Письмо к Визави

Среда 8:30 — Сегодня я встала на полтора часа раньше. Дико не хотелось, но пришлось, так как нужно было подготовить две статьи перед работой. Получалось непросто: в этот раз одну из них я писала по определенному стилю редактора, а он, в свою очередь, требовал от статьи стеба и высмеивания. Такие темы мне всегда давались тяжело, учитывая, что я совсем не умела шутить. Особенно плохо получалось, когда настроение и вдохновение полностью отсутствовали. За окном стоял конец октября, листья на деревьях окрасились в золотистый цвет. Погода не предвещала солнца, наоборот, серые облака заполоняли небо, а холодный северный ветер пробирался под одежду и оставлял на теле мурашки. Этот год предвещал быть одним из самых холодных и дождливых в Нью-Йорке за последнее десятилетие. Одни говорили, что это связано с природными катаклизмами, другие, что все дело в смещении планет. Я шла до автобусной остановки, стиснув зубы и обхватив талию руками. Мне не нравилось метро — слишком душно и закрыто. Мне нравилось ехать до работы смотря в окно и разглядывая пейзаж. Время от времени, увидев какого-нибудь прохожего я складывала о нем своё первое впечатление; представляла как он живет. Зачастую это были пожилые люди, которые вечно куда-то брели, неся при этом тяжелые тканьёвые сумки. Однажды я видела дедушку, который переходил дорогу. Он был невысокого роста, в забавной шапке и с массивным рюкзаком на плечах. На фоне этого рюкзака дедушка казался маленьким школьником возвращавшимся после учебы. Смотря на него и думая, мне постепенно становилось печально. Я представила как в холодную погоду он идёт в свою старенькую обведшую квартиру, в которой его никто не ждёт. Как он подогревает себе бульон, принимает лекарства от мигрени и боли в суставах, и ложиться спать в одиночестве. А проснувшись поутру, подходит к окну и смотрит в него мечтая о том, чтобы кто-то из близких его навестил. Я невольно представляла, как меня ждёт тоже самое и от этого к горлу подбирался ком. Вместе с этими мыслями приходило и понимание того, что я бессознательно нагоняю на себя эту тоску, думая об абсолютно левых людях. Как будто в моей жизни не происходило ничего интересного и дабы заполнить эту пустоту, я наблюдала за другими людьми через толстое стекло автобуса, представляя как они живут. Интересно, сколько людей подобных мне, тоже могут вот так посмотреть на какого-нибудь человека и представить какой бы могла быть его жизнь? А если бы кто-то посмотрел на меня, то чтобы подумал? Многие мои знакомые говорили удивительные и в тоже время приятные вещи. При первой встрече со мной, они думали что я какая-то самоуверенная деловая особа, с хорошим вкусом в одежде и приятным дорогим парфюмом. Конечно, мне это льстило, ведь такой образ для меня был примером для подражания, который, видимо, у меня получилось воссоздать. Жалко лишь, что только внешне. *** Уже два часа я не могла отдать готовые статьи своему новому начальнику мистеру Гóвнару. Человек он был очень занятой, а потому, принимал работы сотрудников только по пятницам. Я не могла ждать до пятницы, так как до этого дня статья уже могла потерять свою актуальность и поэтому мне нужно было отдать ее в печать до четверга. Но без его проверки, сделать это было невозможно. Под конец рабочего дня, мне все же удалось застать босса и насильно, на свой страх и риск, вручить работы. — Нет. — Он закончил читать мою злободневную статью и скучающим взглядом посмотрел на меня, постукивая по столу своей любимой ручкой с красными чернилами. — Что-то не так? — Все не так, мисс Маркс. — Информативно. — Вы можете мне объяснить, в чем моя ошибка? — Слава богу, я наконец переросла тот период, когда боялась возразить начальству или потребовать от них объяснений. — Разве вы сами это не видите? — Теперь в его взгляде читалось недоумение: «неужели вы такая глупая, что не можете найти свою ошибку?». — Нет, мистер Говнар, я не вижу. — Я уже чувствую, как закипаю. Представляю, как мне хочется его задушить, вонзить ему в глаз эту красную мерзкую ручку, которой он постоянно теребит по столу. Но вместо действий расправы, я спокойно отвечаю и лишь жду, что он скажет на этот раз. — Недостаточно злобно. Вы не умеете высмеивать общественные пороки. — По вашему, глумиться над уличными музыкантами, художниками, и людьми, которые дают им чаевые — это хорошо? — Это нормально, мисс Маркс. Потому что они не несут никакой пользы нашей стране. Все эти дворовые певцы считают, что выйдя на улицу и став играть свою дурацкую музыку они будут зарабатывать приличные деньги. Кто-то из них вообще думает, что сможет прославиться. Они лишь живут на бюджет государства и в своё удовольствие. А прохожие, ещё те дураки, которые их спонсируя, думают, что тем самым совершают благо. — Мистер Говнар, — «Говнарь» — вот что я хотела сказать. Не успела, он тут же меня перебил. — Не желаю слушать дальше. Вы и так отняли у меня достаточно времени. Переделывайте или работа не будет опубликована. — Мерзкий урод, как же я хочу, чтобы он уволился. Хотя скорее это сделаю я, если он снова заставит меня писать подобные статьи. — Завтра дедлайн. — Ну что поделать… Значит нужно постараться успеть. *** «Чтоб он в аду горел». — Злобно звучит в моей голове, пока я иду делать себе четвертый кофе за сегодняшний день. Меня раздражает ситуация с начальством, но больше всего, не даёт покоя мысль о том, как я буду писать эту чёртову статью, учитывая, что до завтрашнего обеда я должна успеть показать ее этому мерзкому человеку. На кухне, как обычно, непринуждённо общаются мои коллеги. У них дела обстоят куда лучше и меня это отчасти задевает. — Привет, моя хорошая, ты чего такая кислая? — Здравствуй, Тони. Мистер Г. снова забраковал мой материал. Тони — один из моих хороших приближенных друзей, лишь отчуждённо пожимает худыми плечами, попивая излюбленный напиток «RedBull». Его попытка скрыть свое любопытство не проскальзывает мимо меня и я отвечаю: — Хочет, чтобы я высмеяла творчество уличных артистов и их публику. — Включаю кофе-машину и жду, пока моя кружка наполнится. — Ну так в чем проблема? — Все так же наигранно, словно без интереса, спрашивает. — Я тебя умоляю, ты как будто не от мира сего. Правда думаешь, что это правильно? — Если этого требует шеф, то почему бы и нет. В первую очередь — это нужно тебе, а не ему. — Мне не нужно, чтобы другие люди, читая такое расстраивались. — Я делаю глоток кофе и подхожу ближе к Тони. Его излишняя худоба меня смущает, мне кажется, что он скоро развалится, но не спешу его об этому предупредить. Как-то раз он изливал мне душу о том, что считает себя слишком полным. Ему всегда хотелось быть высоким и очень худым, находя это привлекательным для своего пола. Я же считала, что болезненная худоба — это плохо, поддерживая его тем, что он и так выглядит отлично, а это было правдой. Он действительно был красивым молодым человеком — стройным и в меру худым. Он запросто смог бы стать моделью или звездным ведущим, но он предпочёл быть публицистом и стриптизером в ночном клубе для геев. — Или ты просто не хочешь, чтобы тебя, как автора возненавидели. — Он усмехнулся и тыкнул в меня пальцем. — Конечно, учитывая, что мое мнение глубоко отличается от статьи. — Ну, моя дорогая, хочешь жить — умей вертеться. — Слишком много пафоса звучит из его уст, иногда это раздражает. — Спасибо за совет, Тони. «Именно этой поддержки мне и не хватало» — думаю про себя и иду к выходу из кухни. — Обращайся. — Самолюбиво слышится в ответ. *** Заканчиваю редактировать статью к девяти вечера, хотя конец рабочего дня уже давно окончен. Наношу последние штрихи и поскорее собираю свои вещи, чтобы как можно быстрее придти домой. На работе все ещё горит свет: где-то продолжают сидеть завсегдатаи, которые явно не спешат уходить. Я прощаюсь с теми, кто попадается мне навстречу и с чувством выполненного долга покидаю небольшой офис на Мэдисон-Авеню. Я люблю свою работу, точнее любила. До прихода нового боса я писала об искусстве: музыке, книгах, картинах, кино, различных выставках и о всем о том, что попадало под эту категорию. Мне нравилось об этом писать и самое главное — у меня это хорошо получалось. Тогда работа была в одно удовольствие, за которое я получала неплохие деньги. Наше издательство было нацелено на культуру, поэтому я туда и пошла. Но с приходом очередной инфляции, половину работников сократили, а агенство приняло решение объединиться с лидирующей, на тот момент, компанией специализирующейся на разоблачении и злободневных статьях, а также памфлетах. И так как шутить и стебать я не умею, мне начало становиться трудно угодить новому начальству. На следующие сутки я пришла на работу одной из самых первых. Это было чуть ли не достижением, которому я отнюдь не радовалась. Моя нервная система постепенно гасла, я уже забыла когда в последний раз чувствовала себя хорошо. Мне было невыносимо плохо внутри, но благо этого никто не видел. Никто не знал, что я как разбитая ваза, каждое утро собираю себя по кусочкам. Сажаю на супер прочный клей, но даже он не помогает, ведь к концу вечера мои трещины начинают расходиться и кусочки постепенно отваливаются. Я не могу назвать это депрессией. Может быть какой-нибудь апатией или опустошением. А может я просто не хочу верить в то, что мне пора в психушку с моим букетом эмоциональных травм. Снова проверяю статью. Я беру за основу чувства, которые испытываю к своему «любимому» начальству и выношу их на блокнот со злободневной статьей об уличных музыкантах. Надеюсь, в этот раз Говнарь оценит мою идею. Жду, когда он появится, но его все ещё нет. Тогда я не выдерживаю и иду к миссис Пресли — своей бывшей начальнице, ставшей теперь заместителем директора, которой я отдаю на проверку работы творческой тематики. Миссис Пресли необычайно милая дама. Все это время, работая в издательстве, она была мне как вторая мать. Мы с ней хорошо ладили и к ней я могла обратиться за советом. И в этот раз я просто хотела убедиться, что у меня все получается. Я дала прочитать ей готовую высмеивающую статью. — Хорошо, да. — Внимательно читая текст, отвечала женщина. — Конечно, текст немного грубоват, что на тебя не похоже, но работа достойная. — Благодарю, миссис Пресли. — Ты уверенна, что хочешь ее опубликовать? Мне казалось, что ты другого мнения об уличном искусстве. — Вы правы, но для мистера Говнора это вряд-ли имеет какое-либо значение. — Я грустно улыбнулась, глядя на морщинистые глаза милой дамы. После беседы с ней, мне становится чуть легче, даже спокойнее. Я делаю себе кофе и, в ожидании момента когда мистер Г. появится и сможет проверить статью, принимаюсь за другую. Мне кажется, что он нарочно тянет время и не появляется в офисе, зная, что я буду его ждать. Часы показывают двенадцать дня, а работу нужно сдать до часу. Меня снова начинает лихорадить. Пальцы на руках становятся холодными, пока я иду в отдел печати просить об отсрочке. И к моему великому удивлению, мне ее дают. Своё состояние я могу описать как поездку на американских горках: меня то бьет дрожь, вперемешку со страхом, то я испытываю облегчение с долей эйфории. В конце концов все заканчивается более менее удачно. Мне продлевают дедлайн до вечера пятницы, в который я прекрасно смогу уложиться. Даже если мистер Г. не проверит мою работу сегодня, завтра он от меня не отделается. Заранее отправляю ему готовый документ и продолжаю работать на другой статьей. Ухожу с работы в семь вечера. По дороге домой мне звонит телефон и я, думая, что это очередная реклама, скучающе тянусь за ним в карман пальто. На экране высвечивается «Миссис Пресли», на смену скуки приходит возбуждение: вдруг она звонит сообщить мне что-то важное? — Лиана, здравствуй! — Ее голос какой-то взволнованный и слегка опущенный. — Здравствуйте, миссис Пресли. Что-то случилось? — Мистер Говнар сейчас прислал мне список людей на увольнение и там твоё имя. — Я слышу, как она пытается скрыть свою жалость ко мне, как ей тяжело сообщать эту новость. — Этого не может быть. Он объяснил причину? — Спокойно спрашиваю, в то время, как мое тело пронизывают миллионы игл. — Сказал, что ты некомпетентный сотрудник, что он говорил с одним из твоих коллег и убедился в своей правоте… — Я могу как-то это исправить? — Молю. — Боюсь, что нет, милая. Я сама с ним разговаривала и просила за тебя. Привела в пример множество твоих работ, но он наотрез не соглашался со мной. Считает, что твоих статей об искусстве не достаточно. — Понимаю. — Единственное, что я могу сказать. — Мне очень жаль, Лиана, я правда пыталась его переубедить. — Спасибо, миссис Пресли… До свидания. — Не могу больше ее слушать, да и говорить тоже. Мне неловко за свою резкость, но пронзающая меня обида сильнее щемящего чувства стыда. В голове крутиться только один вопрос: «Почему?» Я отключаю звонок и мне хочется кричать. Хочется, чтобы все, что находится вокруг меня рухнуло под землю. Я испытываю самое настоящее разочарование и злобу. Чувствую, как она пробирает меня насквозь. Мои руки уже не мерзнут от холода — они горят, словно внутри них течёт самая настоящая лава. Я, возмущенная до предела, прибываю в великом хаосе внутри, но снаружи, сохраняю абсолютное спокойствие. Иду вдоль своей улицы, надеясь, поскорее добраться до дома и не развалиться от отчаянья у порога. Захожу в квартиру. Все как обычно: снимаю верхнюю одежду, отношу сумку в гостиную, затем иду на кухню и завариваю кофе. Не дожидаясь полной готовности, я, в неосознанном нетерпении и словно беспамятстве, пью обычную воду и резко швыряю хрупкий стакан в стену. Меня начинает бить дрожь. Только не это. Только не очередной удар в спину и конец всему, что я сделала. Прокручиваю недавние события. Вспоминаю разговоры со своими «коллегами», ищу предателя. В мыслях сразу же всплывает Тони, со своей гримасой полной пофигизма. Я была точно уверена, что это он. Человек, которого я считала другом сдал меня не моргнув и глазом. Мне было больно, невыносимо. Меня опять предали. Опять оставили одну. Из глаз медленно просачиваются слёзы, а к горлу подкатывает сплошной ком. Я прикрываю веки и давлю перегородку носа, чтобы не допустить истерики. «Черт. Черт, черт, черт». Ничего не получается. В голове крутятся наглые мысли о том, как все идёт в бездну. Как с каждой моей попыткой наладить жизнь удача ускользает от меня. Я остаюсь одна. Совершенно одна. Мне не с кем поделиться, мне некуда пойти. Мне нечего предпринять. Я теряюсь в омуте кромешного страха и отчаянья. Меня все сильнее тянет на самое дно. Не знаю как быть, хочется уже просто со всем этим покончить. Направляюсь в спальню. Единственное желание — рухнуть на кровать, единственное, которое может осуществиться. И я падаю заливаясь слезами. Молча глотаю воздух смотря в потолок и ощущаю на лице мокрую дорожку. Чувствую безысходность и пустоту. *** Шторы на окнах все ещё распахнуты, лунный свет, пробравшись в спальню, освещает мою кровать. На прикроватных часах светятся цифры 23:37. Я продолжаю лежать в постели и пытаюсь найти повод, чтобы встать и что-то сделать, но понимаю, что ни моих сил, ни желания у меня нет. Наконец, поднимаюсь от дикого желания выпить воды: я пью ее слишком мало. Обычно мой рацион составляет больше пяти кружек кофе, если повезёт, то только три. Он никогда не действовал на меня как энергетик, могу поклясться, что другим людям тоже особого эффекта не приносил. Кофе стал просто как что-то неотъемлемое в моей жизни — с него я начинаю свой день и им же его заканчиваю. Потом как помешанная, двадцать четыре на семь, использую воздухоувлажнитель и бывает, что стою возле него по пять минут дыша паром и увлажняя кожу рук. Глупо, конечно, но зато эффективно. Чувство обезвоживания приходит внезапно. От него я могу проснуться в глубокой ночью и залпом опустошить два стакана за раз. Могу захотеть пить, будучи принимая ванну или находясь в транспорте. Казалось бы, что давно пора сделать выводы и завести хотя бы бутылку, но такие мысли посещают мою голову с такой-же скоростью, как и вылетают из неё. Ещё лучше, когда я помню обо всем, но откладываю это в дальний ящик. В квартире свет горит только над барной стойкой. В кофемашине стоит забытый готовый напиток. Осколки от стакана посверкивают между входом на кухню и ванную комнату. Я стою у окна, все ещё в уличной одежде и зачем-то держу полупустой стакан с водой. В голове витают неприятные мысли о работе: они навсегда останутся в моей памяти и будут мучать каждый раз, как только я стану терпеть неудачу. В такие моменты мне хочется исчезнуть, а ещё лучше — уйти в самый настоящий загул. Забыть обо всем на свете и просто шататься по клубам и пить до самого утра. Но где я, а где пьянство и кутёж. Единственное, на что я способна, так это на тихие, однотипные вечера дома и какие-нибудь домашние коктейли, от которых я, максимум, смогу прибывать только подшофе. Внутри меня так пусто, что я не вижу никакого смысла идти дальше. Во мне уже нет веры в удачу или резкий поворот судьбы. Я не вижу своего будущего, не вижу другого пути. Это говорит отчаяние и я понимаю, что рано или поздно оно проходит. Но как долго ждать того момента, когда боль утихнет, плохие воспоминания лягут на дно, а во мне снова проснётся стимул действовать? Как долго мне терпеть эту несправедливость и покорно ждать белой полосы? С этими мыслями я возвращаю стакан на барную стойку и иду в ванную комнату. В отражении на меня смотрит, словно, потрёпанная жизнью девушка. Хотя кого я обманываю, если это так и есть. Смываю растекшийся макияж, сбрасываю с себя все вещи и остаюсь только в нижнем белье. Как будто в тумане, я брожу по квартире и не знаю куда себя деть. Мне не хочется ничего и даже из того, что может улучшить мое настроение. Направляюсь в свой маленький читательский уголок — хочу опять включить увлажнитель воздуха. Он подсвечивается тёплым оранжевым оттенком и создаёт ощущение костра. Забвенно смотрю на него несколько секунд, а потом падаю в кресло и прикрываю веки, улавливая почти тихое гудение воздухоувлажнителя. Пытаюсь расслабиться, но вновь не могу найти себе места даже в собственной квартире, даже в собственном уголке. Противные мысли так и сочатся, отчего кажется, что ещё немного и они сведут меня с ума. Нервно открываю глаза и бросаю взгляд на первую попавшуюся мне вещь. «Сборник мистических рассказов» Шона Филфука лежит на маленьком кофейном столике у кресла. Я невольно задумываюсь о последней прочитанной истории. Если все было так просто, то я бы тоже продала свою душу взамен на счастливую и беззаботную жизнь. Ведь что мне терять, если все и так катится в бездну. Шутки шутками, но сейчас это кажется мне действительно хорошим решением.