Zenshin de kimi wo motometeru

      Риндо возвращается с учебы еще до полудня. Квартира встречает его пустотой: Ран ушел на работу в девять, оставив после себя только въедливый, хоть и приятный запах парфюма в прихожей, влажное полотенце на бортике открытой ванной и полупустую кофейную чашку на краю раковины. Риндо окидывает все это взглядом, стягивая ботинки, и проходит вглубь квартиры.       Окружающая его тишина ему нравится — ленивая, слегка давящая и сонная — такая, какая повисает в квартире после шумной вечеринки, когда все гости наконец расходятся, забрав с собой пакеты с мусором, и ты остаешься один посреди пустоты, с отпечатавшимися на барабанных перепонках отголосками веселья. Такая, в которой можно делать все не торопясь — она располагает к этому, и погода, пасмурная, туманная — с их одиннадцатого не видно почти ничего, за исключением машин на парковке под окном — только подкрепляет чувство, что весь этот ленивый день принадлежит ему, и можно никуда не спешить.       Риндо наслаждается этим чувством. Он переодевается в мягкую домашнюю кигуруми и делает себе большую чашку какао. Достает из холодильника бисквитный торт и без зазрения совести отрезает себе четвертину, улыбаясь: торт вчера вручил ему Ран со словами: «Я увидел его в витрине кондитерской и сразу же подумал о тебе». Риндо тоже думает о нем теперь, и мысли эти — мягкие, как пропитанный сиропом корж из муки, сахара и яиц, с искристым послевкусием, как кисло-сладкие ягоды клубники, смешанные со взбитыми сливками. Он даже хочет написать или позвонить Рану, но затем вспоминает, что у того сегодня важное совещание, и наверняка оно уже идет, и откладывает телефон в сторону, тоскливо вздыхая. Без Рана все не то, но пока он занят на работе, Риндо ничего не остается, кроме как наслаждаться обществом самого себя и баловать себя самостоятельно: он это, в конце концов, заслужил.       Он ест, смотрит фильм, а затем отправляется в ванную. Отлеживается в комфортной температуры воде и выходит оттуда около трех, завернувшись в банный халат Рана. Он пахнет им, и этот запах обволакивает Риндо, разморенного после ванны — на мгновение он даже чувствует себя так, словно это Ран обнимает его. Риндо представляет, как сильные руки Рана обвивают его торс, как красивые длинные пальцы прочесывают его волосы и как ласковый, мягкий голос нашептывает ему на ухо пошловатые нежности перед тем, как осторожно и медленно стянуть с него одежду и…       — Черт, — шипит Риндо, чувствуя, как член наливается кровью. Он усаживается на диван, распахивает полы халата и делает несколько фото с разных ракурсов.       «Думаю о тебе», — подписывает он пачку фотографий и отправляет Рану. Конечно же, его сообщение не будет просмотрено еще какое-то время, но когда он посмотрит их — Риндо надеется, что он позвонит. Заперевшись у себя в кабинете или зайдя в какой-нибудь тихий темный угол, будет тем голосом, от которого у Риндо мурашки по коже и ноги становятся ватными, рассказывать, что бы он сделал с Риндо, если бы был сейчас рядом с ним.       Риндо стискивает в кулаке собственный член и ведет кистью вниз. Гортанно стонет, откидываясь на подушках, прикрывает глаза и принимается медленно и размеренно ласкать себя, представляя, как делал бы это Ран — с меньшим терпением и большей жадностью, или, может быть, наоборот — медленно, лениво, так, чтобы каждое новое движение его руки на члене было мучительно сладким. Как он задевал бы головку и поглаживал ее подушечкой большого пальца, размазывая по ней капельки выступившей от стимуляции смазки, как гладил бы в это время его торс, чуть прищипывая соски…       Риндо испускает новый стон и выгибается дугой, покручивая пальцами горошинку соска. Его сердце бьется как бешеное. Пульсация разогнанной крови, отдающаяся в ушах, перекрывает все остальные звуки — даже собственные шумные выдохи и стоны сквозь приоткрытые губы кажутся глухими и принадлежащими как будто не ему.       Он облизывает пересохшие губы, упирается пятками в журнальный столик и расставляет ноги шире. Ему очень не хватает Рана внутри — его длинных пальцев или горячего естества, входящих в него с влажным хлюпаньем, ощущения растянутости и взрывных прикосновений к простате, затуманивающих его мозг и превращающих его в безвольную куклу, созданную лишь для того, чтобы принимать его в себя.       — Ран… — невольно слетает с его губ.       Совсем близко, прямо ему в ухо раздается мягкое: «Да, детка?», и Риндо вздрагивает, едва не переворачивая столик, в который упирался ногами.       — Ты здесь откуда? — обиженно бурчит он, опуская ноги на пол и запахивая халат. Ран обходит диван и усаживается рядом. Как Риндо и воображал, пропускает сквозь пальцы его волосы и осторожно приспускает халат, оголяя плечо.       — Я получил твое сообщение. Боже, Ринни, мне пришлось отойти в туалет прямо посреди делового обеда, — рассказывает он, оставляя один за другим крошечные поцелуи на его плече и шее. — Я закрылся в кабинке, чтобы подрочить на твои шикарные фотки, но потом подумал, что такое сокровище пропадает, и приехал.       Несмотря на возбуждение, здравый смысл все еще при нем, и он недоверчиво хмурится и смотрит на Рана с толикой беспокойства во взгляде.       — Ты просто взял и ушел? — уточняет он, но затем сам себя дополняет: — Надеюсь, что нет.       — Мм, конечно, нет, — покачал головой Ран. — На самом деле, я сказал им, что забыл дома кое-какие документы для второй части переговоров и пообещал вернуться к моменту, когда они закончат свой обед. Так что у меня есть минут десять не больше. Сможешь кончить для меня за это время?       Риндо делает большие глаза.       — Ты хочешь, чтобы я..?       — Да, детка, просто продолжай делать то, что делал, а я посмотрю.       Ран медленно разводит полы халата и укладывает ноги Риндо себе на плечи. Прокладывает дорожку поцелуев от его лодыжки к колену и выше, к бедру, лижет языком кожу на внутренней стороне и чуть засасывает, оставляя красноватые отметинки.       — Давай же, Ринни, — настаивает он, оглаживая промежность. Сжимает в ладони яички и чуть перекатывает их, наблюдая, как член Риндо встает от этих действий все крепче.       Риндо наконец касается себя. Он никогда не делал этого раньше в присутствии Рана и немного стесняется, но его внимание заводит. То, как Ран сидит у него в ногах в своем шикарном костюме, весь излучающий власть и уверенность, заставляет его течь. Его член сочится смазкой, и он размазывает ее по головке, не сводя с Рана глаз. Тот смотрит зачарованно, почти голодно, словно еще минута — и он наплюет на все и набросится на него. Но этого не происходит. Ран лишь расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке, чуть ослабляет узел галстука и стискивает пальцами бедро Риндо.       — Ты так хорош для меня, Ринни, — воркует он. — Видел бы ты себя. Моя красивая, желанная детка. Я бы вылизал тебя всего, растягивал бы так долго, что ты молил бы о том, чтобы я вставил тебе наконец, но я не поддавался бы на твои уговоры до тех пор, пока ты не начал бы скулить, как сучка. Ты бы извивался и стонал с моими пальцами внутри, пока не кончил бы на них — и только тогда я вошел бы в тебя. Сразу, не дав тебе передохнуть, чтобы ты кричал, сжимая собой мой член. Но тебе понравилось бы, я знаю… Ты такая шлюшка, Рин. Готов спорить, приди я на пять минут позже, и я застал бы тебя трахающим себя пальцами или…       Риндо кончает и уже не слышит окончания фразы. Его живот и грудь орошают капельки спермы, и Ран убирает их языком, причмокивает и довольно облизывается.       — Если будешь еще развлекаться один, сними для меня видео, — просит он, застегивая пуговицу на рубашке и затягивая узел галстука потуже. — Я буду смотреть его, когда буду на работе.       Риндо фыркает.       — Поезжай уже. Снимешь его вечером сам.       Ран довольно улыбается. Его, похоже, такой вариант более, чем устраивает.