***
Возможно, это правда, что Эймонд не учёл, насколько невыносимым грёбаным ублюдком является Люцерис. Раздражающий и поистине воинственный мальчик, блокирует Эймонда в инстаграм на следующий день после того, как тот пишет ему сообщение. Как будто так легко забыть то, что у них было, как будто боль в горле от того, что его трахал член Эймонда, уже навсегда покинула его. Прекрасно. Но Эймонд не собирается умолять. В конце концов, их пути вновь пересекутся, и когда Люцерис неизбежно сдастся? Эймонд разобьет его на куски. Преподаст ему урок, который тот никогда не забудет. Трахнет его прямо во время одного из его приступов тревоги, чтобы тот трясся и плакал на его члене, как грязная беспомощная девчонка, какой, как знает Эймонд, тот и является. Жаль, но Эймонд действительно хотел быть милым, если бы Люцерис просто смирился с неизбежным. Мило - понятие относительное, но он бы с радостью потратил необходимое время на то, чтобы успокоить и позаботиться о мальчике, когда всё закончится. Поцеловал бы его в лоб в знак похвалы за то, что он такой хороший. Он не монстр. Эйгону, например, нравится, когда его женщины в ужасе, потому что это помогает ему чувствовать себя не таким ничтожным, но Эймонд считает, что лучше, когда каждый получает что-то приятное для себя. Проблема в том, что у него совершенно нет терпения. К счастью, работа отвлекает его мозг от гниения из-за мыслей о Люцерисе, и когда он фотографирует свадьбу какой-то деревенской пары с дюжиной одинаковых блондинок почти на каждой фотографии, ему представляется возможность познакомиться с матерью жениха. Ей около сорока, максимум пятьдесят? Каштановые волосы, зеленые глаза, кожа с пятнами от слишком частого загара и отбеленные зубы. Она идёт следом за ним, когда он берёт перерыв и отходит покурить, сетуя на потерю своего малыша, на то, что невеста недостаточно хороша, не делает того-то и того-то. Классическая мать-одиночка, проецирующая свои проблемы с мужчинами на сына. Эймонд чувствует отстранённое сочувствие к невесте. Он думает, что делает ей одолжение, когда позволяет её новой злой тёще объездить его прямо на фоне красивого заката. У неё пышные формы, поэтому просто растекается в руках Эймонда. После этого он выпивает с ней несколько напитков в течение вечеринки, чтобы поддержать себя в тонусе. Милфы, которые напоминают тебе нашу мамочку, - сказал его брат. Конечно это была шутка; их мать никогда не найдут мёртвой в своей комнате с "Космополитеном" в руке, и у неё не будет какой-то похабной татуировки прямо на лобке. - Ты напоминаешь мне моего сына, - говорит она ему, будучи всё ещё пьяной катастрофой, когда он собирает вещи. Он чувствует, как в воздухе витает её отчаяние и оно впитывается в него сохраняясь внутри. Ему больше всего хочется смыть всё это со своего тела. - Парень действительно хорош, - легкомысленно говорит Эймонд. Жених, по общему признанию, был красив, но он в некотором роде NPC этой драмы, его голова совершенно пустая, и в ней нет никаких разумных мыслей. Пустое место, как и большинство людей. - Не Блейк, - вздыхает она, - Мой второй мальчик. Мой малыш. Его звали Коннор. Он покончил с собой десять лет назад. - Вот как, - просто отвечает Эймонд, проводит рукой по волосам и накидывает куртку. Он едет прямо в спортзал и принимает там душ. Снова и снова выжимает из себя пот, наслаждаясь насилием, которое позволяет ему такое пространство, выбивание дерьма из боксерской груши до боли в плечах - одна из немногих вещей, которая успокаивает огонь, постоянно пылающий внутри него. Его собственная форма медитации. После он едет навестить Хелейну и малышей, покупая по пути несколько сладостей, которые, как он знает, нравятся Хелейне. Дети есть дети, их вкусы меняются со скоростью света, и он даже не пытается за ними угнаться. Если он захочет их побаловать, то отвезёт в магазин и они сами выберут что им нужно. - Хел! - кричит он, заходя в дом, введя все коды безопасности, которые она доверяет только ему и их матери. - Есть проблема! - кричит она в ответ, - Змеи скользят сами по себе в зловещей скрытности! Эймонд стонет. - Что, опять?? Они проводят большую часть часа в поисках всех её змей, которых Джейхейрис, очевидно, выпустил из клеток. - Они должны быть такими же свободными, как и я! - настаивает тот, когда они усаживают его на диван чуть позже для строгой воспитательной беседы. Так что к тому времени, когда Эймонд сидит с пивом в одной руке и Мейлором на коленях, он полностью выжат. Выдохся. И почти дремлет с ребенком на руках, пока Хелейна не спрашивает его о чём-то. - Чисты ли твои намерения? Привыкший к её странным вопросам, и единственный, кто воспринимает их всерьез, он не спеша обдумывает это. - В основном, - решает он. - Это хорошо, - улыбается она, довольная ответом. - А твои? Она раскачивается взад и вперёд в жесте, понятном только ей. - Я ещё не знаю какие у меня намерения, мой астролог сказала мне об этом, когда я была там в прошлый раз. Я также ходила к гадалке, она разложила для меня таро, и оно было счастливым. Я попросила её сделать это и для тебя, брат, но оно получилось не таким радостным. - Хм? - он зевает, - Что меня ждёт? - Сначала Осирис, поэтому у тебя есть вопрос или любопытство. Но ты должен быть осторожен в своих действиях. Вот почему у тебя должны быть чистые намерения. Обман ведёт к предательству. А потом Мир, но... в обратном направлении. Вот почему я беспокоюсь. Мир означает, что цикл, в котором ты находишься застыл, что ты не нашёл конца. Это страшная карта. Эймонд кивает, поражаясь, как всегда, тому, в какой ерунде люди могут себя убедить. Его намерения в основном чисты, как он и сказал - делать работу, которой он увлечён, следить за тем, чтобы его семья была в порядке, держать в узде рычащего зверя внутри себя - и две случайные карты, вытащенные из колоды какой-то сукой мошенницей в платке, не имеют к этому никакого отношения. Эймонд невольно вспоминает женщину, которую он трахал сегодня, и её мертвого сына, которого он ей напомнил. Два плохих пророчества за один день. Может, он проклят? Эта мысль заставляет его нервно усмехнуться. - Вот как, - вновь говорит он, подкидывая Мейлора на колене.***
Эймонд работает на концерте группы из Речных земель, с которой он гастролировал, когда был подростком, когда ему звонит неизвестный номер. Он отправляет его на голосовую почту, занятый приведением всего рабочего дерьма в порядок, давая указания другому фотографу, которого он вызвал, чтобы тот помог ему в съёмке. Когда приходит сообщение, он бросает быстрый взгляд на экран телефона. [ Привет, дядя Эймонд, это Люцерис. Можешь позвонить мне сегодня вечером, если будет возможность? Это вроде как срочно, но не экстренно, я буду очень признателен! ] Ну, ну. Эймонд, наверное, должен заставить мальчика подождать после тех пыток, через которые он сам прошёл по его вине, но тревожная энергия просачивается из текста, а Эймонд слишком сильно хочет вцепиться в это зубами, чтобы беспокоиться о наказании. Два гудка. Его встречает взволнованный голос. - Дядя Эймонд? Эймонд согласно гудит в ответ. - О, я... ты занят? Там шумно... Он закатывает глаза. Чёрт возьми. - У меня есть две минуты. Так что если ты хочешь того, что, как я знаю, тебе нужно, лучше заикайся об этом побыстрее. - Ладно, хорошо, я перейду к делу, мы организуем мероприятие по сбору средств, где у нас был фотограф, который собирался сделать выпускные фотографии в качестве услуги? И моя организация собиралась получить деньги, чтобы использовать их для покупки выпускных платьев и тканей для людей, которые не могут себе этого позволить, но человек, которого мы пригласили, только что сильно заболел, так что он не сможет сделать это, а мероприятие состоится завтра, так что мы, типа, пытаемся найти замену? А Таю понравились твои фотографии, и я подумал, что попробую, я знаю, ты предлагал это из-за денег. Технически мы можем предложить тебе только гонорар в 500 долларов, потому что мы не зарегистрировались на платное мероприятие, но я подумал, может, мы сможем что-нибудь придумать... Интересно. - Что например? - спрашивает он. - То есть... я мог бы заплатить тебе сам, или что-то в этом роде? Просто скажите мне твои расценки, и я всё улажу. Это разочаровывает. - Когда оно состоится? - спрашивает он, уже готовый вернуться к работе. - Завтра! С 11 до 4, между ними перерыв на обед, мы его, конечно, обеспечим, но это очень популярное мероприятие, поэтому оно такое длинное... Эймонд хмыкает. - Отлично. Напиши мне подробности. - Подожди, правда? - Нет, шучу, - выдыхает он, - Давай же, малыш, я сейчас немного занят. - Ладно, да, извини! Чёрт возьми, спасибо тебе огромное, ты даже не представляешь, как я тебе благодарен! Мы всех обзванивали, и уже так поздно, так что, конечно, я знаю, что это большая услуга, и это много значит для всех нас... - Всё в порядке, мне пора идти, - останавливает его Эймонд. Вероятно, он закончит с сегодняшним шоу около часа или двух ночи, потом ему нужно будет вернуться домой и снова зарядить всё своё оборудование, а к десяти уже выйти. Не самая спокойная ночь, но бывало и хуже, - Ах, да, Люцерис? - добавляет он, прежде чем повесить трубку. - Да? - взволнованно спрашивает Люк. Чёрт, Эймонд уверен если бы у того сейчас был хвост, то он обязательно бы вилял им. - Разблокируй меня, - говорит он, кладёт трубку и переводит устройство в беззвучный режим.***
Он появляется в основном вовремя, не в самом лучшем настроении после того, как ему приходится пробираться через студенческий кампус, где никто не останавливается перед движущейся машиной. Господи, он мог бы убить по меньшей мере шесть человек в поисках парковки, и убил бы седьмого, если бы не нашел удобное место прямо сейчас. Люцерис и кучка его друзей приходят, чтобы встретить его и помочь, своими грязными ручищами, донести дорогущее оборудование Эймонда. Но не это заставляет его замереть на месте с сигаретой болтающейся между губ - его заставляет замереть тот факт, что Люцерис в юбке. Хотя рассмотрев получше он понимает, что это не юбка, а просто воздушные шорты, которые выглядят как юбка, когда он идёт, но иллюзия разрушается, когда он наклоняется вперёд. У Эймонда чешутся руки; он хочет отхлестать эту задницу до красных следов за всю свою головную боль. Он изголодался, он раздражён и он устал. А источник его бед находится прямо перед ним. - Ещё раз большое спасибо, - говорит Люцерис, держась на безопасном расстоянии, но всё же подходит немного ближе, - Я сделал то, что ты просил. Эймонд свободной рукой прикуривает сигарету, зажатую губами и с усмешкой затягивается, наслаждаясь тем, как морщится лицо его племянника. - Значит, Люси всё-таки может следовать инструкциям. Разве это не весело?***
Он снимает мероприятие, не важно что это выпускные фотографии двадцатидвухлетних подростков, а не гребаный официальный портрет премьер-министра. Единственное, от чего он получает удовольствие, так это от того, что командует Люцерисом, словно тот ассистент на съемочной площадке, наблюдая за тем, как тот бегает туда-сюда. Он явно заинтересован в том, чтобы всё прошло хорошо, и слушается Эймонда, как будто от этого что-то зависит. Худший вид клиента, на самом деле, но в кои-то веки Эймонд не жалуется на это. Когда день наконец заканчивается, они оказываются в квартире Люцериса, где тот живёт один. Это абсолютно клишированная гейская квартирка, у него везде красочные картины на стенах, и повсюду расставлены живые растения и свечи. Эймонд ненадолго задумывается о том, что его племянник на самом деле или слишком глуп или незрел, чтобы осознавать, чего именно Эймонд от него хочет. Неужели мальчик искренне думает, что минет был просто странной вещью, которая случилась однажды, просто ещё одной непродуманной связью его юности? Ещё один безобидный оргазм от безобидного мужчины? Он устраивается на диване, расслабляясь. Это нормально; он должен показать Люку правильный путь их отношений. Ему не всегда нравится преподавательский аспект такого рода вещей, но эй, и Рим не сразу строился. Подозрения Эймонда только усиливаются, когда Люцерис приносит на столик две кружки чая, а также чашу полную винограда. Перезревшего. - Прости, у меня нет еды... мы можем заказать что-нибудь, если ты голоден. - Я голоден, - пожимает плечами Эймонд, - Но речь не о еде. Люцерис замирает и краснеет, как олень в свете фар. Эймонд перекидывает руку через спинку дивана за его спину и поворачивает голову в сторону спальни; дать право выбора - это уже щедрый жест с его стороны. - Ты хочешь пойти туда? Или останемся здесь? - Эймонд, я... я пригласил тебя сюда не для... для этого. - Ну конечно, нет, - насмешливо говорит Эймонд, запустив руку в мягкие волосы Люка. Племянник дергается, но хватка Эймонда достаточно крепкая, чтобы пальцами почувствовать кожу головы мальчика перед собой, - Ты сам то себе веришь, сладкий. - Я действительно не это имел в виду, - резко настаивает Люк, уже немного заведенный, - То, что произошло между нами, это было... - Я предупреждал тебя, чтобы ты не заставлял меня ждать, помнишь. Теперь и он понимает что происходит, Эймонд видит это. Эта искра чего-то, что загорается в его красивых карих глазах, то, как расправляются его плечи. Грудь выпячивается, выставляет себя напоказ, ох, он так естественен в этом. - Это было неправильно. То, что мы сделали, мы не должны были этого делать, - настаивает Люцерис, как будто Эймонду есть до этого дело. Как будто здесь есть кто-то, кроме них, кому нужно это доказать. - Тогда почему это случилось, племянник?- Эймонд усмехается, касаясь подбородка Люка и притягивая к себе, пока они не начинают дышать одним воздухом, - Почему такой хороший мальчик, как ты, позволил такому мужчине как я, трахать свой маленький рот, если он не должен был этого делать? - Это была эмоциональная ситуация. Мы оба хотели выпустить пар, - Эймонд хмыкает, Люк краснеет ещё больше, - Мы оба были возбуждены... просто так получилось. - Ты что настолько отчаянный, что сосёшь у любого мужика, когда хочешь выпустить пар?! - спрашивает Эймонд, раздражаясь. Его хватка крепнет, прядь волос или две попадают под его пальцы и поддаются давлению, если судить по тому, как морщится Люцерис. - Нет, я... - Нет?! - Я не знаю, ясно?! - шепчет он, задыхаясь, - Я не знаю, почему это произошло. Слушай, почему бы нам не поцеловаться и не пообниматься? Мы не должны заходить так далеко снова, но немного веселья - это хорошо, верно? Эймонд в недоумении. Поцеловаться и пообниматься? Они что, чёрт возьми, в пятом классе? Это детское предложение выводит его из себя, настолько, что он подхватывает Люцериса и перегибает его через свои колени. Он одним движением стягивает его шорты вместе с боксерами, выставляя на обозрение голую и округлую задницу мальчика. Люк, естественно, вскрикивает. - Подожди, нет! - задыхаясь, он извивается, чтобы освободиться. Резкий шлепок наполняет воздух комнаты. - Молчи! - приказывает Эймонд, звуча резко и сердито. - Да что с тобой такое?! - Люцерис пытается откинуться назад. - Ты можешь следовать самым простым инструкциям, чертова принцесса? Я не один из твоих мальчиков на побегушках, которые будут лизать твою задницу всю ночь, ты это понимаешь? - Ты такой мудак! Шлепок. Шлепок. По одному на каждую половинку. - Я буду кричать! - угрожает он, - Я буду кричать и вызову копов, ты не можешь так со мной поступить, не можешь, пожалуйста, не делай этого... - Боже, я не собираюсь тебя насиловать, - ворчит Эймонд, - Расслабься уже, блять. - Расслабиться?! Это ты пришёл сюда и завалил меня, ты, больной урод! Ты отшлёпал меня, как будто я ребёнок! Шлепок. Признаться, этот шлепок заставил Эймонда улыбнуться. Идеальное время. - И я сделаю это снова, если ты не начнёшь слушаться, Люси. Мальчик резко выдыхает через нос, бросая взгляд через плечо. - Ты что, серьёзно возбуждаешься от этого, придурок? - А ты? - бросает вызов Эймонд, протягивает руку между его ног и проводит пальцем по его члену. Это заставляет дрожь пойти по их телам; не сильно, но уже близко. Абсолютно близко. - Я просил тебя помолчать, - снова говорит Эймонд, уже менее сердито, чем в прошлый раз, потому что они наконец куда-то движутся - шлепок. Люцерис не издает ни звука, кроме удивлённого ах. Это хороший знак, - И я просил тебя не заставлять меня ждать. Шлепок Молчание. - Извинись передо мной. - И почему я должен? - Люк кисло смеётся, - Я не обязан делать всё, что ты мне говоришь. Шлепок - Извинись. - требует он. - Нет! - отказывается Люцерис. Шлепок - Ты, упрямая дрянь, не понимаешь ничего, да? Ты начал это дерьмо, ты его и закончишь. Я поимею твою задницу, твой рот и всё остальное, что мне захочется, и мне это понравится, и тебе это понравится. Потому что для этого и нужны такие шлюхи, как ты, да? Чтобы брать всё что им дают? - Убей себя, придурок! - шипит Люк. Шлепок - Скажи, что тебе, блять, жаль, или я не остановлюсь, - угрожает Эймонд и снова без предупреждения шлепает Люцериса по розовой заднице, сильно, не забыв при этом слегка ударить и по яйцам. Он едва замечает, когда Люк начинает всхлипывать сквозь слёзы, отвлекаясь на то, как бедра его племянника трутся о его бедро. Это почти слишком для него, он почти сдаётся, теряет самообладание, и просто готов взять его насухо, без подготовки, но наконец Люцерис ломается и... - Прости! - кричит он, наполовину севшим, наполовину срывающимся голосом, - Прости, прости, я не должен был блокировать тебя, прости, пожалуйста, Эймонд, мне больно! - Насколько больно? - Эймонд усмехается, шлепая его последний раз. Это победный удар. Он доводит дело до конца. - Больно! - Люцерис начинает плакать, и Эймонд переворачивает его так же легко, как и в первый раз, он видит дорожки слёз стекающие по лицу, которое морщится от соприкосновения горящей кожи с жёсткой тканью штанов Эймонда. Тот двигает бедрами и втягивает воздух, его член такой же красный и сочный, как и его задница, но он продолжает говорить это даже сейчас, повторяя снова и снова, больно, больно, пожалуйста. - Я хотел сделать всё правильно в первый раз! - буквально рычит Эймонд, - Хотел хорошо оттрахать тебя в твоей собственной постели, чтобы тебе всё понравилось. Но ты игнорировал меня и вынудил сделать всё это дерьмо! Только зря потратил моё чертово время. - Если тебе так сильно этого хотелось, то давай! Займись мной! Сделай это! - Люк выходит из себя и резко толкает его в плечо, заставляя опрокинуться, после чего протягивает руку вниз, чтобы сжать чужой член сквозь штаны. Но из-за трясущихся рук у него ничего не выходит. Эймонд одной рукой отодвигает Люка от себя - используя больше силы, чем нужно, чтобы избавить их обоих от боли - а другой расстегивает собственные штаны, позволяя эрекции вывалиться наружу, тяжелой и злой, как и весь он. - Чёрт, я слишком на взводе для этого, - бормочет он, сплёвывая на руку и слишком сильно сжимает их члены вместе. Быстро двигает рукой, словно они какие-то животные, а их бедра встречаются друг с другом где-то в середине движения. Люцерис задирает футболку и, очевидно, чересчур сильно щипает себя за грудь, что очень бесит Эймонда, ведь причинять боль племяннику - это его работа, поэтому он прижимается к мальчишке и обхватывает губами уже припухший розовый сосок. А потом кусает так, что удивляется, как умудрился не прокусить кожу, но Люцерис только хнычет не переставая плакать и продолжает издавать такие звуки до тех пор, пока Эймонд не удовлетворится разрушениями, которые он устроил. Он наклоняется вперёд, чтобы слизать соленую воду с чужих щек. Это восхитительно, лучшее, что он когда-либо пробовал. Эймонд мечтает, что сможет запечатать это в бутылку для себя, все слёзы Люка только для него, может быть, даже сам глаз, это было бы справедливо. И только в этот момент он обнаруживает, что не хочет этого - чтобы Люцерис был таким всегда. Он хочет, чтобы тот стал чистым холстом, чтобы Эймонд мог преображать его заново каждый раз, когда трахает его. Одного раза будет недостаточно. Мысль о том, чтобы сделать это ещё раз, сделать это как следует... ему приходится с рычанием вцепиться в шею Люка, он так невероятно возбужден, что двигает бёдрами из последних сил. Он опрокидывает и прижимает Люцериса к его собственному дивану, красная задница того точно в агонии сейчас. Люк скулит в голос, выгибает спину в безусловно болезненной позе, и его член бешено дергается в захвате Эймонда, когда он кончает на кулак и на оба их живота. Эймонд не выдерживает и после этого извергается сам, создавая отвратительную массу из их семени. Люцерис потный и раскрасневшийся лежит и ошарашено моргает, смотря в пространство перед собой, словно сошёл с ума. В комнате пахнет сексом. Это так великолепно. Эймонд хочет сделать снимок. Вместо этого он садится и протягивает покрытую спермой руку племяннику. - Оближи, - приказывает он. Люк не издаёт ни одного протестующего звука, никаких возмущений пока делает это. Потом он встаёт на колени и слизывает всё и с члена Эймонда, как будто это его любимая конфета. Эймонд запускает руку в волосы Люка и поднимает его голову вверх, так что их глаза встречаются. Фиолетовые и карие; рубиново-красные и сапфировые. - Никогда больше не заставляй меня ждать, - предупреждает он. Люцериса размазывает по полу, его голова прислоняется к бедру Эймонда. Бедный мальчик, с восторгом думает Эймонд. Хотя едва ли это мальчик, сейчас он просто сосуд для боли и удовольствия. Всё-таки следует заказать еду, рассеянно думает Эймонд. Его племянник выглядит так, словно у него не осталось никаких сил. - Хорошо, - вздыхает Люцерис, закрывая глаза. Эймонд не знает, понимает ли тот, на что соглашается, но он точно знает одно: Люк будет учиться. В конце концов, у него есть преданный и вдохновенный учитель.