cache-cache.

      Постукивают капли дождя по железным крышам, клокочут ручейки, шумят потоки подземного слива, и лишь периодически вздрагивает небо в раскатистом шорохе.       Дзёно укрывает голову насквозь промокшим плащом и ускоряет шаг, подходя к знакомому крыльцу. Пара минут — и он, наконец, укрывается в подъезде.       Знает количество ступеней наизусть, ключ легко попадает в замочную скважину, в квартире как и всегда витает невесомый аромат ванили и пахнет свежестью.       Как и всегда его встречают.       Николай с улыбкой, в одних свободных домашних штанах и белом фартуке, небрежно завязанном на спине, стоит в прихожей, продолжая взбивать венчиком крем в миске, прижимаемой к груди для удобства. — А я готовлю, в окно выглядываю и вижу фигуру родную, что спешно-спешно к дому подходит. Вот и вышел тебя встретить. — С кухни тебе всё видно, — усмехается, разуваясь, Дзёно.       К нему подходят неспешно и оставляют мягкий поцелуй на щеке, затем игриво задевают носом, оставляя на ней и след от муки. — Промок и выглядишь, как облезлый котёнок.       Ответ одаривает улыбкой обещания когда-нибудь точно убить.       По подоконнику барабанят крупные капли, из полуоткрытого окна доносится прохлада и запах дождя. Николай что-то тихо и ласково напевает, достаёт запечённые румяные коржи из духовки.       Тихо сидит Дзёно, вслушиваясь в мелодию. Он прижимает ноги к груди, утыкаясь носом в колени. На нём пижама и небольшое полотенце на плечах; со всё ещё мокрых волос лениво скатываются капельки воды. — Рецепт этого торта был придуман моей бабушкой лично, — улыбнулся Гоголь, — я помню себя совсем маленьким, лет пяти, когда она готовила его, а я мельтешил под ногами, обходя с разных сторон, чтобы уловить каждое движение её рук и каждую добавленную щепотку сахара.       Николай ненавидел своих родителей. Но всем сердцем любил ту пожилую женщину с тёплыми мягкими руками, что воспитала его, часто рассказывал о ней Дзёно. «Ты бы ей понравился, — говорил он, — она бы непременно определила тебя наилучшим кандидатом на роль моего мужа и научила готовить… что угодно научила бы. Она вообще хорошо обучала…» Сайгику всегда слушал с интересом, часто легко, совсем легко улыбаясь. Улыбаясь с грустью…       Из мыслей Дзёно вытащил негромкий стук чашек по столу, над которыми взволнованно танцевал тонкий пар. — Пробуй, — с нежностью и не без гордости сказал Николай, будто делился самым дорогим.       Он внимательно наблюдал теперь и за каждым движением Дзёно. За тем, как рука осторожно взяла вилку, как мягко приоткрылись губы, как был положен на язык первый кусочек и как он был проглочен. — Нравится? — Ты слишком пристально смотришь. Будто сейчас съешь меня целиком. — О, я так и планировал! Ты съешь торт, а я съем тебя и, таким образом, сразу попробую и то, и другое. — Довольно несправедливо, — он сделал глоток горячего чая и продолжил, — торт вкусный. С любовью к готовке тебе не забыло передаться и прекрасное умение это делать. Мне очень нравится. — Надо ведь кому-то из нас двоих готовить вкусно.       Сайгику приподнял брови в удивлении, но опустил их и, признавая поражение, улыбнулся: — Готовлю я не лучшим образом. Было бы здорово, если бы твоя бабушка научила меня делать это так же по-особенному, как делаете это вы.       Николай заботливо поцеловал его в висок: — В следующий раз готовим вместе, облезлый мой кот. — Я приготовлю твою печень…