Одна безрассудная ночь

Стив со стоном просыпается и сразу же тянется под подушку, чтобы выключить будильник на своем телефоне. Он щурится от яркого света экрана, сопротивляясь сильному желанию просто выбросить телефон и попытаться урвать еще несколько минут сна в комнате отдыха. Но потом вспоминает, что едва не опоздал в первый же день, и не хочет испытывать судьбу во второй. — Вставай, парень, — спрыгнув с верхней койки, Стив трясет все так же спящего Баки за плечо. — У нас скоро обход. Баки ворчит и бормочет что-то неразборчивое в подушку. Стив снова трясет его за руку, пока тот наконец не открывает глаза. — Черт, который час? — У нас есть двадцать минут до начала обхода, — напоминает Стив. Баки поднимается, внезапно оказавшись прямо перед лицом Стива, и испускает вздох. — И ты, наверное, захочешь почистить зубы, прежде чем общаться с пациентами. — Да, а то твое дыхание сейчас — настоящее наслаждение, — бурчит Баки, подчеркивая это закатыванием глаз. — С тобой не очень весело, когда ты не выспался, правда? — шутит Стив, когда они выходят из дежурной комнаты, направляясь в раздевалку для интернов, расположенную в нескольких дверях от них. — Думаю, нет, — сам же и отвечает он, толкая дверь в раздевалку, и маневрируя через скопления тел, чтобы добраться до своего шкафчика в дальней части комнаты. — Доброе утро, мальчики, — улыбается Наташа, поднимаясь со скамейки перед шкафчиками. Она совсем не выглядит так, словно отработала двадцать четыре часа без отдыха. — Привет, — здороваюся парни. Стив роется в своем шкафчике, чтобы найти сумку с туалетными принадлежностями, которую он засунул туда вчера утром, и достает зубную щетку и пасту. К раковинам стоит небольшая очередь, и он прислоняется к шкафчикам, ожидая своей. — Сэм сказал мне, что ты сегодня ассистируешь на операции по замене клапана, — спрашивает Наташа, безразличным тоном. — Как тебе это удалось? — Подожди, со Старком? — вмешивается Баки, прежде чем Стив успевает ответить. — Да, мы оперируем пациента, который поступил вчера утром, — говорит Стив, пожимая плечами. — На самом деле ничего не «удалось». Он мой пациент. — Господи, лучше бы я переспал с этим парнем, — ворчит Баки, ревность окрашивает его голос, и Стив старается не принимать это на свой счет. — Эй, это не его вина, — защищает его Наташа, — Не будь ослом. — Не беспокойся об этом, — отмахивается Стив, когда Баки начинает извиняться. — Я понял. Но для протокола, я говорил с ним об этом. Он сказал мне, что поскольку это мой пациент, я должен довести его до конца. Вот и все. — Да, конечно, — говорит Баки. Его лицо немного покраснело от смущения, и он снова пытается извиниться: — Мне так… — Как я уже сказал, не беспокойся об этом. Нам не нужно об этом говорить, — быстро отвечает Стив. Весь этот момент вызвал у него странное чувство внутри, что-то среднее между виной, разочарованием и, возможно, намеком на сожаление, и он просто хочет, чтобы все это закончилось. — Уверен, на твоем месте я бы думал о том же. Место у раковины освобождается, и Стив уходит от разговора, начиная чистить зубы. Он слышит, как позади него перешептываются Наташа и Баки, а затем к ним присоединяется еще один голос, голос Сэма, но он оставляет его без внимания, уставившись на собственное отражение в зеркале. Он выглядит точно так же, как чувствует себя — измотанным, напряженным, раздраженным. Мешки под глазами, кажется, становятся темнее и больше с каждой секундой, если это возможно, а волосы спадают, закрывая лоб. Он подставляет руку под струи воды и пытается пригладить волосы. В какой-то степени это удается, но он все равно выглядит хуже некуда. Закончив дела у раковины, Стив возвращает свои вещи в шкафчик, внезапно понимая, что шепот прекратился. Он чувствует взгляд на своем затылке, прежде чем повернуться и посмотреть на своих так называемых друзей. — Что? — Итак, Стив, — Баки прочищает горло, делая вид, что они говорили вовсе не о нем, — Наташа сказала мне, что ты ищешь соседа по комнате. — Не помню, чтобы упоминал об этом, — хмурится Стив. — Упоминал, — говорит Наташа, — где-то около трех часов ночи. Ты сказал, что у тебя есть две свободные спальни, с которыми ты не знаешь, что делать, а я спросила, откуда, черт возьми, у тебя две свободные спальни в Нью-Йорке, а потом ты как-то странно отнесся к этому и не ответил. Но, короче говоря, тебе нужен сосед. Или соседи по комнате, я думаю. — Три часа ночи, — повторяет Стив, пытаясь вспомнить. Он ничего не может вспомнить, ночь превратилась в сплошное пятно из анализов, пациентов и вызовов «Скорой помощи». — Не помню этого. И мне не очень-то нужен сосед по комнате. — Значит, ты просто проигнорируешь вопрос о том, откуда у тебя вообще две свободные спальни? — недоверчиво спрашивает Сэм. — Мой отец умер год назад и оставил мне свою квартиру, — отвечает Стив, предоставляя минимум информации. Он не любит говорить о своих отношениях с отцом, ни с кем. Баки опирается на свой шкафчик, тем самым придвигаясь ближе к Стиву. На его лице появляется невинная улыбка, когда он говорит: — Итак, я слышал, что у тебя есть две свободные спальни и тебе не нужны деньги на аренду. — А я слышу, что ты хочешь поселиться у меня бесплатно. — Да ладно, Стив, — голос Баки повышается на октаву. — Я живу с родителями. Я не могу позволить себе жить здесь в одиночку. Мы друзья. Ты сам это сказал. Друзья не позволяют друзьям жить с родителями в свои двадцать лет. Стив смотрит на него долгим, оценивающим взглядом. Глаза Баки расширены в отчаянной, почти жалкой мольбе, и Стиву требуется всего десять секунд, чтобы сломаться. Он вздыхает: — Хорошо. Но ты будешь платить за аренду. Коммунальные услуги — это все еще вещь, знаешь ли. — Клянусь, ты не пожалеешь об этом, — усмехается Баки. — Уже жалею, — говорит Стив, закрывая шкафчик и прислоняясь к нему спиной. — Тебе лучше не быть неряхой. — Я буду убирать за собой так хорошо, что ты даже не поймешь, что я рядом. — Итак, у тебя есть две свободные спальни, — вклинивается в разговор Сэм, звучащий так же фальшиво невинно, как и Баки. — Что ты собираешься делать со второй? Потому что я сейчас живу в Квинсе, и добираться туда чертовски долго. Ты живешь, сколько? В пяти кварталах отсюда? Должно быть здорово, добираться до работы пешком. — О Боже, — стонет Стив. Он запрокидывает голову назад, ударяясь ею о шкафчик. — Отлично. Это просто замечательно. Мы будем проводить вместе каждую свободную минуту. Сэм улыбается, и когда он дает Баки пять, становится ясно, что это все время была засада — подловить его, когда он измотан и слишком слаб, чтобы привести четкие аргументы, почему соседство с коллегами — плохая идея. — Вы, ребята, отстой, — говорит Стив, хотя за этим не стоит никаких чувств. Какая-то его часть признает, что ему нравится их внезапно возникшая дружба и то, как легко они все с ней согласились, но эта часть никогда не будет озвучена. Наташа заглушает смех рукой, а Стив смотрит на нее исподлобья: — Ты сделала это нарочно. — Я не буду ни подтверждать, ни опровергать это обвинение, — говорит она. Ее глаза сверкают озорством, но Стив все равно знает ответ. Стив вздыхает, поднимает голову и смотрит на своих новых соседей по комнате. — Я сделаю ключи завтра, хорошо? Вы можете переезжать в любое время. — Спасибо, Стив, — улыбается Сэм. — Я обещаю не разрушать твою жизнь, — говорит Баки с широкой ухмылкой, и у Стива даже не хватает энергии, чтобы как следует встревожиться этим. Наташа пристегивает пейджер к поясу, затем кладет одну руку на плечо Стива, а другую — на плечо Сэма. Она смотрит между ними тремя и смеется: — Вам, ребята, будет так весело вместе. Доктор Поттс появляется в дверях раздевалки, объявляя, что пришло время обхода, и Наташа опускает руки, чтобы вывести их группу за дверь. Они проходят через различных пациентов, пытаясь ответить на вопросы, которые им задают. Вчетвером они отвечают почти на все вопросы, что, похоже, радует доктора Поттс, если судить по тому, как она слегка кривит губы. Палата Мартина — последняя, которую они посещают, и Стив уже наполовину закончил свою фразу о стенозе аорты и замене клапанов, когда чья-то рука заставляет его остановиться. Он поворачивается и видит Тони, который ярко улыбается ему и говорит: — Пожалуйста, продолжайте, доктор Роджерс. — Ладно, — отвечает Стив, пытаясь вспомнить, на чем он остановился, и ему приходится отвести взгляд от Тони, чтобы собраться. — Вчера мистеру Джонсону был поставлен диагноз «аортальный стеноз», что означает сужение аортального клапана. На сегодня у него запланирована операция по замене клапана, чтобы устранить проблему. Доктор Поттс долго смотрит на него и в конце концов передает ему карту Мартина, говоря: — Сегодня вы будете работать с доктором Старком. Все, кроме Стива и Тони, покидают помещение, отправляясь по своим делам, а Стив прижимает карту к груди, наблюдая, как Тони подходит к Мартину. Они разговаривают, и Тони все время отпускает шутки, от которых Мартин смеется так, как будто ему не грозит операция на сердце. Стив поражен тем, как Тони помогает пациентам чувствовать себя комфортно. Он делает это так легко, словно для него это совершенно естественно. Стив даже не осознает, что смотрит на него с восхищением, пока Тони не отходит от Мартина и не смотрит в его сторону. Стив быстро отводит взгляд и переключается на кардиограф, который непрерывно пикает рядом с кроватью. — Хорошо, мистер Джонсон, — прочистив горло, произносит Тони. — С вами мы увидимся немного позже. Доктор Роджерс вернется около часа, чтобы подготовить вас к операции, идет? Мартин кивает, и Стив вслед за Тони выходит из палаты. Тони не теряет ни секунды, прежде чем вступить в разговор. — Знаешь, что я решил сегодня утром? Нью-Йорк намного лучше Лос-Анджелеса. Лучше люди, лучше погода. Я знаю, что буквально никто так не говорит о Нью-Йорке, но мне иногда нравится холод. В Лос-Анджелесе нет зимы, а их осень просто жалкая. Я не должен был уезжать. — Тогда почему ты уехал? — Стив не понимает, откуда взялась эта тема, но решает ее поддержать. — По глупости, — говорит Тони. Они остановились рядом с выходом на лестницу, и Тони прислоняется к стене и вздыхает. — Последовал за тем, кого, как я думал, любил. Я ошибался, — он говорит это просто, без каких-либо эмоций или намека на грусть, но сердце Стива все равно болезненно щемит. — Мне жаль, — это все, что Стив может сказать. — Не стоит, — пожимает плечами Тони, открывая дверь. Стив снова следует за ним, когда тот начинает спускаться по лестнице. — Кроме того, дело не в этом. — Тогда в чем? — В том, что я всегда прав, дорогой, — Тони бросает на него язвительный взгляд через плечо. Стив игнорирует чувство, которое расцветает в его груди от этого прозвища, и спрашивает: — Неужели? Стив спускается с нижней ступеньки на площадку между этажами, после чего Тони замирает и поворачивается к нему лицом. Затем он кладет руку на бедро Стива, непринужденно, как будто делал это уже миллион раз и смотрит ему в глаза с легкой ухмылкой на губах. — Дело в том, Стив, что я рассказываю тебе кое-что о себе. — О, — бормочет Стив. Его отвлекает то, как близко Тони находится, и что он может чувствовать тепло его руки через рубашку и ощущать мятный запах зубной пасты. — Почему? — Потому что это то, что люди делают в начале отношений, — улыбается Тони. — Они делятся разными вещами. Неужели ты этого не знал? — Ну, мы же не состоим в отношениях? — Это пока, — отвечает Тони. Он смотрит вниз, на то место, где его большой палец проводит медленные круги по бедру Стива, и его улыбка становится странно мягкой. — Я буду медленно проникать в твою жизнь, по одному факту о себе за раз. — Интересный план, — бормочет Стив. — Он работает? — Тони поднимает взгляд, карие глаза, кажется, сияют от напряжения. — Тебя одолевает желание поцеловать меня прямо сейчас? Потому что, должен сказать, я бы не возражал, если бы ты это сделал. Стив смеется и отступает назад, начиная спускаться по лестнице. Тони отстает на несколько шагов и продолжает говорить: — Ладно, что если я скажу тебе, что мое второе имя Эдвард и что оно мне не слишком нравится? Не то чтобы я думал, что кто-то очень любит свое второе имя, но я думаю, что мое звучит просто… Они достигают другой площадки, и Стив прерывает Тони, прижимая к стене. Одной рукой он приподнимает его подбородок, а другой — упирается в стену рядом с головой. Затем он целует Тони, пока тот не начинает задыхаться, после чего так же резко отстраняется. — Это и правда работает? — Тони смотрит на него расширенными глазами. — Нет, — снова смеется Стив, открывая дверь на второй этаж и, прежде чем выйти, говорит: — Просто хотел, чтобы ты заткнулся. — О, это просто нечестно, — Тони делает несколько быстрых шагов, нагоняя его. — А я-то думал, что мы добились настоящего прогресса. — Думаю, тебе придется еще немного потрудиться, детка, — поддразнивает Стив, ободренный поцелуем. — Я единственный ребенок, — говорит Тони. — Я тоже. — Я не люблю спаржу. — Эта тактика когда-нибудь срабатывала? — Стив бросает на него вопросительный взгляд и получает в ответ еще одну лучезарную улыбку. — Никогда раньше не пробовал, — отвечает Тони. — Это видно. — Тебе нравится, — уверенно заявляет мужчина. — Нет, — говорит Стив. Он, конечно, лжет, но не признается в этом Тони. Он не скажет ему, что хочет узнать больше, пока не останется буквально ничего, чтобы он не знал о нем. — Да, — Тони видит его насквозь. — Тебе будет полезно узнать, что я предпочитаю вафли, а не блины, и пью черный кофе. И ты, возможно, захочешь запомнить это, наслучай когда я окажусь у тебя в следующий раз. — Ужасно самонадеянно, не так ли? — Я предпочитаю называть это оптимизмом, — говорит Тони. — Хотя признаюсь, что в целом я скорее пессимист. Стакан здесь, как правило, наполовину пуст, но для тебя я сделаю исключение. Они оказываются перед дверями в отделение скорой помощи, и Стив знает, что как только они войдут в них, им придется прекратить флирт, который ему так нравится, и снова вести себя как настоящие врачи, которым нужно работать, поэтому он колеблется, стараясь продлить их общение еще немного. — Почему? — спрашивает Роджерс. — Не знаю, — улыбается Тони. — У меня просто хорошее предчувствие.