидел красную табличку «закрыто», мгновенно замолчал. Боже, нет, он сейчас умрет. Томас его просто изувечит или убьет. Или еще чего хуже. Чимину срочно надо было спасаться. Кричать, звать на помощь, да просто бежать отсюда, пока не… Горло сжалось в спазме, и младший понял, что начал задыхаться. Шея, как надувная гнулась в разные стороны, а голова дергалась в нервном припадке, в отрицании происходящего. Посмотрев исподлобья и хлопнув по столу, мужчина грубо плюнул: — Сядь. Сделав шаг назад, Чимин отрицательно мотнул головой. — Сядь я сказал! Пак подчинился. Он осторожно опустился на глянцевые сидушки диванчика, склоним низко голову, как послушный пес, и почувствовал, как коленки дрожат под столом, а икры пульсируют. Руки тряслись не меньше, теребя подол фартука. Вздохи вырывались пулеметной дробью из груди, так быстро, что Чимин не понимал, как еще не упал в обморок. — Ты все такой же тупой, Чимин. Неужели ты думал, что я не найду тебя? Не хочешь попросить прощения? Детка, ты доставил мне столько хлопот. — Мне жаль… — прошептал Пак. — Ложь. Ты грязный лгун, Чимин. Я чувствую ложь в каждом твоем гребаном слове. — Мне правда очень-очень жаль. Томас, я… — Закрой свою пасть, нахуй! Сделал такое, — длинный палец указал на шрамы около глаза, — и слинял. Тварь ебливая. Пак весь сжался, желая спрятаться куда-нибудь. Опять, он опять вернулся к началу. Глупо было полагать, что он мог остановиться, начать жить спокойной жизнью. Влюбиться, в конце концов. Ему не стоило останавливаться. Ему стоило бежать, пока он не стер бы ноги в кровь. — Придется поучить тебя хорошим манерам. А потом мы поедем домой. Мужчина резко вскочил на ноги, хватая Пака за предплечье и дергая через стол к себе. — Нет, пожалуйста! — закричал Чимин. — Томас, не надо! Не на… Кулак врезался быстро и безжалостно, попав точно в скулу. Удар был такой силы, что голова Чимина отклонилась на подголовник мягкого диванчика. Дотянувшись и сжав волосы на затылке, Томас приложил голову Чимина о стол. Один раз. Потом еще. Будто пытался колоть орехи лбом. Боль адски распространилась по всей коже, коля и краснея. Младший, когда его отпустили, прижал руку к правой стороне лица, чувствуя пульсирующий жар и холодную влагу слез одновременно. Во рту собрался вкус крови. Спиной вжавшись в спинку, он слизывал струящуюся по губам кровь, совершенно не зная, что делать. — Черт, — Томас замахал рукой из стороны в сторону. — Прости, детка, я немного переборщил. Но ты же знаешь, что заслужил это, верно? Ты сам виноват, что сбежал и заставил меня так волноваться. А сколько я потратил усилий, чтобы найти твою квартиру. Человек напротив него покачал раздосадовано головой, что заставило Пака замереть и перестать всхлипывать на короткий миг. Остолбенев от шока, Чимин с ужасом поднял глаза. Бывший достал из внутреннего кармана куртки его — Чимина — футболку. С Бэтменом. Ту самую, которую он думал, что потерял в квартире. Зарывшись в ткань носом, он глубоко втянул запах и сумасшедше улыбнулся. — Все так же хорош. Если бы не твой гадкий характер, то все было бы прекрасно. Если бы мог, Чимин отшатнулся бы с ужасом, но парень сидел, не чувствуя ног — те намертво приросли к полу, не пошевелить. Конечности ощущались наполненными синтепоном. Лютый страх сковал туловище цепями. Он готов был сблевать свой завтрак прямо на стол. И кажется, Пак уже ощущал, как отекало все лицо. Такой раздирающей боли не приходилось чувствовать даже в прошлый раз, когда Томас избил его. Где-то раздался звук пришедшего сообщения. Боже. Пак молился, чтобы этот кто-то, не получив ответа, забеспокоился и поспешил к нему на помощь. — Я ни в чем не виноват… — хрипя с вылетающей алой слюной, попытался опровергнуть чужое мнение Пак. Что, впрочем, было бесполезно, как и любые разговоры. И от этого осознания, слезы струились по лицу все более густым потоком. — Вот как, — хмыкнул мужчина и бросил в лицо напротив комком ткани, нависая над Чимином. Протянув массивную ладонь, Томас сжал щеки Чимина, сплюснув красную, горящую от побоев кожу. — Тогда у меня есть вопрос. И тебе лучше быть честным, чтобы я простил тебя. Чимин оцепенел. Нет. Только не это. — Кто этот уебок, что постоянно трется возле тебя? Скажи мне. Он трогал тебя, Чимин? Что мне с ним сделать за это, отвечай. Сломать ему ноги? — он наклонился ближе, угрожающе смотря на парня. — Или может руки? — Коллега, — шипяще протолкнул слова сквозь больную глотку Пак. — Просто коллега. — Опять лжешь мне. Маленький котенок, который гадит везде кроме лотка. С секунду помедлив, мужчина расположил свое лицо напротив чиминова и сплюнул прямо на глаза густую и большую каплю слюны. Чимин затрясся, когда ощутил ползущую и смешивающуюся со слезами горячую влагу. Машущей разрозненно ладонью, парень попытался стереть с себя эту мерзость, тормоша пальцами по зудящей и саднящей коже. — Наслаждайся, детка. Незнамо откуда найдя в себе силы и скатав в огромный снежный ком весь накипевший гнев, Чимин заорал: — Да пошел ты! Чимин резко вскочил, с натугой поднимая стол и опрокидывая его на Томаса. Адреналин пенился в каждой клеточке кожи, когда он припустил в сторону барной стойки. Дезориентированный мужчина от неожиданного выпада быстро пришел в себя, оттолкнул мешающийся стол, с грохотом рухнувший на другой и обломавший ножки, и тут же двинулся за ним. Парню казалось, что это даст какое-то преимущество, например, добежать до телефона и позвонить кому-то, спрятаться и запереться в подсобке или выбежать на улицу с воем, но все пошло крахом. Томас быстро нагнал его и пнул в спину с такой силой, что Чимин покатился по деревянному полу кубарем, собирая новые свежие синяки и занозы, и треснулся головой о низ барной стойки. Все тело невыносимо жгло и хлестало удушающим жаром, а между лопаток ярко пульсировал отпечаток тяжелого ботинка. Лежа почти замертво, Чимин плакал, даже не пытаясь подняться — силы окончательно покинули, а адреналин откатывался волной, забирая с собой остатки энергии. Получив еще один пинок, но теперь по ребрам, он скрючился, и все же попытался отползти, с усилием таща собственный вес. Томас был проворнее. Он схватил Пака за волосы, поднимая из лежачего состояния на колени. Тянущее, хлесткое ощущение пронзило каждый волосок на голове. По щекам градом катились отчаянные слезы. Чимин взмолился, скуля из последних сил: — Ум-моляю, хватит… пож-жалуйста… Я-я больше не могу… — Я же для тебя стараюсь, детка. Потому что люблю. Но что я могу сделать, если ты не понимаешь по-хорошему? И что за мерзкий цвет… Глаза мозолит. Он абсолютно не подходит твоему лицу, — задумчиво скривился мужчина, жухая волосы в ладони. — Приедем домой — перекрасишься. Чимин увидел напротив глаз хрустальную пепельницу на стойке, которую кто-то забыл вчера убрать. Он схватил ее в мгновение ока и зашипел: — Мой дом — здесь! Наотмашь замахнувшись тяжелой пепельницей назад, он почувствовал, что та достигла цели. Глухой стук удара раздался в помещении. Кажется, попадание пришлось в челюсть или куда-то рядом. Хватка из его волос исчезла, и он поспешил вскочить на ноги, не выпуская пепельницу из рук. Это выходило с трудом — ноги тряслись, как тонкие тростиночки, не способные нести тяжелый вес. Чимин схватился трясущимися пальцами за угол стойки, пытаясь подтянуть себя и выровнять. — Тварь! — заорал Томас, натирая челюсть. — Вечно ты все портишь! В горло Пака впились цепкие пальцы, и его разум затуманился, лишенный поступления кислорода. Вот сейчас, кажется, Чимин точно умрет. Парень слабо хнычет и хрипит, выпуская из рук пепельницу. Та с громким стуком бахается на пол. Ладони ложатся на сдавливающие тонкую шейку мужские пальцы, но сил не хватает, чтобы разжать их. Еще чуть-чуть и раздастся последний, похоронный хруст. — Тупая дырка, ты был доволен, только когда я ебал тебя. Не ценишь то, что для тебя делают. За спиной послышался звук колокольчика и родной хриплый голос, густой и убийственно тихий: — Что за хуйня здесь происходит? Отпусти его, блять, сейчас же или я выну твой хребет через рот. Почему-то именно в этот момент Чимин верил, что Юнги не врал. Он громко ухнул на пол, когда Томас разжал пальцы, и стал подергиваться от резкой подачи кислорода. Голова так сильно закружилась, что низ поменялся с верхом. Размытым взглядом следя, как Юнги словно большой хищный зверь ступал по полу, обходя противника, Пак прижал руку к груди. Там безумно барабанило чуть не вставшее сердце. Юнги яростным взглядом прожигал мужчину, не мигая, даже сосуды в белках полопались от напряжения. Человек лишь рассмеялся, явно чувствуя безнаказанность и расслабленно потер место недавнего ушиба. — Этой детке нужен толстый член, чтобы хорошенько отодрать ее. Только тогда шестеренки встают на места. Сечешь? — он покрутил пальцем у виска. — Держу пари ты ни разу не смог удовлетворить все его шлюшьи желания. Только я могу с ним справиться. — Ну раз твой член такой толстый, — оскалился Юнги, руки, сжатые в кулаки, тряслись от злости, — значит ты будешь долго им давиться. Дернувшись, оба мужчины начали наносить друг другу удары. Чимину было страшно за Юнги, он хотел вскочить на ноги и помочь, вызвать полицию, сбегать за битой в подсобку или треснуть какой-нибудь бутылкой по голове Томаса, да сделать хоть что-нибудь, но не мог. Ничего не мог, лишь ничтожно стонать и дрожать на полу. Все, что ему оставалось на данный момент: прижимать к себе ноги и всхлипывать, упиваясь страхом и жалостью к себе. Спустя время послышался грохот падающих столиков: Юнги протащил Томаса по поверхностям столов, они вдвоем повалились на пол, сбивая мебель под собой. Мин оседлал чужие бедра и начал мутузить уже изрядно помятое лицо, будто это боксерская груша. Вид у него был свирепый, глаза, красные и горящие, как у кошки, вцепившейся в добычу и перегрызающей шею, а руки, налитые напряжением до выступающих вен, с роботоподобной точностью чередовали удары, сминая под собой и кожу, и кости, и хрящи. Он не остановился, даже когда мужчина под ним затих. Если бы Пак не знал какой он человек на самом деле — угрюмый, но бесконечно добрый — то испугался бы до отмершего нутра. — Сука… — выдохнул Юнги, когда оппонент полностью перестал шевелиться, и, кажется, дышать. Лицо было кровавой кашей. Волосы мокрыми от крови и пота. Грудная клетка, к сожалению, поднималась. Слава богу, подумал Чимин, слабо приподняв голову на пугающую тишину. — Тебе, блять, сказочно повезло, что я не убил тебя. Уебок. Поднявшись на ноги, он достал телефон, быстро направляясь к стойке, и вызвал полицию, а потом… потом сделал единственную важную вещь. — Чимин-и, хей. Ты как малыш? Вот так, обними меня. Держись, я сейчас вызову скорую. Все будет в порядке, слышишь? Все закончилось. И это единственная вещь, которая нужна была Чимину. И единственный человек.