***
Ёшида знает ключевой закон подлости — отдельные, самые чувствительные к внешним раздражителям индивиды далеко не всегда довольствуются опциональными параметрами при достижении определенных целей. Вместо этого они загоняют себе под кожу проблемную ценностную установку, превозносящую необходимость любовных отношений в процессе поиска смысла жизни. Почему? Просто потому что они — как и подавляющее большинство — являются эгоистами. Эгоизм составляет костяк ныне существующего общества, а общество, в свою очередь, являет собой сложнейший механизм, дающий постоянные осечки. Трактуйте эту риторику как хотите, Хирофуми не обязан вываливать свой обширный житейский опыт на всеобщее обозрение. И уж тем более не обязан раздавать полезные советы тем, кто не отдаст ничего взамен. За исключением Денджи, конечно, поскольку формулы любви к этим шершавым губам, хриплым стонам и экстраординарному мышлению вынуждают Ёшиду краснеть, робеть, тупеть, хо… Короче говоря, сбоить на подсознательном уровне. Вследствие этого повышаются риски попасть в какую-нибудь передрягу. Особенно сейчас, когда нужно быть начеку. Собственно, поэтому проще временно опечатать этот момент парочкой засекреченных папок и вернуться в настоящее, к тёмным коридорам школы. Здесь поразительно тихо, не считая семенящих девичьих шагов по левую ногу. Хирофуми косится на звук, отстукивающий слабым эхом по стенам, и заблаговременно выкручивает переключатель эмоций до минимальных значений. Аса Митака. Движения глаз по окнам резкие, выражение лица кислое, касания пальцев о форменный сарафан тревожные, духи вонючие и дешёвые. Во всём остальном складная и аккуратная, как Хирофуми и думал ранее. Не хочется признавать, но Денджи, скорее всего, поначалу взаправду нравилось быть рядом с ней, раз случилось даже то чёртово свидание в океанариуме. — Слушай, а охрана нас не выгонит отсюда? — спрашивает Митака, заглядывая глаза в глаза. Не выдерживает и секунды. — Не должны, время ещё не слишком позднее, — пожимает плечами Хирофуми, которому просто-напросто плевать на дисциплинарный раздел школьного устава. Ему вообще параллельно на всё, что не касается Денджи. Девчонка с сомнением вглядывается в дальние разветвления коридора. Бормочет под нос тупое «тут не поспоришь» и обнимает себя руками. Природная зоркость помогает уловить лёгкую красноту на её щеках. Ёшида хмыкает носом и едва уловимо приподнимает бровь, но ничего не говорит. Говорить с Асой до трясучки не хочется. И не потому, что она девушка — Митака в общем и целом какая-то не такая, не распологающая к светской беседе. Как минимум личностно-неполноценная, с ограниченным мышлением и нестабильной самооценкой, как максимум — расчётливое говно в элегантной реснитчатой обёртке, которое жаждет навредить Денджи. Что одно, что второе являются лишь обобщёнными суждениями, не подкреплёнными никакими вескими уликами, но в кое-в-чём Хирофуми уверен точно: внутри Асы что-то есть. И это ничуть не отсылка к романтическому тропу в литературе. Внутри неё реально что-то есть. Близ школьных ворот и на крыше во время обеденного перерыва оно не выглядело настолько угрожающим и сильным, чтобы Ёшида сразу же подсёк леску с лакомой приманкой в виде Денджи, но вот в тот день, когда Демон Правосудия решила разнести учебный корпус в щепки, Хирофуми всё же заприметил один подозрительный момент и чуть не забил тревогу. Оружие. Точнее, меч. Из одежды. Затем нечто подобное приснилось ему в ночь после их с Денджи расставания-прекращения-спора. Надо признать, тогда Ёшида настолько бодро летел в пучины незнакомого ему отчаяния, что даже не придал видению никакого значения — проснулся, запрограммировал себя на загоны относительно отношения Денджи к юбкам, и тупо промычал в подушку неустойчивое «как же заебало». В конце-концов, только самые мнительные люди не сомневаются в мистификации снов. Ёшида не мнительный. Ёшида смекалистый, оттого и верит исключительно своей охотничьей чуйке, натренированной в боях. Она наслаивается тяжёлым илом на самое дно восприятия, скребется морзянкой под сердцем и подталкивает к немедленной расшифровке. У Асы, воровато ныряющей за порог клуба охотников на демонов, есть какой-то сильный, смертельно опасный для окружающих контракт. Либо она сама… — Школу уже скоро закроют, давай мы как-нибудь… — съежившись в плечах, вполголоса лепечет Митака. Хирофуми любезно прикрывает дверь и расплывается в обезоруживающей улыбке. От неё болит рот и неприятно потягивает щёки, но нужно немного потерпеть. — Наш с тобой разговор правда не займёт много времени. Не переживай, ладно? Митака вспыхивает и коротко кивает. Ёшида обходит её по широкой дуге, разглядывая смутные синеватые тени на девичьем лице. В плотном графике Хирофуми нет места на задушевные беседы с ней, но в течение десяти-пятнадцати свободных минут успеется сообразить, для чего этой дамочке так нужен Денджи. Денджи, которого Ёшида обязан защищать от пагубного влияния извне согласно условиям трудового договора. Это так, отрезвляющая оговорка для предвкушающих ревностные разборки. Не в ревности же дело. Хотя и в ней тоже. Всё, к черту постиронию. — Присаживайся, чего стоишь, будто не своя? — Ёшида великодушно указывает девчонке на небольшую софу и, не дожидаясь никаких любезных жестов в ответ, щёлкает кнопкой на электрическом чайнике. По затемнённому кабинету разносится шелестящий гул нагревательного элемента. Аса почему-то садится на стул, Хирофуми подпирает бок стеллажа, уставленного тинейджерскими журнальчиками и тетрадками с бесчисленными вырезками из жёлтой прессы, где очень много пишут о демонах. О Человеке-бензопиле в частности. В этом же клубе на него буквально, блять, дрочат. Не больше, чем сам Хирофуми, конечно, но… — Как у тебя дела, Аса? Бурление в чайнике нарастает, Митака ёрзает на месте, прячет ладони под бёдра. — Пойдёт, — будто с неохотой сообщает она. Некомфортно — интуитивно догадывается Ёшида, после чего принимает решение немного сжалиться над девичьей психикой. — Чай? Кофе? Аса, слышно, коротко стучит ноготками по коленям. — Кофе. Хирофуми тянется к коробочке у чайника и стискивает зубы покрепче. Между прочим, он из кожи вон лез, чтобы доказать Денджи равнозначность отношений с парнем, а эта дура так и порывается всё разрушить. — Кофе так кофе, — машинально повторяет он, выхватывая первый попавшийся пакетик быстрорастворимой дряни. Процесс кипения достигает своего предела, из носика тянется густой горячий пар, по кабинету плывёт слабый запах горелого пластика. Пальцы дёргают за край фольгированной упаковки, следом дотягиваются до стопки со стаканчиками. Серый порошок тихо сыплется на бумажное дно. Как экологично для типичных подростков, Хирофуми непременно бы удивился, если бы не хотел плеснуть кипятка кое-куда-не-в-стакан. Митака за плечами терпеливо помалкивает, дожидаясь завершения нехитрой операции. Когда о стол едва слышно тукается водостойкая материя, Хирофуми возвращается к стеллажу, скрещивает руки и указывает подбородком на псевдо-капуччино. — Вот твой кофе. Девичья ладонь было тянется вперёд, но замирает на полпути, а затем и вовсе прячется под стол. Аса виновато опускает голову и поджимет губы. — Ты уверен, что мы можем пить это? Имею ввиду… Оно принадлежит клубу охотников на демонов. Кофе дешёвый и вонючий, поэтому свою порцию Ёшида в любом случае потреблять не станет. Густая чёлка привычно цепляется за ресницы. Хирофуми взмахивает головой, бесстрасное лицо искажается в дежурной улыбке. Митака слишком правильная для той, кто хочет устроить Денджи тёмную. — …Не вижу причин «против». Технически, ты сама являешься участницей этого клуба. Бледные девчачьи щёки снова набираются цветом. Аса роняет зрачки куда-то в угол, словно накосячившая младшеклассница, жуёт губы. Молчит. В спертом прошедшим учебным днём воздухе поднимается градус напряжения, пока непроглядная чернота в глазах Ёшиды лениво гуляет по узким плечам Митаки. Как же она, сука, бесит. Базовая склонность демона-осьминога к насилию побуждает представить на месте ключиц дроблёные обломки костей, отчего вдоль дорожек вен сам собой пробегается сильный электрический заряд. Видимо, рубильник, отвечающий за эмоции, неистово коротит, силясь переключиться в самую активную фазу. Ещё немного, и захочется убить. Благо, Хирофуми вовремя себя одёргивает и успевает разложиться лопатками о самые острые углы книжной полки. — Так о чём ты там бормотала возле школы? Аса бросает на него робкий взгляд и набирает полную грудь воздуха. Точёные скулы вновь рдеют. Неужели эта девчонка такая неуравновешенная, что не умеет держать реакцию своего организма под контролем? — …Что жить легче, когда ты сама по себе, — смущённо мямлит она. Ёшиде внезапно становится весело от её печалей, раздутых до вселенских машстабов. — Имею ввиду, почему так громко? — усмехается он. Глаза напротив пристыженно вздрагивают, и Хирофуми спешит подцепить взгляд Митаки своим, дабы стабилизировать обстановку. — …Кстати, я более-менее с тобой согласен. Игра в равнодушие — однозначно нелёгкая работа, когда дело касается Денджи, но устранение настырных конкуренток — вообще так похуй, для набора опыта сойдёт. — Порой совместная жизнь может показаться удобной… — вздыхает Хирофуми, не отпуская нить разговора. Больше похоже на канат. Цепь. Щупальца. Неважно. Главное — зайти издалека, ведь Аса ещё не догадывается, на кого напоролась. — …Но нет никакой гарантии в том, что между вами выстроятся нормальные отношения, — забавно признавать, что Ёшида взаправду думал так в недалёком прошлом, но это не исповедь, не чистосердечное признание и даже не попытка перекинуть свои грехи на хрупкие женские плечи. Это попытка затащить Митаку на социальное дно, где ей самое место. Дура, реально же кивает. — …В наши дни, благодаря книгам и телевидению, можно существовать наедине с собой. Жизнь в одиночку не настолько рискованная, — лаконично добавляет Ёшида. Аса тут же вспыхивает, как вареная креветка. — Да! — восклицает. И однозначно не может выкупить, какой уклон принимает диалог. — Я рад, что мы с тобой думаем одинаково, — умело приворяется Ёшида перед тем, как взять ключевую пробу: — Есть кое-что, что мне нужно сказать тебе прямо сейчас. Дело в том, что я… Митака замирает. Буквально размокает в своем идиотском смущении, и рубильник в мрачной голове Хирофуми всё-таки щёлкает. — …Я хочу, чтобы ты держалась от Денджи подальше. Чернь в глазах идёт волнами, жажда выпустить её наружу вспарывает кожу наживую. Девичье лицо бледнеет, скрывается в испарине от стакана с кофе. — А? — пауза. — Почему? Ёшида клонит шею набок. Чёлка прикрывает глаза, по бёдрам несутся мурашки, руки расслабленно повисают вдоль торса. Потому что иначе тебя найдут в канаве с щелью вместо позвоночника. Потому что я трахаю Денджи. Потому что Денджи на тебя, скорее всего, поебать. — Полагаю, мне не нужно объяснять это тебе, — растягиваются пухлые губы. — Интерпретируй это как хочешь. Рад, что мы с тобой поговорили. От поникшей Асы веет надуманными страданиями, но Хирофуми, равнодушно шагающий к выходу, нисколько не сочувствует ей. Он вообще никому и никогда не сочувствует. Кроме Денджи. Из коридора тянет упущенным на мусор временем, Ёшида взмахивает рукой в качестве завершающего росчерка по чужому горю. — Всего хорошего тебе. И пошла бы ты на хуй.***
На Токио за дрожащими плечами ложится ночь. Небоскрёбы загораживают этот квартал от шума автострад, хилые трущобы по обе стороны от дороги едва различимо поскрипывают телевизорами, портативными радио и человеческими разговорами. Хирофуми прибивается к обочине, давит ступеньки подошвами, хватается за поручень и совершает последний рывок вперёд. Проходит по инерции несколько метров, слушает своё дыхание, до сих пор не пришедшее в норму, и отвлечённо облизывает пересохшие уголки рта. Горько, кисло, совсем не сладко. Сладко станет тогда, когда Денджи выглянет из-за двери заветной квартиры, проведёт обветренными костяшками по щеке, привычно наморщит свой курносый нос и поднимется на носочки. А потом поцелует. Поцелует же? Было бы замечательно. Но даже если соломенная голова стушуется и забаррикадируется руками, Ёшида без проблем разберёт заслоны и возьмёт вину на себя. Чай, не фарфоровый, не сломается от пары затрещин, да и настроение просто песня. Только для начала нужно привести себя в порядок — нормы этикета не позволят ввалиться за чужой порог ходячим нервным тиком с трясущимися от бега поджилками. Ватные ноги кое-как шаркают по бетонному полу, Хирофуми расчёсывает чёлку растопыренными пальцами, размеренно цедит прохладный воздух носом, и пристально пялится в мелкую сетку трещин на отсыревшей стене. Взгляд сам собой переходит на однотипную лунку для дверного глазка. Чем Денджи, сидящий за ней, сейчас занимается? Может, укладывает Наюту спать? Может, смотрит свой дурацкий зомбоящик? А может тоже скучает? Сердце взлетает к горлу от резкого прилива незыблемой преданности, зажатый между пальцами пакет еле-еле греет кожу. И всё бы ничего, Хирофуми готов торчать около этого дома круглые сутки самым добрым на свете приведением с барахлящим моторчиком, но рамен в коробочке постепенно теряет нужную температуру. Остывший может не так сильно понравиться Денджи. А насчёт аппетитной консистенции уже и говорить нечего — пришлось крутить чересчур лихие виражи на перекрёстках, поскольку Ёшида нёсся по маршруту к дому Денджи быстрее олимпийских спринтеров. Ладно, к черту этот марафет. Хочется прижаться к Денджи. Палец ложится на дверной звонок. Хирофуми подбирается по стойке смирно, напяливает приветственную улыбку. И наконец нажимает кнопку. За слоями спрессованного дерева звучит короткая трель. Ёшида мнёт губы и заводит руки за спину, точно при защите проекта у доски. Шутка ли, но выступать на глазах у тридцати-сорока человек чутка полегче, чем держать себя в узде рядом с тем, в кого ты чуть-не-вставил-член. Стеклянная призма посередине двери коротко вспыхивает. Звонко щёлкает замок, из светящейся щели выглядывает удивлённый огненный глаз и тут же раскаляется до температуры вулканической лавы. — Ты чё так поздно? Нет, в смысле, ты чё вообще вот так, без приглашения? Ты совсем или как? Хирофуми склоняется к прорези между стеной и ребром двери, прижимается щекой к неошкуренному дереву. — Или как, Денджи-кун. Последний деловито фыркает. — Это не ответ. Из квартиры веет шампунем для собак и чем-то пережареным. Сердце мечется от ребра к ребру и почти нежно жмётся поближе у чужому. Хочется остаться здесь. Можно до утра. Можно навсегда? На одном футоне, чтобы потеснить остальных. — Соскучился просто, ничего такого, — бегло глянув на морду Кастарда в глубине коридора, произносит Ёшида. Объект привязанности закатывает глаза к дверному косяку. В жёлтом свете потолочной лампы видно, как мягкие щёки наливаются смущённым румянцем. — Мы же в школе виделись. Да и вчера… Ну… Ну… Ну ты понял, — лохматая макушка гнётся пониже, Денджи осторожно выглядывает на Хирофуми из-под спутанной чёлки. — Короче, я чё хочу сказать… Ну… Не бывает вот этого «скучаю» так быстро. — Бывает, я же пришёл, — тут же не соглашается Ёшида. Кулак с пакетом поднимается на уровень курносого носа, слегка встряхивает содержимое — хуже лапше уже не будет. — Я, кстати, рамен принёс. Специально по дороге зашёл. Похвалишь меня? Денджи не хвалит — снова поднимает зрачки повыше. Принюхивается. — О. Это что-то в духе взятки за вход? — указательный палец тычет на мятый логотип посреди непрозрачного пластика, светлая бровь вопросительно подпрыгивает. Хирофуми мотает головой и инстинктивно наклоняется вперёд, чтобы почувствовать знакомое влажное дыхание на своей щеке. Чернильные радужки случайно заглядывают в прорезь застиранной майки. Видят эту плоскую крепкую грудь. Видят ручку стартера. Ах. Там такая горячая кожа. — Это просто так, — прочистив горло, шепчет Ёшида и затягивается запахом Денджи до хруста пальцев на ногах. — Потому что готовить было лень, а с пустыми руками к тебе… Щель между дверью и стенкой расширяется в несколько раз, жёсткая ладонь резко рассекает воздух и затыкает рот. — Молчи, — вспыхивает золотистая окантовка вокруг зрачков. Чуйка настукивает новую морзянку и гласит отчасти наивное «он тебя тоже любит, он точно ждал». Мякоть кожи на внутренней стороне ладони слегка мокреет, чернильные радужки завороженно замирают на ходящих туда-сюда желваках. Денджи-кун такой… — Забыл, что я не один живу? Наюта та ещё собственница, если увидит, что ты ко мне вот прямо так лезешь… — укоризненно шикают сухие губы. Только вот Ёшида вообще не думает о возможных последствиях. Чтобы вновь вернуться к размышлениям о них, нужно хотя бы перестать плавиться из-за того, как в мелких трещинках на нижней пощипывает чужой пот. И от того, как каждый выдох объекта привязанности оседает жаром на мочках ушей. — …Ты блин не думай, что я переживаю, мне как бы поебать, но вы же друг друга тупо перебьете, — тем временем тараторит Денджи. Так, как умеет — нелогично и невпопад. — Ты хоть понимаешь это? Ёшида не понимает — смотрит на обкусанную кожицу на верхней губе, блестящей от слюны, вспоминает, как сладко может стонать этот демонический рот. Внутри натягивается раскалённая леска, ниже лобка инстинктивно вздрагивает. Да, Ёшида совсем ни-че-го-шень-ки не понимает, поскольку гормоны шалят буквально вовсю. Вот чернь в его зрачках расширяется до предела. Вот Хирофуми выгибает шею и протискивается языком между мозолистыми узловатыми пальцами. Вот слизывает соль всё с тем же привкусом металла. Из курносого носа вырывается шумное сопение, Денджи сглатывает. Пялится пристально, немигающе, будто чего-то ждёт. — Ты… — осекается он, и посильнее стискивает руку на челюсти. Всего на долю секунды, но в паху Хирофуми уже издевательски тесно. — Мф, — прерывисто мычит он, приопуская веки. Денджи будто по наитию хрипло выдыхает в ответ. Язык лижет каждую его фалангу, проходится у основания пальцев, Ёшида закатывает глаза от удовольствия, ведёт бёдрами и влажно причмокивает. Как же сыро внизу. Как же трёт. Какой же Денджи охуенный. — С ума сошел? — чужие щеки загораются ярче верхового пожара, ладонь спадает с лица и неистово трётся о подол майки. Во взгляде Денджи набирается возможная катастрофа: — Сейчас же реально допрыгаешься и огребешь. Причём не от меня, Хирофуми, я не шучу. Имя. Шестой раз за всё время. Ещё и обеспокоенным голосом. Сердце ёкает, Ёшида ощущает, как раскалённая леска сматывается в катушку чуть ниже лобка. Улыбается. — Получать пиздюлей — моя работа, знаешь же. Вместо этого самовосхваления, правда, очень хочется сказать кое-что иное. Например, что он готов упасть на колени и отсосать Денджи за ближайшим углом, чтобы счётчик его имени выскочил за пределы двух или даже трёх десятков, но безобразно-восхитительная физиономия не в пример себе суровеет для подобных выпадов. — Тихо, — почти по-командирски выдаёт она. Крепкое тело ловко проскальзывает наружу в своей домашней майке, застиранных спортивках и пыльных кедах с притоптанными задниками. Денджи полуоборачивается, оглядывается на коридор, затем резко сдвигает брови к переносице и мрачнеет. — Наюта, ты давно тут стоишь? Хотя похрен, просто не ходи за мной. Я скоро вернусь. Даже пальцем грозит, надо же. Хирофуми выглядывает из-за широкого плеча и замечает насупившуюся девчонку в цветастой пижаме. — Добрый вечер, Наю… — Я блин не закончила! — гордо вскрикивает последняя, не обращая на вежливость Ёшиды никакого внимания. Угадайте, кто делает так же? Яблоко от яблони… — Потом закончишь свою речь, подожди, — терпеливо заверяет её Денджи, второпях обхватывая пальцами край двери. Спиралевидные радужки искрят и вертятся юлой, Наюта топает ногой и совсем по-детски куксится. Это точно демон контроля? — Так нечестно, я раньше него, — девичий пальчик неожиданно-обвинительно указывает на Ёшиду. — Вот тебя, да, начала говорить!.. И вообще, вы оба хоть чуете, как с улицы воня… Конец предложения прерывается — смуглая ладонь хватается за круглую ручку и загоняет дверь в пазы до упора. По ту сторону обессиленно стукают кулачком. — Денджи! От него пахнет демоном! — просачивается через тонкое дерево. В брюшине Хирофуми тревожно всплёскиваются чернила — в прошлые встречи Наюта никогда не… — Не обращай на неё внимания, она это назло говорит, — сбивает с мысли Денджи. — Ругаетесь что ли? — скорее ради приличия осведомляется Ёшида — ему неинтересны волнения девчонки, если они не вызывают грусть у Денджи. — Разговариваем о жизни, — опершись спиной на дверь, туманно заявляет последний. Глядит куда-то вскользь, через плечо. Огоньки в радужках преломляются в свете фонарей, снова вспыхивают необъяснимым цветовым спектром. Ёшида снова и снова влюбляется в их блеск, но Денджи как-то грустно ухмыляется, и резко пуляет взглядом прямо в лицо: — Ты бы стал слушать мои жалобы на то, как меня заебало быть Бензопилой? Сблизиться с носителем одного из сильнейших демонов означает смириться даже с самыми нелицеприятными сторонами его прошлого и настоящего, и Хирофуми для себя ещё давно решил, что сделает это при любом раскладе. — Конечно, я же много раз говорил тебе об этом, — произносит он вслух. Потому что в первую очередь любит самого Денджи. Его дикие глаза неожиданно спокойно рассматривают Хирофуми. — Ты настолько безотказный? — слишком уж недоверчивый шёпот. — Для тебя — да, — безапелляционно заверяет Ёшида. Чужие зрачки очерчивают его высокую фигуру с головы до ног и обратно, проходятся по затемнённому ночью лицу, будто проверяют на вшивость. — И что бы ты сказал насчёт того, что все видят во мне только того самого парня с радиаторной решёткой вместо башки? — Это всё проделки маркетологов, репортёров, газетчиков и прочего мусора, — тут же находится Ёшида. — Миру просто необходимо вешать ответственность на чьи-то плечи. Но если они будут тебя любить, то я… Денджи хватается за эту фразу клешнями: — То что «ты»? Начну их убивать один за другим — смалчивает Хирофуми. Дёргает щекой, вперивает чернильный взгляд в острый кадык на сильной шее. Опускается к торчащей из-под ворота ручке стартера, и добавляет: — То я всё равно буду считать тебя человеком. На это высказывание Денджи лишь выдыхает с нахрапом и закатывает глаза. — Логично. — Очень логично, потому что я люблю тебя больше всех остальных, — снова выпаливает Хирофуми, не боясь того, что у кого-то из них двоих отчалит крыша. Тонкие губы неожиданно вытягиваются в забавную трубочку, Денджи — возможно удовлетворенный ответом — прячется за чёлкой, чешет висок, и звучно вздыхает. — Так что там с лапшой? Реально просто так зашёл? Ёшида отрицательно мотает шеей и торопливо — пока у Денджи есть настроение — брякается лбом в чужой. Тепло. Близко. — Ради поцелуя, наверное? — просяще выдыхает он в приоткрытый рот. На задворках подсознания постукивает тревожная мысль касаемо слов Наюты — неужели этот душок из-за Асы? — но свободная от пакета ладонь уже упирается в наждачку стены, не давая разгуляться цепи рассуждений. И заодно лишает Денджи простора для побега. — У меня мелкая за стенкой. Услышит — обидится, — поджимает губы тот, упираясь руками в рёбра. Пусть пощупает подольше, чтобы запомнить, как живо там колотится. Пусть поймет, что это из-за него колотится. — …Я буду вести себя максимально тихо, если ты прикажешь, — мурлычет Ёшида, и незаметно соскальзывает ладонью вдоль стены. Кончики пальцев цепляются за вихрастый затылок, Денджи отлепляет голову от бетона и сгибает свои руки в локте, позволяя зарыться в пряди до самых корней. Они плотные и жёсткие, точно колючки, но сейчас совсем не жалят — скорее прижимаются к коже, словно приручённые или наэлектризованные. — Тогда не издавай вообще ни звука, — практически приказывает Денджи, прежде чем шумно сглотнуть слюну и подняться на носочки. Ах, какой самостоятельный. Прохладные шершавые губы смазанно проходятся по щеке. Ёшида хмыкает, ведёт головой навстречу им, клонно поглаживает пушок на загривке, и утягивает Денджи в медленный поцелуй. Объект привязанности взволнованно выгибает брови и утробно охает. Уголки рта Ёшиды впитывают в себя эту вибрацию, чужой гладкий язык чуть увереннее проходится по верхней губе, оттягивает её, переходит на дёсна. Денджи учится целоваться с ним, а не с кем-то ещё. Так мягко, мокро и хорошо, что Хирофуми не прочь стать подопытным кроликом. Пакет с лапшой неслышно опускается куда-то на пол, Ёшида обнимает кипяточные щёки ладонями, нажимает большими пальцами под челюстью, призывая Денджи раскрыть рот пошире. В уголках рта скапливается слюна, внизу живота — желание дрочить до мозолей. Крепкие юношеские пальцы поддевают край штанины, пытаются натянуть и скомкать ткань непозволительно близко от ширинки. Чёрт, сейчас правда не самое подходящее время — думает Хирофуми за мгновение до того, как отстраниться. Дышать тяжело, сердечно-сосудистая трещит по швам, кровь толчками приливает к ушам и члену. — Денджи-кун, ты забыл про Наюту? — чуть хрипло выдаёт Ёшида, слизывая остатки чужой слюны со своих губ. Между коротких светлых ресниц вновь бликуют плафоны фонарей, с самого края — чёрная тень Хирофуми. Денджи отпускает штанину, несильно стукает костяшками в грудь, отворачивается и поднимает пакет. — Давай уже сходим на нормальное, блять, свидание. В кино, или ещё куда-нибудь. Соломенный затылок не даёт увидеть лица, с которым он это говорит, но Ёшида готов поклясться, что оно как никогда прежде красное.