Побочный эффект

***

Что он имеет на данный момент? Добрую порцию вранья о своём времяпровождении, шаткое согласие на дружбу и свежую пачку леденцов в кармане джинс. Негусто. По-крайней мере, Ёшиде этого недостаточно — нужен конкретно Денджи, а не тупые намёки на присутствие оного в материальном мире. Впрочем, никто не заверял, что будет легко. И уж точно никто не божился, что методы будут исключительно… Ой, да к чёрту эту праведность, Хирофуми ведь не впервой караулить Денджи около дома. Подобное не раз случалось ещё до начала совместной учёбы, когда тот Ёшида — равнодушный ко всему, кроме заработка, — не понимал, отчего его так тянет стоять под фонарными столбами и смотреть за рублеными движениями теней на плотных шторах. Более того, он в принципе не задумывался над причинами. Он просто брал и делал, таился в полумраке и пристально глядел туда, где про него даже не думали. Теперь в его распоряжении есть не только пресловутый самоанализ, но и нескромные выводы о своих потаённых желаниях. Внимание. Во-первых, ему нужно внимание Денджи. Во-вторых, ему нужен сам Денджи. Его чувства, его слабости, его привязанность, его касания, даже если они выльются в угрожающий рёв бензопилы у шеи. Пунктов явно больше двух. Да уж, губа не дура, а вот насчёт себя Хирофуми всё чаще сомневается. На что он способен теперь? Катать на языке апельсиновую карамель, молча стоять за углом и ждать? Зубы давят леденец за леденцом, дёсны режутся и слегка кровоточат. Во рту отдаёт металлом — почти липко, как при контакте с кожей Денджи, почти сладко, как при смазанных поцелуях в костяшки и губы. Хирофуми глухо хмыкает, разворачивает новый фантик и прислоняется к стене, продолжая наблюдение за лестничными пролётами. Кажется, выполняемый им ритуал в народе называют сталкингом. Кажется, подавляющая часть социума осуждает подобное, только вот Ёшиде настолько параллельно общественное мнение, что он готов растоптать любые догмы, встающие на пути сближения с тем, кто непреднамеренно заставляет его дышать. Чувствовать. Хотеть. Загвоздка в том, что Ёшида, будучи — чего уж врать, когда всё ясно — моральным инвалидом, не может разложить себя по полочкам и подступиться к Денджи. Какие-никакие намётки, проверенные на чужих шкурах, у Хирофуми всё-таки есть, поэтому в ход постепенно вступает новая тактика, хотя такого же чёткого плана, какой был в первоначальной, уже не придумать — хвалёная логика коротила при первых признаках влюбленности, а теперь и вовсе не работает. Дилемма, однако, потому что с Денджи, живущим в режиме полного хаоса, вообще ничего не работает. Лишённый центра принятия решений, он постоянно изворачивается и убегает, когда ему заблагорассудится, выбирая юбки и шаблонные свидания, а Ёшида, не видящий в этом никакой выгоды для объекта своей охреневшей привязанности, остаётся на вторых ролях. Ну или в тени замшелой малоэтажной застройки, куда приходится трусливо спрятаться при появлении знакомой нечёсанной макушки, мелькающей поверх перил. Демон-осьминог без лишних просьб подключает эхолокацию, уверенные шаги Денджи по ступенькам отбиваются пульсом в ушах Хирофуми, указывая направление и подходящий угол обзора. Сам факт его появления сродни похвале за ранний подъем и прочие старания, сродни кости с ошметками свежего мяса, снисходительно брошенной под ноги, и нет, Ёшиде не нравится ассоциировать себя с прирученной псиной. Ёшиде просто очень-очень нравится сам Денджи, а всё прочее уже так, подростковая лирика. Язык обворачивается вокруг любимой карамели — да, немного пристрастился к сладостям, — прижимает к нёбу, чернильные радужки гасятся под солнцем, растущим из слабеющей завесы смога, но смотрят, жадно впитывая вид на чужую фигуру. Объект привязанности неторопливо идёт вдоль обочины, засунув руки в карманы шорт. У него подтянутые, загорелые икры и обманчиво-тонкие лодыжки, которым до фени любые беды — и открытые переломы, и адская мясорубка, и истязания. Хирофуми в красках представляет, как сильно они будут дрожать, когда он наконец пристроится между них и плавно толкнётся бёдрами. Хочется, чтобы это было горячо и скользко. Хочется до конца, без защиты и в разных позах, чтобы прекраснее самого развратного порно и мокрых снов. Девиаций в мечтаниях всё больше, короткие замыкания нещадно долбят по ожившему сердцу, внизу живота пылает, подкидывая картинку за картинкой воспалённому мозгу. В спину толкают. Хирофуми вмиг возвращается к реальности и воровато озирается. За плечами никого, кроме пары крыс, жружих какую-то гниль. Значит, щупальца. Всего лишь фантомные щупальца. Всего лишь одёрнули, дабы не пропал. Быть может, Хирофуми и вправду чересчур задумался, но демон-осьминог не хочет слышать его оправданий. Он недоволен, он присасывается к венам, силясь охладить рассудок, Ёшида пережидает ещё несколько секунд, пока их устоявшемуся симбиозу полегчает, и подаётся следом за Денджи. Улица переходит в улицу, над асфальтом зеркалят миражи, толпы прохожих за поворотом поражают своей серостью. Искать приметную макушку в таких условиях всё труднее, но любое сближение чревато совершенно ненужным палевом. Нельзя отрицать, что у большой дистанции есть свои плюсы — к примеру, она даёт время на составление примерного сценария, воплотить который будет не сложнее, чем чесануть пальцами по асфальту, но сам алгоритм осуществления требует подходящего момента. Когда он настанет? Да прямо сейчас, ведь Денджи внезапно останавливается у входа в продуктовый магазин, принимаясь разглядывать информацию на вывеске. Вряд ли он научился читать без запинок, вряд ли ему будет легко отличить один иероглиф от другого, но Ёшида не пойдёт объяснять на пальцах, потому как нанимался не в суфлёры — по должности он телохранитель, на поверку ебанутый фанатик, и ни единого намёка на репетиторство. Впрочем, не поступи его подопечный так необдуманно… С алгеброй хорошо шло, кстати. Сердечно-сосудистая отбивает бешеную свистопляску, Хирофуми выныривает из косяка тех самых блядей в юбках, что становятся причиной ночных поллюций Денджи и недвижимо возникает за его крепкой спиной. Пряди на затылке Денджи влажные, мягкий пушок под ними блестит невежеством и упрямым игнорированием парикмахерских. Роза ветров преподносит новый запах — с нотками травяного шампуня и мыла, — Ёшида приопускает веки, упиваясь своим положением всего на несколько мгновений — ещё успеется увидеть Денджи после душа. А теперь пора начинать. На губах появляется дежурная улыбка, Хирофуми примеряет одну из масок, сохранённых прозапас, и едва ощутимо тыкает в угловатое плечо. Секунда, и растрёпанная макушка с сырыми прядками сменяется удивлённым лицом, в широко распахнутых глазах, бегающих по очертаниям физиономии Ёшиды, отражается безмолвное «какого блять хуя?». Такого красивого и удобно ложащегося в руку, что Хирофуми покидает дух. — День добрый, Денджи-кун. Объект привязанности хмурится и затравленно пригибается. — Чё ты тут забыл, а, пидор? Нарицательно-гомосексуальное уже не огорчает, как прежде — у подопечного Хирофуми язык без костей, а если и с костью, то в горле самого Ёшиды, заранее проглотившего свои одуревшие эмоции. — Мимо проходил, — находится он, невозмутимо склоняясь следом. Ладони упираются в бедра и нещадно потеют, примитивная игра в «горячо-холодно» в раскалённой атмосфере набирает обороты. — Снова просто мимо, да? — с издёвкой хмыкает Денджи, буравя чернильные радужки исподлобья. — Просто мимо, конечно, — мягко щурится Хирофуми, вглядываясь в замысловатый узор вокруг суженных на свету зрачков. Оказывается, вокруг них есть золотистая окантовка. Очень просто и оттого красиво. Мимо тащатся прохожие и проносятся автомобили, затылок печёт удушающим плюс тридцать, бельё — пресловутой физиологией, но Ёшида, застывший в нелепой позе с оттопыренным задом, продолжает непринуждённо улыбаться, поддерживая зрительный контакт с тем, кого бы с радостью вытащил с помойки, познакомься они чуть раньше, чем вышло по итогу. Время всегда играет против, и в груди от этой мысли больно ёкает. Пронизывает, тянет ко дну, где глубоко и вязко. Похоже на тоску. Или безысходность. Да, скорее последнее. Ёшида очень завяз, потому что реально скучал. Циркониевая крошка отчего-то вздрагивает, Денджи жмурится и отворачивается. — …Мимо. Окей, понятно всё с тобой, — бормочет под нос, сминая края футболки. Его поджатые губы безобразно-красивы, а незаслуженно идеализированные губы Ёшиды, осторожно подающегося вперёд, просто делают то, что должны делать согласно избранной тактике. — Признаюсь тебе по секрету… — они ласково шепчут близ чужого уха, пока весь остальной организм усиленно сопротивляется растущему рёву в подреберье. — Чего блять? — заметно напрягается Денджи, отскакивая в сторону. Неровный румянец на его щеках разглядит даже слепой. — Подвинься обратно, ну, — заманивает Хирофуми, надеясь восполнить нехватку их общения в самом срочном порядке, будто в противном случае он тупо рассыплется и пропадёт. — Это реально тайна, и о таком нельзя говорить на улице. Пойми, будет очень плохо, если нас вдруг услышат. Его собеседник сомневается всего мгновение, за которое успевает цокнуть языком, закатить глаза, и вернуться в прежнее положение. — Уёбок, у тебя хоть совесть есть? — глухо рычит Денджи, пристраивая подбородок на плече. Сопение в шею медленно плавит нервы, ведь у Ёшиды, оказавшегося в непозволительной близости с тем, на кого стоит даже при простом разговоре, нет никакой совести. Да и не было, кажется. — …Насколько я понял из нашего с тобой пари, тебе ещё рановато знать о таком. Расскажу с цензурой. В общем, мой партнёр проголодался и послал меня в магазин, — вкрадчиво мурлычет Хирофуми, как бы невзначай зарываясь носом в жёсткий светлый волос. — Ну и чё с того? — …Как бы тактичнее выразиться, чтобы тебя не нервировать? — Как хочешь, валяй, — голос Денджи сдавлен до состояния жестяной банки под прессом. Тёмные ресницы Ёшиды путаются в его соломенных прядках, ноздри шумно тянут воздух с испарины за ухом. Так классно, что хочется забить на всё, накормить его до отвала, расцеловать и признаться в некрасивой правде. В слежке, то бишь, но амбивалентное отношение к происходящему укрепляется быстрее, чем порыв к честности — Хирофуми слишком чётко помнит, как его, стоящего напротив того дивана в вечер их с Денджи «расставания», едва не загрызло отчаяние. Весьма разрушительная штука, оказывается, и повторный контакт с ней наверняка закончится новым побочным эффектом. — …Слушай внимательно и не пытайся надумать лишнего, — решается Хирофуми. — Мой партнёр живёт неподалёку, и я… я ночевал у него, Денджи-кун, — голосовые связки дребезжат, собственные ногти впиваются в ляжки, потому что Ёшиде стрёмно прикидываться настолько омерзительным. — Знаешь же, как ночуют типичные парочки, да? Объект привязанности шумно сглатывает и тихонько выдыхает в ухо: — И как… как тебе? Понравилось? Хирофуми якобы неверяще вскидывает бровь и тут же отстраняется — как и ожидалось, Денджи охотно хавает свежеиспечённые алгоритмы, и Ёшиде никак нельзя поддаваться чужим диковатым глазам. Только не сейчас. Сейчас надо разменяться колкостями, иначе объект привязанности сломает дверь в магазин и там же забаррикадируется. — Ох, ты же не будешь завидовать мне, Денджи-кун? Я же был не с девушкой, так что не будешь, да? Соломенная черепушка почему-то тяжелеет и тянется к земле, будто вот-вот укатится в ливнёвку, но резко передумывает и взмывает вверх на полпути. — Чё? Я? Да нихуя, вот, видишь?! — скалится Денджи, откидывая средний палец. Хирофуми старательно тянет рот в ухмылке, не поддаваясь на провокации. Анализ происходящего наполняется белым шумом, гудками клаксонов, и чужим пристальным взглядом, готовым раздробить переносицу. В принципе, если это считается за знак внимания, то Ёшида готов закричать на всю округу облегчённое «слава насилию» и подставить лицо. Пусть Денджи отобьёт его до состояния котлеты — под выбранной маской всё равно не кроется ничего хорошего. — …Рассказывай, пока я не против выслушать про твои пидорские блядки, — объект привязанности нетерпеливо перекатывается на пятках, карманы его шорт топорщатся от кулаков, скорость слов и концентрация брани в них возрастает до предела: — Слышь, долбоёбина, меня Наюта ждёт дома, и она тоже дохуя расстроится, если я не куплю ебучий хлеб, усёк? Хирофуми елейно щурится, наслаждаясь колючей слабостью в кончиках пальцев. — Ты нервничаешь? Что-то случилось? Прежний блеск в одичалых глазах обращается в пожар, острые кулаки хватаются за воротник футболки до треска и встряхивают Ёшиду, точно драную грелку. — Нихера у меня не случилось, блять! Ситуация патовая, конечно, потому что чернильные радужки нагло спускаются чуть ниже носогубной складки, туда, где белеет слюна и омертвевшая кожица. Несмотря на свое подвешенное положение, Ёшида завороженно улыбается, разглядывая раскрасневшиеся щёки и прилипшую ко лбу чёлку. Крепкая грудь под чужой футболкой слишком часто вздымается, Денджи презренно морщится и играет желваками, растворяя Хирофуми в своём блядски необходимом внимании. Живот вяжет от переизбытка чувств, и что-то внутри всё-таки надламывается. — Хочешь, помогу тебе с чем-нибудь? С Наютой посижу, например, или пакеты понесу, нам всё равно по пути, — выпаливает Хирофуми на одном дыхании, доверительно касаясь вздувшихся вен на чужом запястье. Мурашки очень больно и очень некстати режутся. Слагать пиздёж совсем не весело. — Ты ведь помнишь, что я обещал по пути в школьный туалет? Объект привязанности отшатывается и роняет руки по швам. По маске Ёшиды расходятся трещины, а по физиономии Денджи — противное июльское солнце. Оно снова освещает его загорелую кожу, напряжённые губы и жёсткий волос, но костяшки на тех самых кулаках, что чуть не порвали футболку, слишком напряжённые и белые. — Я не хочу про это помнить.