Волчегримм

Матушка спросила с едва заметной насмешкой: — И кто она? Она хорошенькая? Ты нашел себе девочку-Гримма? Шон усмехнулся: — О, если бы всё было так просто. Беркхардт не была Гриммом, ее глаза не были зеркалом из извечной тьмы. Скорей всего она была ушлой иной — из тех иных, которым мир существ открывается полностью, со всеми своими грехами, со всей грязью, в которой можно вымазаться, но и со всем прекрасным и волшебным, что было скрыто от глаз простых людей. Она словно одновременно побывала и в тьме мира существ, и в его ярчайшем свете. И, стоит признать, если бы Никки была Гриммом, всё было бы гораздо проще. — Так расскажи мне, — предложила матушка. Невероятная Элизабет Лассель была из той породы женщин, которые точно знали, чего они хотят, и сейчас она хотела знать, почему должна рассказывать сыну, как лечить порванную посмертным — последним, переполненным чувствами и эмоциями умирающей ведьмы, а оттого самым сильным — проклятьем ауру, подверженную так же воздействия демонической энергии. Пожалуй, проще рассказать ей обо всем и ждать вердикта. — Она — детектив, — мягко ответил Шон, глядя через стеклянную перегородку на своих подчиненных. — Знаешь, из тех людей, которым говоришь только «синий» и «пятница», а они находят ответ. — Но не только детектив, — твердо сказала матушка, — иначе бы ты не спрашивал меня о такой редкости, как лечение ауры, поврежденной одновременным воздействием… ауры… Погоди. Как зовут твоего детектива? Голос ее был настороженным, словно она ждала определенное имя, словно заранее знала ответ, и тот ее не радовал. — Николетт Беркхардт, — нахмурился Шон. — Возможно, она сменила имя. Ее биография явно подкорректирована кем-то. Я планировал выяснять постепенно, кто она такая. — Конечно, — мягко сказала матушка. — Конечно она сменила имя. В конце концов, она должна была умереть еще полтора года назад. А она… детектив, ты сказал? Детектив Беркхардт. Сильная девочка. — Ты знаешь ее, — уверился Ренард. — Я видела ее лишь раз, — осторожно начала матушка. — Один мой… старый друг пригласил меня для консультации… Я видела ее лишь раз. В больнице. Она сидела на кровати и спросила меня только, успеет ли она побывать на похоронах одного дорогого ей человека и убить другого, что никогда не был ей дорог. Я сказала, что у нее есть не больше полугода. Прошло два. Думаю, нужно извиниться. Ты откроешь ей свою природу? Было бы проще, если бы Беркхардт знала, но пока не ясно, какие скелеты у нее в шкафу, а матушка явно не поделится знанием — она всё же была ведьмой, а значит скрытность была частью ее сущности. Да и некоторые секреты должны оставаться секретами. Не то, чтобы рано или поздно Шон не поймет, кто же Никки на самом деле. — Значит, — продолжила матушка, — нужно придумать, как давать лекарства скрытно. Зелье — идеальный вариант. Пара капель в кофе — и дело сделано. Я вышлю тебе рецепт. С проклятьями и прочим разберемся позже — что там к ней пристало, еще посмотреть надо, да и проклятые, как правило, умирают от порванной ауры, а не от самого проклятья. Она была готова помогать. Это немного настораживало, потому что да, матушка была ведьмой, а ведьмы никогда ничего не делают просто так. Можно было предположить, что ее ведет чувство вины или такими образом она закрывает старый долг перед «другом», но было что-то еще, что-то, от чего мурашки шагали по позвоночнику. — Ты поймешь позже, — словно подслушав его мысли, сказала матушка, — а пока, Шон, ответь мне всё же на вопрос. — Какой? — уточнил Ренард, поражаясь и восхищаясь этой женщиной в который раз. — Она хорошенькая? — лукаво спросила матушка. Шон посмотрел через стеклянную перегородку на основное помещение участка, где Никки Беркхардт что-то говорила своему напарнику. У нее была ободрана скула, оторван рукав на блузке, но даже отсюда Ренард почти видел огонь в ее глазах, какую-то искру, что превращала ее в ту девушку-насмешку с фотографии в ее личном деле. И да, такая она была… — Опасная, — поправил Шон. — Умница, — похвалила матушка твердо. — Вот и запомни это. Привяжи ее к себе, пусть станет преданной тебе, но помни — хорошенькие ведьмочки могут проклясть. Всего-то проклясть. Шон запомнил.