Agony + Catharsis = Serenity

Они могли бы использовать телепортацию в любую точку мира, раз сами перед собой и перед всеми теми, кто уже всё равно не жилец, развили магию столь сильно, что и на мгновенное перемещение оказались способны. Проблемой оставалось ограничение в её пользовании на несколько миль и необходимость прогулки или отдыха от убийств «неверных» или растраты сил на мгновенное появление в другой точке земли в этих пределах. Но можно воспользоваться ускорением тел при его полёте только вперёд, не слишком высоко над землёй. Или на полную применять одетые на них золотые боты, чтобы бежать сродни быстрому ветру — будто такую полезную обувь не создавали много веков назад, хотя по факту это она и есть, опять же украденная с очередного святого места среди алтайских гор у поселения местных монахов. Так что, первое оставалось бы самым идеальным способом оказаться где угодно, но Дюмонты, считавшие, что развили свои магические свойства до предела, пока точно не знали, как достичь верхнего пика телепортации, которая на куда более дальние расстояния могла переносить души без тел. Что было бесполезно, раз вся сила оставалась в физических навыков, тогда как души только могли входить в чужие тела, и никто бы их не видел. Вот им и приходилось «прыгать» с местности на местность до поселения, о котором они договорились заранее, что обязательно попадут туда в ближайшее время. Разборки с Воином Дракона и китайской армией здорово задержали их, и у всего этого «сброда», по их крайне скромному мнению, среди «сбродов» прочих стран и континентов, были все шансы нейтрализовать ласок с отстрелом на поражение. Белой, с розовыми волосами, Веруке, забавно было видеть, как панда всем своим напряжением извилин пытался подбирать подходящие способы взять их живыми. Но стоило ей покончить с его друзьями, как выперла наружу его самая высокая степень темной стороны личности, о которой тот не подозревал, что она у него есть. Ну а Клаусу, в черном меху с белой его частью от начала шеи до паха, что не было видно за его штанами, только и оставалось доказывать воинам, что их копья, ядра или порох, с поджиганием которого выстреливаются пули — ничто в сравнение с тем, насколько они оба развили свою магию. Оставалось только научиться реже допускать состояние аффекта во время её применения, особенно самую малость за пределы возможного. Но то место, куда они направляются прыжками в пространстве, и что там произойдет по их воле и полной свободе действий, пока связь с Мастером оказывалась всё ещё недоступна, как прежде в их более молодые годы… позволит им свести один из последних счетов, который терзал их души ещё с детства. Новое кровавое приключение, как и прочие до него, также не будет гарантировать, что ласки не сойдут с ума и якобы перестараются. Хотя разве не этого они добиваются тем, что систематически вытворяют, полностью самоудовлетворяясь… ради того, чтобы ни о чём не сожалеть. — Знаешь что, братик, сейчас наша способность телепортироваться куда лучше, грех жаловаться. Раньше только буквально на пять шагов мы могли перемещаться. Надо ли напоминать, что это нам вообще не помогало удирать, к примеру, со спизженным прожаренным стейком у посетителей салунов, чтобы нам хоть немного сбить голод? А то в основном все деньги уходили на дорогу, и только один из тысяч банков нам удавалось обносить, чтобы можно было покупать такую жратву каждый наш обед. — Да чего вспоминать об этом — теперь просто взял, и пусть кто попробует выебнуться из хозяев своих рыгаловок. У которых и пиво-то в основном разведенное. Клаус с Верукой заранее договорились между собой, что не станут ворошить прошлое, связанное с тем местом, куда они сейчас направляются прыжками» среди настоящего времени и пространства. Останавливаясь для восстановления нужного количества магии на следующий «прыжок», могли предаваться удовольствию за вином с мясом, покуриванием большого количества травки подальше от любопытных глаз. Что также можно было сказать и о хорошем сексе в уголке какой-нибудь безлюдной глуши, чтобы никто им не мешал. И вообще могли трахаться вместе со всем тем, с чем отдыхали без него — с тем, что курили или пили, и делали всё за раз, в итоге идя на вершение мести всё равно с холодной головой. — А вот мне наконец стало приятно с того, что я не задвигаю тему, как давно ждала того дня, когда заявлюсь в эту убогую деревню киллеров, и там все они у меня ответят. Ты пока можешь не говорить прямо, но явно не станешь отрицать того, что они с нами сделали. Всё вспомним, когда явимся туда, я решила, что так лучше. А то начну подрываться бежать туда всё быстрее — и тупо устану, не вставая где-то полдня возле какого-нибудь булыжника. Кончились мысли по поводу того, как ещё бы панда По мог пытаться остановить ласок от массового убийства военных, чтобы хотя бы не допустить пепелища из сравнимого с городом большого поселения, где женщины с детьми и стариками попали под их смертельный удар. Как бы он, самый добродушный слуга порядка, за пределом сдержанности в эмоциях сразу после истребления его вечных героев-друзей из Пятерки и учителя Шифу сам стал переполнять себя довольством медленно убивать тех, кто грубо изничтожил его идеальный внутренний мир. Когда кончились мысли об этом, начались следующие, об удовольствии от секса при удушении, о котором ласки договорились друг с другом выражением глаз, обходясь без слов. Когда она подрезала шею до груди у ближайшего трупа, чтобы рывком вытащить оттуда трахею и обмотать ею своё горло. И как он мог не заметить, что его любимая похотливая сестрёнка достала рядом ещё одну с другого трупа, чтобы также замотать ею и его горло, держа тем самым её милого братика под контроль, если он перестарается с перекрытием кислорода… Так увлеченно трахал её, лихорадочно массируя клитор и упираясь яйцами о голые ягодички, что не заметил? Просто прелестно, особенно когда они изрядно накурились наркотиком, и дым с него всё ещё не рассеиваться среди яркости дня вокруг них и палящего солнца над ними. Пока стали душить при натягивании трахей немного вперёд и сжимая их мертвой хваткой у шей друг друга… находя в себе способности целовать губы, нос, щеки и прикрытые глаза, когда цепко касались пальцами сосков друг друга. — Потому не будешь говорить о долгожданности дня, поскольку за последнее время их было предостаточно? Тут нельзя, конечно, не согласиться… будто и не было полных всякого дерьма тридцати лет, а то и раньше. Тридцать лет жить болью или сумасшедшими мечтами, когда можно было хотя бы попробовать дышать радостью… в итоге всё уперлось в то, что радость имела место быть, вот только она обрела абсолютно своеобразную форму. И способы её достижения крайне отличались от так называемых нормальных, что обычно было между любящими парами. Её кряхтения и похаркивания слюной при неудачных попытках воспроизведения стонов в таком положении, когда он мычал от наслаждения, облизывая её щеки… волшебные мгновения единой любви между двумя сердцами, слишком резко выбивающейся из понятия здоровых отношений. Когда об учёте кровного родства даже не шло и речи при окружении страстного любовного пламени путём физического уничтожения друг друга… до точки невозврата с момента смерти одного из любовников. Не забывая держать трахею обмотанной у её горла, на тот момент вовсю продолжал целовать уже её груди после их массажа пальцами, пока она подмахивала ему вслед свободной рукой, когда другой также душила его… где такое видано у искренне влюбленных друг в друга? — Вот именно, а пока лучше вспомни, какие мог допустить мелкие ошибки, пока сжимал трахеей моё горло, чтобы я кричала потише. Было заебись, братик, но… не подумала бы я о себе прежде, что обычный секс будет привлекать меня куда больше, как же так-то? Который раз покуривающая за сегодня по пешему пути Верука задумалась, а так ли это на самом деле? Сейчас может быть, но примирение с абсолютным непостоянством на постоянной основе не виделось ей чем-то, что мешало жить дальше. Покуда одно оставалось неизменным — что она, как сестра, будет любить брата и как родственника, и как возлюбленного. Уже давно… слишком давно дело было не в том, что из Апостолов Тьмы в этом мире остались только они, ведь и при остальных тринадцати ласки могли уединяться не только за разговорами или засыпанием на разных койках, но были заняты горением к общему делу, а не друг к другу. Это не считалось тем, что называется упущенной возможностью или временем, приоритеты были совершенно иные, пусть особо не отличались от нынешних. А пока оба подумали про себя, что последнее время это палящее солнце сверху тоже будто следовало за ними, указывая путь, чтобы они поскорее утоляли свои желания, чем бы не жили в данный момент. И последние немыслимые тридцать лет… что еще не вся жизнь, но почти что её половина. — Сестра, я слишком увлекся твоим удушением? Настолько, что тебе показалось, будто я мог тебя задушить? Если так, то у тебя есть контроль резерва запасного дыхания, как у меня, тогда мне стоило сразу в сердце ножом, если бы я задумал тебя убить. Ведь главное, что мы получили кайф, хотя была непростой эта хуйня — чтобы мы друг друга душили трахеями. Чтобы мы задыхались, но всё равно продолжали кричать, это просто пиздец… Я даже не заметил, как ты одела её и на меня, чёрт бы побрал.