Романс о названных братьях

Не Минцзюэ был человеком действия и не умел кривить душой. Он родился на севере в тени Великой Стены, что петляла по горным вершинам, отделяя Поднебесную от внешних варварских земель. Все его предки были воинами, никто из них не дожил до седин. Если бы Поднебесную придумали люди — они без сомнений сделали бы так, чтобы сердце империи билось подальше от ее границ, поближе к центру, в каком-нибудь Юнмэне. Чтобы ученый люд и двор, защищенные бесконечными ли родной земли, любовались стрекозами и писали справедливые законы. Но Поднебесную создали боги под действием таинственной силы дао. И сам Желтый Народ, и первый Желтый Император Хуан-ди вышли из пограничных земель Цинхэ, где течет Желтая Река, впадая в Желтое море. Из этих земель на всю Поднебесную распространилось учение «о внутреннем», которое спустилось по Хуанхэ с гор Тибета и вошло в даосский канон. Уже тысячу лет назад тут плавили бронзу и направляли ее во все пределы, чтобы люди с амбициями цивилизованно резали друг друга. За эту тысячу лет в Поднебесной встали изящные пагоды и летние дворцы, расцвели сады, покрылись быстрыми джонками заводи, и возникло много мест, диктующих людям, как жить. Суровый север на их фоне казался глухой провинцией. Но мудрый человек всегда помнит, где исток полноводной реки. Заклинатели клана Цинхэ Не уверенно смотрели на мир своими кошачьими глазами с прозеленью, потому что каждый из них знал, из какой земли происходит. Но что еще важней — каждый из них знал, что умрет. Перед этой конечной правдой многое в жизни выглядело пустой суетой. Можно успеть напакостить за молодые годы, нагрести чужого добра, отсидеться в выгребной яме, надеясь отмыться позже — но на исправление сделанного времени может не остаться. Ты все равно умрешь в середине странствия, и люди запомнят тебя как полное ничтожество. Цитадель клана Цинхэ Не — Буцзинши* — находилась на горном плато в равной удаленности от устья реки и морского побережья. Река являлась естественной защитной границей с запада и с юга, даже конница не могла пересечь ее с учетом обрушения мостов. Тут росли высокие кедры и пахло океаном. В конце лета прогалины краснели от ягод женьшеня, а весенние грозы могли полыхать ночи напролет. Еще здесь дули сильные ветра. Зимой с северо-запада, с гор Яньшань, занося дворы и спины колким снегом. Летом с моря, неся привкус йода и неги: в восточном море, как утверждали мудрецы, располагался Остров Бессмертных, достигших шестого уровня небес. Не Минцзюэ был желанным первенцем, рожденным с учетом предсказаний 12 Дворцов Судьбы. Его родители заключили брак по сговору, поскольку их карты рождения хорошо сочетались для производства потомства. Но не сочетались для счастливой жизни. В выборе между волей предков и личным удовольствием отец Не Минцзюэ выбрал долг. Мать Не Минцзюэ - Го Иньчжэнь из вассального клана Синьду Го - считалась сильной заклинательницей. Она была боевой подругой отца. Поэтому, едва родив наследника, она вернулась в строй и через два года погибла в битве с нечистью, как о том и предупреждали звезды. Ни давление на жену, ни слежка за ней, ни семейная война не помогли избежать предначертанного. Отец Не Минцзюэ знал о рисках, но все равно горевал. Самым горьким для него было растить ребенка без поддержки смягчающего женского начала; хорошо, что родилась не девочка, с которой вообще не ясно, как быть. Восемь лет Не Минцзюэ копировал отца, и когда тот понял, что самое страшное позади — снова женился. На сей раз он отверг волю старейшин и женился по любви. Однако что-то в судьбе старшего Не было предрешено. Его вторая нежная жена, образец чадолюбия и утонченности, родила клану Не хрупкого мальчика с девчачьим лицом. После чего скончалась в родовой горячке. Неудивительно, что глава клана Не вышел из себя. Под раздачу попали звездочеты и гадатели, старейшины, акушеры, хилая людская порода, кармические силы зла и все демоны Нижнего Мира поименно. Характер старшего Не стал портиться. В нем все больше проступала фамильная безудержная ярость, которая пробуждается от чувства несправедливости — и не может схлынуть, пока уровень разрушений не станет опасным для окружающих людей. Это называлось Искажением Ци. Все представители клана Не так или иначе жили под его угрозой, а глав клана накрывало без исключений. Не Минцзюэ в свои девять лет встал перед нетипичной задачей — он должен был заменить новорожденному мать, отца и тренера. Конечно, у мелкого Не Хуайсана была нянька, простая женщина, облегчающая быт. Но мелкий Не Хуайсан отчетливо пошел в мать: он не засыпал без ласки, укачиваний, нашептываний и возни, орал и задыхался от строгих окриков, постоянно выползал за границы люльки, глупо смеясь и пуская пузыри. Выкатывался под ноги занятым людям, вечно просился на руки, и словно стремился слиться с родным человеком до полной потери границ. Отца Минцзюэ это утомляло, и никто не стал бы его в том винить. Нянька была заслужена, но не молода, и всем было ясно, что за мелким Не Хуайсаном может уследить только энергичный офицер с высоким интеллектом. Шесть лет Не Минцзюэ возился с братом, пока его отец наживал себе врагов. Не Минцзюэ мог сдержать гнев родителя, потому что рос в атмосфере доверия и не боялся отца. Их взаимный крик друг на друга всегда кончался обоюдным довольством, так полыхнувший костер создает порцию углей, что греют до утра. Потому однажды наступил момент, когда Не Минцзюэ оказался более нужен отцу, чем брату. Если смотреть в будущее без иллюзий — сомнения уходят. Чтобы стать опорой своего клана и поддержать отца в политике, Не Минцзюэ следовало пройти обучение в Гусу.

* * *

Путь заклинателей из Цинхэ Не — единственного полностью военного ордена — отличался от всех. Выбрав однажды охрану границ и военную стезю, они променяли длительность жизни на уникальную технику боя, в основе которой стоял контракт на крови с собственным оружием. Оружие клана Не имело собственное сознание, в той или иной мере влиявшее на сознание хозяина. Каждый заклинатель клана Не слышал голос своего меча, и чем сильнее был заклинатель — тем лучше слышимость. Голоса мечей сводили своих хозяев с ума. Все техники медитации, позволяющие закрывать сознание и останавливать ум, помогали временно, были слабы. Потому что голос меча был голосом крови самого заклинателя. Оружие клана Не было индивидуальным, древних форм, бывших в ходу во времена расцвета Чжоу. Оно ковалось в крови заклинателя. И хоронилось вместе с ним. Грубо говоря, это и был единственный брак мужчин клана Не. Поэтому никто из них не страдал любовным недугом, что сопровождается ревностью, томлением, разглядыванием луны, написанием стихов и треньканьем на цитре. Эти глупые и весьма смешные занятия пристали людям праздным, а если посмотреть глубже — то и хилым. Сильный духом муж берет свое, преодолевая сопротивление, а если мораль и порядочность входят в конфликт с желаемым — то желание надо убить. В мире и так много зла, и все оно — как известно — идет от человеческих желаний. Так что лучше направить свою ярость на достойные объекты. Пойти на войну, истребить нечисть, осадить алчных правителей, избить клеветников, на худой конец можно напиться. Задачей заклинателей из Цинхэ Не было прожить как можно дольше, что значило: надо научиться осаживать свою бешеную энергию ян, постоянно питаемую оружием. Либо сливать куда-то ее избытки, либо найти мощный компенсирующий инь, пока избыток светлой ци не разорвал заклинателя изнутри. Много простых, хорошо зарекомендовавших себя способов было испробовано, но ни один не помог. Допустить в себя поток темной инь достаточной силы значило сойти со светлого пути и пойти демонической дорогой. Темный путь тоже сводит с ума, и вдобавок вредит душе. Так можно и вовсе не переродиться. Использовать иньскую энергию женщин для компенсации оказалось плохой идеей, поскольку ни одна сабля Не не могла вынести рядом с собой гарема. Сабли требовали битвы и крови, а не раздобрения на простынях. Женские трупы — это так же плохо, как и любые другие. Кто-то пробовал постоянно тратить силы, сбрасывать янци в бою и на охоте, не останавливаться, пока не наступит истощение — но коварная природа предусмотрела все: чем больше тратил свою ци заклинатель — тем сильнее он становился, и тем вернее его настигало Искажение ци. Самым действенным и самым недопустимым было просто отказаться от использования оружия. Но ни одна жизнь не стоит того, чтобы человек ради собственной шкуры предал саму ее суть, свое предназначение. Тем не менее, неудачи не значили, что выхода нет. Мир заклинателей развивается, в нем появляются новые техники и всплывают давно забытые секреты, учение о Великом Пределе — переходе друг в друга инь и ян — достаточно сложно. Много свитков о загадке Великого Предела скрыто в личных тайниках и в даосских школах. В человеке три энергии — ци, цзинь и шэнь. Наверняка есть способы влиять на ци со стороны двух других. Точно известно лишь одно: ничего не изменится, если ничего не предпринимать.

* * *

Перед выездом из Буцзинши Не Минцзюе выслушал наставления отца, похожие на все родительские заветы. Уважать учителей и старших; не драться без причины; всегда сохранять трезвость ума; не терять достоинства и помнить о своей великой родине. Потому что по тебе, неотесанному дикарю, мир будет судить обо всех нас. Еще отец кратко рассказал об Облачных Глубинах, где часто бывал в молодости. Место было пафосным рассадником снобов и ареной для наблюдения за людскими слабостями. Слабости людские в Облачных Глубинах были вырезаны на стене, чтобы при столкновении с ними никто не сомневался, что именно видит. Еще Облачные Глубины были монастырем, куда проникли буддийские идеи. Это значило, что там все сходят с ума по чистоте, самоограничениям и отрешенности, презирают удобства, едят траву и пустую жижу, чтобы усмирить страсти. А также много медитируют на белую стену и носят на лице пустые улыбки просветления. Достойный муж не станет это осуждать, и не будет этому верить. Он станет есть траву, как предписано, туго заплетет волосы и сможет понять, что на самом деле скрыто под улыбчивыми лицами похоронивших себя заживо людей. Например, фактический глава Облачных Глубин — Лань Цижэнь — всегда был человеком жаркого темперамента, гневным и консервативным, как и глава Не. Его старший брат Лань Цишань*, что ныне ушел в затвор — слыл вовсе неуправляемым. Однако теперь эти люди тихи и неразговорчивы, только прямая спина Лань Цижэня до сих пор выдает его напряжение. Так бывает, когда что-то не простил. С подобным грузом нелегко взойти на небеса. Конечно, Не Минцзюэ понимал, о чем идет речь. Он видел Лань Цижэня на Совете кланов, когда обсуждали смертоносных птиц. Образцовый ученый муж классической внешности и сильной дисциплины. Рядом с ним сидел точно такой же мальчик, что каждый свой жест ценил на вес золота, а потому вовсе не двигался. Эта нефритовая статуэтка лучше прочего говорила, что с воспитанием в Гусу Лань не шутят. Жизнь воина суть дорога испытаний, и чем тверже намерения воина — тем хуже будут испытания. Для людей типа «вирабхава» — героев, что достигают небес в крови на колеснице из отрубленных голов — таким испытанием всегда будет собственное бессилие. Это и есть Кара Небес на пути каждого, кто ищет совершенства. Чтобы ты, жаждущий обрести бессмертие, не заносился. Все заклинатели, особенно из известных семей, знали о Каре Небес с детства. Увидев рядом с собой Вэнь Сюя, Не Минцзюэ подумал, что это оно. То есть не сам Вэнь Сюй, самонадеянный крикун, а вся связка текущих обстоятельств. Было ясно, что жить в Гусу придется в ежедневном гневе, поскольку прихлебатели Вэнь Сюя и он сам не упустят случая нажиться на характере наследника Не. Позорное возвращение домой в результате изгнания было грехом средней тяжести. Тяжкий грех — действительно сорваться и кого-нибудь прибить. Поэтому самой верной стратегией поведения казалось тупое бычье упрямство вместе с тупой деревенской нерасторопностью. Отвратительно, когда над тобой смеются, но куда хуже быстро и остроумно подвести семью. Некоторое время Не Минцзюэ удавалось изображать бесчувственную колоду, в основном благодаря регулярной медитации, но своих боевых навыков он скрыть не мог. Голод действовал раздражающе, хотя по буддийским канонам трава, напротив, сильно снижает внутренний жар. Но жар никуда не уходил, бешенство накатывало без предупреждения, а по ночам снились освежеванные кролики. Поэтому, когда на тренировочной арене Вэнь Сюй решил взять реванш при помощи боевого оружия — по которому, как известно, можно запускать поток ци, что в разы увеличивает и скорость, и поражающие свойства — Не Минцзюэ вышел из себя. Дело было не только в обиде, реакции на коварство — дело было в чем-то большем. Многие видели меч Вэнь Сюя в атаке, включая наблюдателя из Гусу, но никто ничего не сказал. Это значило, что все идет по плану, все в порядке, а нарушителем гармонии окажется тот, кто первым бросит обвинение. Так что Не Минцзюэ сделал, что мог: кое-как блокировал боевой меч гардой в гарду, схватил противника за горло и повалил на землю. Руки у Минцзюэ были сильные, а прием противоправный. Поэтому когда дерущихся разняли — им назначили стандартное наказание. Не Минцзюэ знал, что виноват — но, по его мнению, Вэнь Сюй был виноват сильнее. Не лично перед ним, а перед общим договором о границах нормы. Но мнения Не Минцзюэ никто не спросил, всех устроило, что он признал вину. Вэнь Сюй ожидаемо настаивал, что он жертва, и сглупил лишь в том, что бил душителя ногами и поносил его предков, вместо того, чтобы сразу звать на помощь. Наказание в Облачных Глубинах — как и во многих других местах — являлось способом оплатить приятный поступок после того, как он совершен. Мир должен сохранять равновесие, поэтому за одну вырванную у судьбы радость ты получаешь одну печаль. Страх наказания представал единственной причиной не вырывать радости у судьбы. Что-то в этой системе было не верно, но кто мы такие, чтобы спорить с тысячелетним опытом. Не Минцзюэ ничего не боялся, поэтому, когда наказание закончилось, он поступил, как считал справедливым: добавил Вэнь Сюю. Как только его рука коснулась чужой челюсти и послышался характерный хруст — вселенная снова обрела свои божественные формы, а тягучий ком в груди рассосался. Лань Цижэнь, который очень не хотел ссориться с наследниками великих кланов и топить одного за счет другого, был вынужден отреагировать. Он был крайне озадачен такой несдержанностью. И в этот раз наказание должно было отбить не только охоту, но и возможность разращивать вражду. Дисциплинарный кнут был знаменит тем, что рвал меридианы. Их восстановление занимало определенный срок, делая заклинателя временно беспомощным. Конечно, все зависело от количества ударов и места их нанесения. В радикальном случае ограничение могло быть абсолютным, а восстановление занимало несколько лет. Не Минцзюэ был уверен, что Лань Цижэнь никогда не пробовал на себе дисциплинарный кнут, обходясь знанием теории. На спине располагался канал Ду-Май, управитель энергии ян. Попадая на кожу, удар распространялся по всем задетым меридианам и их ответвлениям, словно жидкое пламя, и боль от разрыва сохранялась долго. Легкость, с которой этот ограничитель силы оказался применен к обычному адепту, говорила о нескольких вещах. Первое — целью нравственной чистоты на деле является подчинение. Второе — Вэнь Сюй добился своего, выведя Не Минцзюэ из игры. Третье — Не Минцзюэ идиот, смотреть вперед надо не на два шага, а на три. Ну и четвертое — ничто не сравнится для Гусу Лань по значимости с внешней благопристойностью, истина — это то, что снаружи. Белый нефритовый мальчик тоже был здесь, стоял с прямой шеей, прятал руки за спиной. Его холодные серые глаза ничего не выражали. Это было правильно — достойную смену себе следует воспитывать с детства. Не Минцзюэ получил пять ударов и отправился зализывать раны. Количество говорило, насколько Лань Цижэнь раздражен, и во что он оценивает силу Не Минцзюэ. Это льстило. Следующие два дня прошли в вынужденном чтении, а еще через сутки Не Минцзюэ надел дорожный плащ и до заката ушел в горы. Там он, наконец, смог убить и запечь двух кроликов и куропатку. Нормальная еда очень помогала восстановлению. Еще в горах нашлись полезные травы, кашица из которых на родниковой воде ничем не уступала проверенным мазям. Жизнь без Вэнь Сюя и блеющих белых толп была прекрасна и полна перспектив. На ночь Минцзюэ возвращался в обитель, чему немного мешал силовой барьер. На четвертую ночь после отбоя к нему пожаловал Лань Цижэнь. — Я не вижу тебя на занятиях, — сказал Лань Цижэнь, садясь на пол к чайному столу и расправляя рукава. — Как твое здоровье? Не Минцзюэ молча стянул через голову исподнее и показал. — Впечатляющая регенерация, — потер бородку Лань Цижэнь. — Я рад, — влез в рукава Не Минцзюэ. Лань Цижэнь ждал, когда получит объяснения. Не Минцзюэ просто молчал, потому что говорить было не о чем. Комната, в которой он обитал, была рассчитана на двух человек. Но в этом году было мало адептов, так что наследника клана Не поселили как принца, без сожителей. — У меня нет чая и благовоний, — наконец сказал Минцзюэ. — Наставник хочет воды?.. — Не откажусь, — кивнул Цижэнь. Минцзюэ поставил перед ним кувшин и глиняную чашку. — Ты обижен на меня, — произнес Лань Цижэнь, не притронувшись к посуде. — Я понимаю тебя. Позволь объяснить. — Нет, — поднял руку Не Минцзюэ. — Наставник ошибается. Ученик приехал сюда получить знания и узнать обычаи заклинателей к югу от Великой реки. Ученик не разочарован. — И ученик обещает, что впредь не нарушит ни одного правила? — усмехнулся Лань Цижэнь. — И станет исправно ходить на занятия? — Нет, — помолчав, ответил Не Минцзюэ. — Не много ли ты о себе возомнил? — сверкнул глазами Лань Цижэнь. Не Минцзюэ сжал челюсти. — Отвечай! — нагнулся над столом Лань Цижэнь. — Чего вы от меня хотите? — хрипло выдавил Минцзюэ, хрустнув кулаками. — Чтобы я терпел подлость, как и вы? Этого не будет. — Что?.. — прошипел Цижэнь. — Я приехал и уеду, — уперся взглядом в переносицу Цижэня Минцзюэ. Его темные в полумраке зрачки казались расширенными, как у горной пумы. — Мой клан слывет несдержанным и грубым, потому нет нужды искать причину беспорядкам. Ученик приложит все усилия, чтобы впредь его не замечали. — Что ты сказал о подлости? — страшным голосом спросил Цижэнь, скомкав края своих одежд. — Как ты смеешь рассуждать о том, чего не понимаешь? — Если наставник все понимает, — отчеканил Минцзюэ, — то он либо глуп, либо не имеет совести. Повисло плохое предгрозовое молчание. — Еще пять ударов кнута? — предложил Минцзюэ. — Учитель может принести его сюда, я подожду. Лань Цижэнь встал. Минцзюэ тоже. — Хорошо, жди, — развернулся Цижэнь и вышел. На улице стояла туманная ночь, благоухая дикими цветами. Не Минцзюэ рывком выхлебал полкувшина воды и растянулся на полу. Голова была пуста. Остановиться следовало сразу после предложения питья, пусть бы Лань Цижэнь его вразумлял, а он бы кивал головой. Было бы тошно, зато хорошо для репутации. Наконец вернулся злой Лань Цижэнь. По резвости его шага можно было сделать вывод, что он вовсе не так стар, как хочет казаться. В руках он, и правда, нес дисциплинарный кнут. Минцзюэ подобрался. Подойдя к столу, Лань Цижэнь вынул из рукава подвеску и положил в центр столешницы. Это был обломок «шанского дракона» — круглого поясного украшения с характерным орнаментом. Диск «шанского дракона» всегда не замкнут, с множеством резных отверстий, за любое из которых его можно крепить к шнуру. Обломок Лань Цижэня при внимательном рассмотрении оказался половиной диска, разрубленного мечом. Бледный нефрит с неровными наплывами зелени казался не очень изысканным, в отличие от белого и почти прозрачного нефрита на поясе самого Лань Цижэня, так что вещь явно была памятной не за дороговизну. Но важным было не это. Вторая половина этого диска всегда висела на поясе отца Не Минцзюэ. Шанские диски в Поднебесной можно было найти лишь на севере, они были сложны в изготовлении и принадлежали погибшей династии, правители которой не имели понятия о Небесном Мандате и правили без опоры на закон. Не Минцзюэ всю жизнь был уверен, что вторая половина каменного кольца находится у его матери и похоронена вместе с ней, ведь именно так положено поступать влюбленным. С какой стати отец Не Минцзюэ отдал этот осколок выходцу с юга? — Вижу, эта вещь тебе знакома, — кивнул Лань Цижэнь. — Мы были дружны с твоим отцом и в юности обменялись обещаниями. Он разделил свою цзюэ, а я пообещал разделить имя его первенца, чтобы будущий глава Гусу Лань был отражением моей половины подвески. …Не Минцзюэ ничего не понял. Кроме того, что Лань Цижэнь верно назвал тип разрубленной подвески; она действительно называлась цзюэ. И в имени Не Минцзюэ был этот иероглиф. — Прошу наставника простить меня, — хрипло выдавил он. — Я жду наказания и плохо соображаю. — Я не связал себя узами брака, — медленно пояснил Лань Цижэнь. — На то было много причин, что теперь не важны. Когда у моего старшего брата родился сын, я настоял, чтобы его назвали Хуанем. Я взял первый иероглиф твоего имени, Мин, и заменил его сходным по значению. В обоих случаях это означает свет. И в обоих случаях есть скрытое значение. При записи другими знаками и Мин, и Хуань означают беспредельность. Однако написать «хуань» третьим способом было бы слишком откровенно. В этом случае имя значило бы «окружность» или «кольцо»**. — Сичень?.. — поднял взгляд Минцзюэ. — Он знает? — Нет, он слишком мал. Сичень покорный сын и не нуждается в объяснениях. Я говорю это тебе, чтобы ты понял мое отношение к твоей семье. Я не забыл своих обещаний. У тебя хватило смелости отчитать меня. Теперь ты должен объясниться.

* * *

Лань Цижэнь ушел с рассветом. Осталось неясным, почему у него не заладилось с отцом Не Минцзюэ, явной была лишь старая боль. Может, именно она — то, что Лань Цижэнь не простил. Прячет ее, как свой обломок, и тайно лелеет в сердце. Зато стала совершенно ясной история с ослушанием, недостатком информации и ревизией дисциплинарных правил.

___________

…Постепенно все вошло в обычную колею. Хотя в этом шатком равновесии появился новый элемент — нефритовый наследник Гусу Лань Сичень. Не Минцзюэ имел многолетний опыт общения с собственным младшим братом, хотя Сичень был старше и куда более замкнут. Может быть, не стоило его по-братски облапывать, булькаться с ним в пруду, возиться в облачной пелене за учебным корпусом под видом практики кун-фу… Не стоило прятаться от дождя в древней беседке и приобщаться там к поэзии под звуки флейты. Дожди этим летом были сильные и затяжные. Древняя беседка протекала, скрытая от всего мира кисеей воды. Сквозь нее едва различалось озеро Билин и его рыбацкие лодки. Оттого стихи древних поэтов западали в самую душу.       Я в пути, и нет у меня никаких тревог и забот,       Одиноко лодка моя, разрезая волну, плывет… А потом наступила поздняя осень, изгнав дожди и туманы. Небо стало высоким и ясным, а воздух холодным. Облетели клены и сандаловые деревья цзи-тань, и пол древней беседки устелили черные камфорные плоды — круглые, словно бусины четок. Отношения с Вэнь Сюэм достигли критической отметки, но теперь тот действовал чужими руками. По рядам учеников постоянно ползли нелепейшие и отвратные слухи — например, что отец Не Минцзюэ убил свою первую жену в приступе ярости, но лживо скрыл это от своих старейшин. А потом убил и вторую, потому что он мясник и сумасшедший. Или про то, что Минцзюэ спрятали в Гусу от скандала, поскольку даже на диком севере не следует портить девиц и вдов. Именно в эту пору из крепости Цинхэ к Не Минцзюэ прибыл гонец с письмом. Отец срочно вызывал его домой.

_______________________________________________________ Комментарии для любителей китаефэндома Все заклинательские ордены "Магистра" названы по одной схеме: область, где расположен орден + фамилия клана. Один клан может занимать несколько областей, например Жунань Ван (клан Ван из Жунаня) и Иньчуан Ван (клан Ван из Иньчуана). У каждого такого ордена/клана есть резиденция или крепость. У Вэней она называется Безночный Город (不夜天城, Búyètiān Chéng; Буетьеньчен - "Город, что никогда не спит"), а у Ланей 云深不知处 (Yún Shēn Bùzhī Chù; Юньшен Буджичу) - Скрытое в глубине облаков. Юньшен - это и есть "Облачные глубины". Перевод некоторых резиденций может быть интересен и отличен от публичного (в первых переводах канона). Qīnghé Niè Клан Не из Цинхэ. Фамилия Не 聂 переводится как "шепот". В традиционной форме написания -  聶 - этот иероглиф состоит из 3 одинаковых частей, каждае из которых означает "ухо" (т.е. что-то настолько тихое, что нужно три уха, чтобы услышать). 清河 (Цинхэ) - Чистый поток; Безупречный (искренний) путь. Название области Цинхэ прямо противоположно по значению его резиденции (см ниже). Иероглиф «хэ» 河 (река; канал; поток – например, в названии Хуанхэ) входит в идиому Млечный Путь 星河 (xīnghé; синхэ), первый иероглиф которой xīng 星 (звезда) является однокоренным с 清 qīng (светлый, прозрачный, чистый, бескорыстный, честный; безупречный, благородный). Цин – даосский термин, означающий мир чистоты, обитель бессмертных. Резиденция ордена: 不净世 - bù jìngshì (*Буцзинши) - Мирская (нечистая) Юдоль. 净世 (цзинши) – «Чистый мир», устойчивое выражение в буддизме, означающее духовное измерение, пространство для незамутненных, «очищенных» умов; пустоту; мир-без-страстей. А также монастырскую обитель, комнату для медитаций – и именно в таком качестве цзинши присутствует в каноне как личные покои заклинателей из Гусу. Соответственно, Буцзинши – противоположное понятие (不 – «не», отрицание). Это мирское пространство, полное «грязи»: как спел Калугин, «мир страстей и вожделений». Грешный мир; мирской удел; несовершенная эпоха; человеческий век.