Zenshin de kimi wo motometeru

      Ран примечает ее на танцполе: хрупкая фигурка, длинные бликующие в свете софитов жемчужно-розовые волосы, ниспадающие на плечи, облегающая укороченная водолазка. Его притягивает как магнитом — он и сам не может объяснить себе этого минутного помешательства: просто отвернулся от бара, просто увидел, просто пропал. И теперь проталкивается сквозь толпу, движущуюся вроде и в ритм, но как-то хаотично — она затягивает, но Ран барахтается в ней со всем возможным изяществом, не упуская из вида чужую макушку, пока наконец не становится вплотную. Обвивает руками талию — не церемонясь, потому что свое брать нужно сразу, иначе ничего не получит, и прижимается грудью к напрягшейся от неожиданного прикосновения спине.       — Ты само совершенство, — мурлычет он в ухо незнакомке, откинув чуть назад прядь волос, и укладывает подбородок ей на плечо. Вдыхает запах парфюма — свежего и одновременно обволакивающего, и чувствует, как чужие руки накрывают его собственные, делая хватку чуть свободнее.       Незнакомка разворачивается в его руках — медленно, но решительно, смотрит прямо в глаза, скользит взглядом по лицу — оценивающе и с капелькой недоверия. Хмурится, но затем уголок красивых губ приподнимается в саркастической улыбке.       — И ты ничего, только вряд ли это то, чего ты ожидал, не так ли?       Это правда. Ран никак не думал, что на месте девушки окажется парень. Но от его лица невозможно оторвать взгляда, к нему всё ещё тянет, и Рану плевать сейчас вообще на все: и на то, что он в сторону парней никогда не заглядывался, и на то, что дома ждёт такая же тонкая и хрупкая Мицури.       — Охуенный, — только и говорит он, обвивая рукой талию парня и утягивая его за собой — прочь с танцпола, ото всех этих людей, шумных и совершенно безвкусных и неинтересных, от всего, что могло бы помешать им наслаждаться друг другом. — Как тебя зовут, сокровище? — спрашивает он, прижимая его к себе крепче.       — Харучие.       — А я Ран.       — Ты тоже охуенный, Ран, — улыбается Харучие и заталкивает их обоих в ближайшую свободную туалетную кабинку.       Ран закрывает дверь и тут же прижимается к его губам своими. Так жаждуще, словно это все, чего он ждал и хотел, словно это было нужнее воздуха и важнее абсолютно всего. Харучие отвечает — жарко, жадно. Верхняя губа Рана оказывается в плену его сладких губ, он посасывает ее и ласкает языком, бедрами все теснее и теснее вжимаясь в его.       Ран обхватывает его лицо ладонями. Чуть отстраняется, смотрит.       — Такой красивый. Где ты был всю мою жизнь? — спрашивает и не сдерживается, снова целует. Гладит его щеки, и Харучие гладит в ответ: прикосновения его ладоней, ласковые, но сильные, заставляют рецепторы буквально звенеть. Ран невольно вспоминает Мицури с ее маленькими, мягкими ладошками, и ее касания начинают казаться пустыми. Он не хочет возвращаться к ней, он хочет остаться с Харучие. Уйти с ним, быть с ним.       — Ты отвлекся, — мягко констатирует Харучие, оторвавшись от его губ. — Целуешься бездумно. Тебя что-то тревожит?       Ран мотает головой, сбрасывая наваждение. Подхватывает его под ягодицы, и едва Харучие обвивает его ногами, начинает двигать бедрами навстречу его паху. Харучие стонет в ответ на каждый толчок. Тихо, глухо, но так страстно, что у Рана мурашки по коже, а в паху все сводит до боли сладкой истомой.       — Ты такой… — словно в бреду шепчет он. — Хочу тебя невыносимо.       Он опускает Харучие на пол и встаёт перед ним на колени. Прижимается щекой к прохладному плоскому животу и ласково трётся о кожу, будто загулявший кот, наконец вернувшийся к хозяину. Харучие гладит его по волосам. Впивается в них пальцами и чуть оттягивает, выдыхая тихое: «Ран», когда тот с нажимом проводит носом по встопорщившейся ширинке.       — У тебя есть презерватив? — с надеждой спрашивает Ран. Он шел в клуб просто развеяться, не предполагая, что забудет о том, что старается сохранять верность Мицури и обо всем вообще, но Харучие качает головой. И Ран разочарованно выдыхает. Нежно касается губами низа его живота и поцелуй за поцелуем поднимается выше, задирает водолазку, обнажая плоскую грудь с красивыми, аккуратными сосками.       — Мы ведь и без этого найдем, чем заняться, правда?       Он прихватывает зубами бусинку соска, и Харучие тихо всхлипывает, впиваясь пальцами в его волосы. Ран довольно улыбается. Играет с ней — щекочет кончиком языка и легонько посасывает, обхватив ореол губами.       — Ран?       — Мм? — Ран поднимает на него взгляд и с причмокиванием отрывается от прекрасной, желанной груди. — Тебе не нравится?       Харучие выдыхает, обвивая рукой его талию.       — Нравится. Иди сюда.       Их тела совсем близко. Харучие выправляет из брюк Рана рубашку и расстегивает ее, торопливо выталкивая пуговицы из петель.       — Ты такой… боги… — его восхищенный взгляд скользит по оголившемуся торсу, и Ран невольно улыбается, чувствуя растекающееся внутри тепло и довольство. Реакция Харучие его заводит.       — Какой? — мурлычет он, укладывая ладонь ему на ягодицу и прижимая к себе почти вплотную. Харучие тихо ахает.       — Хватит разговоров, — единственное, что он говорит, прежде чем вновь соединиться с ним в поцелуе. Ладони Харучие скользят по телу Рана с обеих сторон: левая ведет вниз по животу и, расстегнув ширинку брюк, проникает под белье и тут же сжимает вставший член; правая вдоль позвоночника опускается к ягодицам. И когда проникает между ними, Ран невольно вздрагивает и сжимается. Но уже спустя секунду расслабляется снова.       — Делай со мной все, что хочешь, солнышко, — оторвавшись от губ Харучие, говорит он. — Я весь твой.       Харучие приспускает его брюки и боксеры, обнажая тело, и мягко просит: — Открой рот.       Ран послушно размыкает губы, и Харучие осторожно проталкивает в его рот два пальца.       — Оближи.       Ран прикрывает глаза. Обводит языком подушечки и фаланги, обсасывает их, втягивая щеки и представляя на месте пальцев Харучие его член. Это заводит его, и то, как тот стимулирует в это время его собственный, заставляет его ноги подкашиваться.       — Такой старательный, — поощряет его Харучие и вынимает пальцы из его рта. — Разведи свои ягодицы.       Рану нравится, как им руководят, и это чередование в просьбах мягкости и уверенности плавит его кости, делая тело ватным.       Он послушно укладывает ладони на собственные ягодицы и чуть прогибается в пояснице. Ему волнительно, но это предвкушение — сладкое, томительное, искрящее в кончиках пальцев. Он не следит за движениями — только чувствует, как пальцы Харучие касаются его и как проталкиваются внутрь, и старается расслабиться и привыкнуть к странному ощущению. Он выдыхает. Подушечки пальцев задевают простату, и на обратной стороне век вспыхивают яркие всполохи.       — Хару, — внезапно пересохшими губами шепчет он и сжимает ладони на его боках. — Так хорошо.       Харучие хмыкает. Синхронно с мягкими, ритмичными толчками внутрь он двигает обхватывающей член Рана рукой, едва задевая головку, но большего и не нужно. Ран чувствует приближающийся оргазм и закрывает глаза. И в этот момент телефон в кармане его брюк начинает вибрировать и падает им под ноги. Харучие бросает взгляд вниз и останавливается.       — Ответь, — холодным голосом велит он и убирает руки.       Ран тоже смотрит вниз. На дисплее — их с Мицури фотография с празднования ее дня рождения: они касаются губ друг друга и держат в руках бокалы с шампанским.       — Хару, я…       — Ответь, — настаивает Харучие.       Ран принимает звонок. Когда он заканчивает говорить, Харучие уже нигде нет.       С того дня их с Мицури отношения дают трещину. Она то ли и правда ничего не замечает, то ли хорошо притворяется, но ведет себя как обычно. А Ран чем дальше, тем больше понимает, что с ней все не так. Она такая же красивая, как и прежде, ее губы и руки такие же мягкие, но их секс перестал приносить ему вообще что-либо, кроме разочарования. Внутри нее влажно, тепло и приятно, ее тело — гибкое, хрупкое и податливое, но это совершенно не то, что ему нужно.       Он пытается не думать о Харучие, но тот занял его голову прочно и не собирается покидать, и приходит во снах, в которых Ран зовет его и просит не убегать, но видит лишь удаляющуюся фигурку, в конце концов исчезающую совсем. И что делать с этим, Ран не знает. Людей в Токио слишком много, а даже возьмись Ран его искать — вряд ли это приведет к чему-то, кроме новой порции трещин на сердце. Поэтому Ран старается успокоиться и продолжать жить своей жизнью.       Но однажды решается на отчаянный шаг. Протягивая Мицури коробку со страпоном, он видит в ее глазах странное, смешанное с чем-то ещё замешательство, но она говорит, что готова попробовать, если ему это понравится. И это оказывается лучше, чем все, что происходило за дверями их спальни в последнее время. Рану действительно хорошо. Он принимает внутрь себя небольшой в диаметре фаллос и, прикрыв глаза, представляет себе на месте Мицури Харучие. Она трахает его без особой силы, вцепляясь пальчиками с длинными ноготками в его бедра, но даже этого оказывается достаточно: Ран кончает спустя пять минут. Мощно, громко, едва не выкрикивая имя Харучие — прервавшись на первом слоге и уткнувшись лицом в подушку.       Мицури смотрит на него с тоской и обидой. А на следующее утро Ран просыпается один. Все вещи Мицури на месте, а на ее половине кровати — записка, в которой всего несколько слов: «Вернись к своему Хару и будь счастлив».       Но это невозможно. Ран комкает бумагу и накрывается одеялом с головой. И думает лишь о том, как в одиночестве пережить эту холодную и долгую зиму.       В начале февраля у него ломается машина. Он впервые за много лет спускается в метро, чтобы доехать до работы, потому что не хочет брать такси, и вяло плетется вниз по лестнице, ведущей к посадочной платформе, ведомый таким же слабо движущимся потоком людей. Ему все равно. Он не смотрит по сторонам, не смотрит перед собой и не вздыхает разочарованно, обнаружив, что к моменту, когда он достиг перрона, двери поезда начинают закрываться. Но затем едва не вскрикивает: прямо перед ним в проеме, печатая что-то в телефоне, стоит Харучие.       Ран рывком подлетает к двери и ударяет ладонью в стекло в тот момент, когда она закрывается совсем. Харучие поднимает на него взгляд, и когда их глаза встречаются, Рану хочется завыть. Он снова его упустил. Другого шанса уже не будет. Он впивается пальцами в волосы и сгибается под тяжестью собственных эмоций. И в этот момент машинист открывает двери.       — Хару, — рывком вытянув его из вагона, Ран прижимает его к себе. Он не заботится ни о чем, лишь вдыхает запах его волос и стискивает крепче, словно если расслабится хоть на мгновение, все исчезнет, и вместо Харучие в его объятиях будет лишь пустота.       — Задушишь, Ран, — сипит тот. Но когда Ран ослабляет хватку, сам обнимает его так крепко, что тот ахает от неожиданности.       — Я нашел тебя, — первое, что говорит Ран и затем добавляет: — Мы с Мицури больше не вместе, давно. Я не мог без тебя все это время. Я…       Никакие слова не приходят в голову. В ней пустота — странная и немного тревожная.       — Я так и не смог забыть тебя, — говорит Харучие, рассеивая ее и разрывая в клочья. Его объятия согревают и дарят надежду, и когда он смотрит Рану в глаза, все наконец становится на свои места.       — И слава богу, — улыбается Ран и мягко ведет пальцами по его щеке, прежде чем наконец поцеловать.