Ki̶s̶s ̶m̶e Leave me

      Мёрзлую улицу обволакивал лёгкий дождь, укутывал холодным покрывалом дорогу, убаюкивал монотонным ритмом ещё не спящих людей. Сонхва, укутавшись в тренч, за которым вчера вечером пришлось вернуться в институт, понуро шёл в сторону дома. Стараясь контролировать дрожь в теле, он пытается ускориться, дабы наконец-то оказаться в родных стенах одинокого лофта. Он чертовски сильно устал — за спиной двенадцать часов на ногах, он отработал дневную и вечернюю смену в баре. И, кажется, что в этом ничего сложного нет — ходи за стойкой да разливай алкоголь, но обязанностей, на самом деле, намного больше.       Но Сонхва не жалуется. Ему, в принципе, до сих пор некому.       Наконец зайдя в здание, он проходит в лифт и дрожащим то ли от холода, то ли от усталости пальцем жмёт на цифру последнего этажа. Облокотившись о стенку, Сонхва прикрывает глаза и шумно выдыхает. Он даже почти ничего не поел сегодня, но и аппетита никакого не было. Хотелось просто быстро принять горячий душ и завалиться на кровать, дабы проспать до десяти утра — а дальше по новой. Он работает в том баре с окончания средней школы, то есть уже шестой год. Сначала простой уборщик, после — грузчик; помощник барменов; а теперь и сам бармен. Хозяин бара его любит, лелеет, платит хорошо, и потому Сонхва нет смысла жаловаться. Тем более работает он лишь три дня на неделе — среда и выходные.       Пройдя в лофт, Пак облегченно выдыхает и стягивает промокшие сапоги, которые тут же поднимает и, шлёпая сырыми носками, проходит в ванную. На автомате поставив сапоги на сушку, он так же вешает тренч на сушилку, стягивает и прилипший к телу свитер, повесив рядом.       — Я не думал, что ты так долго работаешь.       Сонхва подпрыгивает на месте и врезается в стену, схватившись за сердце. Хонджун и сам пугается такой реакции, а после слабо улыбается и опирается плечом о косяк двери.       — Ты… Что ты тут… Как? — отдышавшись, Пак ошалело оглядывает улыбающегося Кима, что до сих пор в его одежде, словно и не снимал.       — Я тебя полдня уже жду. — пожимает плечами Ким. — Прости, пришлось взломать пароль на двери, я правда не хотел, но я и не думал, что тебя нет дома… А уходить как-то не хотелось.       — Но зачем?       Хонджун вновь жмёт плечами и подходит ближе, пробегаясь кончиками пальцев по паковым бокам, а после резко хмурится:       — Пак Сонхва, да ты же ледяной!       Сонхва смущённо опускает взгляд и тихо ойкает, когда Ким без задних мыслей расстёгивает его джинсы и приседает, помогая раздеться.       — Хонджун, что…       На него лишь шикают и, стянув и боксеры, толкают в сторону ванной. Хонджун закрывает слив и включает горячую воду, а после давит на плечи Пака, заставляя сесть. Сонхва послушно усаживается, смущённо подтянув колени к груди и потерянно следя за сосредоточенным Кимом, что проверял, не слишком ли горячая вода.       Замерев и о чём-то задумавшись, Ким быстро выскальзывает из ванной, оставляя Сонхва одного. А тот расслабляется и улыбается глупо. Хонджун о нём заботится, носит его одежду, и это греет сердце, так же, как и горячая вода, наполняющая ванну, греет тело.       — Ты ведь наверняка ничего не поел, да? — слышится громкий голос Кима с коридора, а после он проходит в ванную с двумя бокалами и бутылкой красного вина. — На самом деле я притащил это к тебе с мыслью провести что-то вроде приятного вечера, но, думаю, приятный вечер может быть и в ванной, да?       Приятный вечер? Красное вино? Романтичная сторона Сонхва кричит о свидании на дому, а другая — о том, что Хонджун просто захотел расслабиться. Зачем ему устраивать свидания с таким, как Пак, верно? Они же абсолютно не подходят друг другу?       — Там ещё, кстати, на кухне жареные крылышки в кляре, одино-таксуюк, что ещё… а, сэу-тим, ульмён… Прости, я не помню твоего вкуса, поэтому взял всего и сразу.       Сонхва лишь в шоке смотрит на него, хлопая ресницами и то и дело открывая и закрывая рот, даже не обратив внимания на то, что он не говорил ему, что предпочитает в еде. Хонджун купил сколько? Это же всё стоит недешево, какого чёрта?       — Зачем так тратиться? — всё же тихо выдавливает Сонхва, начиная медленно расслабляться в горячей воде.       Пожав плечами, Хонджун мягко улыбается и наливает вина в бокалы, ставит их на широкий уголок ванны.       — Ты не против, если я присоединюсь? — тихо интересуется он и, получив уверенный кивок, раздевается и с улыбкой усаживается в ванную, напротив Пака. — Иди ко мне.       Сонхва сначала не понимает, каким образом должен сесть ещё ближе, ведь их колени и без того соприкасаются, но то, как Ким облокотился о борт и развёл ноги… Пак со скромной улыбкой разворачивается и ложится спиной на его грудь, с довольным выдохом вытянув ноги. Он до сих пор не согрелся, продолжая мелко подрагивать, и это несколько смущало, но тёплые ладони Хонджуна осторожно ложатся на его плечи, скользят на грудь, растирая кожу. Приятно. Горячо. Желанно. Сонхва хочется застрять в этом моменте подольше, до остывшей воды в ванне, до согретых сердец.       Продолжая одной рукой мягко поглаживать смуглую кожу, свободной Ким тянется за бокалом и отдаёт его Сонхва.       — Согреем тебя не только снаружи, но и внутри. — тихо усмехается он, и Пак мелко дёргается от дыхания, осевшего за ухом. — Ты пугаешься любой мелочи…       — Да, прости. — надеясь, что его красные щёки не видно, Сонхва припадает к бокалу и отпивает терпкого вина, а после мелко морщится. — Это с детства.              — Разве это не показатель того, что тебя буквально зашугали? — Хонджун берёт свой бокал.       — Это началось после смерти мамы и папы… Друзей у меня особо не было, а сестра, сам понимаешь, не может дать такой опоры, которую даёт отец, так что… Из-за издевательств в школе я и стал… Таким.       Не пожалеет ли он позже, что позволил Киму проникнуть в душу? Не будет ли после убиваться из-за того, что однажды впустил того в сердце? Впустил ли? Хонджун, скорее, сам ворвался в него и чувствует себя там более, чем прекрасно, словно дома, уживаясь с его чертями.       — Будем исправлять. — мягкий поцелуй оседает на затылке, теряясь в мокрых волосах. Горячая ладонь продолжает рисовать причудливые узоры на груди, и Сонхва, сделав ещё один глоток вина, несмело откидывает голову на кимово плечо, прикрыв глаза. И это самое противоречивое, что когда-либо было в его жизни; человек, которого он практически не знает, становится всем: комфортом, уютом, счастьем и болью. Самой тупой болью, давящей, сжимающей грудную клетку и сковывающей сердце.       — Зачем, Хонджун? — он шепчет, не раскрывая глаз. — Зачем ты делаешь это со мной?       — Делаю что?       Вместо ответа Сонхва берёт Кима за руку, что порхала над его грудью, и прижимает к левой её стороне, позволяя услышать сбитый ритм сердца. Хонджун на пару мгновений замирает, а после слышится тихий стук хрусталя о кварил, и поверх руки Сонхва ложится вторая кимова ладонь, слабо сжимая.       — Если я скажу, что хочу этого, — Ким шепчет, слегка повернув голову к Паку. — то тебе не будет противно?       — Я вчера позволил тебе взять в рот… Ты понял… — бубнит тот. — Думаешь, мне правда противно?       — Люди бывают разные.       — Всё в порядке, Хонджун. Я… Я тоже хочу этого.       Хонджун, кажется, сразу же облегчённо выдыхает. Он более ничего не говорит, прикрыв глаза и размеренно поглаживая пакову ладонь. Опустошив бокал, Сонхва ставит его рядом с кимовым и мягко отстраняется, вновь развернувшись и взяв шампунь, стоящий за бокалами.       — Можно я? — тянет Ким и, получив одобрительный кивок, включает душ.       Он осторожно смачивает волосы Сонхва, словно тот не проторчал более получаса на улице под ливнем; наносит шампунь и растирает его, мягко массируя кожу головы, тепло улыбаясь, когда Пак прикрывает глаза и чуть склоняется к нему, дабы было удобнее. Смыв шампунь, он слегка недоумённо следит за тем, как Сонхва забирает душ из его рук и повторяет — смочить волосы, намылить, помассировать, смыть.       — Почему мне кажется, что мы встречались раньше? — шепчет он, разглядывая рыжие струйки, что стекают с волос на тонкую шею. По-прежнему хочется укусить.       Хонджун лишь мелко улыбается и слабо ведёт плечами, тихо посмеявшись с щекотки на плечах.       Из ванной они выходят спустя ещё час, распаренные и улыбающиеся, в мягких халатах на голые тела. Сонхва ощущает, как буквально вся усталость ушла, хоть спать хотелось до сих пор. Аппетит вернулся, о чём оповестил тихо запевший желудок, и Ким, смеясь, тут же повёл Пака к столу, доставая еду из термоланчей.       — Наверное придётся всё немного подогреть. — суетится Хонджун, начиная хозяйничать, словно в собственном доме, а Сонхва подмечает, что тот более не прихрамывает, но и пластыря на его колене он не припомнит.       И от этой всей ситуации больно режет сердце. Это ведь… Не всегда так будет. Хонджун ведь не будет жить у него, рано или поздно перестанет заботиться, потеряет интерес, а может и вовсе забудет. Стоит ли привыкать к этому? Вряд ли. Это словно самому себе вонзить клинок в живот — не умрёшь сразу, но и шансов выжить не так много.       От подобных мыслей Сонхва совсем не замечает, как начинает тихо плакать.       — Ой-ой, ты чего? — взволнованно щебечет Ким, подбежав к нему и мягко уместив ладони на его щеках, растирая слёзы. — Сонхва?       — Прости… — всхлип. — Прости, я п-просто так отвык от заботы…       Хонджун лишь тихо вздыхает и подтягивается на носочках, оставляя целомудренный поцелуй на его лбу, а Сонхва от этого плачет сильней, и Ким не находит ничего лучше, чем просто обнять.       И Пак сжимает его в объятиях в ответ, прячет лицо в шее, мочит слезами халат и не может успокоиться. Просто тот факт, что его дома ждали, что кто-то о нём беспокоился и даже потратил много денег просто потому, что не помнил предпочтений в еде — стягивает сердце тонкой проволокой. Он плачет, вдыхая осевший на кимовой коже запах собственного геля для душа, и совсем не представляет, что Хонджуну больно точно так же.       — Прости. — бубнит Сонхва, шмыгая носом. — Прости, мне так жаль…       — Тш-ш, — на макушке ощущается мягкий поцелуй. — всё в порядке. Я понимаю, правда.       Сонхва мотает головой и отстраняется от него, растирая и без того покрасневшие глаза.       — У тебя был наверняка тяжёлый день на работе, — шепчет Хонджун, криво улыбнувшись. — а ещё ты очень соскучился по домашнему уюту, когда дома тебя ждут, когда заботятся, разве нет? Сколько лет ты живёшь один, Хва?       — С семнадцати. — он поднимает взгляд до кимовых глаз и мелко вздрагивает; Хонджун смотрел на него с нежностью и теплотой. — Три с половиной года.       — И ты правда извиняешься за это? — тихо удивляется Ким. — Это много, Сонхва. Мало бы кто выдержал. И мне нравится, что ты не скрываешь себя рядом со мной.       Пак вновь роняет пару слезинок и оседает на стул, протянув к Хонджуну руки и, когда тот послушно подходит ближе, утыкается лицом в его живот, обнимая за бёдра.       Люблю-люблю-люблю — лишь в мыслях. Сонхва чувствует, как задыхается от этого чувства, от того, насколько же ему нравится Ким, плевать даже, что знакомы они чертовски мало.       Пак успокаивается минут через пять, и Хонджун всё же уговаривает его хотя бы немного перекусить. Два ночи на часах, а они сидят на кухне, в полумраке, едят куриные крылышки в кляре, Сонхва охотно уплетает сэу-тим, смущённо посмеявшись с удивлённого Кима и оправдываясь, что давно не ел морепродуктов. Они сидят до трёх, перебираются в спальню, и Хонджун вспоминает про забытую в ванной бутылку вина, за которой после убегает, а возвращается лишь с ней и пачкой сигарет.       Вино пьют прямо с горла, смеясь и тихо разговаривая. Сонхва, разморённый терпким алкоголем и кимовой нежностью, удобно устраивается на его голой груди и довольно мычит, когда Хонджун осторожно подносит фильтр сигареты к его губам.       — Можно я буду приходить к тебе почаще? — шепотом интересуется Ким, следя за тем, как свет луны играется с едва заметной струйкой дыма из паковых уст.       — Хорошо, но не взламывай дверь. — вздыхает Пак. — Я лучше доверю тебе пароль.       Хонджун на это не отвечает, лишь тихо усмехается и, забрав протянутую сигарету с двумя тягами, свободной рукой принимается массировать пакову голову. Он гладит невесомо, ласково, перебирая смоляные пряди, улыбаясь, когда Сонхва на секунду припадает губами к его ключице.       — Ты мне нравишься, Хва. — шепчет Ким в потолок, сделав большой затяг.       Ему так и не отвечают, сладко засопев.       Утро начинается в десять тридцать пять, и Сонхва лениво потягивается, сонно осознавая, что его обнимают за талию со спины. Лениво улыбнувшись, он переворачивается и едва не сталкивается носом с кимовым. Хонджун ещё спит, вытянув одну руку, на которой лежала голова Пака, а вторую уместив на его боку.       И Сонхва заглядывается. Разглядывает мелко дрожащие ресницы, любуется расслабленным лицом.       Взгляд падает ниже, и Сонхва невольно замечает, что плёночка с ключицы убрана и теперь взгляду открывается тонкая «you don't know me». Пак невольно хмурится. Может быть, он был эгоистом, но отчего-то сразу же подумал о том, что эта надпись обращена лишь к нему. Да, её могут видеть многие, многие могут вникать в её смысл, но лишь Сонхва, которому Ким доверяет больше остальных, понимал её настоящий смысл. Хонджун хочет, чтобы его знали. Не все, нет, лишь один человек, чтобы понимал по взгляду или чтобы узнавал по касаниям. И Сонхва хочет стать таким человеком.       Опустив взгляд ещё ниже, он обводит им подкаченную грудь, разглядывает татуировки на левой руке, а там — сплошные черепа, шипы и чёрные розы. Красиво и грубо, так подходяще байкеру.       Вытягивает руку и мягко зарывается пятёрней в огниво на макушке, Сонхва взглядом скользит по острому носу и приоткрытым губам. Хотелось целоваться, но он лишь закусывает шарик на языке и поджимает губы.       — Нравлюсь? — хриплым шепотом тянет Ким и улыбается одним уголком губ, до сих пор не раскрывая глаз.       Сонхва немного теряется, но после тихо хмыкает и падает на спину, смотря в потолок.       — Мечтай.       В ответ — сонное ворчание. Хонджун ворочается и тянется ближе к Паку, уместившись головой на его голом животе. Халаты небрежно сброшены на пол.       — Нравлюсь же. — хихикает Ким, слабо куснув чуть выше пупка.       Всё-то он знает — закатывает глаза Сонхва, но на деле тихо мычит и вновь зарывается ладонью в его волосы.       

⠇⠳⠃⠕⠺⠾

             Взлохмаченные, рыжие волосы, красноватые синяки под глазами, сонный взгляд. Юркий язык, постоянно скользящий меж тонких губ; неспокойные пальцы, играющиеся с паковой рукой.       Сколько уже времени прошло? Неделя? Две? Сонхва потерял счёт времени с этим парнем, что буквально поселился у него. И в лофте, и в сердце, и в мыслях. На парах Хонджун садился всегда с ним, игрался со свободной рукой, гладил тонкую кожу, обтягивающую острые костяшки, иногда касался губами тонких венок на запястье. Сонхва против не был, ему даже нравилось наблюдать за тем, как задумчиво Ким гладил его ладонь, видимо, пытаясь понять, почему ему не противно — почти что стало привычкой. На перерывах между пар Сонхва видел, как Ким с таким же задумчивым лицом подходил к своим друзьям и брал их за руку или забирался ладонями под футболки, прижимая их к крепким торсам, но каждый раз он крупно вздрагивал и отскакивал от них, явно чувствуя дискомфорт.       Но всё было не так хорошо, как кажется на первый взгляд; Хонджун то пропадал на сутки, то приходил на лофт глубокой ночью с виноватой улыбкой, то постоянно ходил хмурый, почти не разговаривая, то забирался под бок и целовал шею или плечи.       Хонджун странный, загадочный. И Сонхва ставит для себя цель разгадать его, стать тем, кто может лишь мягко посмеяться с его «you don't know me» и прижаться к тонкой надписи поцелуем.       Наигравшись с паковой ладонью, Ким тихо вздыхает и просто сплетает их пальцы, упав головой на свою свободную руку.       — До сих пор не понимаю, в чём причина. — бубнит он, повернув голову и смотря на Сонхва, что расслабленно конспектировал учебник.       — Может, потому что я тебе нравлюсь? — тихо предполагает Пак и оттягивает шарик во рту.       Хонджун не отвечает, вздохнув и прикрыв глаза, но Сонхва и не ждёт какого-то ответа.       Переведя взгляд к объясняющему материал профессору, Пак замечает льдистый взгляд Гону, сидящего на первых партах, и тут же прячет глаза за отросшей чёлкой. Они не общались с того самого момента в раздевалке, да и Ван более не приставал. Иногда лишь поглядывал в их сторону, хмурился, но подойти ему смелости не хватало.       Сонхва стало легче без этого придурка в его жизни. Вместе с Гону ушла и постоянная нервозность, пропало чувство липкой тревоги, да и благодаря Хонджуну, что всегда покупал ему еду и не слушал возражений, получалось хоть немного экономить. Жизнь, кажется, стала налаживаться.       Глянув на Кима, Сонхва робко улыбается — тот, расслабившись под лучами греющего солнца, уснул. Свободной рукой Пак мягко поправляет его волосы и, уже не боясь, осторожно ведёт подушечкой пальца от лба до приоткрытых губ, обводит их контур, мягко давит на нижнюю. Мягкие. Наверняка горьковатые и с привкусом персика. Собственные губы сводит лёгким зудом от желания целоваться.       После пары, что была последней, они в привычной между друг другом тишине бредут к шкафчикам, дабы забрать свои вещи, а после идут в сторону парковки. Откуда-то со стороны вновь слышатся женские шепотки и тихие визги, но никто не обращает на них внимания, даже когда одна из них достаточно громко тянет «я бы ему всю себя отдала». Сонхва мельком смотрит на неё, подмечая короткую юбку и большой вырез горловины, открывающий вид на средних размеров грудь. Тихо усмехнувшись, он прикусывает шарик на языке и совсем невольно думает о том, что Киму больше нравятся члены, чем упругие женские формы. Но, впрочем, им и не обязательно об этом знать.       По небольшой традиции Ким встречается со своими друзьями перед тем, как поехать вместе с Паком на лофт. Чон Уён — единственный, кто с распростёртыми объятиями принял тихоню-Сонхва, — радостно завизжал, стоит только им подойти к парковке.       — Хёны! — кричит Уён, прыгая на шею к обоим, но повисая в основном на Сонхва.       Пак, честно, Чона не особо понимал — они знакомы всего-ничего, а тот уже зачислил его в свои доверенные лица, постоянно лез обниматься и иногда даже целовал в щеку. Остальные отзывались о нём «на самом деле он адекватный», но Сонхва вообще не может даже представить, что «адекватно» и «Уён» могут стоять в одном предложении.       — Может сегодня в клуб сгоняем? — гудит самый высокий из компании — Сон Минги.       — Да, мы давненько не развлекались. — весело тянет Чхве Сан, поправляя ярко-розовые волосы. — И я бы хотел подцепить кого-нибудь на ночку.       — На ночку? — Уён в мгновение теряет весь интерес к Сонхва и вальяжно подходит к Сану, что опирался на свой байк.       Чон что-то шепчет старшему на ухо, а после их губы находят друг друга в мокром поцелуе, а ладони Чхве с силой сжимают ягодицы младшего. Все парни улюлюкают и лишь Хонджун вздрагивает, подлетая к ним и расталкивая друг от друга.       Насколько Сонхва знал — Уён и Сан были открытой парой и, по словам Минги и тихого Кан Ёсана, они «облюбовали» уже всё в университете, но Пак старался об этом не думать. Он едва не умер от одного лишь минета Хонджуна, а тут ещё и представлять, как младшенькие… Мотнув головой, Пак кутается в ворот тренча и скидывает чёлку на лицо.       — Я пас. — крякает Ким, возвращаясь к Сонхва. — Настроения нет.       — Да не, твоё настроение рядом стоит. — смеётся Чхве Чонхо, что до этого зависал в новостной ленте телефона.       Хонджун переглядывается с удивлённым Сонхва и отмахивается от друзей, вновь что-то крякая под нос и впихивая Паку в руки шлем. Парни хохочут, щебеча что-то про своих «маму и папу».       Уезжают они достаточно быстро. Сонхва привычно приютился за кимовой спиной, крепко обняв его и прикрыв глаза. Почему Хонджун так бурно реагирует на простые шутки? Почему так растолкнул Уёна и Сана?       В лофте витает тишина и запах горького персика. Хонджун, стянув уличную одежду, сразу семенит в спальню и оттуда тяжело вздыхает. И что с ним такое сегодня? Сонхва проходит следом и его взгляду открывается забавная картина — Ким завернулся в пушистое одеяло, улёгся комочком и казался таким крохотным. Рядом с кроватью валяется верхняя одежда, и Пак слабо морщится, подходя и поднимая вещи, складывая их и убирая на офисное кресло. Сняв кофту и переодев штаны на домашние, он тихо ложится рядом с Хонджуном и прикрывает глаза, решив не заваливать того вопросами о самочувствии.       — Я жалок, да? — слышится приглушенное из-под одеяла.       — С чего бы это?       Ким ворочается, подползая комочком ближе и, укутав и Сонхва с головой, ложится на его грудь, потираясь щекой о футболку. Пак улыбается и поправляет одеяло; из-за окутавшей темноты едва ли видны лица.       — Веду себя, как ребёнок.       — И что в этом жалкого? — Сонхва сипло усмехается, запустив пятёрню Киму в волосы. — Не всё же тебе образ бунтаря держать.       — Это всё ты виноват. — жалуется, подтянувшись чуть выше и пряча лицо в тёплой шее. Его небольшие ладони ложатся на плечи. — Из-за тебя я перестал таким быть… Не знаю… С тобой не хочется быть грубым, не хочется стебать, хотя с друзьями я всегда так себя и веду… И я не знаю, нравится ли мне это.       — Вообще-то это ты первый начал ко мне лезть. — тихо тянет Пак.       — Да, но ты первый коснулся меня. — на шее ощущается мягкое прикосновение тёплых губ. Сонхва чуть откидывает голову и оттягивает шарик на языке. — Тогда, на парковке, когда ты осматривал мою губу… И теперь я, кажется, стал зависимым от этого.              Не значит ли это, что Хонджун остаётся с ним лишь потому, что ему не противно его касаться? Вдруг Сонхва просто… удобен для него?       — Но ты сам позволил мне сделать это. — сбито шепчет Пак.       — Потому что то, как ты обнимал меня, пока мы ехали к тебе впервые… — Хонджун вздыхает, прекратив вольничать и просто улёгшись на его плече. — Мне не хотелось, чтобы ты прекращал. Это странно, да? То есть, раньше я вообще не терпел, когда меня кто-то трогал, будь то семья или друзья… Но с тобой мне было спокойно.       — Буду считать это комплиментом.       Хонджун в ответ лишь сбито усмехается и более они не разговаривают. У них мало общих тем, едва ли есть общие интересы, но… Их всё устраивает. Просто лежать, наслаждаться телесной близостью и слушать дыхание друг друга.       В один момент телефон Сонхва начинает тихонько играть и Пак спохватывается, потянувшись за ним и спешно ответив на звонок Санха, слабо жмурясь от света, когда Хонджун скидывает с них одеяло и вновь ложится на его грудь.       — Хей-хо, братишка, ты как? — слышится задорный голос сестры, и Сонхва робко улыбается, уже по привычке уместив свободную ладонь на макушке Хонджуна и начав расслабленно массировать его голову.       — Всё отлично, а ты как?       — Ого! Отлично? Давненько я от тебя такого не слышала. И что же такого произошло?       Давненько? Я раньше никогда так не говорил — хмыкает Сонхва, но на деле лишь тихо усмехается, опустив взгляд, когда Хонджун смещается головой на его грудь.       — Да так… — он шепчет, разглядывая сонную моську Кима. — Щенка себе завёл.       Он тихо смеётся со своих же слов, особенно когда Хонджун в удивлении смотрит на него и щурит глаза.       — Ты же никогда не питал особой любви к животным? — Санха смеётся и после тянет тихое «а-а-а», видимо, кормя Джин-и.       — Этот мне сразу приглянулся. — он ласково скользит пальцами по лицу Кима, мягко огладив большим пальцем под глазом и убрав выпавшую ресничку. — Рыженький такой, бегает везде за мной, ласковый очень. Защищает меня от всяких Ван Гону.       — А он мне уже нравится!       Сонхва скромно смеётся, удивляясь тому, что Хонджун даже не возражает и не кусается — хотя мог бы. Он просто прикрыл глаза, улёгшись головой на груди, и спокойно посапывал, наслаждаясь лёгким массажем головы. И Сонхва просто не понимает, как кто-то видит в нём грозного и хладнокровного байкера.       С сестрой Пак болтает не так долго, как это бывает обычно, и через двадцать минут с начала разговора уже убирает телефон на тумбу. Ещё чуть погодя Хонджун ворочается и скидывает одеяло в сторону, отползает на край кровати и тянется к штанам, убранным добросердечным Сонхва на стул, и выуживает из них свой айфон, едва ли не свалившись на пол. Уместившись головой на животе Пака, он принимается листать меню ресторана и, согласовав всё с Сонхва (и выслушав кучу претензий «почему снова платишь ты?»), он заказывает чимаек и пибимпап.       — Я не планировал сегодня пить. — вздыхает Сонхва, но отказываться от чимаека — грешно.       — Не любишь пиво?       — Честно, я пил его только один раз. Если бы в мою жизнь не ворвался ты, то я бы и вина не попробовал.       — Не переживай, я тебя всем побалую. — хихикает Ким и, отложив телефон в сторону, усаживается и вполне уверенно раздвигает паковы ноги, устраиваясь между ними.       — Ты чего это удумал?