Она — лишь улыбка и взгляд

      Я не знал, как мне быть, как поступить правильнее, а во сне я видел её. Она кривилась, показывала пальцем на мои шрамы и говорила, насколько они мерзкие. Смеялась с того, что я вообще позволил себя покалечить. «Ты же мальчик, ты должен быть сильнее», — так-то оно так, однако Майки всегда был сильнее и меня, и Кейске вместе взятых. Он был гением в боевых искусствах, потому ему было сложно противостоять.       Мне было страшно. Я чувствовал, будто меня предали, оставили совсем одного, будто я лишился единственного друга. Арата всегда относилась ко мне иначе, чем остальные. Поддерживала, слушала, давала выговориться и обнять её. Я не хотел делить её с кем-то, мне было страшно, что её просто у меня отберут, и я снова останусь с один на один с косящимся на меня Такеоми и Сенджу, которая ни в какую не желала меня слушать, зная, что ей всё сойдёт с рук.       Но меня больше беспокоил вопрос: «Что же я такого сделал?» Сано ничего мне не объяснил, даже выяснять не стал — просто вцепился в меня и изувечил. И только Шиничиро внёс ясность. Виной всему была сломанная модель самолёта. Но кто её сломал? Я не прикасался к ней, не проходил даже мимо комнаты Майки.       Что касается самого Манджиро, он был потерянным и явно чувствовал вину за то, что сделал, хоть, как сказал Шиничиро, он ничего толком и не помнил. Руки Майки, сжатые в кулаки, дрожали, когда он сидел рядом со мной на табурете и извинялся за то, что сделал. — Раны… они наверняка заживут в скором времени, — мне было тяжело смотреть другу в глаза, а из мыслей не уходил образ презирающей меня Нагакавы. Стало так паршиво, что хотелось тошнить. Сано встал со своего места и, буркнув: «Я ещё приду», — удалился прочь. Ему явно было дурно от того, что он сделал и видел, а я… а что я? Мне всё ещё было неясно, кто и зачем так меня подставил.       Быть другом Манджиро — всё равно, что ходить по минному полю. В этом я убедился лишний раз, когда произошла такая ситуация. Такеоми не заглянул ко мне ни разу за это время. И только Сенджу, как-то стыдливо прячась за ширмой, за что-то извинялась. Я пропускал её слова мимо ушей ровно до того момента, пока она не сказала: — Это из-за меня. Мне было так страшно признаваться в том, что это я сломала самолёт Майки. Мне так жаль, Хару-ни, — гнев охватил меня. Это из-за неё… из-за сестры я теперь вынужден глотать противное обезболивающее, из-за неё я покалечен на всю жизнь. — Выйди вон, — мой голос звучал странно, сипловато, и он пугал меня. Он же не останется таким навсегда, верно? Мне было страшно представить, как я выглядел, старался не смотреть в зеркала.       Когда меня выписали из больницы, дав огромное количество указаний как, что и в какое время делать, я ещё на месяц закрылся в своей комнате, сказав, что не хочу больше жить в одной квартире с сестрой и братом. Месяц я жил у бабушки, чувствуя лёгкость. Мне было так легко от понимания, что никакой больше заботы о Сенджу, никаких упрёков от старшего брата в мой адрес за любую провинность, будто это ошибка вселенского масштаба.       Такеоми ничего не смыслил в воспитании, чего уж говорить обо мне. Не было в голове никакого понимания, как правильно поступать, что нужно сделать, чтобы быть хорошим примером в глазах младшей.       Вдали от них я чувствовал себя самостоятельным, не зависящим от всех. И это было настолько приятное чувство, что я отпустил свою фамилию. Я больше не хотел быть Акаши. Акаши это Сенджу и Оми, они — единый фронт, а я был лишним среди них. Я был нужен только для того, чтобы старший мог пропадать где-то вечно. Но почему бы не оставлять Сен на бабушку? Этого я не понимал.       Долго думал, какая фамилия подойдёт мне больше всего, перебирал множество вариантов, даже к мифологии обратился, что было мне несвойственно в принципе. И в один момент меня осенило. Санзу. Пишется как иероглифы «Три» и «Путь». Да и в мифологии имело довольно мрачное, мистическое значение. Река в мире мёртвых. Та самая, которая навсегда в небытие унесёт Харучиё Акаши, оставив только Харучиё Санзу.       Но значило ли это, что воспоминания об Арате и её доброте ко мне тоже исчезнут? Я не хотел этого! Её я не хотел забывать, я хотел оставить воспоминания о ней в своей памяти, хотел, чтобы она всегда была рядом со мной! Я никому не отдам её.       На то, чтобы затянулись раны ушли годы. Швы мне сняли спустя полгода после операции, потому осталось только раз в год ходит на плановый осмотр. Ходил я один — Сенджу я видеть не желал, Такеоми просто отказывался ходить со мной куда-то.       Я скучал по былым временам, когда он относился к нам более-менее одинаково. Скучал по тому, как мы гуляли в парке аттракционов, но воспоминания об этих днях были смазанными, блёклыми, но всё ещё отдавали теплом, которое я так старательно берёг, до последнего старался это сделать, но тепла оставалось в них всё меньше, его сменяла пустота.       В школу я ходил постольку поскольку. Старался не пересекаться с Аратой, потому как не знал, как она воспримет меня, как будет относиться ко мне. Но это было невыносимо. В груди неприятно кололо от понимания, что она так близко ко мне, но стала словно недосягаемой. И всё это из-за моих сомнений.       В тринадцать лет был последний плановый осмотр. Пластыри я мог уже снять и больше их не носить, однако обезболивающее пить всё ещё приходилось. Я вернулся жить к Сенджу и Такеоми, чему не был особо рад, однако бабушка не могла присматривать за мной постоянно. И вечером, как только я закончил с домашкой, ринулся к дому Нагакавы. Увидеться с ней было для меня вопросом жизни и смерти. Мне было тоскливо без неё, но я думал, что ей без меня будет лучше.       Я стучал в её дверь долго и упорно, надеясь, что она там, что не ушла куда-то. Дверь отворилась и на мои глаза навернулись слёзы. Ра стояла предо мной явно напуганная и шокированная. — Ра, прости меня! Прости, что не приходил к тебе, — я тянул к ней свои руки. Мне было неудобно говорить после снятия пластырей — с ними было как-то спокойнее. Она явно не понимала меня, однако затащила в дом.       Отца её не было, скорее всего, снова задерживался на работе. И я был этому несказанно рад. Мы одни, она снова смотрит на меня своими кроваво-красными глазами, которые в лунном свете казались только ярче.       Мы стояли на пороге, я вцепился в её футболку и ревел, как напуганный детсадовец. Мне было так паршиво, что я оставил её одну, было так плохо, что мы с ней не разговаривали, но то, что девочка впустила меня, заставляло рыдать только сильнее. — Мне жаль, мне так жаль, Арата, — повторял я, не зная как взять себя в руки. Внутри всё сжалось, на грудь давило чувство стыда и вины. Она моя подруга, человек, с которым мне комфортно и хорошо, а я… я просто оставил её позади, ничего не объяснив и не сказав. — Я так виноват.       Мы кое-как добрались до гостиной с кухонной нишей, я не хотел отпускать её ни на секунду. Ра просто молчала, видимо, обдумывая что-то. — Мне было больно, Арата, — с трудом произносил я, непривыкший к отсутствию повязок. Я крепко держал Ра, пока она гладила меня по отросшим волосам и ничего более не говорила. Её прикосновения меня успокаивали. — В чём я виноват, Арата? Что я сделал не так? Почему я заслужил это?       Мне было так обидно и больно. Сенджу подставила меня, Такеоми, казалось, вовсе во мне разочаровался, я причинил боль моему другу, человеку, который постоянно меня защищал, ценил и дорожил мной. Мне было больно, очень больно. — Всё хорошо, Хару, ты не виноват ни в чём. Не виноват, слышишь? Что вообще произошло? — улавливая лёгкую дрожь в её голосе, я пытался понять в чём дело. Потом только до меня дошло — Ра дрожала вместе со мной, пускай и старалась казаться сильной. Она всегда была такой. — Пару дней с нашей последней встречи, я с братом, сестрой и Баджи… Мы были в гостях у Майки, — успокоившись, начал я, пряча своё лицо от Нагакавы. Мне было тяжело говорить, но я продолжал. — Майки хвастался моделью Конкорда, который он с Шиничиро собирал долгое время. Потом мы продолжили играть во дворе, когда он куда-то пропал.       Мы сели на диван. Я не хотел поднимать голову — страшно было взглянуть на подругу, увидеть ужас в её глазах. Я и так достаточно сильно напугал её своим внезапным появлением и шрамами. Они были свежими, уродливыми, сильно выделялись на лице своим пунцовым оттенком. — Я не понимаю, что сделал, чтобы это заслужить?! Майки даже ничего не объяснил — ухватил меня за уголки рта и начал рвать их. Я теперь урод, Арата! Я не хотел показываться тебе, я не хотел тебя пугать, — я ощутил тепло на подбородке, и уже через пару мгновений смотрел в невероятные алые глаза. Арата не смотрела на меня с отвращением, напротив, она явно не видела во мне ничего, за что можно было испытывать это чувство. Я замер, не зная, что и делать. — Ты не урод, Хару, совсем нет, — её голос был таким нежным, обращение ко мне звучало с трепетом, и это что-то всколыхнуло во мне. Я не мог отвести от неё взгляд, всё ещё не веря, что слышу эти слова. — Твои шрамы меня не пугают.       Я не верил в это. Мне казалось, что Ра просто хотела меня успокоить, долго думал над этим, потому даже пропустил момент, в котором её лицо оказалось настолько близко к моему. И только спустя ещё пару мгновений до меня дошло: она сидела на моих коленях лицом ко мне. Сердце глухо и быстро билось о грудную клетку, я боялся не то что вдохнуть — пошевелиться. Её мягкие губы соприкоснулись с моими. Как реагировать на это? Что мне нужно сделать? Стоит ли отталкивать её, Арата же моя подруга?       Тепло в груди тянуло вниз, и я просто молился, чтобы Нагакава ничего не ощутила и не поняла. Стало очень стыдно, когда я понял, что возбудился от такой неоднозначной ситуации. Но я ничего не мог с этим поделать — Ра сидела так близко ко мне, что я почти ощутил тепло, исходившее от неё. Наконец она отстранилась от меня, но всё ещё продолжала сидеть на моих коленях. — Всё будет хорошо, Хару, — и я верил её словам, пытаясь отдышаться. Мягкость её губ всё ещё ощущалась на моих, и будь я проклят, если б сказал, что не хотел бы ощутить это снова. — Я всегда буду твоим другом, что бы не случилось. Я приму тебя любым.       Было так приятно ощущать себя нужным кому-то. Я был так счастлив, что в моей жизни появился такой замечательный человек, как Нагакава. Я хотел снова её поцеловать, но смелости в себе не нашёл — лишь обнял крепко, сыпля на черноволосую голову вопросы. Я не мог понять, почему жизнь ко мне оказалась настолько несправедливой, что единственная поддержка мне оказывалась от человека, который даже не был моей семьёй.       Дверь распахнулась, на пороге стоял господин Нагакава. Он метнул просто безумный взгляд в нашу сторону, и только в этот момент я смог разглядеть его глаза. Они не были такими же, как у Ра, что было очень интересно. Тогда у кого она заимела рубины на белом атласе? — Какого чёрта этот проходимец делает у меня в доме? — мужчина двинулся в нашу сторону, Арата резко вскочила, оставив меня в мыслях негодовать. Такой момент испорчен. Зато возбуждение сошло на нет, оставив после себя лёгкое напоминание. — Папа! Прекрати, ему и так досталось! У тебя нет никакого права так говорить о нём, — она вновь за меня заступалась, а мне оставалось лишь стоять и наблюдать. Но если бы я не сделал хоть что-нибудь, я бы никогда не вышел из-за её спины.       Ра и её отец долго ругались между собой. Она говорила, что я ничего с ней не сделал и вообще не заслуживаю отвратного отношения к себе, он же говорил, что она — ужасный сын, которого непонятно почему он не оставил со своей бывшей женой. — Хватит! Прекратите говорить о ней так, будто она мальчик! Арата — девочка, и она мой друг! — Вставил свои пять копеек я, чувствуя, как меня разъедала изнутри несправедливость по отношению к моей подруге.       Нагакава хотел обогнуть её, чтобы, скорее всего, переключить своё внимание на меня, однако Ра по привычке, видимо, вклинилась между нами, за что получила сильную пощёчину. Она ухватила меня за руку, и мы двинулись прочь из её дома, пока её отец явно потерялся в попытках осознать, что он сотворил. — Прости, из-за меня тебе пришлось… — Арата не дала мне договорить, приставив палец к губам. Я аж вздрогнул, сначала не поняв, что произошло, однако и в самом деле замолчал. — Ещё одно твоё неуместное извинение — и я на тебя обижусь, — она приложила руки к моему лицу и взглянула в мои глаза. Я замер не в силах отвести взгляд. Стало вновь стыдно. — Ты не виноват, Хару. Никогда ни в чём не был.       Нагакава ясно дала мне понять, что домой она не вернётся, потому нужно было думать, куда нам обоим податься поздно вечером. И в голову не пришла идея лучше, чем предложить ей переночевать у меня.       Такеоми, увидев нас на пороге, молчал, смерив странным взглядом сначала меня, потом Ра, затянулся и выдохнул сигаретный дым. Моя подруга чуть поморщилась. Брат ничего нам не стал говорить. Может не хотел, может просто посмотрел в глаза девочке и затолкал свои слова себе в глотку.       Так было почти всегда. Каждый раз их словесная перепалка кончалась тем, что Такеоми не находил, что сказать ей в ответ — лишь смотрел в её глаза и молчал. Потом хмурился и уходил, уводя меня за собой. Это забавляло меня каждый раз и заставляло восхищаться подругой. А подруга она мне после того поцелуя? Целуются ли друзья? Я не знал.       Сенджу уже спала к этому часу, потому мы тихо проникли в комнату, пока Оми продолжал пить пиво, сидя на диване в гостиной и смотря тихо телевизор. Но только спустя минуту до меня дошло — кровать-то одна. — Я на полу лягу, — шепнула Ра, а я стиснул её руку сильнее. Ни за что бы не позволил ей спать на полу, пока сам наслаждался бы теплом кровати. — Ещё чего. Будешь спать со мной, — нахмурился я, желая дать понять, что решение подруги, как бы я его не уважал, я не приму. Не в этот раз. Её щёки чуть покраснели — возможно вспомнила, как я прятался от её отца под одеялом, прижимаясь к ней. Такое сложно забыть, даже если жизнь насыщена событиями.       Мы легли в кровать, и я накрыл нас одеялом, приняв обезболивающее перед сном. Мы лежали лицом друг к другу, всё ещё держась за руки. Я невольно переплёл наши пальцы, наблюдая, как моя подруга проваливалась в сон. И только потом в нос ударил приятный запах кондиционера для одежды. Такой же, как и тогда. Он полностью окружил меня, и противиться желанию я уже был не в силах.       Ра была в моих объятиях, пока тихо сопела, а я всё никак не мог уснуть, даже пошевелиться боялся. Мне не хотелось тревожить её покой. И всё же усталость брала верх, потому я проснулся только спустя время.       Спросонок шарил по постели, но Араты не было. Я уже подумал, что мне приснилось, однако услышал тихо шуршание. Прихватив пластинку с обезболивающим, пошаркал до прихожей, где Нагакава уже обувалась.       Такеоми шумно сопел в гостиной среди пустых банок из-под алкоголя и забитой пепельницы, в которой тлела почти докуренная сигарета. Он нас не услышал. Даже если бы мы его разбудили, он всё равно бы ничего не сказал. — Уже уходишь? — стараясь особо не шуметь, поскольку Сенджу ещё спала. Стоило сказать, что таблетки, которые мне назначили, особого эффекта не давали. Видимо, организм к ним уже привык настолько, что активный болеутоляющий компонент не воспринимал с той же силой, как раньше. Проглотив пилюлю, даже не запив, я взглянул на девчонку.       Я не хотел отпускать Ра, хотел ещё раз обнять её, чувствуя тепло под своими ладонями, но наше время кончилось. Она мне не подруга. Друзья не испытывают такие чувства друг к другу. Я ревновал Арату, зная, что она нравится кому-то ещё, не хотел, чтобы о ней знал Майки, иначе точно отберёт её у меня. Он всегда отбирал у меня то, что было важно мне, но мы всё ещё оставались друзьями. — Я провожу, — быстро напялил свои кроссовки и увёл Нагакаву за собой, закрыв тихо дверь квартиры.       Мне нравилось раннее утро. Воздух всегда чист и свеж в такое время суток. Она тоже, похоже, наслаждалась, что радовало меня только больше. — Слушай, а давай поедим? Я нам омлет с ветчиной сделаю, — она теребила рукав моей толстовки, а мне становилось неловко принимать приглашение, как и неловко было отказываться, потому я лишь угрюмо кивнул на радость ей.       Арата отворила дверь квартиры ключом, который нашла за коробкой дверного замка. Похоже, что господин Нагакава оставлял его там, когда уходил, а дочери не было дома. Не очень умно и надёжно. — Ты пока руки иди помой, а я готовкой займусь, — то, какой взрослой казалась моя подруга удивляло. Она уже умела готовить, и пахло с кухни очень аппетитно, чтобы отказываться. Однако я не знал будет ли мне больно, если я поем что-то, кроме супов или бульонов.       Но всё обошлось. Мы сидели друг напротив друга, уплетали аппетитный завтрак и запивали чаем. Я был в восторге. — Очень вкусно! — с восторгом отозвался я, вырвав меня из рассуждений. Хоть бабушка и брат Такеоми и вкусно готовили, однако у неё получалось как-то по-домашнему уютно, подогревая аппетит только больше. Ра встрепенулась, чуть не выронив палочки для еды, которыми ковыряла нарезанный на маленькие рулетики омлет. — Арата, ты готовишь даже вкуснее брата Такеоми! Хотел бы я жить с тобой…       Она смутилась, и я вместе с ней, когда осознал, что я только что ляпнул. Когда мы доели, и я помог ей убрать всё со стола, мы сели смотреть телевизор. Вместе мы провели весь день, рассказывая байки, играя в приставку и смотря телик. А вечером, чтобы опять не попало Ра, я ушёл.