***
Эймонд не стучит. В этом нет необходимости, стражники расступаются перед ним, когда он идет по длинному коридору к покоям племянника. Когда он входит, Люцерис лежит на боку на огромной кровати, а постельное белье беспорядочно разбросано. В его покоях царит хаос, пол усеян битым стеклом, а занавески разорваны. Мальчик даже не поднимает головы, чтобы посмотреть, кто вошел. — Ну и ну, — говорит Эймонд, — какой беспорядок ты устроил. И Люцерис реагирует на это, на его голос. Он садится прямо и смотрит на дядю покрасневшими, влажными глазами, и его искусанные губы приоткрыты от удивления. Он выглядит таким же прекрасным, как и всегда, хотя и немного усталым. У Эймонда перехватывает дыхание, в нем бурлит что-то знакомое и туманное, чему он никогда не мог дать названия. Почти сразу же красивое лицо его племянника искажается в гневе. — Убирайся! — кричит Люцерис, бросая подушку в голову Эймонда, и промахивается. Тот горько усмехается и поднимает руки вверх: — Я пришел с подарками. Нет нужды в насилии. — Я ничего от тебя не хочу. Эймонд вздыхает и приближается к Люцерису, как к раненому оленю, медленно и осторожно. Мальчик отползает назад на кровати, тщетно пытаясь сохранить дистанцию между ними. К тому моменту, как Эймонд садится у изножья кровати, спина Люцериса оказывается прижатой к изголовью. Он замечает, что ночная рубашка его племянника расстегнута, открывая вид на молочную шею и грудь. Он не может удержаться от того, чтобы не посмотреть на изящный стык между ключицами и плечом. Эймонд сглатывает от этого вида. — Слуги говорят, что ты отказываешься от еды. — Я не голоден. Эймонд приподнимает бровь: — Прошла почти неделя. — Я не голоден, — повторяет Люцерис, сжимая руки. — Ты хоть знаешь, как абсурдно это звучит? — говорит Эймонд, потянувшись к своему боку. Он достает маленький коричневый мешочек и бросает его на кровать, между ними. — Я принес тебе лимонные пирожные. Я посыпал их сахарной пудрой, как ты любишь. Люцерис смотрит на мешочек. Аромат сладких цитрусов наполняет комнату. — Лимонные пирожные? Эймонд не отвечает. Он подталкивает мешочек ближе к Люцерису, но тот не берет его. Мальчик выглядит раздосадованным. Его пальцы подрагивают, он облизывает губы. Эймонд старается не замечать, какой розовый у него язык. — Я хочу не сладостей, — наконец говорит Люцерис с болью в голосе. — Я хочу, чтобы Арракс снова был со мной. Я хочу, чтобы мама обняла меня. Я так хочу, чтобы все это закончилось и я вернулся домой. — Хм, очень хорошо, — говорит Эймонд, терпение которого иссякает. — Тогда, мне, наверное, стоит забрать их с собой и отдать Джейхейрису и Джейхейре. — Да, я думаю, так будет лучше, —говорит Люцерис. — Отдай их тому, кому они понравятся. Эймонд понимает, что он просто опускается до детского уровня Люцериса, но он не будет заставлять мальчика есть, не будет умолять. Конечно, его мать расстроится. Но он предпочел бы столкнуться с ее презрением, чем с беспредельной импульсивностью этого мальчишки. Он не знает, почему это так его злит. Мир не имеет привычки давать людям то, что они хотят. Мир — это зло, которое только берет и берет. Он забрал его глаз и невинность и не вернул обратно. Мир забрал дракона Люцериса и его свободу, но у него есть шанс вернуть хотя бы что-то, если он сыграет свою роль. Люцерис ничего не говорит, когда Эймонд покидает его покои, захлопывая за собою дверь.***
— Боюсь, принц Люцерис болен, —объявляет великий мейстер Орвилл совету два дня спустя. Эймонд поднимает взгляд с конца стола при упоминании своего племянника. Он сцепляет руки перед собой, крепко сжимая их, чтобы они не двигались. — Болен? Чем? — спрашивает Эйгон, откидываясь на спинку стула и жестом приказывая чашнице наполнить его кубок. Орвил серьезно смотрит вниз. — Лихорадка, которая никак не хочет отступать, мой король. Похоже, отказ от еды ослабил его и довел до такого состояния. — Наверняка есть какие-нибудь травы, которые вы могли бы ему дать, — безразлично отвечает Эйгон, делая глоток из своего кубка. — Он… никому не позволяет прикасаться к себе, не говоря уже о надлежащем лечении, мой король. — Он не умрет от лихорадки —пренебрежительно говорит Эйгон. Отто кашляет: — Вообще—то, ваша светлость… — Я разберусь с этим, —перебивает Эймонд. — Я знаю, как заставить его принять лекарство. Эймонд избегает любопытного взгляда Орвилла до конца совета.***
На этот раз он стучит. Ответное ворчание — достаточное приветствие, чтобы он открыл дверь. Люцерис, к его удивлению, не лежит на кровати. Он сидит перед огнем, закутавшись в меха, и дрожит. Эймонд окинул взглядом его бледную кожу и потемневшие глаза, блестящие от пота и лишенные яркости. — Только не ты, — говорит Люцерис, без обычной язвительности. — Да, это я, — отвечает Эймонд. Люцерис улыбается, криво и отстраненно. — За чем ты пришел на этот раз? У меня больше нет драконов, которых ты мог бы убить. Может, вместо этого ты заберешь мой глаз? Эймонд стискивает зубы. Да, он думал об этом. Он думал о том, чтобы вонзить свой кинжал в прекрасные глаза племянника. Он думал об этом намного больше, чем хотел признаваться. Фантазии оставляли его пустым и истощенным. Он давно решил, что месть будет иного рода. Эймонд достал из кармана своего камзола темно-зеленый флакон, который дал ему Великий Мейстер: — Выпей это. Люцерис смотрит со своего места на пол, освещенный оттенками красного и оранжевого. Он хмурит брови и кладет голову на колени. — Нет. — Выпей это, — говорит Эймонд, на этот раз более решительно, приближаясь к нему. — Я лучше умру, — свирепо смотрит Люцерис. Борьба оказывается недолгой. Эймонд и так имеет преимущество над Люцерисом в размерах и в бою. А когда тот болен и бредит, это почти не требует усилий. Люцерис пинает его и колотит своими маленькими кулачками, но Эймонд давит на него всем своим весом, пока мальчик не перестает извиваться. Он почти смеется над абсурдностью происходящего. — Какие у тебя маленькие руки, — мягко говорит Эймонд, поглаживая вспотевший висок Люцериса. Сейчас они так близки, что дышат воздухом друг друга. Дыхание Люцериса почему-то пахнет сладко. Эймонду хочется вдохнуть его целиком и задохнуться. Но вместо этого он прижимает губы своего племянника к отверстию флакона и выливает содержимое внутрь, закрывая рот рукой, чтобы тот не мог выплюнуть лекарство обратно. — А теперь, — прошептал Эймонд на ухо Люцерису. — Глотай. Это. Люцерис сохраняет сердитый зрительный контакт и делает вид, что глотает. Когда Эймонд убирает руку, Люцерис открывает рот, чтобы показать, что он выпил все (до последней капли). Эймонду кажется, что его кожа вот-вот испепелится от жара, который расцветает внутри него.***
Лихорадка Люцериса спадает на следующее утро. На прикроватном столике он находит покрытые пудрой лимонные пирожные.