Zenshin de kimi wo motometeru

"мне не надо любви твоей, просто станцуй мне на барной стойке" Pyrokinesis, Самое грустное диско

      К двум часам в баре остаётся единственный посетитель. Он сидит здесь примерно с полуночи, но разглядеть его как следует Какучо удается только сейчас: выбеленные волосы, мягко контрастирующие со смуглой кожей, глаза цвета аметиста, сияющие в полумраке мягким светом. Невысокий, но изящный, излучающий меланхоличное спокойствие — он выглядел обособленно посреди гулящей толпы окруживших барную стойку ярко накрашенных и вызывающе одетых девиц, и сейчас, оставшись в обществе лишь его одного, кажется чуть более расслабленным.       Незнакомец ловит на себе взгляд Какучо и улыбается — одними уголками губ, но он видит, как вспыхивают в его глазах искорки интереса.       Смотрит пристально, растягивая время в неловкую, холодную вечность, а затем тянется к висящей на спинке стула сумочке и достает оттуда пачку сигарет. Берет из нее одну — тонкая, кажется, ментоловая, она идеально ложится меж его пальцев, словно акцентируя внимание на них — длинных, красивых, и Какучо не может отвести взгляд.       — Огоньку не найдется?       Какучо спохватывается. Вслепую шарит под столешницей — где-то здесь были спички для поджигания коктейлей — и наконец найдя, вынимает одну и чиркает о коробок. Его руки дрожат, когда он подносит ее к кончику сигареты, и незнакомец, мягко улыбаясь, накрывает его ладони своими, словно пытаясь передать свое спокойствие.       — Спасибо, — благодарит бархатным голосом и выпускает струйку дыма вверх. Он расстилается, окутывая серым туманом светильники, и ненадолго зависнув, устремляется в вентиляцию.       — Я Изана, — навстречу Какучо тянется маленькая по сравнению с его собственной ладонь. — Понимаю, почему ты так на меня смотришь все это время, — он откидывается на спинку стула, расслабленный, даже говоря это. Величественный, непоколебимый, словно король.       Какучо чуть сжимает ее в своей, непонимающе хмурится, поджимая губы в молчаливом любопытстве.       — Хм?       — Кружевная блузка, прическа, серьги, тонкие сигареты. Я собрал все клише про этих нежных мальчиков, — он усмехается, вырисовывая пальцами в воздухе кавычки. — Но я не такой.       Его голос возбуждает. Его слова будоражат и внушают трепет, заставляя желать буквально одного — опуститься перед ним на колени и, глядя вверх преданным зверьком, ластиться к протянутой ладони. Какучо делает глубокий вдох. Все это — игра, и он принимает ее правила.       — А какой ты? — стараясь звучать вежливо заинтересованно, спрашивает он. Наливает в два бокала лучшее вино, что есть в баре, и мягко толкает один из них в сторону Изаны.       Изана улыбается.       — Это хорошее вино, — одобряет он, мельком взглянув на этикетку, — его нужно пить медленно, не отвлекаясь.       Он делает глоток и смакует вкус, катая его на кончике языка, а затем чуть облизывает губы и довольно жмурится.       — Да, — подтверждает он. — Определенно. Я бы взял бутылочку такого и распил бы на берегу моря, под шум волн теплой лунной ночью. Или у камина, кутаясь в плед…       Какучо проникается его словами, его мягкий, тягучий голос уносит его в те места, о которых он говорит.       — … но у нас есть только здесь и сейчас. Сядь рядом со мной, — приглашает он, отодвигая соседний стул. — Вот было бы хорошо, если бы нам никто не помешал.       — Не помешает, — Какучо выходит из-за стойки и направляется ко входной двери, чтобы запереть ее. Щелкает замок. Внутри словно становится ещё тише, уютнее, спокойнее. Он усаживается напротив Изаны и пододвигает к себе свой бокал.       Изана смотрит на него с любопытством.       — Ты просто взял и запер дверь? — качает головой он. — Так нельзя.       В его голосе игривое лукавство, и Какучо смакует его на языке вместе с глотком вина.       — Это мой бар. Я могу закрыть его когда захочу, — без нотки самодовольства парирует он. — Но ты не ответил на вопрос. Какой ты?       Изана делает ещё глоток и опускает бокал на стойку. Ведёт по ножке кончиком указательного пальца, не сводя с Какучо глаз, и видя, как распахиваются глаза напротив, щурится, словно довольный кот.       — Сейчас я могу быть таким, каким ты захочешь, — он склоняет голову к плечу и чуть вытягивает вперёд обутую в черную лакированную туфлю ногу, чтобы соприкоснуться лодыжкой с лодыжкой Какучо. Ведёт чуть вверх — брючина слегка задирается, обнажая смуглую кожу. Какучо замирает.       — Все зависит от того, каким Ты хочешь для меня быть.       Это правильный ответ — Какучо видит, как темнеет взгляд Изаны, когда он смотрит на него, не отрываясь, как уголок его губ приподнимается в довольной ухмылке.       — Закрой жалюзи, — просит он, — и приглуши свет. Я бы станцевал для тебя.       Он снимает обувь и лёгким, грациозным движением усаживается на барную стойку. Дожидается, пока Какучо сделает все, о чем он просил, и привстает на колени. Мягко покачивая бедрами, ведёт ладонями от груди и ниже, и Какучо почти задыхается от эстетичности контраста изящных смуглых пальцев с черным кружевом блузки. Изана дразнит — не спеша расстёгивает пуговицу за пуговицей и чуть приспускает ее с плеч, медленно, давая Какучо насладиться зрелищем.       — Снимешь ее с меня? — тихо, глядя ему прямо в глаза, спрашивает Изана. — Только будь, пожалуйста, нежен.       Какучо кивает. Сухо сглатывает и медленно тянется вперёд, почти не дыша и неотрывно глядя Изане в глаза, пока не касается подушечками пальцев чуть теплой тонкой кожи. Ведёт по ключицам к плечам, чувствуя костяшками шероховатое кружево блузки, тянет ее ниже, почти до локтя. И медленно опускает взгляд.       — Смелее, — с мягким снисхождением подталкивает его Изана. — Сними ее совсем. Какучо задумывается — он не хочет этой стремительности. Изана для него — как то хорошее, выдержанное вино, которым они наслаждались вместе, и раздеть его прямо сейчас, не насладившись тем, каким он позволяет видеть себя в этот самый момент, будет глупостью, которую он никогда себе не простит.       — Нет? — спрашивает Изана. В его глазах ни тени обиды или разочарования, лишь удивлённое понимание с нотками самодовольства. Он осторожно касается Какучо — кончиками пальцев скользит по локтю и выше, к плечу, по шее и наконец укладывает ладонь на его щеку. Смотрит сверху вниз и тихо, почти на грани слышимости хмыкает, когда Какучо в ответ на прикосновение с лёгкой, покорной улыбкой прикрывает глаза. — Тогда, может быть, ты меня поцелуешь?       Какучо чуть ведёт головой в сторону, медленно, чувствуя каждый миллиметр чуть шероховатой кожи ладони, и запечатлевает поцелуй в самом ее центре — осторожный, мягкий и во всем своем трогательном поклонении чувственный.