Zenshin de kimi wo motometeru

      За дверью в комнату Сенджу — взволнованный гомон без капельки веселья. Харучие стучит осторожно, гадая, что же там у девчонок случилось — подружек она позвала, сказала, в канун Хэллоуина им вместе стоит кое-что попробовать. Свечей накупила, а одна из подруг притащила какую-то книгу в потрескавшемся, выглядящем настолько ветхо, что на него, кажется, и дышать нельзя — рассыплется — переплёте. Одно простительно: перед тем, как в комнате закрыться, девчонки пирог испекли, тыквенный и очень ароматный. Оставили на столе остывать, сказали, что Харучие может взять кусочек, если захочет, и удалились, прихватив с собой стоявшие в углу на кухне пакеты и тот самый ветхий фолиант.       Харучие этому даже значения придавать не стал, попросил только, чтобы дом не сожгли, а то Такеоми вернётся и голову ему открутит. Он, конечно, преувеличивал — Сенджу была очень ответственной для своих пятнадцати, но предупредить всё-таки стоило, а то мало ли что.       Ему самому в этот вечер заняться было особо нечем. Он порисовал, посмотрел на ютубе какие-то видео и, проголодавшись, пошел на кухню, чтобы попробовать пирог. Достал из посудного шкафа тарелку, но выскользнула она у него из рук — белый фарфор от удара о кафель разлетелся вдребезги, и вместо того, чтобы насладиться выпечкой, Харучие принялся собирать осколки. И, конечно же, порезался.       В аптечке в ванной ни нашлось ни ваты, ни пластыря, и вот сейчас он стоит у двери в комнату сестры и под аккомпанемент пяти разных голосов в нее стучит.       — Хару, что случилось? — Высовывается в проем лохматая голова Сенджу.       — У тебя есть пластырь? Я порезался, — Харучие демонстрирует ей палец с крупной капелькой крови на нем. — Тарелку разбил.       Сенджу смотрит на него с беспокойством. Тянет за рукав:       — Проходи.       В комнате чуть тесновато от обилия людей и предметов. На полу, на месте убранного теперь куда-то ковра нарисован символ, по углам которого расставлены толстые свечи и всякая разная утварь.       — Призывать кого-то собрались? — отстраненно интересуется Харучие. Он, кажется, в фильмах что-то подобное видел. В них, правда, это ничем хорошим никогда не заканчивалось, но здесь он мог быть спокоен: в реальности даже ничего не начнется.       — Кх-кхм, Харучие-кун? — внезапно окликает его одна из девушек. Другие шепчутся, словно подбадривая ее. Харучие смотрит на нее, заинтересованно вглядываясь в черты лица.       — Что такое?       Девушка, кажется, действительно сильно смущается. Она краснеет и опускает глаза в пол, и ее подружки принимаются шептать ещё громче, одна даже легонько тычет ее локтем в бок, но потом сама же, чуть прокашлявшись, на одном дыхании выпаливает:       — Ты не мог бы дать нам немного своей крови? Ну, вот эту, что у тебя на пальце, — указывает она на его пострадавший указательный. — Просто на ватку или на листок бумаги. Нам нужно для призыва, но никто не хочет колоть себе пальцы, все боятся.       Харучие вздыхает. Их затея кажется ему бредом, но ему, в общем-то, не жалко.       — Ладно, — пожимает плечами он.       Ему тут же протягивают кусочек ваты. Он промакивает ей палец и отдает обратно.       Следом Сенджу наконец-то выдает ему пластырь.       — Я поем и пойду спать, — предупреждает он. — Не шумите, время позднее. Такеоми придет часам к двум.       — Я знаю, — кивает Сенджу, в нетерпении выталкивая его за дверь. — Приятного аппетита, братик, и спокойной ночи.       Без зазрения совести съев четверть пирога, Харучие возвращается в свою комнату. Не включив свет, мягко прикрывает дверь, раздевается, бросив вещи куда попало, и укладывается в постель. И только теперь обнаруживает, что он не один.       — Какого..? — вскрикивает он, задев бедром чужое тело. Горячее, куда теплее его собственного, судя по ощущениям, крепкое. Вскакивает с кровати, тянется к выключателю, и когда комнату озаряет неяркий свет настольной лампы, видит наконец, кто забрался в его постель.       Незнакомец очень красив. Сильное голое как минимум по пояс тело словно сияет в мягком полумраке каким-то потусторонним свечением. Длинные заплетенные в косы волосы ложатся на точеные, но совершенно не кажущиеся хрупкими плечи, изящный, красивый рот изогнут в улыбке — хитрой, довольной, от которой мурашки бегут по телу. Заметив, каким взглядом смотрит на него незнакомец, Харучие стягивает с кровати покрывало и спешно заворачивается в него.       — Ты кто такой? Как попал в мою комнату?       Незнакомец выдыхает в притворном разочаровании.       — Ты сам меня вызвал. Мало того, что мне пришлось ждать тебя целую вечность, так теперь ещё и вопросы странные задаешь. А ведь твоя постель такая холо-одная, — тянет он, поглаживая рукой место, где ещё минуту назад намеревался спать Харучие.       — Я тебя не вызывал, — парирует тот. — Я просто…       И тут до него доходит.       — Ты просто дал свою кровь, — заканчивает за него незнакомец. — Ты ведь не думал, что это правда может сработать?       Он усмехается, и Харучие становится сильно не по себе. Он мотает головой.       — Нет.       — Ну, так или иначе, я здесь, — снова усмехается потустороннее создание. Давай знакомиться, Харучие. Меня зовут Ран, но ты можешь звать меня как угодно. Ты такой милый…       Он привстает с постели и в мгновение ока оказывается рядом с Харучие. Касается пальцем открытого участка его груди и ведёт вниз, понемногу распахивая покрывало.       — Знаешь, меня почему-то всегда призывают только девушки. А они мне совсем не нравятся, шумные все какие-то, пугливые. Я и не приходил ни к кому последние пару лет, но почуяв твою кровь, не смог устоять.       Харучие тяжело сглатывает. Распространяющееся по коже тепло будоражит его, и он чувствует, что краснеет.       — Где твои рога и хвост? — нарочито заинтересованно спрашивает он. — Ты ведь демон, так? А выглядишь как обычный парень. Сколько тебе лет?       Он задаёт все эти вопросы чтобы отвлечь и себя, и его — надеется, что тот уберет наконец руки и перестанет его гладить. Этого не происходит. Демон качает головой и укладывает всю пятерню в центр его груди, чуть нажимая на кожу. Тепло от прикосновения мягким адским пламенем разливается по телу. Харучие прикрывает глаза.       — Лет мне очень много, но предпочитаю выглядеть на семнадцать, — с рокочущим мурлыканьем в голосе отвечает Ран. — А рога и хвост я спрятал, чтобы не пугать тебя так сразу.       Глаза Харучие всё ещё прикрыты, и он вздрагивает от неожиданности, чувствуя, как шеи легко касается что-то острое и прохладное. Открыв их, он все ещё видит перед собой Рана — его голова увенчана изящными обсидианового цвета чуть закрученными рогами, а его собственной шеи касается такого же цвета тонкий, заостренный на конце хвост.       — В-верни как было, — заикается Харучие.       Ран усмехается.       — Хи-хи, я ведь говорил, — веселится он. Но Харучие перебивает его.       — Так чего ты хочешь? Как мне заставить тебя уйти?       Он старается выглядеть беспристрастно, но на самом деле внутренне сжимается от волнения и совсем не приятного трепета, из-за которого он холодеет весь, несмотря на жаркое прикосновение чужой ладони к телу.       — Попробуй угадай, — игриво тянет Ран, снова касаясь его шеи кончиком хвоста.       Хвост внезапно становится настойчивее: проникает под покрывало и, будто нарочно задев сосок, опускается ниже, к пупку, задиристо игриво скользя по линии пресса. — Мм?       — Никаких идей, — упирается Харучие, сжав зубы.       — Что, совсем? Я ведь так непрозрачно тебе намекаю…       Харучие сжимает зубы еще сильнее.       — Ни-ка-ких, — отчеканивает он, напрягаясь ещё сильнее.       Хвост резко исчезает. Выражение лица Рана меняется. Он смотрит на Харучие, сузив взгляд. А затем отнимает и все еще лежащую на груди ладонь.       — Я совсем не привлекателен для тебя? — будто бы не веря, что такое вообще может быть, уточняет он.       Харучие мотает головой.       — А если так?       В мгновение ока комната наполняется фиолетово-серым дымом, а когда он рассеивается, Харучие обнаруживает перед собой мужчину. Рана, только теперь взрослого. Черты лица стали ещё изящнее, скулы — острее, тело… Харучие тяжело сглатывает, глядя на рельефные мышцы пресса и груди, крепкие руки и широкие плечи. Ран мгновенно подмечает его реакцию.       — И так не нравлюсь?       Он приподнимает бровь, глядя на Харучие в ожидании ответа. Смотрит секунду, но затем, словно с цепи сорвавшись, впивается в его губы жадным поцелуем. Харучие поддается почти сразу. Приоткрывает рот, впуская чужой язык, и стонет, чувствуя, как хвост обвивается вокруг талии, прижимая его к Рану так крепко, чтобы нельзя было отстраниться.       — Ты должен переспать со мной, если ты ещё не понял.       — Я понял, — бурчит Харучие. — Но если я не захочу, чтобы ты потом уходил?       — Тогда просто скажи мне, и я останусь.       — И заберешь взамен мою душу?       Ран фыркает.       — Хватит разговоров. Я думаю, мы договоримся, — мурлычет он в самые губы Харучие и целует его снова.