Истинные желания отвергнутых

      Холодная зима длилась дольше обычного. Длинные и высокие сугробы после продолжительного, почти что каждодневного снегопада окутали большую часть поднебесной. На юге, где находился главенствующий храм Повелителя Снегов, слагали легенды о тяжелом самочувствии Божества, о его страданиях и боли, а до севера доходили лишь отголоски данных баек.       Ён Хэнг зиму не любил, на улицу высовывался крайне редко, отдавая предпочтение любованию огнем в печи, который приятно трещал и грел юное тело. Он мог часами, обняв колени, рассматривать языки пламени, которые колыхались от одного дуновения, утихали и снова возрастали. Сидя в одиночестве, Ён Хэнг с тоской вспоминал, как в детстве сидел с сестрами, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, и любовался вместе с ними огнем. Тогда, в детстве, он казался таким необычным. Каждый смотрел на пламя и видел свое: Мэй-Мэй пугалась, потому что ей чудились рыжие змеи; Ланьши хихикала над младшей — ей в огне виделась победоносная, но кровавая, битва; Лао же уходила в глубокие метафоры, сравнивая тепло огня с чем-то личным и непонятным каждому. Ён Хэнг не помнил уже, о чем он сам думал тогда, глядя на огонь в домашней печке, но сейчас огонь ему казался всего навсего простым, скучным источником тепла.       Когда через три холодных месяца солнце наконец озарило небо, украшенное разорванными облаками, все смертные облегченно вздохнули — тяжелая зима подходит к концу. Сугробы растаяли вместе со снежными крепостями, которые так старались строить детишки, показалась серая травка, потекли прохладные ручейки. Природа потихоньку оживала. Растения тянулись к солнцу, приветствуя его, словно своего повелителя, кланялись его с почтением, благодарили.       Теперь на улице пахло весной, свежестью и теплом. Ён Хэнг просыпался под щебетание счастливых пташек, и слушал их радостное пение над головой целый день.       Деревья ещё не покрылись зеленью, на них только-только зарождались почки. С крыши свисали мокрые сосульки, с них капала прохладная вода и, падая, образовывала лужицы на пороге. Ён Хэнг, глядя на это, качнул головой, недовольно фыркнул, и принялся сгребать с каменной дорожки остатки снега, делая это по инерции и без особого интереса. Его мысли были заняты совсем другим — скукой. Тяга однообразных дней раздавливала его, как детишки раздавливают своими пальцами голову таракану, который угодил им в ладоши. Мозг просто изнывал от неё почти каждый день, так и молил о чем-нибудь неизведанном, сложном, о чем-нибудь, над чем можно было ломать голову не один день. Настольные игры приелись, каллиграфия — тоже. Хотелось чего-нибудь, что раззадорит душу и мозг. В такие моменты Ён Хэнг с грустью вспоминал отца. Тот всегда говорил, что если тебе скучно, то бери в руки карты и вино. Но вином Ён Хэнг не баловался — некрасиво это было перед старшим, а карт в деревне найти не смог. Стоило о них спросить, как люди разводили руками и начинали говорить, что у них в такое играть не принято. А от туда, где принято, тащить эти самые карты ради одного мальчишки никто не собирался.       Казалось, что уже ничто не доставляет Ён Хэнгу счастья. Раньше он мог преспокойно закрыться у себя в комнате и до самого вечера решать непосильные для человека его возраста задачи, или читать литературу, которую преподают в университетах. А в небольшой библиотеке при храме книг по математике или другим наукам не находилось, только по практикам даосизма да по боевому искусству, но они были древнее самого Ён Хэнга. Их было страшно в руки брать — рассыпятся, не дай Небеса. Была ещё одна по травоведению, но её Ён Хэнг прочел раз сто, и ничего в голове не уложилось. Для него трава — есть трава и искать в ней путь для получения бессмертия, как это пытался автор, не стоит. Быстрее издохнешь, перепробовав все способы, что описаны в книге.       В деревне о научных книгах спрашивать тоже толку не было, если только просить у купцов, чтобы те из города притащили, но тогда им придется отдать весьма круглую сумму, которой, конечно же, у Ён Хэнга не было. Платил ему дедушка Пин просто от доброты душевной, потому что, естественно, ни о какой ежедневной или ежемесячной зарплате речи идти не могло. Так что и о покупке чего-то дорогого, нового речи идти не могло.       Ён Хэнг пытался занять мозг самыми различными мыслями, которые, в конечном итоге, превратились в безобразный шум, который было невозможно разобрать даже ему самому. — Эй! Э-эй! Есть кто? — прозвучал мужской голос за воротами.       Услышав его, Ён Хэнг отвлекся от собственных мыслей, которые, подобно стае птиц, разлетелись кто куда. Он нахмурился, сжал метлу посильнее, но на зов не ответил и продолжил грести почерневший от грязи снег.       Голос был ему незнаком, и даже отдаленно не был похож на голоса деревенских мужиков, с которыми порой приходилось вступать в разговор. Поэтому Ён Хэнг решил лишний раз не рисковать. Кто знает, может быть, за воротами скрылся какой-нибудь гнусный воришка, потому что обычных путников он видел на пороге храма весьма редко, только если те вдруг заплутали или уж очень сильно нуждались в благословении Богов. — Э-эй! Господин Пин? — голос всё не унимался. Судя по звукам, его владелец несколько раз подпрыгнул, пытаясь заглянуть через тяжелые деревянные двери, а после принялся барабанить по ним кулаком.       Неравномерный стук бил по ушам Ён Хэнга и выводил его из душевного равновесия, которое и так не особо наблюдалось у него по утрам. Это лишь дедушка Пин его приучил воспринимать утро иначе, относится к нему, как к доброму товарищу, который поможет настроиться на весь оставшийся день. Но когда твоего «товарища» вдруг начинали отгонять бесконечным стуком в закрытые двери, тут невольно позабудешь о всяком внутреннем спокойствии.       Ён Хэнг тяжело вздохнул, гаркнул сам себе что-то грубое под нос и, подойдя к дверям, осторожно приоткрыл их. — Вы чего кричите?! — хмуро спросил он, выглядывая из-за щелки. — Это храм, а не дешевый постоялый двор! — Ой, прошу прощения! — поспешил извиниться незнакомец. — Я не знал, что у господина Пина гости!       Незнакомец выглядел весьма прилично: он был высоким, широкоплечим, с длинными светлыми волосами с рыжеватым отливом, а глаза уходили в светлый карий. Одеяния его были просты, но сшиты из дорогой красной ткани — он явно не бродяга и не вор, как сначала подумал Ён Хэнг. Бродяга бы не выглядел столь опрятно и аккуратно, а вор бы, наоборот, обвесил бы себя золотом да яшмой, лишь бы походить на богача. — Я не гость, я здесь работаю, — бросил Ён Хэнг, внимательно изучив незнакомца. — Работаете? — удивился тот. — Но я никогда Вас здесь не видел! Вы наверное, здесь совсем недавно? — Уже как четыре года, — желая поскорее закончить пустой, не имеющий в себе особо никакого смысла разговор, бросил Ён Хэнг, но личное любопытство взяло верх, и он добавил: — А зачем Вы спрашиваете? Вы кто вообще такой? — Ну как же! Я местный почтальон, так что должен знать о новых жителей нашего поселения. — Местный почтальон? Что-то я тоже ни разу Вас не видел, — недоверчиво протянул Ён Хэнг, прищурив и без того узкие глаза. — Ах, да я… Я в отъезде был. Навещал своего отца, помогал ему по работе, вот Вы, наверное, и не успели меня увидеть, — объяснялся незнакомец, но тут же вспомнил о приличиях и представился: — Моё имя А-Сянь. — А Сянь? — Не А Сянь, а А-Сянь. Как к другу.       Ён Хэнг недолго помолчал, смакуя на языке это приторное и праздное «А-Сянь», а на лице его играла недовольная гримаса. — Но мы не друзья, — заключил он в итоге, и сплюнул воздухом. — Да, но ведь нам ничего не мешает ими стать, — А-Сянь всё продолжал добродушно улыбаться. — Более того, меня все так зовут!       Дружелюбный настрой А-Сяня пугал Ён Хэнга ещё больше, чем если бы тот набросился на него с кулаками. Драться-то его научили, в том случае он бы не пропал, а вот лестное дружелюбие кололо не только уши, но и сердце, которое, побоявшись чего-то своего, надуманного, заколотилось и заныло.       На пороге наконец показался дедушка Пин. Он, заложив руки, спустился по ступенькам и подошёл к юношам. Ён Хэнг сразу сделал шаг назад — за дедушку Пина. Сердце наконец перестало испуганно метаться из стороны в сторону, подуспокоилось, притихло, но всё ещё было настороже, готовясь в случае опасности убежать от неё прочь. — Ох, А-Сянь. Как приятно увидеть тебя вновь, — ласково произнес дедушка Пин. — Господин Пин! — А-Сянь вежливо поклонился и снова выпрямился, сделавшись выше и господина Пина, и всё ещё хмурого Ён Хэнга. — Как твои дела? — Всё потихоньку. А Ваши как? — Тоже неплохо. Как видишь, теперь я не так одинок, как раньше. У меня появился помощник. Ён Хэнг.       В ответ Ён Хэнг неприветливо хмыкнул и отвернулся, когда его без спроса решили представить, а А-Сянь оживился, нетерпеливо перескочил с ноги за ногу и кивнул головой. — Ах, господин Ён, значит! Очень рад знакомству.       Ён Хэнг пробормотал из вежливости что-то вроде «и я тоже», хотя по его угрюмому лицу этого сказать было нельзя. Он продолжал сжимать в руках метлу и взглядом выискивал грязь, которую можно было ей смести, а, заметив, тут же отошёл от дедушки Пина и А-Сяня и принялся мести тропинку.       Господин Пин проследил за Ён Хэнгом, печально покачал головой и взглянул на А-Сяня, который не отрывал взгляда от Ён Хэнга. — Неразговорчивый он. — ласково проговорил старик. — Даже мне, вижу, порой не доверяет. Ты уж не злись на него, А-Сянь, — он повернул голову на почтальона, немного помолчал, а после кивнул.       А-Сянь сначала смутился, потом слегка улыбнулся и кивнул старику в ответ. Тот ушел обратно в храм, а А-Сянь медленно, подпрыгивая и насвистывая себе что-то под нос, подошёл к работающему Ён Хэнгу. — Господин Ён? — начал А-Сянь.       Ответа не последовало, Ён Хэнг только ещё громче принялся мести дорожку, всем своим видом показывая, что разговаривать он не намерен и предпочел бы, чтобы его оставили в одиночестве. Желательно, на несколько часов. Но А-Сяня это не остановило. — Господин Ён, а Вам нравится здесь, у нас в Тонгане? — Какая разница? — фырчал Ён Хэнг. — Ну как же! — продолжал А-Сянь резво. — Я же местный почтальон, мне нужно знать… Может быть, Вы чем-то недовольны! Или Вам чего-то не хватает, и это нужно отыскать! Да и любопытно всё же! — Всего мне хватает, — бросил Ён Хэнг, стукнув метлой по каменной тропинке, поднимая пыль. — А у местного почтальона что, дел мало? Что он тут крутится и разговоры с каждым встречным заводит?       А-Сянь ненадолго замолчал, стараясь сохранять спокойствие. — Сейчас дел действительно мало, господин Ён. Я ведь только вернулся! Можно сказать, только что с дороги! Даже толком отдохнуть не успел. Но если вдруг у Вас появится для меня задание, я с радостью его выполню.       Ён Хэнг вновь стал хмурым, на его лице повисла холодная тень, и он замолчал. А-Сянь почувствовал себя неприятным гостем, пнул пустоту, разглядывая чистые дорожки, и тоже замолк. Повисло неловкое молчание, от которого даже Ён Хэнгу становилось не по себе, из-за чего он принялся мести дорожки ещё громче и активнее. — Что ж, — А-Сянь прокашлялся, на пятках разворачиваясь к выходу. — Наверное, мне пора. Не стану напрягать Вас, господин Ён!       Ён Хэнг лишь головой кивнул, бурча на прощание. И сдалось ему это общение с каким-то там почтальоном. Он сам в состоянии себе достать всё, разве что только одного ему не хватало — игральных карт, коих найти он сам никак не мог. Осознав это, Ён Хэнг обернулся. В его глазах мелькнул огонек надежды. «Почтальон! Раз почтальон, значит, должно быть, носит письма не только по деревне, но, может быть, и в город», — подумал Ён Хэнг. — Постойте, — твёрдо произнес он и, подбежав к А-Сяню, который уже думал закрыть ворота, исподлобья взглянул на него. — Мне нужны карты. — Карты? — переспросил оживлённо А-Сянь, повернув голову на Ён Хэнга. — Да. Игральные. Я их ищу уже давно, но здесь купить не у кого. А раз Вы почтальон, то, я подумал, что Вам не составит труда мне их принести. Но если составит, то и не надо, я без них обойдусь. — Хорошо! Завтра же принесу! Может быть, Вам нужны какие-нибудь особенные? Нет никаких пожеланий? — Никаких, — бросил Ён Хэнг. Он бы мог попросить те, что когда-то рисовал его отец, но прекрасно понимал, что их в этом мире уже не существует, а если они и существуют, то цена им будет раз в десять больше, чем у обычных. — Понял-понял, — А-Сянь подпрыгнул на месте и счастливо улыбнулся. — Ждите меня, господин Ён!       А-Сянь, радостно подпрыгивая, пошел вниз с горы. Ён Хэнг смотрел ему вслед и, как только тот скрылся за горизонтом, угрюмо хмыкнул. Ему было не понять глупой и слишком громкой радости. Хотя, может быть, он всегда такой — дурачок. Дурачок, с которым все тянутся говорить хоть до рассвета, смеяться то ли с ним, то ли над ним, а ему только в радость. Ён Хэнг этого не понимал и понимать не хотел. Он ценил тишину. Особенно начал ценить, как оказался здесь, в храме Генерала Цзянчжоу. Дедушка Пин приучил его принимать тоску, ценить её, и когда кто-то вдруг решил вторгнуться в эту тоску, у Ён Хэнга начинал чесаться язык на оскорбления. — Ён Хэнг, — дедушка Пин подошел к нему со спины, по-старчески улыбаясь. — А-Сянь тебя напугал? — Напугал? Ничуть, — отводя взгляд, ответил Ён Хэнг. — Ты стал редко общаться с людьми, как поселился здесь. Молодому юноше без товарищей будет сложно на своем жизненном пути. — Я прожил четыре года без всякий товарищей. — Ох, внучок, четыре года — разве это жизнь? — рассмеялся дедушка Пин. — А-Сянь неплохой юноша, но такой же одинокий, как и ты. Ты уж его не обижай. — Я и не обижаю, — чувствуя себя самым настоящим внучком, пробурчал Ён Хэнг. — Он просто… Шумный слишком. А вы меня сами учили, что нужно ценить тишину. — Тишину можно и вдвоем ценить, и втроем. Иногда даже в шуме можно найти тишину.       Ён Хэнг тяжело вздохнул и кивнул, принимая мудрые наставления, которые полностью сможет понять лишь через время, а сейчас будет их всего-то обдумывать. — А вы с А-Сянем давно знакомы? — ненароком спросил Ён Хэнг. — Давно-давно. Он мне тоже уже стал, как внук. Пока ты ещё тут не поселился, он мне приносил еду из деревни. Дрова таскал, помогал содержать храм. Если мне что-то понадобилось, он тут как тут. Он, наверное, и тебя спрашивал, чего тебе надо. — Спрашивал… Я карты у него попросил. Но не уверен, что он их отыщет. Я у всех лавочников спрашивал, ни у кого не нашел. А в город… навряд ли он ради меня пойдет.       Дедушка Пин ласково посмеялся: — Не недооценивай А-Сяня. Однажды он принес мне скорлупу каштана. У меня был кашель жуткий, я ходил по всем лавкам, по знакомым, ни у кого не было, а он отыскал и отвар мне помог сделать. Так что и карты твои отыскать может. Ты уж его отблагодари, если что, пригласи в храм на чай, угости.       Ён Хэнг насупился, по-детски надул губы и отвернулся, а дедушка Пин лишь усмехнулся по-доброму и потрепал его по голове.       Гостей Ён Хэнг не особо жаловал и такой чертой как гостеприимство не обладал. Пока его сверстники встречались у друг друга дома, маленький Ён Суэ был вынужден сидеть с отцом и его братом, играя в карты. Мать всякий раз сетовала по этому поводу, а отец лишь отмахивался и говорил, что сынишке и так хорошо. По его словам, лучше партии в карты и выпивки быть ничего не может, вот он и Ён Хэнга с малых лет приучал к этому. Разве что пить не давал. «Не дорос, — говорил, — Можешь понюхать только, а пить на день рождении будешь.»       Когда день сменил другой, Ён Хэнг, как обычно, вышел на улицу. Пахло ранней весной, прохладой и сыростью. Певчие птицы снова голосили на своем языке, перекликались между собой и улетали вдаль, за светлейший горизонт.       Печально вздохнув, Ён Хэнг осмотрел территорию, поправил амулеты на дверях, проверил, все ли в порядке с деревьями, что раскинули свои ветви у храма. Но всякий раз он бросал взгляд на тяжёлые ворота, не зная, хочет ли он услышать громкий стук в них или все же нет. Стоило ему об этом подумать, как знакомый голос за воротами прозвучал: — Господин Ён! Господин Ён! — Пришел всё-таки… — буркнул про себя Ён Хэнг и, подойдя к воротам, приоткрыл их.       За ними стоял улыбающийся А-Сянь. На поясе у него болтался небольшой мешочек. — Доброе утро, господин Ён. Не разбудил? — Нет. — Вот и славно! Так, Вы просили карты, — протянул А-Сянь и выудил из мешочка небольшую коробочку. — Такие подойдут?       Ён Хэнг про себя удивился, но на лице сохранял безмятежное спокойствие, взял в руки коробочку, достал из неё карты, проверил их рисунок и как они лежат в руке. Карты были дешевые, рисунок — тусклый и какой-то безжизненный. Красного цвета мастера пожалели, а художники явно не знали о композиции и работе с тушью. Если бы отцу Ён Хэнга достались такие карты, он бы отказался их даже в руки брать, а об игре и речи не могло идти, но Ён Хэнг играть с ними не собирался. Всё равно не с кем, а с дедушкой Пином играть в подобное было бы актом инфантильности и неуважения. — Сойдет, — бросил Ён Хэнг, складывая карты обратно. — Благодарю. — Не за что, господин Ён. С Вас десять медных монет, — выставив вперед две пятерни, объявил счастливый А-Сянь.       Ён Хэнг запнулся, округлил глаза и вновь сделался задумчивым. Он принялся рыться по карманам, в надежде отыскать хотя бы одну монетку. Пальцами Ён Хэнг смог насчитать лишь пять и, вытащив их, протянул А-Сяню. — У меня есть только пять. — Ну-у, пять это как-то… маловато! Я ведь их не здесь покупал… На дорогу столько сил потратил! — Да какое же маловато?! Эти карты и трех монет не стоят! Если не отдадите за пять, я пойду и найду того, кто отдаст их за три! — принялся торговаться Ён Хэнг, как отец учил.       На А-Сяня данная уловка не сработала, он лишь заулыбался, а после и вовсе рассмеялся, похлопывая себя по коленям. — Но Вы, господин Ён, сказали, что здесь вы никого не нашли, кто бы Вам их продал.       Поняв, что сам себя опозорил, Ён Хэнг промолчал, и, смутившись, отвел взгляд. — В таком случае, мне карты не нужны. Спасибо, — пробурчал он в конечном итоге, пихнув коробку в грудь почтальона.       А-Сянь хихикнул и положил руки на руку Ён Хэнга, которой тот прижимал карты к его груди. — Я шучу, господин Ён. Никаких монет от Вас не попрошу. — Глупые у Вас шутки, — фыркнул Ён Хэнг. — Ну, уж какие есть, — пожав плечами, ответил А-Сянь и, вернув карты Ён Хэнгу, отошел, чтобы он вновь не решил их возвращать.       Ён Хэнг смутился ещё больше, теперь уже не только своей глупости, но и своей немощности. Он поджал губы и снова принялся разглядывать карты, которые уже перестали казаться ему такими уж безобразными. Да, где-то они явно были не идеальны, и он, возможно, сделал бы лучше, но он же не сделал, а значит, об этом и говорить нет смысла. — И что же? Вы совсем денег не возьмете? — переспросил Ён Хэнг. — Вы же ходили, искали. Некрасиво как-то… — Не возьму. А если будете пихать, я убегу! Считайте, что я Вам их подарил. По дружбе.       «По дружбе» повторилось в голове Ён Хэнга и ударило его в затылок. — Но мы ведь… — начал было он, скрепя зубами, но так и не закончил.       Ён Хэнг взглянул в глаза А-Сяня, который продолжал улыбаться так, словно они познакомились давным-давно. Ласковое солнце плясала на его щеках, игралось в светлых волосах, от чего он сам стал походить на солнечный лучик. Весь такой ласковый, теплый, существующий просто так, чтобы радовать людей и спасать их в холода. — «Мы ведь» что? — наклонив голову, невинно спросил А-Сянь. — Ничего, — вздохнул Ён Хэнг. — Благодарю ещё раз. Может быть, Вы зайдете на чай?       Уверенная улыбка А-Сяня вдруг дрогнула, он замешкался, застеснялся, принялся переступать с ноги на ногу, чесать затылок… — На чай? — удивился А-Сянь. — Ну… Да. По дружбе, — тихо и робко подтвердил Ён Хэнг, хотя на лице его не было и тени смущения, только трескающая по швам серьезность. — Честно говоря, был бы не против! — приободрившись, ответил А-Сянь. — Если, конечно же, я Вам не помешаю. А то вдруг Вы заняты… Посетители, может быть, в храме! — Да какие там посетители, — усмехнулся Ён Хэнг. — Вы за неделю единственный.       Ён Хэнг открыл ворота, пропустил А-Сяня и провел его до храма. Они прошли через главный зал, где тлели благовония, которые жёг один только дедушка Пин. На стенах висели старые гобелены, потерявшие свой цвет и яркость. Время их не жалело.       По широкому коридору Ён Хэнг и А-Сянь дошли до столовой, которая была отделена от кухни тканевой занавеской. Здесь стоял запах теплого риса и тушеных овощей, а с улицы тянулась весенняя прохлада. — Присаживайтесь, — бросил Ён Хэнг всё также угрюмо и скрылся за занавесочкой.       Он принялся рыскать по полкам в поисках чайных листьев и ягод. Нашел, бросил всё в гайвань, налил родниковой воды в чайничек и принялся ждать, пока вода закипит, тревожно топая ногой. А-Сянь ответил ему стуком пальцев по столу. Он перебирал ими, словно играет на цине, подбирал мелодию, сбивался и снова начинал хаотично стучать по деревянной поверхности.       Когда чай был готов и первая заварка прошла свой особый обряд, Ён Хэнг вынес поднос с гайванем и пиалами к столу, расставил всё, разлил чай, вспоминая, как это делала сестрица Лао, когда к отцу приходили гости, и ей, как старшей, приходилось их обслуживать со всеми почестями, словно она не носительница фамилии Ён, а какая-то служанка. — Дивно пахнет, — тихонько похвалил аромат А-Сянь. — Меня дедушка Пин научил, — улыбнулся Ён Хэнг и сел напротив А-Сяня. — Дедушка Пин — хороший человек. Он и сам не раз мне помогал в трудную минуту. — А он мне рассказывал, что это Вы, А-Сянь, ему помогали всегда. — Ну, чего таить, и я ему помогал, и он мне! Он, вот, научил меня за огородом ухаживать. И семена давал. — У Вас есть огород? — И не только! И огород, и фруктовые деревья, и скотина тоже есть! — Фу, — у Ён Хэнга при слове «скотина» даже нос задергался. — Ничего не «фу»! У меня очень прелестные животные: курочки, козлики… И даже дикий свин есть! — Дикий свин — не домашняя скотина! Кто вообще будет держать кабана в доме? — Не кабана, а свина! Ему со мной хорошо, никогда не жаловался. Хотите, я Вас познакомлю? — А-Сянь потянулся к Ён Хэнгу через стол, но тут же вспомнил о приличиях, заволновался и сел нормально. — Нет уж, спасибо, — недовольно буркнул Ён Хэнг. — Не хватало ещё, чтобы он мне тут всё раскопал в поисках желудей. — Он очень послушный, господин Ён! — Ещё и воняет наверняка… — не унимался Ён Хэнг, корча недовольные лица от возмущения. — Не воняет! Я его мою в конце каждой недели! — повысил голос А-Сянь. — Фу, — снова бросил Ён Хэнг, насупился и отвернулся.       А-Сянь тоже замолчал, но глазами забегал по комнате, так и ища то, с чего вновь можно было начать разговор. — А вы, господин Ён, здесь ведь четыре года уже живете, верно? — быстро выдумал вопрос А-Сянь. — Да. — А как там… Господин Шэн? И его дети? — Господин Шэн? — Ну да, он продает фрукты в деревне. А его жена — швея, каких ещё поискать надо! — Не помню такого… — Как же! Вы же здесь четыре года живете! И не знаете? Он ведь, только к нему подойдешь, так сразу примется болтать, как у него дела! — Я в деревню выхожу не так часто, только по делам. Да и нет у меня времени заводить бессмысленные знакомства. — Вот значит как… Надеюсь, что знакомство со мной не было для вас бессмысленным!       Ён Хэнг снова многозначительно замолчал, тем самым заставив А-Сяня занервничать и искать новую тему для разговора, но Ён Хэнг начал говорить раньше: — А-Сянь, а могу ли я спросить, какое у Вас полное имя? — Ээ? Разве это имеет значение? — Имеет. Вы же мое знаете. — Да я разные имена знаю… Не все, конечно, запоминаю, но знаю — многие. А мое… Моё имя, как привыкли произносить, такое я и ношу. Здесь я для всех А-Сянь; а где-то, может быть, Асянь; а в другом месте буду Усянем… — Но ведь имя многое говорит о человеке. Кто-то его даже выбирает… особенное. Чтобы у него судьба была. А Вы вот так вот раскидываетесь! Асянь, Усянь… — Судьба? У имени? Я думал, это у человека судьба… — У человека, да. Но ведь многие, вон, пойди и спроси старшее поколение, скажут, что от выбора имени зависит судьба! — И Вы в это верите? — Ничуть, — отрезал Ён Хэнг. — Мой отец говорил, что это бредни. — Вот и я тоже так считаю. Привык быть А-Сянем. Да и мне нравится. Но если Вам, господин Ён, вдруг неприятно, Вы говорите, я что-нибудь придумаю! — Да вот… Странно это. Я к Вам на А-Сянь, а Вы — «господин Ён» — Хотите, буду звать «Хэнг-сюн»?       Ён Хэнг взглянул на радостного А-Сяня, который выглядел так, словно только и ждал этого момента, чтобы отбросить оковы ненужной вежливости. В горле образовался неприятный комок, который так и норовил выскочить на язык, заставив его болтать всякую чепуху, как делают обычно друзья, встретившись после долгой разлуки. Но Ён Хэнг себя сдерживал, даже щеки надул, не желая выпустить неосторожное счастье. — Ладно, — без особого энтузиазма бросил Ён Хэнг, но и это А-Сяня обрадовало.       Он аж чуть не подскочил из-за стола, ударился коленками об него и зашипел от боли, а Ён Хэнг вытаращился на него, как старшая сестра на непоседу-брата. — Аккуратнее же! Стол повалишь! — Ай-яй-яй… А ты только за стол беспокоишься, Хэнг-сюн? — А чего мне за тебя беспокоиться? Не стеклянный же! — Как грубо! — театрально всхлипнул А-Сянь, потирая коленку. — Ничего не грубо. Правду же сказал! — Чего вы тут расшумелись, мальчики? — на пороге столовой появился дедушка Пин. На его лице не было ни капли раздражения или злости, он лишь спокойно улыбался, как делал это всегда. — Ой, господин Пин, доброе утро! — перестав тереть коленку, которая и не болела вовсе, радостно произнёс А-Сянь. — Доброе-доброе. Не ругаетесь? — Нет-нет, что вы! — ответил А-Сянь и взглянул на Ён Хэнга, который стоял, сложив руки на груди, и глядел к окно. — Можно сказать, что мы даже подружились!       В этот момент Ён Хэнг мельком взглянул на А-Сяня, но тут же, чтобы остаться незамеченным, вновь принялся выискивать что-то за окном. — Подружились? Ну это хорошо, хорошо… А то я уж заволновался, что вы тут драться удумали. — Ни в коем случае! Особенно в храме.       Дедушка Пин по-старчески посмеялся и кивнул головой. — Может Вам приготовить чего? — Нет! — в один голос сказали Ён Хэнг и А-Сянь, взглянули друг на друга. Ён Хэнг смутился, отвел взгляд, А-Сянь тоже смутился и принялся чесать макушку. — Не стоит, дедушка Пин. Если что, я сам что-нибудь приготовлю, — бросил Ён Хэнг. — Хе-хе, я и не сомневался, внучок. Ну, тогда, прошу прощения мальчики, что вас потревожил, — и, сказав это, дедушка Пин удалился.       Ён Хэнг и А-Сянь переглянулись, и улыбка возникла на губах к обоих. — А ты и готовить умеешь? — всё ещё улыбаясь, протянул А-Сянь. — Пришлось научиться. Да и как же мне в двадцать шесть лет не уметь готовить! — горделиво ответил Ён Хэнг, поиграв плечами. — Двадцать шесть? А по тебе и не скажешь, что тебе двадцать шесть, Хэнг-сюн! Я-то думал, что старше тебя хотя бы на годика четыре! — А тебе самому-то сколько? — Двадцать семь.       Ён Хэнг, не веря своим ушам, бросил на А-Сяня оценивающий взгляд, прошёлся им с головы до ботинок. Действительно, он похож на обычного двадцатисемилетнего деревенского мужчину. Не хватает только накачанных от тяжёлой работы в поле рук и бороды. Думая об этом, Ён Хэнга настигло ужасное осознание, которое, подобно змее в лесу, напало исподтишка: в двадцать шесть лет у его отца уже был он, был бизнес и собственный дом. А у него? Ничего. Даже дома собственного не было. И навряд ли будет. Если только он не сбежит, как его отец, и не примется бороться за мечту, которой уже толком и не было в его голове.       Эта мысль заставила Ён Хэнга снова помрачнеть, насупиться и уставиться в пол. — Двадцать семь… — повторил Ён Хэнг. — У тебя, наверное, семья уже есть? — Неа, — свободно бросил А-Сянь. — Я живу один. — Совсем совсем один?       А-Сянь кивнул головой ни то печально, ни то утвердительно. Ён Хэнг вспомнил, как дедушка Пин говорил ему, что А-Сянь такой же одинокий, как и сам Ён Хэнг, хотя выглядел он совершенно неодиноким. Вечно дурит, смеётся, громко говорит, руками размахивает… Такие люди, по мнению тихого и молчаливого Ён Хэнга, пользовались популярностью и среди юношей, и среди девушек, а на деле они оба сидели в одной луже под название одиночество. — Ну, точнее, я не совсем уж один. Говорю же, у меня есть скотина всякая… и свин! — разбавил тишину А-Сянь. — Да что ты заладил со своим свином! — топнув ногой, прикрикнул Ён Хэнг. — А почему бы и нет? Ты его просто не видел, вот и не понимаешь! — Ещё б мне его видеть! Больно надо. — Ну что ты так, Хэнг-сюн! — А-Сянь вдруг, вдохновленный чем-то, вскочил из-за стола, и хлопнув по нему руками, выпалил: — А хочешь сходить ко мне в гости?       Ён Хэнг весь сжался, как напуганный птенчик, и сделал шаг назад. — Чего это вдруг ты меня решил в гости позвать? — Ну как же! Ты меня угостил, стало быть, и я должен! Заодно покажу и Ужина. — Ужина? — Да. Это я так свина назвал. — Глупее клички я не слышал, — сдерживая смешок, бросил Ён Хэнг. — Так ты придешь? — вернулся к главной теме А-Сянь. — Куда? — В гости, конечно же! — Не знаю я. Подумаю. Может быть, завтра работы будет много. И у тебя тоже! — Может быть будет, может быть — нет. Но я завтра приду, ты только жди меня!       Ён Хэнг, подняв уголки губ, хмыкнул и на душе потеплело. А-Сянь всё ещё казался ему слишком шумным, слишком говорливым, но его болтовня скрасила скучный и тоскливый день, который Ён Хэнг мог бы провести в полном одиночестве, пытаясь занять свой мозг хоть чем-нибудь. И пусть праздные разговоры не были любимым занятием Ён Хэнга, с А-Сянем они не казались такими уж и праздными.       Они поболтали ещё немного. Говорил больше А-Сянь, а Ён Хэнг лишь слушал его, дополнял, порой фыркал и закатывал глаза. Лично ему говорить было трудно: только появится мысль, только соскочит на язык, а рот никак не открыть. Тогда Ён Хэнг говорил эту мысль сам себе, задумывался и терял ход мыслей А-Сяня, у которого, наоборот, рот почти не закрывался. В какой-то момент у Ён Хэнга стали болеть уши, он заскучал. Слушать А-Сяня становилось всё сложнее и сложнее, и, заметив это, А-Сянь перестал говорить и, ссылаясь на личные дела, поспешил прощаться: — Что ж, благодарю за гостеприимство, Хэнг-сюн! — поклонившись, произнес А-Сянь. — Не смею более тебя отвлекать! — Да ты и не отвлекал толком, — пожав плечами, с тоской ответил Ён Хэнг.       Они вышли из храма, Ён Хэнг проводил А-Сяня до самых ворот. Там они распрощались, но, даже после слов прощания, А-Сянь не спешил уходить. Он ещё раз напомнил: — Я завтра приду снова. Утром. — Хорошо, А-Сянь, — устало ответил ему Ён Хэнг. — Буду ждать тебя. И спасибо ещё раз за карты.       А-Сянь широко улыбнулся и, поглядев на Ён Хэнга ещё немного, отправился домой. Ён Хэнг вновь проводил его взглядом и, когда тот скрылся где-то внизу, за деревьями, закрыл тяжелые двери.       На губах непроизвольно появилась мягкая улыбка, голова стала тяжелой, а язык болел от излишней болтовни. Ён Хэнг чувствовал себя так, словно он хорошо поработал целый день, и пару раз зевнул в подтверждение этому, пока шел обратно в храм. Даже выходя за продуктами в деревню, поднимаясь и спускаясь несколько раз по склонам, Ён Хэнг не испытывал подобной усталости, которая так и тянула улечься прямо на траву и уснуть.       Вздыхая сам себе, Ён Хэнг присел на порог и потянулся, сладко простонав. Теперь тишина и негромкие отголоски птиц били по ушам больше, чем работные крики А-Сяня, от чего на душе стало ещё противнее. — Вы с А-Сянем подружились, — оказавшись на пороге, произнес дедушка Пин.       Ён Хэнг тут же поднял голову и встретился с его добрым старческим взглядом, после хмыкнул, опустил голову и, обняв колени, сказал: — Да разве это дружба? Всего-то поболтали, вот и все. — Вы болтали как друзья. Смеялись над чем-то, шутили. Я не подслушивал, ты не подумай, но порой случайно улавливал отголоски. Наверняка вы договорились и завтра встретиться. — Договорились. Он меня и в гости к себе позвал… — нехотя протянул Ён Хэнг и цокнул языком. — В гости? Ну вот, видишь, разве это не знак дружелюбия? Ты же пойдешь к нему? — Не знаю, дедушка Пин. Я ни у кого в гостях не был. А у него ещё и скотина там живет… Свин. Ужином зовут. — Ты даже запомнил имя его домашнего питомца, — морщился от улыбки дедушка Пин. — Это хороший знак.       Ён Хэнг лишь усмехнулся сам с себя. Такие глупости решил запоминать! Имени какого-то там господина, что фрукты ему на протяжении четырех лет продавал, он не запомнил, зато кличку свиньи — пожалуйста. Ён Хэнг не знал, смеяться ему над собой или плакать, и предпочел просто смириться, как и смирился уже почти со всем в этой тоскливой жизни.