Male Fantasy
Billie Eilish
Встав, Пак осторожно проходит в прихожую, предварительно схватив кухонный нож со столешницы, и выглядывает в глазок. Виден лишь силуэт невысоко роста, что возился с паролем на ручке, и Сонхва закатывает глаза, раскрывая дверь и откладывая нож на небольшую полочку. — Что-то нужно? — тихо хмыкает Пак, скрестив руки на груди и оглядывая неуверенного Хонджуна. Тот виновато опускает голову и неуверенно переминается с ноги на ногу; его лицо скрывал капюшон. Сонхва стоит огромных усилий стоять так, со скрещенными руками, и не притянуть этого придурка ближе, но он сдерживается — вдруг Ким пришёл всё разъяснить и приказать делать вид, что отныне они не знакомы? Вдруг он подтвердит те слова Ыну? — Прости. — он шепчет, шмыгнув носом. — Прости?! — он слабо вскидывает руки. — Какого чёрта, Ким?! — Прости, что не оставил записки. — ещё тише тянет Хонджун, вжав голову в плечи. Сонхва нервно усмехается, запустив пятёрню в волосы. — Ты издеваешься? — он сам стихает, не желая будить соседей. — Сначала выставляешь меня какой-то шлюхой, а теперь делаешь вид, что ничего не было? Хонджун вскидывает голову и слабо хмурится, бегая от одного карего глаза к другому. Осознание обрушивается слишком резко и Пак, уже почти начав новую тираду, закрывает рот и сильно сводит брови к переносице, отходя от двери и пропуская Кима внутрь. Закрыв дверь, он опирается о неё спиной и выжидающе смотрит на Хонджуна, а тот слегка потерянно оглядывается, мелко кивнув и стянув кроссовки. Он несколько мнётся, топчется на одном месте, прячет лицо в тени капюшона, но всё же поднимает хмурый взгляд до чёрных глаз и тихо гудит: — А теперь объясни, когда это я выставлял тебя шлюхой. — Сегодня, когда я возвращался домой, меня прижал Ыну и сказал, мол, Хонджун говорил, что ты не такой упрямый. — уже не злясь, скрестив руки на груди. Хонджун тяжело вздыхает, проведя ладонями по лицу, и после несколько нервно усмехается: — Прости, про меня ходит достаточно много уёбских слухов. — он до сих пор шепчет, а в его глазах Сонхва замечает скопившиеся слёзы. — Это дерьмо не должно было коснуться тебя, прости. Если взять в учёт то, во что превратилась машина одного из преподов в прошлом институте, в котором учился Ким, то тогда не сложно догадаться, что репутация у Хонджуна и вправду не самая хорошая. Особенно если ещё учитывать его любовь к прогулам и открытую дерзость профессорам. Но, опять же, зачем кому-то пускать слух, что Хонджун выставил Сонхва в таком свете? Для чего? — Он не тронул тебя? — Ким хотел было протянуть к нему руку, но одёрнул себя, вновь скрыв лицо в тени капюшона и спрятав руки в карманы худи. — Ты в порядке? — Я не такой хрупкий, как ты думаешь. Хонджун облегчённо выдыхает и, хоть этого и не видно, наверняка кусает губы. Сонхва же оттягивает шарик и оглядывает его. Хочется обнять, зарыться пальцами в рыжее огниво и поцеловать в висок. Потому что соскучился, потому что хочет показать, что не злится и не обижен — это же не его вина, что какой-то идиот пустил слухи, верно? Киму ведь тоже наверняка от всего этого не легче. Но Пак сдерживается, слегка нервно переминаясь с ноги на ногу и тихо интересуясь: — Ты где пропадал-то? — Были небольшие проблемы с отцом. — вздыхает Ким, до сих пор не поднимая взгляда. Сонхва кивает, вспоминая слова Уёна. — Повздорили немного. — Что-то серьёзное? — Ему не понравилось, что я был похож на, как он выразился, — пидораса. — он осторожно встаёт ближе к Сонхва, слегка склонившись и уперевшись лбом в его яремную впадинку, а тот лишь сдерживает судорожный вдох — внутри всё сжалось от такого жеста. — Прости, что заставил волноваться. Прости, что из-за меня у тебя проблемы… — Всё в порядке, Джун. — он наконец-то обнимает в ответ, уместив подбородок на макушке, скрытой капюшоном. — Как бы глупо это сейчас не прозвучало, но я буду защищать тебя. — тихо, бубня в ткань футболки. — Ты не обязан. — Обязан! Это же из-за меня тебя теперь считают… Шлюхой… Я покажу всем, что ты не такой. Пак тихо вздыхает, собравшись стянуть капюшон, но его ладони перехватывают и опускают. — Не снимай… — тихий всхлип. — Я теперь… Урод какой-то… У Сонхва грудь сдавливает от возмущения, и он всё же стягивает его капюшон, тут же округляя глаза; вместо привычно-рыжих теперь был то ли блонд, то ли платина — в темноте не ясно, от длинных локонов осталось лишь сантиметров пять, а маллет сбрит, как и виски; на кончике правой брови растянулась царапина с засохшей кровью, с другой стороны лица — тёмный синяк на скуле. И глаза. Сонхва поджимает губы, когда замечает скопившиеся слёзы в кимовых глазах, а в них — боль и бесконечная обида, но так же и теплота, та привычная теплота, без которой он никогда на Сонхва не смотрел. В темноте не видно, но Пак догадывается, что вокруг его глаз всё покраснело, кончик носа наверняка тоже красноватый, а дрожащие губы сильно обкусаны. — А мне всё равно нравится. Ты очень красивый. — шепчет Пак, ласково проведя по коротким, жестковатым волосам. — Вот только не надо врать и жалеть… — Хонджун всхлипывает, склонив голову. — Не планировал даже. — он мелко улыбается и тянет Кима вглубь лофта. — Кушать хочешь? — Хочу в душ и спать. — бубнит Ким, растирая лицо ладонями. — С тобой. — Неужели соскучился? И Хонджун, не скрывая, активно кивает, вновь шмыгая носом, и утягивает Сонхва в ванную. Он сам снимает его пижаму, стягивает свои кофту и рваную майку, отбрасывая их в сторону, и прижимается к Сонхва, так отчаянно прильнув к полюбившемуся теплу и рвано выдохнув куда-то в шею. Пака пробивает на мурашки; одной рукой он скользит на сильную спину, второй — зарывается в короткие волосы, привыкает к новым ощущениям, ерошит ёжик. — Твой запах… — бубнит Ким, шумно втянув воздух в лёгкие. — Что с ним? — Он мой… — небольшие ладони опускаются на поясницу, прижимают к сильному телу. Хонджун тихо мычит, вжавшись носом в смуглую шею. — Ты пахнешь, как я. Сонхва покрывается мурашками и робко улыбается, уместив подбородок на его макушке. — Нравится? — Чертовски. Тихо усмехнувшись, Пак слабо тянет за шарик на языке, мягко массирует кимову голову, а после осторожно отстраняет Хонджуна от себя и умещает ладони на щеках. Не спеша говорить, он внимательно разглядывает его лицо, ранку и синяк, подмечая, что короткие волосы всё же оттенка блонд, и что эта причёска безумно идёт ему. — Это же отец заставил тебя?.. — он не договаривает, надеясь, что его поймут. И Хонджун понимает, тихо вздохнув и мелко кивнув. — Если бы я не додумался снять все серьги перед встречей с ним, то ещё бы и без ушей остался. — накрыв одну ладонь Сонхва своей, Хонджун поджимает губы и бегает взглядом от одного карего до другого, ища в них поддержку. А находит куда больше — теплоту, обожание, нежность, отчего даже немного теряется. — И почему ты пошёл, если догадывался, что он поступит так? Вздохнув, Ким отстраняется от Пака и отходит к ванне, споласкивает её от невидимой пыли душем и после закрывает слив, включив горячую воду. Сонхва молча наблюдает за ним, позволяя собраться с мыслями, и даже на минуту покидает комнату, дабы забрать две жестяные баночки пшеничного пива, что теперь всегда стоят в холодильнике на «всякий пожарный». Хонджун как-то обмолвился, что в его доме всегда есть выпить, пусть и не в большом количестве, но для расслабления разума и тела вполне хватает, и Пак прислушался к этому. Всё же, именно благодаря Киму Сонхва теперь может особо не беспокоится о деньгах, и ему хотелось хотя бы немного подобным образом отблагодарить его. Вернувшись в ванную, он замечает, что Хонджун всё так же сидит на краю ванной, о чём-то крепко задумавшись. — Моя семья не так проста, Сонхва. — тихо начинает Ким, пустым взглядом следя за тем, как медленно наполняется ванна. — Все думают, что мой отец — честный бизнесмен, а мать — гениальная бизнесвумен… А на деле что? Они лишь прикрываются ресторанами и отелями, а за их спинами — бордели, перевоз наркоты и даже наёмные убийства. У нас, мать его, в доме есть отдельные жилые комнаты для наёмных убийц и шлюх, ты представляешь? Хонджун сипло усмехается, наконец обернувшись на Сонхва, а тот так и застыл в дверном проёме с банками жалкого пива. — Мой младший брат пошёл по их стопам, стал типа гордостью, а я… — он судорожно втягивает воздух в лёгкие и опускает взгляд. — А я всегда был слишком труслив и глуп по мнению отца, чтобы продолжить семейное дело, но я и не особо хотел этого. В пятнадцать я хотел открыть свою сеть булочных… Смешно, да? Сын мафиозника хочет открыть чёртову булочную. — он испускает короткий смешок и тут же замолкает, поджав губы. — Однажды я всё высказал им, и… Меня едва ли не вышвырнули из дома, а это… — он указывает пальцем на лицо, намекая на раны. — это сегодня меня отмудохал братец, потому что я «неправильный» и «позор семьи»… Странно такое слышать от младших, да?.. Самое крутое, что он сделал это при матери с отцом, но те его даже, блять, похвалили. Сонхва видит, как Ким до последнего старается держать невозмутимое лицо, и потому, тихо вздохнув, он подходит ближе и отставляет банки пива на уголок ванны, после чего присаживается рядом с Хонджуном и берёт его лицо в ладони, заставляя посмотреть в глаза. Он, честно, абсолютно не представляет, как нужно успокаивать людей и что нужно говорить, но он знает лишь одно: — Ты намного лучше них, Хонджун. — шепчет, мелко улыбаясь, когда глаза Кима слабо округляются. — И не верь никому, кто будет говорить обратное, потому что… Они не знают тебя так, как знаю я. И я точно уверен, что ты прекрасен, даже несмотря на твои, как другие думают, недостатки, но… Мне кажется, что их у тебя вообще нет. Просто… Просто для меня ты идеален. Ким слабо улыбается и слегка опускает голову, всхлипнув. Сонхва долго успокаивал его. В этот раз он первый залез в горячую ванную, довольно промычав, когда тепло приятно разошлось по всему телу; Хонджун же садится вторым и устраивается меж его ног, улёгшись спиной на грудь и мягко поглаживая согнутое паково колено. Уютно. По небольшому окну под потолком начинает крапать дождь, а в помещении пахнет кофейным гелем для душа, который Пак использовал для пены в ванной. Чуть позже они открывают пиво, посмеявшись с того, что буквально начинают новый день с алкоголя, а дальше — обсуждают всю ситуацию с Ыну. Хонджун долго извиняется, хоть и знает, что прощён был с первого раза, ещё в подъезде, но всё же продолжал покрывать тыльную сторону ладони Пака поцелуями и тихими извинениями. Чуть позже он объяснился, что все слухи пустили его старые друзья, а поскольку те тоже являются достаточно популярными в своих учебных заведениях, то всё распускалось по городу буквально в считанные минуты. Они — единственные, кому он доверил правду о настоящем деле его родителей, а те, узнав, сразу же от него отстранились, приговаривая, мол, какая семья Ким плохая. А Хонджун, насколько Сонхва понимал, — человек чуткий, ранимый, и потому после первой своей ошибки сразу же закрылся в себе. И сейчас Пак единственный, кому он доверил эту тайну. И это невероятно ценно для Сонхва. — Поэтому, прошу, говори со мной. — шепчет Ким, отпив пива и отставив баночку на уголок, лишь после чего разворачивается к Сонхва всем телом и вполне удобно умещается на его бёдрах. Пак ставит свою баночку рядом с чужой и сразу умещает горячие ладони на кимовой пояснице, мягко поглаживая под водой. — Если вдруг опять услышишь что-то такое, то не верь им. Спроси меня. Я всегда отвечу, какой бы ни была правда. А Сонхва смотрит на него и едва сдерживает тихое признание где-то в глотке. Потому что это бы сразу ответило на все вопросы — он ему верит. Даже когда он солжёт, Сонхва, словно невинный цветок, поверит. И будет верить до последнего, будет верить даже тогда, когда весь мир будет говорить об обратном. — Ну, чего ты так смотришь? — смущается Хонджун, когда паково молчание затягивается. — Думаешь о том, какой же я урод? Он стыдливо прячет взгляд и опускает ладони на чужие плечи, слабо сжимая их от волнения. Сонхва до сих пор не спешит отвечать, любуется его румянцем, мягко поглаживая поясницу. — Нет, я… — начинает он, осторожно уместив одну ладонь на кимовой щеке, а тот, словно кот, льнёт ближе к теплу и накрывает его руку своей, прижимая к щеке и слегка прикрывая глаза. — Я просто смотрю и думаю, как же хочется поцеловать тебя сейчас. Хонджун замирает, поджав губы; Сонхва же мелко улыбается, зная, что тот именно так и отреагирует. — Прости, но я… — Ты сам боишься своей реакции. — заканчивает за него Пак. — Я понимаю. Поэтому поцелую вот так… Он слегка подтягивается вперёд и, тихо усмехнувшись со слегка испуганного лица Хонджуна, мягко трётся кончиком носа о чужой и после отстраняется. — Эскимосский поцелуй. — понимает Ким, слабо улыбнувшись. — А ты хитёр, Пак Сонхва. Ко всему подход находишь. Сонхва лишь пожимает плечами и тихо смеётся, потянувшись за баночкой пива и после едва не выронив ту, когда Хонджун склоняется и так же легко трётся кончиком носа о его, забавно фыркнув и лучезарно улыбнувшись. Из ванной они выходят спустя ещё полчаса, распаренные и, по словам Кима, «со сморщенными задницами», отчего Сонхва смеётся и едва не падает на скользкой плитке. Дома тепло, уютно, пахнет персиковыми сигаретами и нежностью. Сонхва устраивается в кресло-мешке с учебником по критике, а Хонджун валяется рядом на ковре, играя в какую-то стрелялку на телефоне. Ким из раза в раз то злобно хохочет, то матерится под нос, то, упав лбом на ковёр, несколько раз бьёт кулаком об пол рядом с головой, а после тихо хнычет, потому что слишком сильно ударил. Сонхва изредка поглядывает на него, улыбается, — ему безумно нравится вот такие беззаботные дни, как и нравится просто находиться рядом с Хонджуном. Даже если тот почти не обращает на него внимания, лишь изредка бросая игривые взгляды; даже если тот застрял в телефоне, отдавшись игре. Он ведь рядом — вытяни руку и сможешь коснуться, приласкать, а если склонишься — уткнёшься носом в короткие волосы, что сейчас забавно торчали в разные стороны. Позови — и он откликнется, подползёт ближе, хитро улыбнётся. Позже, отложив телефон в сторону, Хонджун подскакивает и убегает за сигаретами, а, вернувшись, удобно устраивается в объятиях Сонхва, тоже обратив внимание на книгу, которую тот с таким интересом читал. — Нравится критика? — тихо бубнит Ким, щёлкая зажигалкой и подкуривая. — Нравится получать хорошие баллы по критике, аналитике и обзору. — хмыкает Пак и, слегка приподнявшись и подтянувшись к небольшой полочке, стягивает с неё пепельницу в виде розового единорога. — Держи. Хонджун заливается хохотом, едва не подавившись дымом, и с удовольствием принимает забавный презент, сразу стряхивая в него пепел. Затянувшись, он с пару секунд оглядывает расслабленного Пака и, выпустив дым из лёгких, тянется ближе и вновь легко трётся кончиком носа о чужой, улыбаясь яркому удивлению на полюбившемся лице. — Как насчёт съездить на пару дней ко мне? — предлагает Хонджун, протянув фильтр сигареты ко рту Сонхва и мягко прижавшись пальцами к его губам, когда тот затягивается. — Мой дом за городом и там много лесных дорог, на которых я могу поучить тебя ездить. — Хорошая идея. — хрипит Пак, выпуская дым из носа. — Я как раз до твоего прихода написал старосте, что я сел на больничный. — Отлично. Чуть позже они перемещаются на кровать, решив немного поспать перед тем, как ехать — всё же, ночь у обоих не задалась, и со временем сон накатил. Сонхва упрямо влез в любимую пижаму, а Хонджун, закатывая с него глаза, развалился звездой посреди кровати в одних лишь боксерах. — Соблазняешь меня? — тихо смеётся Пак, смело нависнув над Кимом и тепло целуя его в подкаченную грудь. Хонджун лишь ехидно хихикает и довольно мычит, когда Сонхва поднимается до шеи, оставляя на ней сладкие касания губ. Кима хотелось целовать и целовать, любоваться им, разморённым лаской, хотелось изучить все его чернильные рисунки вдоль и поперёк, что Пак и принимается делать, мягкими поцелуями опустившись на ключицу, после — на сильную руку. Он целует скелетов, шипы роз, касается губами венок на запястье и прижимает улыбку к тыльной стороне ладони, когда сверху слышится сдавленный выдох. В один момент Хонджун легко меняет их местами, опирается на колени и ладонями ведёт по бокам, задирает спальную рубашку, слабо царапает ногтями нежную кожу и после сжимает тонкую талию, на что Сонхва тихо стонет и закусывает шарик, прокатив его меж зубов; он ещё в прошлый раз нашёл эту эрогенную зону Пака и определённо нагло пользуется этим знанием. Склонившись, он целует возле пупка, сползает вниз по кровати и тянет спальные штаны вниз, прекрасно зная, что под ними ничего нет. — И для чего надевал, если сам и начал это? — тихо смеётся Хонджун, забвенно поцеловав выпирающую тазовую косточку. — Тебе так нравится, когда я сам раздеваю тебя? Сонхва лишь мотает головой, прикусив губу, и тянет Кима к себе за плечи, слегка неуверенно смотря в его глаза. Он так же оглядывает и свежую ранку на виске, свернувшуюся кровь которой Хонджун благополучно содрал в ванной, едва ощутимо проводит пальцами по синяку. — Хочешь попробовать что-то новое? — урчит Ким, поняв всё по взгляду. — Хочу… — Пак кусает губы, залившись краской и тихо промычав, когда небольшая ладонь мягко накрыла его член. — Хочу тебя, Джун.