Она — лишь улыбка и взгляд

      Я тосковал по ней. Внутри было так пусто, будто всё, что было у меня, ушло вместе с ней. Арату хотелось ненавидеть за причинённую боль, но… не мог. Не она была виновата, что уехала в другое место, не она принимала это решение. Конечно, я был в гневе ближайшие несколько месяцев, рвался в бой с удвоенным стремлением разнести весь отряд в одиночку. Не важно было, сколько предо мной человек, не важно было насколько они сильны.       Первое время я тайком пытался пробраться в комнату к Ра через окно, но останавливался у дождевого слива, вспоминая, что в комнате на пятом этаже меня уже никто не ждёт. Её там уже нет. Был ли я зол? Был, и очень. Мне казалось, что меня предали, просто выкинули, как ненужную вещь. Было так больно и мерзко от самого себя. Я чувствовал себя грязным и мерзким, если вообще мог допустить лучший исход для нас двоих.       И на фоне всех переживаний усилились фантомные боли, как бы напоминая, что я напрочь позабыл о том, кому должен быть верен. Мои таблетки с этим уже не справлялись. Мне нужно было что-то посерьёзнее той ерунды, которой я пичкал себя почти каждый день. Что-то, что смогло бы полностью отвлечь меня от окружающего мира, не давать вернуться к нему и к воспоминаниям о ней.       Сначала был алкоголь, который мы тайком таскали с магазинчиков. Гопникам сложно что-то противопоставить, потому, даже если б меня поймали, ничего сделать не смогли. Стащить так же незаметно получилось однажды футболку Араты, которая до сих пор сохранила её запах. Я засыпал с ней, прижимая к своему телу. Так, как хотел бы прижать девчонку к себе.       Я потерял своё место, место, где всегда было спокойно и безопасно. Я больше не знал, куда мне идти и что делать, кроме как отдать себя банде и Майки полностью. Но с ним было неспокойно, это сводило с ума настолько, что даже алкоголь уже не помогал. Порой я путал дни и числа, почти забыл свой день рождения, если б не Мучо. — Что мы здесь забыли? — Ясухиро внимательно оглядывал прилавок с тортами и, кажется, не особо обращал на меня внимания. Второй раз спрашивать его не было смысла; не ответил в первый раз — не ответит и во второй.       Командир выбрал чизкейк и мы сели за стол у окна в полной тишине. Муто не говорил ничего, как это бывает обычно, потому и спрашивать о чём-либо не было смысла. Перед нами поставили две тарелки с десертом, и только тогда блондин обратил на меня взор, чуть приподняв уголки губ. — С Днём Рождения, Санзу, — это поразило меня. До этого момента мне всегда казалось, что он редко запоминает что-то, что не считает важным и нужным. Я лишь кивнул на его поздравление. Нам принесли чай.       Чизкейк оказался очень вкусным. В меру сладким, с лёгкой кислинкой сливочного сыра и отлично сочетался с чаем, котором кружились чайные листья и сушёные ягоды. Аромат чая напоминал мне Ра, время, которое мы провели вместе, и… оно всё отходило на второй план.       Я забыл на время о боли, пока она не напомнила о себе в приступе. Я не мог сомкнуть рот, оставшись один на один. Такеоми и Сенджу ушли, наша квартира вся была обклеена объявлениями о долгах, за что нас и выселили. Где они теперь я не знал и не особо горел желанием узнавать, оставшись в доме у бабушки, что, увы, умерла, когда мне исполнять должно было пятнадцать. Умерла незадолго до этого.       Как бы я не любил её, но во время похорон ничего не чувствовал. Было уже нечем. У меня всё отняли. Арата отняла, однако отчего-то мне было даже не жаль. Если бы так со мной поступил Майки, я бы не выдержал. А мои чувства теперь с ней, и почему-то мне хотелось верить, что она сохранит их.       Боль в одну из ночей была невыносима. Я корчился на полу с широко открытым ртом, слюна и слёзы текли на пол, пока дрожащая рука отчаянно тянулась к телефону. Мне нужен был кто-то, мне нужен был Мучо, чтобы спасти меня.       Всё было, как в тумане, я не помню, что говорил ему или пытался говорить, не помню, как он оказался в доме, но я помню, как уходила боль. С меня лился пот, неприятно липла растянутая футболка к телу, но я мог дышать и закрыть рот. — Не балуйся с этим особо, Санзу. Я оставлю его тебе, — на мой логичный вопрос о природе препарата, Мучо нахмурился, ясно давая мне понять, что ответ может не понравиться.       До меня лишь спустя время дошло, что моим спасением стал морфин. Поначалу было страшно вообще к нему прикасаться, потому я это делал тогда, когда было нестерпимо больно. Но от этого менее грязным и омерзительным я себя не ощущал. Скорее наоборот.       В одну из ночей я больше не мог уснуть — мне приснилась Арата. Она смотрела на меня печальными глазами, качала головой и уходила от меня в свет, в то время, как самого меня тянули чёрные руки куда-то во мрак. Я кричал, звал Нагакаву, но она не слышала меня. Я пытался вырваться, отпихивал от себя руки, но они хватали только сильнее. И голос шептал мне на ухо: «Ты сам выбрал этот путь».       После этого сна я выкинул морфин к чёртовой матери, потому что было стойкое чувство, что это из-за него мне снятся подобные сны. Но с ним она впервые приснилась мне. Мне хотелось видеть девчонку во снах чаще, хотелось вновь услышать её голос.       И я где-то слышал, что иные… «колёса» могли бы мне помочь. Что-то, что дарило бы свободу от боли и образ моей Араты. Моей. — Арата, я так рад, что ты снова со мной, — тянул я, чувствуя, как пустота внутри вновь заполняется, и существование обретает смысл. Я протягивал к нежному, милому лицу руку, гладил щёку, и был счастлив. Она была прекрасна, оставалась всё такой же. Но… меня окатило ледяной водой, и я очнулся, видя перед собой Муто. — М-да, Санзу, не думал, что ты до такого докатишься, — выдохнул он, сидя напротив меня на корточках, пока перед моими глазами всё плыло. Где-то позади него, словно призрак, «плыл» образ Нагакавы.       Она посмеивалась, звала меня за собой, звала искать её, но не намекнула даже, где она может быть. Токио огромный город, его районы тоже не меньше, и девчонка могла быть где угодно.       И мне стало страшно. Настолько, что я был себе противен. Муто бил меня по щекам, оттащил в ванную и сунул под ледяной душ. Я заорал, что было сил, когда холод резко обрушился на моё тело. Одежда липла к телу моментально, делая ситуацию только хуже.       Не помню, сколько он так поливал меня водой, но образ Араты исчез, не оставив после себя ни следа. Что это было я не знаю, не хотел знать, и потому надеялся, что никогда более мне не предстоит увидеть подобное. — Кто этот Арата? — грузно глядя на меня, командир обтирал мою голову полотенцем. Я не хотел говорить ему о своём маленьком секрете, но Ясухиро доверился мне, сделав своим заместителем, потому я тоже должен был довериться ему.       Потому я рассказал. Всё о ней рассказал. И кто она такая, и что из себя представляет. Рассказывал долго, аж в горле пересохло. А Мучо слушал меня, ничего не говоря. Видимо, что-то подмечал у себя в голове. Не силился в этом особо разбираться — оставил всё, как есть. И когда я говорил о ней, внутри было так тепло, будто вновь зажёгся огонь. Я чувствовал, как слёзы вновь текут по поим щекам, а рот растягивается в улыбке. — Ты в неё влюблён, Санзу, — звучало, как диагноз, чем констатация факта. Может, мне так казалось. — Арата… это же не девичье имя. — Знаю. У неё отец такой гандон, — выдохнул я, вспоминая господина Нагакаву и его презрительный взгляд в мою сторону. Он всегда так ко мне относился, что бы я не сделал. Даже если просто помогал Ра, он всё равно смотрел на меня так, словно я весь перемазан в грязи, помоях и дерьме. — Обращался к ней, как к пацану, орал на неё, как ёбнутый, если ему что-то не нравилось.       Муто замер и нахмурился. Обычно он не выражал никаких эмоций, но не в этот раз. В этот раз он что-то анализировал, будто пытался найти ответ в голове на свой вопрос. Командир повернулся ко мне. — Не Нагакава часом? — теперь пришло моё время удивляться. Откуда он знал? Как? Каким образом? Я медленно кивнул. — Её старший брат… Она, наверное, не рассказывала. В общем, он доставлял много неприятностей. Не знаю, были ли они родными, но за старшим недобрая молва ходила. Вплоть до того, что тот из дома сбежал и обокрал свою мать.       Знала ли Ра об этом? И когда это было? Я никогда не видел её мать, как и никогда не спрашивал подругу об этом, думая, что, вероятнее всего, она бы не хотела об этом говорить даже со мной.       Я хотел знать больше, но ни имени, ни где этот ублюдок ходит, впрочем как и жив ли он вообще. Но хотелось знать о нём и о его отношении к своей сестре. Ведь если он причинял ей боль, ему не жить. Я не дам ему спокойно ходить по земле.       Когда Мучо убедился в стабильности моего состояния, он ушёл, бросив лишь напоследок: «Не пытайся искать этого утырка. И завязывай с этим дерьмом. Добром не кончится». А я взглянул на пакетик с таблетками, которые взял у каких-то барыг из Кабуки-Тё. Стрёмный район, надо отметить.       Шло время. К моему удивлению, силы, чтобы бороться с болью без препаратов, во мне нашлись. Мои волосы отросли ниже плеча, и стричь их особо не хотелось. Мне нравилось видеть себя таким.       Я почти не вспоминал Арату, хоть она мне снилась. Продолжал учёбу, как обычно, с семьёй не общался. И всё было хорошо, пока однажды мне не приснился сон. В нём снова была она, зовущая меня за собой и просящая отомстить её брату за то, что тот пытался утопить её, пока родителей не было дома, объясняя это тем, что внимание сместилось на неё. Как бы меня не раздражала Сен, у меня в голове никогда не возникало желания причинить ей вред. И дело было даже не в том, что она могла пожаловаться Такеоми.       Но я знал, что Ра никогда такого не сказала бы, как бы сильно она не ненавидела человека. Она всегда старалась быть доброй ко всем и не проявлять насильственной агрессии по поношению к другим. Она не была злобной.       Однако очнулся я от этого «сна» с руками по локоть в крови в богом забытой халупе. Предо мной в луже крови кто-то и явно не подавал признаки жизни. Лица не разобрать, тело изуродовано безжалостно. К горлу подкатила тошнота. Я очистил желудок в уборной, рыдая и пытаясь понять, что произошло.       Помнил всё обрывками. Преследовал какого-то доходягу ещё со станции Шибуя. Долго шёл за ним, теряясь в толпе. Вроде, это был пацан, вроде, даже один из наших врагов. Но у него были до боли знакомые алые глаза.       И до меня дошло. Это был брат Араты. Брат, который пытался её утопить, обворовал родную мать и сбежал. Кисару, вроде, его называла его братва. Он доставлял неприятности Тосве, доставил неприятности моей Арате, но точкой невозврата для него стало оскорбление Майки. Это я уже стерпеть не смог.       Нужно было что-то делать с телом, нужно было избавиться от него. И как же хорошо, что доки были не так далеко. Туда останки и были сплавлены, уйдя на дно. Оставалось лишь гадать: всплывут ли или нет. Но я искренне надеялся на второе. Я на «автомате» избавлялся от всех улик, сжигая их на пустыре. Одежда, перчатки. Нож я тщательно вымыл — не прикопаться. Лезвие и корпус сверкали, как новые.       Весь последующий день я был, как на нервах. Мне всюду мерещился этот грёбаный Кисару, а рядом с ним маячила Арата, довольно улыбаясь и хваля меня за мои деяния. Снова стало тошно.       Перестал следить за ходом времени с момента гибели ублюдка. Сделал вид, что ничего об этом не знал, да и новостей о пропаже не было. Стало быть о Нагакава никто не спохватился. Ненужный кусок дерьма. На душе отлегло, когда понял, что прошло больше трёх месяцев с того момента. Если останки не обнаружили за это время, значит и потом не найдут. Хоть мне и полегчало, однако в квартирке прибавилось антисептических средств, средств для уборки и салфеток.       Кто-то пускал по школе слухи, якобы Нагакава возвратилась обратно в Шибую к началу нового учебного года. Я не верил слухам, продолжая посещать школу постольку-поскольку. Маску не снимал — нет рядом того, кто принял бы меня таким, какой я есть. Она ушла, уехала, забрала меня прежнего с собой. Я больше не Хару, не Харучиё. Я Санзу. Санзу, мать твою. Как же я ненавидел свой псевдоним.