Zenshin de kimi wo motometeru

      Третьекурсник Шиничиро Сано, подрабатывающий после обеда в тату-салоне, — любимец девушек и местная знаменитость. Так написано под его фотографией на цифровом стенде выдающихся студентов, но ему безразлично — и это, и стайки девушек, вьющихся вокруг него и закрывающие ему запись на тату на месяцы вперед и приносящие море выручки ему и салону. Его беспокоит в последнее время только тот факт, что Вакаса, его клиент на протяжении вот уже нескольких недель, совсем скоро перестанет к нему приходить. Масштабный проект — симметричные татуировки на обеих руках, заходящие на грудь, вот-вот закончится. Последние фрагменты будут закрашены, а Вакаса, расплатившись, в очередной раз покинет тату-салон чтобы если и вернуться в него в следующий раз, то очень и очень нескоро. Другие мастера в салоне зовут его работу шедевром, говорят, что эскиз идеален, проработан до мелочей и оттого татуировка выглядит великолепно. Сам Шиничиро считает, что шедевр — это сам Вакаса. Что только благодаря ему самому вполне себе средний на бумаге эскиз в реализации кажется безупречным настолько, что невозможно оторвать взгляд.       Когда Вакаса впервые вошёл в салон, Шиничиро обомлел. Он ни разу в жизни ни от одной девушки не терял дар речи, а от Вакасы — потерял. Вывернул флакончик с черными чернилами, изорвал кучу бумажных полотенец, пока под непонимающими взглядами мастеров пытался оторвать ровно хоть одно, чтобы вытереть. Они просто стояли и смотрели. А Вакаса подошёл. Помог убрать мутно-черную, бликующую в свете люминесцентных светильников лужицу на столике и сказал администратору, что хотел бы работать именно с ним, даже если записан к другому. И выбрал из альбома, сам не зная того, эскиз, нарисованный Шиничиро лично.       Шиничиро хотел остановить его. Оправдаться, что просто не сможет работать и показать свои дрожащие от волнения пальцы, но Вакаса и здесь, кажется, все понял сам. Едва они вдвоем оказались за шторкой, отделяющей его рабочее место от остальной площади зала, и Шиничиро снова взялся за флакончик с чернилами, чтобы наполнить колпачок, он встал с кушетки и мягко накрыл его пальцы ладонью. Отрезвляюще прохладной, суховато-нежной, такой, от прикосновения которой Шиничиро будто бы умер, но одновременно чувствовал себя до рези в глазах от света вокруг живым.       — Не нервничай, ты справишься, — успокоил его Вакаса, видимо, истолковав его волнение совсем иначе. — Если твои руки будут дрожать, этот чудесный эскиз выйдет на мне немного кривоватым, а мне бы очень этого не хотелось, и тебе, думаю, тоже. Кто его, кстати, рисовал? Ты?..       Так и завязалось их знакомство. И теперь, раз в примерно две недели, по вторникам или четвергам Вакаса приезжает в салон к семи вечера. Протягивает Шиничиро стаканчик кофе или какао, булочку или что-то несладкое, но питательное и всегда улыбается. Они могут работать всего два-три часа — студия закрывается в восемь, но Шиничиро разрешают задержаться при условии, что он не забудет убраться и запереть все, и в их последний вечер все обещает быть стабильно таким же.       У Шиничиро перед приходом Вакасы есть время передохнуть: предыдущая клиентка, девушка на год старше него, долго донимавшая его и администратора салона тем, что хочет попасть к нему на сеанс, в итоге просто упала в обморок, едва он включил тату-машинку, и у него образовалась форточка. Остальные мастера потихоньку расходятся. Остается только администратор, клюющий носом за стойкой, и Шиничиро решает не утомлять его общением еще больше, а посвятить время учебе. Он и сам едва не засыпает над учебником по экономике, когда рядом с ним внезапно появляется Вакаса.       — Шин, у тебя такое лицо, как будто ты сейчас отключишься, — как всегда сияя улыбкой, объявляет он и ставит рядом с ним бутылочку ягодного смузи, воду без газа и круассан с ветчиной.       Шиничиро несколько раз сонно моргает и смотрит на него снизу вверх. В свете потолочных ламп его белые вьющиеся волосы выглядят почти как ослепительно сияющий нимб, и Шиничиро завороженно смотрит на него осоловелым взглядом.       — Что с тобой? — хмурится Вакаса и осторожно касается его лба тыльной стороной ладони. — Ты здоров?       Шиничиро вздыхает. Тело ощущается невыносимо тяжелым и очень хочется пить.       — Вот, выпей водички, — словно прочитав его мысли, предлагает Вакаса, протягивая ему бутылку. Шиничиро тянет руку, но тот качает головой: — Лучше я сам открою, а то ты прольешь все на себя.       Шиничиро делает глоток, стараясь на Вакасу не смотреть. Ему вдруг становится очень тоскливо, и он боится, что его взгляд выдаст его с головой.       — Давай работать, Вака, — просто говорит он, ставя бутылку на нижнюю полочку своего рабочего столика. — Немного осталось, сегодня закончим.       Он разливает чернила по колпачкам, готовит все необходимое и принимается за работу.       Два часа проходят непозволительно быстро. Шиничиро правда старается растягивать процесс — слишком часто стирает лишнюю краску, слишком медленно прокрашивает элементы, слишком долго раздумывает над тем, где ему стоит расставить блики. И настроение его при этом опускается с каждой минутой все ниже и ниже. Вакаса все это время практически не сводит с него глаз. Шиничиро не рискует смотреть в ответ, но однажды все же мельком взглядывает и видит в них не недовольство или раздражение, но молчаливый вопрос и тревогу.       — Ну, вот и все, — пройдясь салфеткой по коже в последний раз, грустно констатирует Шиничиро. Отодвигается немного, чтобы взглянуть на всю картину в целом, и не удерживается от того, чтобы шепнуть: — Такой красивый… — Но быстро исправляет себя: — В смысле, красиво вышло. Эта татуировка смотрится на тебе идеально.       Он накладывает на татуировку впитывающую пеленку, фиксирует ее прозрачной пленкой и отворачивается. Начинает складывать в пакет для мусора колпачки и салфетки. Стягивает с рук перчатки и бросает туда же и, не глядя на Вакасу, бубнит:       — Ухаживать как обычно. В онсен не ходить, в баню не ходить, алкоголь не пить одну неделю. Деньги оставь на стойке администратора. Если будут какие-то вопросы или…       — Шин, что с тобой?       Вакаса внезапно оказывается позади него. Шиничиро разворачивается и оказывается прямо в его объятиях. Он смотрит снизу вверх и держит его — несильно, но решительно.       — Тебя что-то беспокоит? Я что-то сделал не так?       Шиничиро морщится — ему становится горько оттого, что Вакаса думает, что в этом есть его прямая вина. Во всем виноват только он один: влюбился как последний идиот и так и не нашел смелости признаться: звезда университета, предмет воздыхания девушек от восемнадцати до двадцати трех, он не смог бы подойти ни к одной из них и завоевал репутацию недосягаемого красавчика только благодаря своей внешности и молчаливой скромности, принимаемой окружающими за недоступность.       Он мотает головой и отводит взгляд.       — Ты здесь ни при чем, — бурчит он. — И все в порядке.       — Врешь.       Ладони Вакасы ложатся на его щеки, и теперь Шиничиро лишен шанса отвернуться и продолжать врать, не открывая своего лица.       — Шин… — голос Вакасы мягкий — у Шиничиро в голове он ассоциируется с поступью кошки — тихой, почти невесомой, но таящей в себе опасность. Ему хочется рассказать, в чем дело — может быть, утаив свою влюбленность и прикрывшись желанием сохранить приятельские отношения, но у него не поворачивается язык, потому что вариант распрощаться сразу и, возможно, навсегда кажется ему не таким болезненным, как возможность оставаться рядом и скрывать свои чувства. Наблюдать, как Вакаса заводит отношения или уже встречается с кем-то, женится, заводит детей…       — Давай расходиться, Вака, время позднее, я устал, — тихо мямлит он, глядя в пол, — и…       Ладони Вакасы заставляют кожу гореть огнем. Но Шиничиро согласен даже погибнуть в этом пламени, обжигающем его рецепторы, концентрируясь только на нем и не думая ни о чем больше. Но от следующих слов Вакасы он словно окунается в ледяную воду.       — Шин, я не хочу вот так.       Он отнимает ладони от его лица, но затем возвращает их. Прижимает чуть крепче, и едва Шиничиро успевает поднять на него удивленный взгляд, привстает на носочках и целует его. Настойчиво прижимается губами и урчит довольным котом, когда Шиничиро отвечает на поцелуй и точно так же, как и он, берет его лицо в ладони. Они целуются долго. Время словно замирает, пока они со всей возможной мягкостью и нежностью сминают губы друг друга, и когда воздуха начинает не хватать, Шиничиро отстраняется первым.       — Ты мне с первого взгляда понравился, — после секунд молчания тихо говорит он. — Но я боялся тебе признаться: вдруг у тебя кто-то есть или тебе не нравятся парни. Ты бы тогда набил мне лицо и перестал приходить, а я не мог допустить этого.       Вакаса улыбается — мягкой, терпеливой улыбкой, с какой смотрят на человека, поздно додумавшегося до очевидных вещей.       — А я думал, что ты все это время был рад видеть не меня, а еду, которую я приношу, — шутит он, и Шиничиро несильно ударяет его кулаком в плечо. — На самом деле, ты мне тоже сразу понравился. Настолько, что я даже решился попросить тебя работать со мной и простил бы тебя, если бы ты сделал все криво.       Шиничиро смеется. И обняв Вакасу за талию, снова его целует.