***
Чимин смотрит завороженно на движение огня в камине, находящегося в паре шагов от их крошечного гнезда, сделанного целиком из огромного количества мехов. Чихён сзади ёрзает, притирается ближе, закидывает ручку и утыкается носом в затылок, сообщая: — Ты тёпленький. Хихикнув от внезапной щекотки, Чимин поворачивается к Чихёну. Лезет ручками под чужие подмышки, наваливаясь всем телом, чтобы хохочущий Чихён не смог его скинуть. Но заметив вопросительно-строгий взгляд отца с кровати, находящейся чуть дальше, не так близко к огню, ойкнув, уползает обратно под шкуру. Чихён лезет за ним, прижимается лбом ко лбу. Интересно, когда Чихён будет большим, он сможет спать, не обнимая Чимина? Чимину этого не хотелось бы. Чихён тоже тёпленький. И пахнет как... смех. Как солнце. Уже засыпая, Чимин слышит приглушённый голос отца со стороны кровати: — То, что Хонва стал вожаком, ничем хорошим не закончится.***
Когда раздетый Чихён вваливается на кухню, папа сидит у печи, подшивая меха к плащу, Чимин крутится рядом, не пытаясь унять любопытство, а отец стоит у стола, нарезая мясо оленя, которого он поймал сегодня на охоте. — Где твои меха, Чихён? — Я отдал их Черин, — шмыгая носом. — Отдал Черин? — Из-за того, что её уже старые, и ей холодно, мама её не пускает играть со мной. А у меня есть ещё. Папа вздыхает, с добрым ворчанием подсаживая Чихёна к горячей печи, пока отец шутливо произносит что-то непонятное про то, что «что-то Чихён слишком рано начал раздаривать меха». Чимин озадаченно хмурится. Черин, конечно, смешная, и Чимину жаль, когда его друзей пускают играть только в форме волчат из-за холода, но... — Чихёну что, можно будет раздаривать наши меха, когда он станет взрослым? А мне тогда что носить? — А к тебе будет выстраиваться очередь альф с мехами, как к твоему папе, — ласково шепчет папа, целуя Чимина в макушку. — И ты выберешь самого лучшего, как я твоего отца. — А могу я выбрать всех по очереди и все меха забрать? Отец Чимина почему-то случайно попадает ножом по своим пальцам.***
Чимину хочется плакать — Чихён всё время кашляет, не встаёт с кровати, отец всё время сидит рядом с ним, кормит с рук, трогает лоб, не позволяет плачущему Чимину подойти. Папа уводит его к кровати, обнимает, прижимая к своему большому животу, говорит, что когда Чихён перестанет кашлять, Чимину можно будет снова с ним спать. Через день Чимин правда с ним спит. Правда потому, что начинает кашлять сам.***
Он спит очень долго и не может проснуться. Проснувшись, сонно моргает и оказывается в крепких объятиях отца. Который становится очень белым и закрывает глаза, когда Чимин слабо трясёт Чихёна за плечо — почему он не просыпается? Папа приходит вместе с дядей Джисон-щи, который держит папу за руку. Сразу бросившись к Чимину, он его крепко обнимает. У Чимина гудит голова, но он всё равно замечает, что живот папы какой-то не такой.***
В лазарете тесно, душно и пахнет так, что Чимину хочется плакать. Он отпускает руку папы, только оказавшись у кровати отца и Чихёна. Он дожидается, пока отец гладит его по голове, вымученно улыбаясь, а потом залезает в кровать к Чихёну, поправляет Черноглазика, которого он оставил тут— Чихён ведь не любит спать один, а Чимину тут быть всегда не разрешают. Папа смотрит на них и плачет, прижимаясь к плечу отца.***
Они спят с папой на кухне — дров становится меньше, зима оказывается холодной, а еду готовить всё равно надо. Так папа говорит. Чимин не возражает. Только замечает, что они всё реже едят мясо, и всё чаще — суп с его кусочками и травами. У них заканчиваются яблоки, а мёд Чимин не трогает — папа говорит, что им надо поить Чихёна, чтобы тот проснулся.***
Когда они снова приходят в лазарет, папа почему-то замирает, когда до кровати отца и Чихёна ещё далеко. А Чимину так не терпится, что он отпускает папину руку, проходит мимо отца — он спит, его можно и не будить — и залезает на кровать к Чихёну, привычно прижимаясь к нему. Чихён почему-то ужасно пахнет и совсем холодный.***
Через четыре дня отец, который тоже всё время спит, пахнет как Чихён. Чимин уже знает — это запах смерти.***
Ему всегда хотелось посмотреть на самый огромный костёр в мире, но он не чувствует ничего, когда видит, как костёр начинают поджигать с нескольких сторон. Он разглядывает очертания тел, замотанных в тряпки, пытаясь понять — где отец. В прошлый раз он знал где Чихён — рядом лежал Черноглазик. Неожиданно папа падает на колени и обнимает Чимина, начиная рыдать. В этот момент в груди становится очень, очень больно. Чимину кажется, что ничего кроме этой боли он уже не почувствует. Но почему-то, когда лохмотья, которыми прикрыты тела, начинают загораться, боль перемещается из груди ниже, и у него во рту от запаха скапливается слюна. Чимину хочется есть.***
Папа всегда плачет, когда думает, что Чимин спит. Он крепко зажимает рот, отодвигается. Трясётся. Чимин смотрит вперёд и молчит. Он закрывает глаза, потому что знает — сейчас его обнимут, поцелуют пару раз, скажут «прости, прости, мой милый мальчик», прижмут к себе, успокоятся, выпустят запах, напоминающий настоящий папин запах — доброты, тепла и мягких рук — и тогда уже Чимин уснёт.***
К ним зачем-то приходит вожак. Папа надевает на Чимина меха, говорит чуть-чуть поиграть на улице, а потом принести дров из их сарая. Чимин слушается. Через чуть-чуть их вожак уходит. Папа на него не смотрит, не говорит ничего о дровах и очень долго шастает по дому. Открывает все их шкафчики. Снова. Снова. Снова. А потом садится на пол и рыдает. Впервые на глазах Чимина со смерти отца и Чихёна. Чимин лезет его обнимать. — Ты хочешь кушать, да? Когда станет тепло, я поймаю тебе зайчика. Мы с Чихёном и раньше их ловили. А когда выросту, стану как отец и буду приносить тебе мясо. Правда. Только не плачь больше, хорошо? Папа плачет только громче. Чимин ничего не понимает, но тоже плачет.***
После этого раз в пару дней папа куда-то уходит, всегда возвращается с немного влажными волосами, совсем не пахнущий и с едой. Он больше не плачет и больше почти не моргает. Но он пытается улыбаться Чимину. Готовит еду. Усаживает его к себе на колени, кормит с рук, гладит щёки, про которые шепчет с улыбкой: — Снова такие пухленькие. И Чимин больше не голодный, но он почему-то всё равно не хочет, чтобы папа куда-то уходил.***
Папа уходит. В этот раз говорит куда. И в этот раз не возвращается. Вместо него домой приходят другие члены стаи. И папу Чимин больше не видит — только крупный свёрток, воняющий кровью, который ему показывают только тогда, когда отводят на костёр.***
Он ненавидит общежитие. Он спит с вещами папы и просыпается со страхом, что они перестанут пахнуть как он, как когда-то вещи Чихёна и отца. Ему кажется, когда это произойдёт, он тоже окажется там, где они все — под сияющей луной, на костре. Со стороны двери разносится грохот, вопли, заставляющие Чимина сжаться в комок и зажмуриться. Позже он узнаёт, что Дженмин и Черин подрались из-за куска вяленого мяса, и Дженмин откусил Черин половину уха. Интересно, он это со злости, или ему так сильно хотелось есть?***
Чимин целыми днями напролёт лежит в постели и почти не двигается — он знает, что так будет лучше, потому что папа говорил так делать до того, как начал уходить и приносить еду. Одежда папы больше им не пахнет. Он плачет и давится слезами, ненавидя себя за это — сил плакать хватает, а встать и сделать так, чтобы тоже оказаться на костре — нет.***
В общежитие раздают одежду разных размеров, говоря, что больше этого делать не смогут в ближайшие несколько лет. Чимин удивляется количеству одежды, а потом узнаёт — это одежда всех тех, кто погиб, а всё, что было в опустевших домах — разобрали. Он не носит эту одежду. Запихивает в самый дальний угол комнаты, смотрит издалека и думает — ни за что. Никогда. А когда приходится — расцарапывает себе руки и кричит, пугая половину общежития.***
Охотники сначала не соглашаются брать его с собой. Он истерит, плачет, его прогоняют. Чимин возвращается снова, снова и снова, из-за чего его на неделю запирают в общежитии. Но когда он снова приходит к ним, они соглашаются его взять, а к концу дня стоят перед тушей убитого оленя. Чимин слышит что его хвалят, Чимин чувствует как ему треплют волосы, Чимин видит как они удивлённо переглядываются. Чимин хочет сказать, что у них бы вышло и без него, если бы они были такими же голодными.***
Ему ужасно хочется быть рядом хоть с кем-то, но он не выносит присутствия других людей. Это бессмысленно, непонятно и больно. Чимин сидит на пне в лесу и плачет, уткнувшись лицом в руки. Выпрямиться заставляет шум. Перед ним оказывается один из новых охотников, Бёнхо. Он смотрит удивлённо, пока Чимин торопливо вытирает слёзы, а потом зачем-то подходит. Приподнимает лицо опешившего Чимина за подбородок и смотрит. Долго. А потом — вдруг, заставляя сердце Чимина сжаться — улыбается. — Такие милые омежки, вроде тебя, не должны так размазывать сопли по лицу. Что такое, м? Плакать Чимин перестаёт, только когда его прижимают к чужой груди. Бёнхо пахнет эмоциями, энергией и чем-то незнакомым.***
Когда он улыбается в первый раз, у него на губах появляются сухие трещинки. Бёнхо смеётся, гладит их, заставляя смущённо опускать голову. Он часто гуляет с ним в лесу, показывает красивые места, всегда хорошо кормит и обнимает. Гладит по волосам. Целует щёки, лоб, нос. Чимину очень хорошо. Ему снова хочется просыпаться, ему вдруг становится не всё равно на то, как он выглядит. А однажды Бёнхо целует в губы. Чимин краснеет, зная — так делают только спаренные пары. Значит, Бёнхо тоже хочет всю жизнь быть рядом с ним? Чимин послушно открывает рот, когда от него это требуют, но всё равно не понимает, почему люди целуются — кому-то может нравиться, что у него во рту чужой мокрый язык?***
Бёнхо обнимает его сзади, крепко прижимая к себе и нюхая шею. Он и раньше так делал, только не как сейчас — не позволяя Чимину ни дёрнуться, ни даже шевельнуться. Но Чимин просто стоит, позволяя всё это, хотя ему почему-то хочется вырваться, перестать чувствовать холодные губы на шее и что-то твёрдое, вжимающееся в ягодицы.***
Впервые оказавшись перед Бёнхо голым, Чимин сжимается, обнимая себя руками. Бёнхо нетерпеливо хмурится: — Что такое? — Я не хочу. — Не хочешь? Чимин мотает головой. Ему удаётся не плакать, одеваясь после холодного «ты можешь отказать мне в этой мелочи, если тебе неприятно — одевайся и возвращайся к себе в общежитие». Но потом, когда Бёнхо его избегает, удерживать слёзы не получается. Ни по ночам, ни перед ним, умоляя о прощении и убеждая в том, что Чимин его любит, любит больше, чем кого-либо, только пожалуйста, пожалуйста, будь рядом. И «не хочу» Чимин больше никогда не говорит.***
Все смотрят только на него, когда Бёнхо торопливо пытается спрятать член в штаны, а Чимин сидит сжавшись. Все смотрят на него на улице. В столовой. В общежитии. Чимин думает, что он ошибался. Что он хочет, чтобы его желание не сбывалось, и всем по-прежнему было на него всё равно.***
Бёнхо раздражённо поглядывает на него, но не смеет приближаться: в прошлый раз Чанель-щи пригрозил оторвать ему член, если «ещё раз увижу рядом с этим щенком».***
У них всё начинает налаживаться настолько, что приезжают торговцы из стаи Большой долины. Их вожак тоже тут, чтобы решить что-то. Возвращаясь с охоты, Чимин видит трёх альф-чужаков. Один из них — высокий, с каштановыми волосами, про него шептались, что он сын вожака — замечает Чимина и с улыбкой переглядывается с двумя другими. А потом вдруг идёт к нему, заставляя испуганно замереть. Альфа внезапно останавливается на расстоянии пяти шагов, принюхивается и удивлённо вскидывает брови, разглядывая Чимина с головы до ног. Тот отмирает. Моментально разворачивается и уходит. Очень быстро уходит, на самом деле, но слышит обрывочное «он ещё щенок, подумать только».***
Первая течка оказывается мучительной и отвратительной — он помнит только это и то, какой грязной была его постель. И как его передёрнуло от вида собственного семени — оно было точно таким же, как у Бёнхо).***
Так как он не считается щенком, то уже скоро можно будет принять его в охотники. Так ему, по крайней мере, говорят, но делать это не спешат. Видимо потому, что убивать крупную дичь у Чимина пока не получается. Он бросается в охоту с головой, но всё равно видит, что альфы чаще на него поглядывают. Чимину становится не по себе, а внутренний омега, ещё недавно подвывавший испуганным щенком от подобных взглядов, почему-то радуется. Особенно от пары коротких, милых улыбок одного конкретного альфы с маленькой ямочкой на левой щеке. На его фоне острые, оценивающие взгляды Бёнхо кажутся ещё более мерзкими. Чимин решает, что если придётся, он эти глаза выцарапает.***
К нему с мехами подходит альфа-охотник, Дэхюн. Он старше Чимина на пятнадцать лет, выше на голову, лицо строгое и суровое, а меха в руках, молча протянутые Чимину, блестят и маняще переливаются, заставляя внутреннего омегу поскуливать от восторга. Чимин не сразу понимает что это значит.***
Он отказывает Дэхюну (если можно назвать отказом невнятный лепет на грани слёз и мотание головой в приступе мучительной паники, в ответ на которые удивлённо моргнули, опустили руку с мехами, кивнули и развернулись, собираясь уйти). Спустя неделю — Гвануку. Тот встаёт из-за стола Бёнхо, салютует ему, подходит к Чимину и говорит что-то, что тот уже не слышит — в ушах звучат слова Гванука, брошенные Бёнхо: «когда твой недотрога очень быстро раздвинет ноги, ты отсосёшь своему ненаглядному Джихану». И Чимина после этого вдруг начинают не презирать, высмеивать и жалеть, а ненавидеть — некоторые в общежитии зло косятся, другие отпускают унизительные комментарии, пара старейшин считают своим долгом остановить его и отчитать за «щенячью глупость и неуместное высокомерие». Где в его испуге и отвращении заметили высокомерие, Чимин искренне не понимает.***
Стая Большой Долины вновь привозит немного товаров. Среди них оказывается небольшое, поцарапанное зеркало, при взгляде на которое у Чимина в никуда проваливается сердце — это лицо папы и Чихёна. У него лицо папы и его Чихёна. На глаза наворачиваются слёзы, когда он слышит стоимость зеркала. Минуту спустя раздаётся насмешка со стороны Гванука и Черин, спустя две — внезапное предложение вожака купить зеркало и слова про то, что Чимин красив так же, как и его папа, только ещё нежнее. И Чимин вдруг понимает, почему от папы не пахло, а взгляд был стеклянным. У него получается отойти только на семь шагов, прежде чем сложиться пополам и начать блевать, размазывая по лицу рвоту и слёзы.***
Его принимают в охотники. В следующий раз, когда приезжают торговцы, у него оказывается достаточно шкурок и мехов, чтобы купить себе немного новой одежды и маленькое зеркало. Он замирает посреди улицы, смотрит в зеркало и улыбается, думая, что Чихён в его возрасте выглядел бы точно так же, только кожа его была бы чуть смуглее, а волосы — темнее. Что этому лицу — лицу папы, лицу Чихёна — нельзя позволить сгореть в пламени. Днём позже, вернувшись после охоты в общежитие, Чимин находит свой единственный сундук — разворошенным, а зеркало, лежащее в нём — разбитым.***
Он выбивает Черин два зуба и разбивает лицо в кровь. Его еле оттаскивают, тащат к вожаку и бросают в ноги, озвучивая что он сделал. Вожак говорит что-то про то, что раз он ведёт себя как щенок, то следует высечь его как щенка. Чимин замирает, но не от страха перед болью, а от лихорадочного блеска в чужих глазах. Дэхюн, отчитывавшийся о сегодняшней добыче до того, как притащили Чимина, предлагает вместо этого в течение месяца отправлять Чимина через день на охоту, а мяса и меха отдавать стае. Вожак не хочет соглашаться, но присутствие других заставляет его это сделать. Поймав взгляд Дэхюна, направленный на него, Чимин вдруг понимает почему Дюхен – один из самый уважаемых альф в стае, тот, кто пахнет безопасностью, сытостью и спокойствием, – решил подойти именно к Чимину, не желавшему никому говорить лишнее слово и явно не походившего на хорошего омегу. Он испытывал к Чимину жалость.***
Выждав, когда рядом никого нет, к нему подходит Хиёнг. У него немного неуверенная, мягкая и располагающая улыбка, с ямочкой чуть левее рта, от которой щёки Чимина начинают пощипывать, а сердце — биться с удвоенной силой. Отчего-то ему хочется заплакать, когда он видит протянутые меха. Что-то стоит поперёк глотки, не давая сказать ни слова. — Я был бы счастлив, если бы ты их принял. — Я... — он запинается, поднимая взгляд на Хиёнга. — Не могу. Он слишком хороший. Слишком красивый. Все в логове его уважают, а почти все вне его — поглядывают с интересом. Он заслуживает лучшего. Не Чимина, с которым удосуживаются спокойно разговаривать только некоторые охотники и парочка омег. Чимин уверен — он пожалеет. Пожалеет, когда на них будут пялиться из-за Чимина. Пожалеет, когда услышит пару шуток от Бёнхо, и поймёт, что ему больше не хочется целовать Чимина. Пожалеет, когда начнёт разговаривать с Чимином и поймёт, что с тем не о чём говорить, кроме как о легендах и историях, жадно подслушанных у старейшин и вычитанных из того скудного количества книг, что у них было. Чимин не выдержит. — Прости. Я п-правда... правда не могу. Хиёнг растерянно моргает. Улыбается. Печально, но не зло. Это разбивает Чимину сердце. — Хорошо. Но всё равно возьми их. — Нет, я... — Омеги могут брать меха, а потом отказывать. Я всё равно хочу, чтобы они были у тебя. Пожалуйста. Чимин не шевелится. Не решается. Хиёнг мягко берёт его за руку, кладёт в них меха и отступает на шаг. Той ночью, раздевшись догола, Чимин кутается в эти меха. Он зачем-то трётся о них, не отнимает носа, улавливая запах Хиёнга. Внизу живота появляется смутно знакомое ощущение. В течку оно было отвратительным. Чимин трогает себя, не понимая что и зачем он делает, и чуть позже, кончив, лежит ошеломлённый — так вот что такое удовольствие? А потом он плачет. Он плачет, потому что Хиёнг, спокойный добрый Хиёнг пахнет почти как семья. Он пахнёт теплом, пониманием и объятиями. Как волк, с которым Чимин снова найдёт дом и семью. Непременно такую же счастливую, полную нежности и любви, как у его родителей. Чимин хочет, чтобы Хиёнг подошёл во второй раз.***
Хиёнг не подходит.***
Чимин большую часть времени проводит на охоте: вылавливает мелких зверьков с лоснящейся шерстью, из которых можно сделать роскошные воротники, а значит — хорошо продать стае Большой Долины. Он покупает себе одежду, приличную обувь и безразлично думает, что хорошо, что к нему в комнату лезть никто уже не смеет. И, лёжа в этой комнате, глотая слёзы и уставившись в потолок, думает, что не хочет спать один. Он всегда ненавидел спать один. Всегда ненавидел быть один. И всегда будет один. Ни один альфа к нему больше не подойдёт. С мехов Хиёнга придётся срезать немного, чтобы иметь возможность их носить. Но может... может... если этот кто-то будет не из их стаи... не будет знать о Чимине столько, сколько они... кто-то подойдёт к нему? Один торговец из стаи Большой Долины очень долго смотрел на него. Не сразу убрал руку, когда случайно коснулся, передавая сапоги. Он, должно быть, будет хорошим альфой, сможет всем обеспечить семью, прямо как отец Чимина. И ему не обязательно быть для этого охотником. Он будет держаться далеко от леса, медведей. Может... если Чимин сможет с ним заговорить... его кто-нибудь заберёт отсюда? Этот альфа и выглядит... вроде бы хорошо. Загорелая кожа, русые волосы, умные глаза. Чимин может зажмуриться и представить: объятия, как у родителей, взаимные улыбки, как у родителей, два щенка, как у родителей. Семья. Маленькая семья. Его маленькая стая, которая всегда будет рядом. И в этот раз Чимин умрёт раньше всех и ему не придётся видеть, как кто-то спит в лазарете, чтобы не очнуться, и чьи-то кровавые останки горят в огне. Утром, собираясь на охоту, Чимин слышит топот лап, рычания и крики. Чужаки.***
От этого альфы разит прошивающим холодом. У него черные волосы, густые брови и темные, пронзительные глаза, которые невольно цепляют внимание на фоне безупречно-белоснежной кожи. Он скользит взглядом по ним всем абсолютно равнодушно, ни на ком не задерживаясь, но Чимин всё равно пытается пропихнуться назад, потому что отчего-то ему кажется, что альфа уже несколько раз посмотрел на него. Чимин пытается убедить себя в том, что ему кажется. Да, ему просто кажется, что альфа сейчас смотрит на него. Или нет. ...он что, правда идёт к нему? Глаза распахиваются, а сердце проваливается в никуда от ужаса. Чимин судорожно пытается нырнуть глубже в толпу, но его не пускают, наоборот толкая вперёд. Прямо к руке, которая цепляет за локоть и вытягивает наружу. В лёгкие моментально забивается чужой запах, и внутренний омега, бьющийся от страха, как в клетке, вдруг ошеломлённо замирает, парализуя и самого Чимина. Этот запах. Запах силы. Он сводит на нет слабую попытку вырваться, сгибает колени, заставляет сердце испуганно барабанить в грудь, глушит все звуки. Чимин не понимает, как мысли заполняют обратно голову, сумев вытеснить этот запах. «Это не может происходить на самом деле», — думает Чимин, дёргаясь, когда его прижимают к боку, не одарив и взглядом. Не может, не может, нет. — Что же. Один из вас будет омегой будущего вожака. Хорошенькой такой омегой, — хлыстом, снимающим кожу. Чимин ещё отчаяннее пытается вывернуться. Нетнетнет. — Даю вам время до завтрашнего вечера. Сделайте правильный выбор. Заведите их в омежье общежитие, пока никого не трогайте, патрулируйте здание и территорию по плану. Со всеми, кто попытается сбежать, можете сделать что захотите. — Со всеми, кроме, я так понимаю, щенков? — от голоса, низкого, ровного, холодного, что-то щёлкает. Чимин не сразу понимает что он спросил. Вскидывает голову в ужасе, ошеломлённый — они что, могут сделать что-то со щенками? — и упирается взглядом в чужое лицо. Чужой запах вновь затапливает сознание, его внутренний омега ложится, складывая ушки и скуля. Сила. Уверенность. Власть. — Кроме щенков. Их не трогать ни при каких обстоятельствах. — Проконтролируй всё, пока я не вернусь, — произносит он, словно не замечая взгляд Чимина. Кивает кому-то. — Вы двое, за мной. До Чимина не сразу доходит, что он послушно волочит ноги вслед за альфой, слишком пришибленный и напуганный, чтобы что-то понимать. Или напуганный недостаточно, потому что когда приходит ужас, в руки и ноги начинает возвращаться сила. ...но это не сила. Настоящая сила в его запахе. Чимин начинает вырываться: — Отпусти, нет, — он дёргается в сторону, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Я не хочу. Альфа на него даже не смотрит. — Ты же понимаешь, что это не имеет значения. Прекрати сопротивляться, это бессмысленно. — Куда ты меня ведёшь? — К себе. — З-зачем? Он спотыкается, но почему-то не падает. Альфа замедляется. Оглядывается. — В отличие от остальных, ты не пленник, — улыбается пугающе криво, пусть в глазах нет ни намёка на злорадство: — Радуйся. От остальных. Их вожак что-то говорил про... Луна, нет. Хиёнг. Дэхюн. И остальные тоже. Чимин оглядывается назад, видит только двух альф, идущих за ними на некотором расстоянии, и кучу незнакомых лиц. Почему их так много? — Что с ними будет? — шепчет, едва поспевая за альфой. — Просто запрут в общежитии до завтрашнего вечера. — А с альфами? — А это уже зависит от их поведения, — хмыкает альфа, затаскивая Чимина в палатку и отпуская. Он цепляет кожаную сумку, выходит, не оглянувшись и лишь бросив альфам, которые шли за ними, а сейчас стояли у палатки: — Чтобы глаз с палатки не спускали, вы отвечаете за него головой.***
Его зовут Мин Юнги. Ему не нужно ничего, кроме согласия и послушания. У него горячая кожа и холодные глаза. В Чимина он вселяет ужас, в его омегу — бесконечное желание задохнуться его запахом. Одного слова его отца хватило бы, чтобы он без раздумий свернул Чимину шею. Он безразличный, жестокий, властный. Он как Бёнхо — не тот человек, о котором Чимин молился. Не тот альфа из другой стаи, который мог бы его забрать и просто любить, никогда не оставляя одного.