give you back to me

Эймонда немного бесит, как легко Люцерис соглашается лечь со своим дядей в постель. Кто вообще так быстро отдаётся? Сын Рейниры - вот кто. Сводная сестра Эймонда - сама по себе прожорливая шлюха, бессовестно жадная до всего, и очевидно, что все её сыновья обожают её и переняли её распущенность. Её первый муж - Эймонд был слишком мал, чтобы помнить ту свадьбу, хотя, очевидно, он там был - Лейнор Веларион. По предположению Эймонда, они провели свой брак, делая друг другу маникюр и эпилируя задницы. Ещё есть отец её сыновей. Харвин Стронг. Объективно самый привлекательный мужчина, которого Эймонд когда-либо видел. Трудно винить за это Рейниру, если бы он был женщиной, то, наверное, тоже без раздумий запрыгнул бы на этого амбала. Потом был скандал, который Эймонд помнил достаточно хорошо, когда Рейнира участвовала с дядей Деймоном и его женой, в какой-то фетиш тусовке, или в оргии, или что там было. Она вышла из этой истории с двумя светловолосыми сыновьями, только чтобы вернуться и снова быть с Харвином Стронгом. Конечно, она не вышла за него замуж. Оставила его при себе в качестве доверенного защитника. Но опять же, понятно почему. И это даже не самое лучшее - после всего этого её креветка-первенец Джейкерис каким-то образом умудрился сожительствовать с дочерью Деймона, завершив круг сексуальной дисфункции, о котором мать Эймонда говорит, когда выпивает слишком много бокалов мерло после ужина. Забавно слышать, как эта в остальном уравновешенная женщина ругается, поддаваясь осуждению, которое она всегда так старалась скрывать, и Эймонд соглашается с её претензиями. В теории. На практике он более либерален. Но у Эймонда - есть опыт. Люцерис же просто не знает ничего лучшего. Он вырос, считая окружающее его дерьмо нормальным. Он вырос в доме, полном нераскаявшихся ублюдков, которые опекали его и лепили из него этакую средневековую принцессу. Но эта принцесса посылает Эймонду фотографии себя, в шелковом халате, с членом, мокрым после собственной разрядки, и размазанной по соскам спермой. А ещё было шестисекундное видео, снятое под углом достаточно высоким, чтобы увидеть, как толстая пробка, уже мокрая от слюны, скользит внутрь и наружу между его красивых розовых губ. Эймонд дрочит на этой неделе так много, что у него начинает болеть запястье. Он даже не пытается утруждать себя холодным душем. Он ставит галочки почти во всех пунктах этого списка гей-извращений, за исключением тех нескольких, которые его не интересуют, даже если это будет осуществляться с его племянником. Но даже это можно изменить, если Люцерис захочет. Дело не в том, что он не будет мочиться на Люцериса, если его попросят. Просто он уже делал это раньше, и это лучше в фантазиях, чем в реальности. Да и как после этого можно смотреть на человека также как раньше? Поразмыслив, он всё-таки ставит галочку в графе "золотой дождь" - картина того, как Люцерис будет умолять его о такой унизительной, отвратительной вещи, будет стоить легкой дисфункции. Можно было бы поставить галочки на всё. (Когда он получает список Люцериса и рядом с этой категорией стоит большое красное "НЕТ", он чувствует нотку разочарования). Терпение, напоминает он себе, просматривая список допустимого своего племянника, и зверски кусая кулак, чтобы привести мысли в порядок. Ему приходится ещё дважды мастурбировать, прежде чем он достаточно успокоился, чтобы заснуть той ночью. Неделя дала Эймонду некоторую перспективу. Он знает, что должен сделать всё правильно. Если он отпугнёт Люка, у него никогда не будет другого шанса. Поэтому ему придется какое-то время быть правдоподобно милым, даже если это противоречит его природе; нужно подождать, пока мальчику станет с ним комфортно. Пока тот не станет уступчивым. Доверчивым. Только тогда Эймонд сможет полностью его погубить. Это того стоит, я обещаю, Kepa. О, это точно будет того стоить. Люцерис Веларион, превращённый в ничто, со следами на теле оставленными Эймондом и с его спермой внутри - самый сладкий приз из всех.

***

- Итак, я подумал... Эймонд осматривает комнату вокруг себя, не обращая внимания на тревожность в голосе Люцериса и зажженные свечи. Играет музыка. На столе лежат игрушки, предназначенные для нечестивого удовольствия, замаскированные детскими атрибутами, бантиками пастельных цветов, словно это скрывает их предназначение. Его племянник немного похож на него самого, думает Эймонд. Милый и красивый на глазах у всего мира, его щеки постоянно нежно-розовые, как у девственницы, позволяющей мужчине впервые просунуть руку между её бедер. А что под этим? Злобная сука, которая вырезала Эймонду глаз и слизала кровь со своих пальцев. Другие этого не видят, но Эймонд видит. И его член уже наполовину твердый от ожидания. - Как мы должны это сделать? - Люцерис хихикает, явно смущаясь. Он заламывает руки, а его глаза темнее обычного, когда Эймонд кладёт ладони на его бедра, притягивая к себе, без слов снимает его футболку и щелкает пальцами, чтобы тот снял штаны. Люк снимает. Без возражений. Эймонд берёт что-то со стола; у него не было точного плана, но когда он увидел именно этот предмет, то сразу понял, что воспользуется им. Это слишком идеально, чтобы игнорировать, слишком подходяще их ситуации. Это справедливо, думает он, накладывая повязку на глаза племянника. Око за око. Люцерис издаёт задушенный звук, когда это происходит, тянется вверх и прикасается к ткани под пальцами Эймонда нежным прикосновением. Нужно сохранять спокойствие. Эймонд щипает себя, и стенки его ребер уже болят от жажды крови. - Помни, - шепчет Люцерис, дрожа точно не от холода в теплой комнате, - Стоп-слово феодализм. - Феодализм, - повторяет Эймонд, наклоняясь на уровень уха и слегка покусывая мочку, - Знаешь ли ты, Люси, что ты красивее некоторых женщин, которых я трахал? Ложись, я хочу тебя рассмотреть. Люцерис действительно красив. У него тело бегуна, натренированное и подтянутое, а гладкая кожа, пахнет как химозный кокосовый лосьон, которым пользовались некоторые девушки Эймонда. Когда Люк ложится, Эймонд садится у изножья кровати и некоторое время просто смотрит. В конце концов, он поднимает обе руки, чтобы провести ими по груди племянника, ногтями оставляя небольшие розовые линии на боках и бедрах. Проводит большим пальцем по его губам и позволяет Люцерису сосать его около минуты, пока Эймонд не наклоняется, чтобы укусить его за шею. Не сильно. Он хочет увидеть себя со стороны, вот и всё. Он сделал Люцериса слепым, так что он должен сделать и остальное в мальчике по своему образу и подобию, нарисовать насилие внутри его груди и на коже перед ним. Когда он добирается до боксеров Люцериса, там уже есть выпуклость, которая опускается на живот, когда он тянет материал вниз. Эймонд никогда не сосал член и не собирается делать это сегодня, но на секунду ему становится любопытно. Любопытно, какие звуки издаст Люк, если сделать это, если слизать капельку естественной смазки с головки? Восхитительные звуки, без сомнения. - Посмотри на себя, - усмехается Эймонд, - Маленькая Люси, голая и уже мокрая для своего большого плохого дяди. Собирается раздвинуть для меня свои ноги. Интересно, что теперь подумают о тебе твои братья, а? Твоя развратная мамочка? - Ты такой козёл, - тихо шепчет Люцерис. Тут не поспоришь. - Я слышал, ты отдавался мужчинам, которые тебя не заслуживают, - рычит Эймонд, впиваясь пальцами сильнее, чем раньше, - Позволял им трогать тебя и кончать в тебя, как грёбаная шлюха. Люк хватает ртом воздух, вероятно, думая, что это игра. - Да. Я... эээ... был плохим. Жалкая попытка грязных разговоров. Но Люку это нравится, он даёт Эймонду свободу делать все, что тот хочет. Не то чтобы он не собирался делать это в любом случае. - Открой рот, - приказывает он. Люцерис отпускает челюсть. Эймонд крепко сжимает её, фантазируя о том, чтобы сжать её всё сильнее и сильнее... но потом плюёт в рот Люка, чтобы остановить свои мысли. Облизывает его розовые губы и прикусывает нижнюю, а затем присасывается к горлу мальчика, приказывая ему проглотить слюну. Со своего места на шее Люка Эймонд чувствует, как он глотает и двигается его горло. Чёрт, ему нужно снова ввести туда свой член, нужно, чтобы он задыхался вокруг него, как в ту ночь на Драконьем Камне. Он так хочет этого, что его член рефлекторно дёргается от этой мысли. Чёртов рефлекс собаки Павлова. Но он не может просто засунуть его туда, нет. Люцерис хочет поиграть. Эймонд встаёт, не обращая внимания на то, как Люк выгибается и всхлипывает, потеряв давление на своё тело. Его руки закинуты за голову, а ноги согнуты в коленях. Он вдыхает воздух в мягком и медленном ритме, как будто это принесёт ему облегчение. - Следуй за моим голосом, - требует Эймонд, закрывая дверь в спальню только ради того, чтобы заставить Люцериса почувствовать себя в ловушке. Лишить его зрения, лишить возможности сбежать... всё, что теперь осталось это его достоинство, - Ты можешь это сделать? Следовать простым инструкциям? - Да, - кивает Люцерис, садясь на постели как котёнок. - Тогда сделай это. Иди ко мне. Люцерис поднимается с кровати, но когда он собирается подойти, Эймонд останавливает его. - Ползи, - улыбается он, - Встань на четвереньки. Эймонд ведет себя некрасиво, он знает это, двигаясь вокруг и дразня Люка, расстраивая его этим. Но в итоге он позволяет догнать себя возле мягкого кресла в углу комнаты, и схватиться за свои штаны. - Вытащи мой член, - инструктирует он, запустив руку в темные волосы племянника. Поглаживает мягко, хотя мягким он будет недолго. Руки Люцериса начинают работать, освобождая член Эймонда, пока, наконец, не спускают его штаны на лодыжки. - Мне отсосать? - спрашивает Люцерис, задыхаясь, уже открывая рот. Это не удивительно, все в этой комнате знают, что Люцерис обожает сосать член. Его теплые руки возбужденно потирают ствол в предвкушении. - Ну он сам себя не отсосёт, Люси, - усмехается Эймонд, беря Люка за подбородок, - Сначала отшлепай себя им. Потри им свои красивые розовые щечки. Люцерис стонет, когда делает это, шлепает себя два, три, четыре раза. Чередуя стороны. Эймонду приходится схватиться за стол для равновесия, так чертовски приятно видеть, как Люк унижает себя. Он готов на всё. Эймонд опускается в кресло позади себя, наблюдая, как Люцерис следует за ним на голых коленях, чтобы прижаться к его бедру. Эймонд откидывает уже спутанные волосы мальчишки назад и дает ему легкую пощечину, засовывая два пальца в рот Люка так, что тот задыхается от неожиданности. - Нравится? - дразнит он. - Да, - бормочет Люцерис с наполненным ртом. - Хочешь, чтобы вместо этого туда вошел мой член? - Да, - хнычет Люк, - Давай, Эймонд. Я хочу отсосать тебе. Он щелкает языком. - Не жадничай. Почему я должен позволить тебе? В прошлый раз ты едва выдержал. - Я выдержу, - настаивает он, - Я покажу тебе, что могу взять всё. - Обещания, обещания. А если ты не сможешь? Ты обманываешь меня, племянник? В этот момент он настолько твёрд, что в его мозгу не осталось крови, но он слишком наслаждается дразнилкой, чтобы остановиться. Чтобы Люцерис умолял его о члене? Эймонд не дурак, он помнит возмущение на лице Люка, когда тот не смог насладиться членом пацана в спортзале. Он был раздражен. Минет - это явно то, что Люцерис делает с удовольствием и чем гордится. Удержать его от этого стоит отсроченного удовлетворения. - Нет, я не лжец, клянусь. Пожалуйста, Эймонд, я хочу сделать это сейчас. Хочу твой член. Хочу твой член. Как трогательно. Лживая маленькая сучка. - Почему? Почему ты так сильно этого хочешь, Люси? Ноздри Люка раздуваются. - Потому что я глупая распутная шлюха, да? Так? Я грязная шлюха, которая хочет, чтобы ты был у меня во рту. Так-то лучше. - Если ты не сможешь принять всё, я буду трахать твой рот, пока ты не сможешь, - предупреждает он. Он ещё раз шлепает Люцериса по губам членом, а затем усаживается, запустив руки в волосы Люка, - Теперь засунь его себе в рот, и не расслабляйся. Мне нравится, когда всё быстро и грязно, понял? К чести Люка, он именно это и делает. Впихивает в себя почти всё сразу, словно он голодный до этого, не обращая внимания на рвотный рефлекс, так что его горло вытворяет восхитительные вещи вокруг головки члена Эймонда. Он хрипит и задыхается, и всё равно не дает себе ни малейшего шанса отстраниться. Он обильно использует слюну когда двигает головой вверх и снова собирает всё губами по пути вниз, слюни текут из его рта и вибрируют со стонами, заставляя Эймонда запрокидывать голову назад и стонать от собственного удовольствия. Он уже подумывал притвориться, что его это не впечатляет, заставить Люка думать, что он недостаточно хорош в том. Но ему охренеть как нравится, и на самом деле Люцерис чертовски хорош в этом. Так что эта идея отпадает. Вместо этого Эймонд раздвигает бедра, не трахая рот Люцериса, а скорее просто прижимая его к себе при каждом глубоком движении, прижимая к себе и чувствуя как согревается кожа от тёплого дыхания на несколько секунд. У Люка текут слёзы от давления на глотку, что только ещё больше заводит Эймонда. Боже, он такой чертовски красивый. - Люси это нравится, да? - он кусает свою губу, практически разрывая её зубами, - Блять, как хорошо. Продолжай, чёрт возьми, это идеально, высоси всё из меня, принцесса, чёрт, чёрт... Просто ради забавы, он не предупреждает, когда его яйца начинают напрягаться, а член становится ещё тяжелее. Он кончает в рот Люка, не в силах даже сохранить маску любезности, используя его по своему усмотрению. Но Люку это нравится. Он весь мокрый от стекающей слюны и спермы, и, должно быть, уловил сигналы о предстоящем оргазме Эймонда, потому что явно готовился к нему, как школьник на контрольной. Немного выпрямился, зафиксировал хватку, отодвинулся назад настолько, что когда Эймонд практически теряет сознание, запрокидывая голову назад с криком, струя спермы попадает точно в горло. Когда Эймонд приходит в себя, его руки уже ослабли. Но Люцерис всё ещё на месте. Облизывает, проводит языком и посасывает его, помогает Эймонду расслабиться и обмякнуть. Очевидно он и сам в экстазе от этого. - Поднимись сюда, - лениво говорит Эймонд, как только может начать думать, и сразу целует Люка, когда тот встаёт и усаживается на его колени. Это то, что Эймонду всегда нравилось - вкус спермы для него не имеет значения, но исследовать впалые щеки, пока они ещё сохраняют форму его члена, пользоваться изможденной челюстью партнера... Это уже заставляет его твердеть по новой, пока он прекрасно чувствует, как возбужденный член Люка нетерпеливо трётся о его живот. - Это было чертовски сексуально, - усмехается он, поправляя повязку на глазах, где она слегка сбилась, - Как думаешь, ты заслужил кончить? - он тянется рукой вниз, оглаживая рукой задницу племянника с пробкой с блестящими камнями внутри него, - Или мне подождать, чтобы дать тебе кончить, пока я не окажусь в твоей дырочке? Люк хнычет, его грудь красная от прилившей крови. - Почему не оба варианта? Я хочу кончить, Эймонд, я такой твердый. Прикоснись ко мне, пожалуйста. Я же принял всё, да? Эймонд усмехается, слишком резко и довольно грубо сжимая член Люка. - Так я тебе должен, да? Теперь ты будешь мной командовать? - Нет! - Люк всхлипывает, - Прости, пожалуйста, просто... Эймонд расслабляется. Трудно не чувствовать себя щедрым после такого минета. Ему нужно время, чтобы снова стать твердым, поэтому он может немного поиграть с Люком. Его кулак образует круг вокруг эрекции мальчика, а другой рукой он направляет племянника за спину, чтобы тот вошел в него. Импровизированная мастурбация. Но когда Люцерис протягивает руку, чтобы схватить Эймонда за плечи и удержать равновесие, эта жестокая жилка смешивается с местью. - Никаких прикосновений, - предупреждает он, крепче прижимая его к себе, - Если ты не сможешь сидеть прямо, значит, ты не сможешь кончить. Эймонд не намерен позволять Люцерису кончить таким образом, но как именно он собирается сделать это - пока ещё вопрос. Люк стонет на это, заложив руки за спину, они у него явно так и чешутся схватить Эймонда за бедра. Он знает, что Люцерис умирает от желания вонзить свои пальцы в татуировку паука на его левом колене и паутину на правом, и именно поэтому за ним так забавно наблюдать. Эймонд снова направляет его, и язык мальчишки высовывается от сосредоточенности. - У меня не получается, - хнычет он. - Попробуй, - поддразнивает Эймонд, - Ты всегда так легко сдаёшься? Привык, что твои дружки поклоняются тебе, делают всю работу? Не сегодня, принцесса. - Эймонд, - стонет Люцерис, откидывая голову назад и яростно раскачиваясь, точно мучаясь от того, как сильно он старается оставаться в зоне досягаемости руки Эймонда. Худые бедра двигаются неуклюже, как у новорожденного жеребенка, - Это... пожалуйста, это слишком, я упаду... я не могу, не могу. - Так падай, - усмехается Эймонд, слегка подталкивая его в грудь. Люк соскальзывает на пол перед ним, и Эймонд снова толкает его вниз, когда тот начинает вставать, чтобы закатить истерику, без сомнения. Он прижимает его ногой, надавливая на член Люка, чтобы удержать на месте. - Ох... ааа... оох, - корчится мальчик, гримасничая от переполняющих эмоций. Эймонду почти хочется сорвать повязку с глаз, чтобы получить полную картину, но нет, он хочет, чтобы Люк ослеп ещё больше, хочет, чтобы он сопротивлялся. В конце концов, умолял вернуть ему зрение. - Не сдерживай себя, - поддразнивает Эймонд, - Я не собираюсь осуждать тебя за то, что ты грязная шлюха. Ты такой, какой есть, так что признай это. Я знаю, что ты отчаянно нуждаешься в этом, не так ли? Бедная Люси. Люк продолжает сопротивляться, бормоча какую-то ерунду, чтобы не дать себе вцепиться в ногу Эймонда, как сука в течке. Это прекрасно, думает он, поднимая Люцериса на руки и бросая его на кровать. Это никогда не было целью, так что Эймонду не нужно тратить на это время, если Люк больше не собирается играть в игры. Вместо этого он обращает внимание на то, как его член снова напрягается. Есть определенное удовольствие в том, чтобы становиться снова возбужденным, пока основание пробки подмигивает ему между раздвинутых ног Люцериса. Эймонд переворачивает пацана на живот, позволяя ему на мгновение повалиться на матрас, а затем выгибает его спину дугой. Наконец-то время пришло, думает он, облегчение и возбуждение захлестывают его полностью. Эймонд оттрахает этого мальчика до одури. - Если ты кончишь раньше, чем я разрешу, я выпорю твою задницу до синевы, - наклоняется он и угрожает. Он больше не думает о последствиях своих слов; всё, что он говорит, он имеет в виду абсолютно серьезно. Люцерис поднимает голову на голос Эймонда, повязка всё ещё мешает ему видеть, и... ... он как всегда одна сплошная проклятая проблема. Маленький говнюк плюёт Эймонду в лицо. - Тогда сделай это, - рычит Люцерис, устрашающе, словно тявкающая чихуахуа, - Я тебя не боюсь. - Ты, блять, ещё пожалеешь об этом, - рычит Эймонд, вытирая слюну со своего лица и пихая голову Люцериса в подушку, - Сучонок, тебе не следовало этого делать. Первый удар плётки сразу бьёт сильно. Шлепок эхом отдаётся в комнате, так громко, что даже Эймонд приостанавливается. Люцерис вскрикивает, но больше ничего не делает, только слегка покачивает бедрами, и Эймонд повторяет удар. По другой половинке. Не так сильно, но уже ближе к его дырочке. Переключается обратно на другую ягодицу, заставляя его мясистую задницу подпрыгивать от ударов. - Я собирался снять повязку, - говорит он в красной ярости, - Я собирался быть с тобой милым. Чувствуешь? - шлепок, - Вот что случается, когда ты хочешь играть грязно. Я верну тебе это в десять раз больше, - шлепок, - Никогда больше не делай этого дерьма, слышишь меня? Люцерис кричит, уткнувшись лицом в подушку, его тело трясется, как будто только он может чувствовать землетрясение. Когда он поднимает лицо и начинает формировать звук: - Фео... Эймонд отбрасывает плётку. Пять ударов. Достаточно хорошо для него. - Не беспокойся, я всё равно уже закончил, - отмахивается он от стоп-слова и перелезает через трясущееся тело Люка, чтобы нежно огладить его красную попку. Это должно быть больно; Эймонд уже давно не позволял никому бить себя по заднице таким инструментом, но он помнит, как это больно. Он делает себе внутреннюю заметку о том, что ему придется смазать её лосьоном, когда всё закончится, и теперь придётся постоянно делать всё это дерьмо, на которое он подписался. Это того стоит. Но это ещё не конец. Эймонд целует покрасневшую шею Люцериса, просто потому что хочет этого. Опускает голову, чтобы собраться с мыслями, и также как это делает Люцерис - начинает глубоко дышать. - Всё хорошо? - спрашивает он, начиная беспокоиться, потому что Люк не двигается уже несколько минут, - Только не убегай от меня сейчас, принцесса, не тогда, когда мы только переходим к самому хорошему. На мгновение Эймонд искренне испугался, что зашёл слишком далеко. Что после всего этого он потерял хладнокровие и теперь никогда не сможет почувствовать мягкость мальчишеской задницы своего племянника. Чёртов идиот, ты должен был держать себя в руках. - Ладно, - наконец хрипит Люцерис, - Да, я в порядке. Эймонд, повязка... Уголки его губ приподнимаются неосознанно. - В том-то и дело, когда ты теряешь зрение, ты не получаешь его обратно только потому, что хочешь этого, не так ли? Люк вздрагивает под ним, но больше не протестует. Наконец-то он покорен. Каменная эрекция Эймонда уже покоится между ягодиц Люцериса, и он двигается, чтобы настроить и Люка. Ему нужно, чтобы они оба насладились грандиозным финалом, чтобы они вместе смогли сделать это снова. Эймонд трётся о него достаточно аккуратно и долго, чтобы Люк полностью возбудился снова. Как только это сделано, он отпускает его, не обращая внимания на прерывистый выдох, который возникает при потере контакта. - Тебе нравится эта штука? - спрашивает он с презрением, крутя стеклянную пробку за конусный край, слегка вытаскивая и надавливая снова, - Ты сможешь ходить с ней? - Может быть, - пожимает плечами Люк, теперь он послушный. Он выучил своё место, - Хочу твой член, Эймонд. Пожалуйста. Эймонд усмехается. К чёрту мольбы - они оба слишком возбуждены, чтобы ещё ждать, думает он, вытаскивая пробку и распределяя по члену немного смазки. Когда он проталкивается внутрь, Люк очень напряжён. Такой тугой, что Эймонду приходится остановиться на полпути и взять себя в руки. - Откройся для меня, принцесса, давай, - мягко призывает он в нетерпении, - Вот так, расслабься... чёрт, как горячо. Ты здесь как лава. Люцерис только глубже зарывается в свои скрещенные руки, издавая звуки, которые точно не являются цельными словами. - Скажи как ты, - требует Эймонд, делая первые толчки. Люцерис раскачивается взад-вперед, но он, должно быть, всё ещё не отошёл от ударов плёткой. Такое сразу не проходит. - Хорошо, - тихо говорит он. - Громче! - приказывает Эймонд. - Это хорошо! - хнычет он, задыхаясь от ускоряющегося ритма, - Это хорошо... это хорошо... пожалуйста, не останавливайся! - Вот так, да... - улыбается он, держа Люцериса за бедра так, чтобы получить идеальный угол проникновения. Эймонд входит резко, да, но и глубоко, так что Люку просто некуда деваться. Это, должно быть настоящая агония. Но он не может остановиться. Он чувствует это повсюду, электричество пробегает по позвоночнику, как молния, а бедра двигаются сами собой. У Люцериса текут слюни, когда Эймонд засовывает ему два пальца в рот, чтобы помочь подольше оттянуть оргазм. Он опускает руки, чтобы провести пальцами по соскам Люка, щипая и потирая их. Отдаленно он понимает, что восхваляет Люцериса и его тугую дырочку, понимает, что говорит сейчас грязные вещи, которые не контролирует. Как будто сквозь стену слышит снова и снова свои слова: - Каждая часть тебя идеально подходит для моего члена, маленький демон искуситель, никто другой не сможет получить это, слышишь меня. Его яйца снова напрягаются, от того как сильно Люцерис сжимается, когда Эймонд просовывает под него руку, сжимая член мальчика, почти как если бы он боялся своего оргазма. Эймонду знакомо это чувство: ждать так долго, что это похоже на ураган. Смилостивился ли Эймонд над ним? Конечно, нет. Он продолжает трахать его в бешеном темпе попадая по чувствительному месту, от чего Люк снова сжимает его. Бедра Эймонда горят, он кусает потную кожу чужой спины перед собой; Люцерис всхлипывает, отчаянно извиваясь. - Я сейчас кончу! - кричит он, жадно встречая толчки Эймонда. Он напряжён, как натянутая струна. - Сделай это, блять, - хрипит Эймонд, - Я близок, святое дерьмо, я близок, я... Он выплескивается на своего племянника, резко укусив его за плечо, и не проходит и минуты, как Люк в экстазе болезненно сжимается вокруг Эймонда, который в этот безумный миг искренне боится, что его член застрянет в этом теле навсегда. Однако этого не происходит. На одно мгновение они становятся единым целым, а затем распадаются на части. Он падает на кровать рядом с Люцерисом, и впервые за несколько недель в голове Эймонда наступает благословенная тишина.