Agony + Catharsis = Serenity

Солнце может не только дарить тепло живым телам, землям и всему прочему на них… но и жечь палящими лучами снаружи и даже внутри, что якобы называется тепловым ударом, но не всегда несёт за собой серьезных последствий. Разве что оставалось поверить в то, что яркость и теплота может заставить гореть… и тогда станет реальным не только вполне вероятное головокружение, но и редко возможные ожоги на теле с силы его палящего тепла. Только тот, у кого богатое, хотя на самом деле несколько однобокое воображение, может внушить себе, что лучи солнца могут действовать сродни огню, постепенно сжигая тело до углей. Она думала так, тем временем не отвлекаясь от курения травы и восторженного ощущения от полного стояка своего брата внутри неё. Почему бы и нет, кто запретит… не потому что кругом трупы и мясо вокруг них обоих, а кто бы посмел что доказывать сложившейся убеждённости, даже если она временна и будет становиться приятно считать что-либо истиной на данный момент, а не насовсем. Им обоим хватало множества прочих «сладких» убеждений, без которых они могли бы жить дальше — но разве с ними не интереснее, пусть даже кто посчитает это узостью мысли, закрытой для иных, нередко более логичных и оттого правдивых знаний. Каков же интерес в постоянной смене приоритетов… особенно после всего того, что они устроили на этих и без произошедшего их полными желания крови руками пустынных землях! — Братец, ты, это… можешь прижиматься пахом плотнее, когда входишь, блядь… Я, ёпта, не успеваю гореть вся полностью, пока это солнце над нами исправно делает свою задачу, а ты всё не можешь в его темп! Перевозбужденная Верука Дюмонт, а ей течь было много из-за чего, кроме желания потрахаться, могла бы не принимать в расчёт то, что её «братик Клаусик» мог стараться, как в молодости. Возраст явно не должен был быть помехой опыту и настроению, тем более они сделали для последнего всё, чтобы далее быть переполненными удовольствием и самодовольством. Так что ещё могло идти не так, когда две точки полового соприкосновения всё не совпадали вместе, хотя с самого начала могли стать уже единым целом… как и тела их, этих измазанных чужой и немного своей кровью ласок, бодро сношающихся в пребывании долгой эйфории на основании большой горы трупов, которую устроили на этой земле. Которую воин Дракона желал при ожидаемом стремлении к действиям защитить эту местность с последующими пресеканиями глобальных катастроф на множестве прочих территорий. С невинными жителями, пострадавшими бы до мгновенной смерти… оглянуться такие не успеют, как тут же слягут или превратятся во влажную красную пыль от этих двух пар рук. О да, неоднократно демонстрировавших специальное незнание слова «пощада» во всей красе. Не рабы им были нужны, вечно ноющие, просящие еды и справления нужды во время тяжких работ, но хаос повсюду. Также, как потребность в курении и занятии сексом друг с другом — без единой формальности от инстинкта спаривания, но полностью в получавшем удовольствие рассудке. — Темп у солнца… чего, я не понял? Какой у солнца может быть темп, кроме постоянного сияния, ты что несёшь? А-а-агрх, тьфу, сука… тебе не радостно, что оно тебя палит, пока я тебя заставляю сильнее пылать подо мной и чавкать пиздой всё громче? — Договоришься… кроме ебли меня любимой ты мало на что ещё способен. Хоть всё учишься не по дням, а по секундам, понял? Она, с запекавшейся кровью и частицами лёгких воина-панды на своих белых щеках, пробовала нагло щипать брата за его подвижные в данный момент бёдра. Тогда как он, с той же багровой краснотой ото лба и по щекам до плеч, грубо хватал её за соски и свободное место у её паха, поглаживая пальцем клитор, пока активно двигал бедрами и стоявшим колом членом внутри неёя заходя полностью. В один момент старшая Дюмонт тут же сообразила насчёт смены роли, и пока ненамного младший толкался в неё со всей силы, мило захлебываясь в такт её немножко визгливым стонам с выкриками, она со своими красными глазами решила, что оседлает его. Предложит ему мгновенной рокировкой почти недвижимо развалиться на все эти горы трупов… либо если он не станет играть по таким правилам, позволит от души оттрахать себя раком. Стоит только ей докурить самокрутку и наслаждаться картиной впитывающей близкий дым далеким небесным светилом ясного дня, с высунутым облизывающимся язычком. Клаус же тем временем напрягал яйца опять же с какой-то радости ради несколько ложного ощущения, что при полном возбуждения половом акте они становились увестистее. Действительно, надо ведь гордиться хоть чем-нибудь ещё, кроме ремесла массовых убийств всего и вся на дорогах их обоих! Впрочем, кому нужно знать его сугубо личный интерес к этому, даже если Верука догадывалась и посмеивалась про себя явно не так шизануто, как стоило ей размазать По и тут же пуститься в физиологический страстный пляс больше ради возвращения контроля эмоций, чем настолько тесных чувств к родному брату. Пусть считает, что его шары большие, и пусть, нахер, радуется этому, судя по всему, тоже остывая разумом после войны. Да, где они победили всех вокруг, а это означало только одно — вскоре стоило идти побеждать дальше! Не ради целей непостижимого высшего руководства над ними, а ради своих желаний получать кучу допинга с чужих страданий, и питаясь ими как пищей, устраивая их всё больше. И это ладно, что он, ласка во вспотевшей от солнца и интенсивного секса без лихорадочных выпадов наполовину черной шубе, к тому же сорока лет, озадачился вопросом, куда кончить. Дело не в возможном зарождении отпрысков от обеих Дюмонтов против всего мира, а то и не только его… а в желании, преследующие его в данный момент. Внутрь его ненаглядной бешеной оторвы, которая однажды больно легко и быстро приняла его влечение к ней, вовсе не без учёта довольно долгой разлуки длиной в пятнадцать лет. Или на неё куда-нибудь, чтобы она, восторженная в здравом стиле, как обычно может быть у любящих друг друга старомодных парочек в их-то древнее время, слизывала с морды, сосков или белого животика что-то кроме смешанного с чужой кровью пота. — Меня ты не нагнешь, так что продолжай стонать, сестра. Не в том пока настроении, чтобы ты меня отъебала, у тебя тут же крыша поедет ещё хлеще, что ты станешь воображать себя машиной по земле. Есть идея получше… ну-ка, достанем трахею у кого-нибудь из всех этих псов, да? Чтобы ты выбирала — цепляться за возможность дышать или продолжать орать подо мной… а лучше, чтобы ты совмещала оба эти ощущения за гранью возможностей. Член «любимого братика» продолжал работать, вагина «ненаглядной сестрёнки» всё текла так же, как если бы у неё выпустили кровь из вены. Не отвлекаясь от издаваемых пастью с пираньим зубками звуков наслаждения. Они касались друг друга настолько нежно, что оба вспомнили про то, что понятия не имели, когда развлекались и отвлекались так плавно и уверенно. Конечно, в их понимании, когда нежности в касаниях присутствовало хоть отбавляй, даже при грубом и властном обращении между гениталиями. Неизменным оставалась одна вещь из разряда самых важных — им следовало не забывать при помощи достаточной силы своей развитой магии, чтобы умерщвлять плод, стоит ему только зародиться в чреве психованный от спермы сдержанного, но также крайне опасного. — А-а-ау… воугх, блядь… че-его ты только что… Конечно, тфу, я забыла, каким ты можешь быть конченым, братик… Кхе-хе, я заставила тебя вспомнить молодость, как ты с Эшелл делал то же самое? Что она сначала была в диком ужасе, а потом взорвалась от экстаза настолько, что очень стремилась нагнуть тебя в зад и изнасиловать своими пальцами с острыми когтями, так что ли?