HO!

— Чонин, грубить клиентам, да ещё и оскорблять их ни в коем случае нельзя, — Минхо почти никогда не жалеет о том, что принял на работу некоторых своих парней, но это «почти» иногда проявляется в виде подобных казусов, причиной бо́льшей части которых становится в основном самый младший в их компании. — Мы с тобой обсуждали это уже тысячу раз: если это не срочная ситуация, ты зовёшь меня и уже я решаю выпровожать ли клиента из заведения или сделать ему предупреждение. — Этот тип всё время пялился на задницу Хёнджина, почти поспорил со своим другом на то, что запросто переспит с ним, а потом прямо спросил у меня «Как зовут того сладенького паренька у стойки?», вот я и не выдержал, — Чонин нисколько не раскаивался в содеянном, считая свои действия полностью обоснованными. Подростковая вспыльчивость всё ещё преследовала парня, кажется, став полноценной частью его характера, за что его, впрочем, не стали любить меньше. Минхо тяжко вздыхает. Это не было редкостью – к Хвану довольно часто клеились и мужчины, и женщины, за глаза болтая о его привлекательности и шикарных формах. Самого Хёнджина подобные шепотки забавляли, пока кто-либо всерьёз не пытался подкатить к нему, несмотря на озвученный на первой минуте диалога прямой отказ. Если собеседник и с пятого раза не принимал факт того, что Хван занят, в ход шли его парни, одним своим видом запугивающие неудавшегося поклонника или быстро уводящие художника куда-нибудь подальше, предварительно сказав что-то про важные дела. Но если дело не заходило так далеко и никто не оскорблял его, Хёнджин был не против, даже шутя, что «привлечёт больше клиентов, чем огромный рекламный баннер у трассы», который выкупить им было не по карману. Он никогда не флиртовал в ответ, не предлагал знакомиться первым, а лишь веселился, наблюдая за непутёвыми попытками зачастую заносчивых людей подкатывать к нему. — Ты мог вежливо объяснить ему, что Хёнджин занят и что даже заводить с ним диалог бесполезно, — Минхо честно пытался объяснить младшему всю серьёзность ситуации и обходные пути, только вот, кажется, его никто не хотел слушать. — Но вместо этого ты назвал клиента мудаком и почти применил к нему физическую силу, потянувшись к его галстуку, дабы насильно выгнать из закусочной. Чонин, это могло повлечь за собой куда более серьёзные последствия. — «Почти» не считается, — в любой другой ситуации, Минхо и остальные парни готовы были подраться за Хёнджина, да и в принципе кого-либо из них, так почему Яну только что необходимо было сдерживаться? Сынмин наблюдал за всем этим, искренне не понимая, почему Чонин отказывается слушать Минхо, и не сдвигаясь с места с начала всего происшествия, свидетелем которого, к слову, он стал тоже. На кухне у них стоял дополнительный стол для того, чтобы персонал мог там обедать, но на практике оказалось, что барная – образно, ибо бара-то у них и не было, а узкий стол изначально устанавливался для посетителей, что хотели поесть одни, дабы те не занимали целый стол с диванами – стойка в зале намного удобнее, отчего и на этот раз Сынмин обедал за ней вместе с подошедшим от скуки Хёнджином. Он бы, вероятно, просидел ещё и весь перерыв Чонина, что должен был наступить сразу же после отдыха Кима, но неожиданное происшествие вынудило поссорившегося с Минхо юношу покинуть заведение для того, чтобы дать всем им остыть. С одной стороны старшие не хотели просто так отпускать его, ведь мало ли что он может сделать в таком состоянии, но с другой – им действительно необходимо было время обдумать конфликт наедине, не руководствуясь эмоциями. — Я на обед, — Чонин аккуратно вешает официантский фартук на крючок возле кухни и практически выбегает из здания, направляясь в сторону то ли автомастерской, то ли местного магазина. Велика вероятность, что он накупит вредной лапши быстрого приготовления и пойдёт жаловаться Чану и Чанбину на «несправедливого Минхо-хёна, что не поддержал его в такой ситуации», поэтому волноваться за юношу не стоит. Минхо обдумывает всё и приходит к неутешительному выводу, что он совершенно не знает как быть. Как бы неприятно ни было, им приходилось сдерживаться в подобных ситуациях, дабы не потерять клиентов. Хотя, если бы кто-то из таких людей прямо оскорбил парней Минхо, то он действительно был бы первым в очереди на то, чтобы надрать этому человеку задницу, поэтому в какой-то степени Ли понимает Чонина, но всё ещё не оправдывает его. Возможно, с младшим мог поговорить кто-то более близкий к его возрасту? Их с Минхо разница была всего около трёх лет, но порою это выглядело как целая пропасть в поколениях, мешающая прийти к соглашению в редких конфликтах и спорах, которые по итогу приходилось решать наиболее дипломатичному среди них Чану. Сейчас же вынуждать его делать всё за них совершенно не хотелось, но и сделать ничего самостоятельно Минхо не в состоянии. Ему лишь нужен кто-то, кто мог дать понять Чонину хотя бы примерное понятие ситуации и, как минимум, того, что открытая злость не всегда есть хорошо. Взгляд Ли падает на надевающего фартук Сынмина, что уже был прекрасно в курсе внезапного окончания собственного перерыва. Тот, видимо, заметил, что его возлюбленному пришла очевидная идея на ум, и кивает, показывая, что весь во внимании и готов выслушать. — Поговори, пожалуйста, с ним, — голос Минхо становится более мягким, но всё ещё слегка напряжённым. Старший понятия не имел как подступиться к Чонину и помочь ему стать менее вспыльчивым и тот факт, что предпочитающий справляться с проблемами в одиночку Ли прямо попросил кого-нибудь помочь ему, показывал всю его отчаянность. — Я действительно уже не знаю что делать, а Чана и остальных втягивать в это не хочется. Если у тебя тоже не получится, ничего страшного, но, мне кажется, то, что вы практически одного возраста и схожих характеров, даст тебе больше шансов в разговоре с ним. — Хорошо, — характеры у них на самом деле были похожи, если не учитывать подобную вспыльчивость младшего, но это было не совсем тем, что Сынмин собирался использовать в укрощении чужого гнева. Ему хотелось показать Чонину на пальцах то, чем могла обернуться его несдержанность, отчего, уже продумав в голове основные очертания будущего плана, Ким принялся за работу, попутно размышляя над его детализацией. Минхо попросил разобраться с этим. Что ж, никто не говорил, что у Сынмина не может быть своих методов решения подобных вопросов.

➴

— Бля-ах-ть, — Чонин до сих пор не понимает, каким образом вообще согласился на это, но сейчас уже было поздно что-либо предпринимать. Сынмин слишком хорошо знал все его чувствительные места, чтобы запросто контролировать младшего и заставлять изгибаться в ответ, хотя тот, вообще-то, планировал не отходить от принципов, из-за которых он сегодня и поссорился с Минхо. — Не ругайся, — парень шлёпает его по бедру, сжимая мягкую кожу сквозь раздражающую ткань брюк. Вместо ответа Чонин откидывает голову назад, давая Сынмину больше простора для засосов, укусов и меток на ключицах и шее, что уже подводили его к грани – ещё пара минут таких прелюдий и Ян рисковал попросту кончить себе в штаны, ничуть этого не стыдясь. Чонин боится представить что будет, когда они приступят к растяжке, мысли о которой сводили его с ума ничуть не хуже языка, прямо сейчас проходящегося по его кадыку. Юноша зарывается пальцами в чужие волосы, рискуя получить за это наказание похуже порки и ненавистного им ожидания, но на данный момент это его не волнует вовсе. Он хочет показать, что всё не так просто и старшему нужно будет помучаться, чтобы приручить его, хотя на самом деле он сдался ещё тогда, когда согласился на предложение Сынмина провести этот вечер вместе. — Раздевайся, — голос Кима не терпел возражений, но Чонин чего-то ждал. Он сам не знает чего: возможно, ему необходимо было немного времени, чтобы прийти в себя, а, возможно, таким образом ему хотелось невольно подразнить парня. Впрочем, это и вправду возымело доводящий до дрожи в коленях эффект. — Сейчас же. Ох. Чонин почувствовал, что от естественной смазки у него наверняка появилось пятно на белье, но мысли о стирке – это последнее, что его сейчас волновало. Такой Сынмин имел над ним больше контроля, чем кто-либо другой из парней, вынуждая беспрекословно выполнять любой приказ. Даже разгневанный Чан никогда не заставлял юношу быть настолько послушным, а его боялись абсолютно все в их компании. Чонин быстро расстёгивает светлую рубашку, одновременно с этим пытаясь как можно скорее стянуть брюки вместе с бельём, что уже вовсю промокло, как он и предполагал. Верх он не снимает – знает, что так парню больше нравится, ибо безбожно помятая ткань после секса становится ещё одним показателем того, до чего тот довёл Чонина. — Перевернись на живот, — и младший, чёрт возьми, слушается, ибо ему самому не терпится приступить к самому интересному. В какой-то степени это напоминает родительскую просьбу убраться в комнате после того, как ему самостоятельно захотелось это сделать, но, в отличие от факта того, что от сказанного родителями всякое желание делать что-либо отпадало, в случае с Сынмином всё было с точностью да наоборот – был стимул и в получении удовольствия и в том, чтобы указать парню на его невозможность лёгкого контроля над ситуацией. Кожа покрывается мурашками, когда Чонин, уткнувшись в подушку, даёт себе полностью расслабиться на пару мгновений в ожидании дальнейших действий старшего. Он ничего не видит, поэтому полагается лишь на чужое дыхание и шорохи, благодаря которым Ян делает выводы насчёт происходящего в комнате. Судя по звукам, Сынмин только что взял смазку из тумбочки, но щелчка от её открытия всё никак не было, что заставляло насторожиться. Может, она уже стояла там открытой? Может, Чонин не услышал этого из-за шороха одеяла под ним? Или, может... — Ох, сука, — юноша вздрагивает и громко ругается, когда рука Сынмина ударяет его по заднице. Просто так – потому что Ким мог и не отказывал себе в этом, довольствуясь шумным дыханием и стонами младшего. Но теперь Чонин хотя бы понимает, что второй шлепок он получает заслуженно – он нарушил произнесённый до этого приказ не ругаться, в повторном напоминании которого никто из них не нуждается. Никто из них никогда не рисковал во время секса впадать в состояние, при котором необходимо было повторять предложения по нескольку раз, ибо затуманенный наслаждением разум не позволял сразу же обработать информацию. Хёнджин, Джисон, Феликс и, к удивлению всех, изредка Минхо, любили доводить себя до такого и выглядели более чем удовлетворёнными после, но остальные предпочитали иметь контроль если не над ситуацией, то над своим телом, как минимум. И всё же, Чонин временами находится довольно близко к грани, прямо как сейчас – стоит двум пальцам старшего войти в него резко и беспрепятственно. Ему нравится, когда грубо, но всё ещё достаточно безопасно, учитывая количество смазки и угол проникновения. А Сынмин это прекрасно знает, используя в своих целях. Чонин чувствует, как его мысли начинают потихоньку куда-то уплывать, оставляя место чистому возбуждению. Он уверен, что до конца вечера он будет ещё достаточно соображать для того, чтобы изводить парня, как и планировал ранее, только вот это будет немного труднее ожидаемого. Подушечки чужих пальцев настолько приятно растягивают его изнутри, что хочется самостоятельно насадиться на них, наплевав на собственные принципы и гордость. Но Чонин не такой. Он готов пролежать в таком положении несколько часов, пока Сынмин не сдастся первым или они обоюдно не придут к согласию прекратить всё происходящее, если бы у них был спор. Они любили друг друга, хотя, по сравнению с любовью других парней к ним, это выглядело как соперничество в чистом виде, что на самом деле подогревало их страсть. Они могли спокойно встречать рассвет на крыше дома, разговаривая о самых романтичных вещах, что когда-либо были, а потом начать чуть ли не драку в постели, победитель которой оставит больше меток на чужих шее и ключицах. Остальные парни тоже имели искры страсти в постели между собой и самыми младшими, в том числе, но самих Чонина и Сынмина в этом им было не переплюнуть. Это не было дикостью, не было ревностью или ненавистью. Скорее всего, причиной такого поведения служил их схожий характер, хотя, даже если и не это было основой их постельных взаимоотношений, парней это всё равно вполне устраивало. В вечных поддразниваниях, сопровождающихся в самых неожиданных действиях, они выпускали всю вспыльчивость, временами причиняющую больше вреда, нежели пользы. Чонин без спроса слегка меняет положение, всё ещё лежа на животе, но уже повернув голову в сторону, почувствовав лёгкое онемение в шее, но старший воспринял это как очередной акт нетерпения. — Не двигайся, — Сынмин вновь ударяет младшего по бедру, но уже не так сильно, всё равно чувствуя то, насколько юноша сжался вокруг его пальцев. Ким активнее крутит ими, да ещё и так изящно, словно на скрипке играет. Аж бесит. Чонина всё бесит в настолько идеально знающем его Сынмине, поэтому он из принципа продолжает не слушаться, получая удовольствие не столько от мелких наказаний, сколько от раздражения парня. — Ещё скажи называть тебя папочкой, тогда точно весь базовый набор фетишиста будет собран, — вероятно, Чонин об этом пожалеет. Определённо пожалеет, но не съязвить он не может. Кажется, его характер действительно когда-нибудь погубит его – он понимает это, когда старший резко давит на простату, заставляя вскрикнуть и до треска сжать мятые простыни. — Но Чана ты же без каких-либо вопросов и по собственной воле так называешь, — ухмыляется Ким, напоминая факт того, что на прошлой неделе Чонин стонал это же прозвище на ухо Кристоферу, пока тот втрахивал его в матрац. В присутствии Сынмина. — Чана все мы по собственному желанию так называем, — юноша и сам не знает откуда у его мозга столько идей для парирования ответов парня, в то время как сам Ян стонами захлёбывается. — И ты не исключение. Что ж, в этом Чонин был прав. Поэтому Сынмин хочет напомнить ему, что дерзить сейчас не в его же интересах, решив наконец-то подойти к сути их сегодняшней встречи. Вообще, это была лишь одна из целей этого вечера, а не вся суть, после обсуждения которой они разойдутся по своим домам, но лучше было сделать это сейчас, нежели позже, когда либо нетерпение у обоих лопнет, либо усталость накроет, заставив отложить это на завтра. — Ты действительно не понимаешь за что Минхо тебя отругал? — Старший ни на секунду не прерывает движений рукой, продолжая изводить юношу лишь двумя пальцами. Двумя чертовски длинными и гибкими пальцами. До Чонина суть сказанного доходит с немногим опозданием, но ответ у него находится сразу же, как только это случается. — За то, что я выгнал посетителя? Что тут понимать? Ты бы на моём месте так же поступил, — Сынмин вздыхает, закатывая глаза. Чонин действительно ничего не понимал. — Он отругал тебя за то, что ты вспылил на месте и принял необдуманное решение не посоветовавшись ни с кем. Дело не в том, что ты выгнал потенциального клиента, а в том, что не последовал заранее заявленным Минхо правилам, тем самым не только нарушив их, а и поставив себя в небезопасное положение, — движения пальцев стали менее интенсивными, почти сходя на нет, чтобы дать Чонину в полной мере обдумать всё и не делать поспешных выводов. — Минхо придумал эти правила не для того, чтобы контролировать нас, а для того, чтобы мы не делали глупостей и не навредили себе. Что было бы, если тот клиент был вспыльчив похлеще тебя? Он запросто мог устроить драку и выйти оттуда победителем, учитывая твоё далеко не спортивное телосложение. Чонин завис. Будучи слишком ведомым своими принципами, он и не заметил, что дело было не столько в последствиях для закусочной, сколько в последствиях для него самого. Это ввело его в недолгий ступор, сопровождающийся небыстрым мыслительным процессом, что пытался максимально понятно переварить полученную информацию. Тем временем, Сынмин продолжил: — Говоря о «серьёзных последствиях» он говорил не об имидже закусочной или проблем с полицией, если её придется вызвать. Минхо говорил о наших безопасности и благополучии, — он вынимает пальцы из младшего, убедившись в том, что тот хорошо растянут и всё ещё весь во внимании. — Чонин, мы не можем находиться всегда рядом друг с другом, поэтому Минхо и остальные старшие стараются научить нас чему-то, что помогло бы нам в ситуациях, когда их не будет рядом. Даже сегодня это чудом не переросло в драку только из-за того, что Минхо вовремя вышел на перерыв и заметил происходящее. Сынмин переворачивает юношу на спину, заглядывая ему прямо в глаза. Те выглядели слегка более влажными, чем обычно, но слёз на ресницах не было – Чонин не из тех, что плачет при любом своём проступке. Просто, по всей видимости, он осознал, что был не совсем справедлив по отношению к Минхо, отчего чувствовал вину на этот счёт, хотя наверняка понимал, что изначально дело крылось в общем недопонимании. — Кажется, я сильно облажался, — Чонин отводил взгляд, смотря куда угодно, но не в ответ на старшего. Он всё ещё не желал признавать своего поражения непосредственно перед Сынмином, поэтому пытался скрыть эффект от внезапно накатившего на него осознания, что получалось довольно плохо. — Мне стоит извиниться перед ним. — Если бы он мог объяснить всё сам, то ни за что бы не попросил меня помочь вам обоим прийти к решению конфликта. Извиниться стоит, но не вини себя слишком сильно: всё-таки, присущая твоему характеру вспыльчивость не даёт трезво размышлять в подобных ситуациях. Ну ещё ты немного глупый для того, чтобы догадаться до такого в одиночку, — Ким не сдерживается от шутки в своей привычной манере, решая, что та поможет отвлечься. — Говорит тот, кто искренне поверил истории Джисона, в которой его чуть не съел крокодил, — Сынмин уже хочет возразить в виде чего-то вроде «Он рассказывает любую историю так подробно и эмоционально, что, чёрт ногу сломит, где правда, а где – нет», но младший озвучивает вопрос, занявший всё его внимание. — И к чему был весь этот цирк? Ты мог объяснить это сразу, ещё после моего перерыва или во время смены. — Возможно, мне нужен был лишний повод трахнуть тебя? На этот раз глаза закатывает уже Чонин, понимая, что нормального ответа он не получит. Как бы там ни было, магические методы Сынмина работали в девяноста семи процентах случаев, несмотря на присущую некоторым из них «необычность». Но к этому легко привыкнуть – не сложнее, чем к остальным шести парням, что были намного страннее, чем какие-то там нестандартные подходы к решению проблем. Вместо какого-либо продолжения диалога Чонин бесстыдно притягивает к себе старшего, жадно целуя в губы, чему тот, собственно, только рад. Ощущение, будто они вгрызаются в рты друг друга, всё ещё будучи аккуратными настолько, чтобы не причинять боли и травм – за столько лет подобных поцелуев они свели своё мастерство в этом в абсолют. Не прерываясь, Сынмин разводит ноги юноши в стороны, пристраиваясь так быстро и безошибочно, словно он всю жизнь это только и делал. И так привлекательный Чонин выглядит ещё более прекрасно, стоит парню наконец-то дать ему желаемое. Младший откидывает голову назад, сексуально прикусывая губу и закатывая глаза, когда тот наконец-то входит, целуя и оттягивая зубами мягкую кожу. Чонин громко стонет, цепляется за чужую спину, оставляя под рубашкой на ней характерные полосы, и лезет целоваться, несмотря на нехватку воздуха в груди с первых же толчков. Всё это подстёгивает Кима двигаться быстрее и жёстче, под умопомрочительным углом, вынуждающим выгибаться навстречу и не знать куда себя деть от переполняющих ощущений. Чонин, по своему опыту, довольно редко кончал настолько быстро, но это того стоило – сегодняшний вечер действительно был необычен, что он готов признать, несмотря на собственные принципы, следуя которым до последнего пытался не показывать усталость. Фактически, он так и не проиграл, но и победившим себя не чувствует, желая хотя бы заскулить отчего-то. Сынмин же в который раз убеждается, что из младшего в подобных ситуациях актёр никудышный, поэтому он, выйдя, кончает на салфетки, сразу же принимаясь после «отходняка» ухаживать за юношей. Утром они, скорее всего, будут вести себя как самая обычная парочка, но сейчас ленивая драка за одеяло стояла в приоритете, хотя по ходу неё им обоим стало настолько жарко, что они просто спихнули тяжёлую ткань к ногам, засыпая в объятиях.