give you back to me

В среду нижняя часть тела Люцериса перестает ныть настолько, что он наконец-то снова может слышать собственные мысли. Это было в его исследовании, период восстановления после сильного эмоционального опыта, пока центр удовольствия-боли в его мозгу приходит в норму. Это абсолютно нормально и по плану. Кайф, в котором он находился, - это просто гормоны и природа, вот и всё. Особенно потому, что он впервые с энтузиазмом подчинился, поэтому было ещё важнее, чтобы он дал себе соответствующий период восстановления. И если это его мозг пришёл в норму, то его, должно быть, в младенчестве ударили головой о свинцовую кроватку, потому что первое, что он делает, когда обретает способность мыслить здраво? Пишет Эймонду. [ Я свободен сегодня вечером, если ты хочешь потусоваться, но если нет - не беспокойся ] Очень непринужденно. Без всяких ожиданий. Восемь часов спустя Эймонд сидит на его диване с волосами, ещё влажными после душа, который он принял в спортзале, и с протеиновым коктейлем в руке. Его волосы слегка завиваются на концах, забавно обрамляя уши. Люк осторожно присаживается сбоку от него - пока что он не очень доверяет своей заднице. - Хорошо потренировался? - спрашивает Люцерис, на его лице играет крошечная улыбка. Эймонд сейчас такой розовый. Это восхитительно. Тот только хмурится. - Хватит улыбаться, коротышка. - Я не могу быть счастлив в собственном доме? - Мне нужно остыть, ясно? Я хотел избежать пробок, движение - та ещё сука в час пик. - Ты точно знаешь, как заставить человека почувствовать себя особенным, - бормочет Люцерис, подтягивая колени к груди. Они сидят в тишине, пока Эймонд потягивает свой протеин и вздыхает, Люк наслаждается редкой возможностью понаблюдать за этим человеком. Он не... не красив, это точно. Эймонд наверняка не часто слышал это слово, чтобы описать себя, и Люк не очень-то помог ему, вырезав самую очевидную черту его лица. (Шрам, разделенный пополам сапфировым глазом, который никогда не закрывается. Всегда смотрит на тебя.) Он напомнил Люцерису об одном произведении искусства, которое он однажды видел в модном музее: какое-то расползающееся месиво из искореженного металла и резины шин, обвязанное вокруг себя, пока оно не заполнило всю комнату. Словно заброшенный полуразрушенный небоскреб, пожирающий сам себя. Играл рокочущий звук, который нельзя было назвать музыкой, он был резким и раздражающим, и Люцерису это не нравилось. Он сбежал от него, предпочитая вместо этого изучать коллекцию фотографий Элиссы Фарман. Но шум всё равно преследовал его, звенел в ушах целую вечность. Как бескровный массовый несчастный случай. Он настолько погружен в свои мысли, что Эймонду приходится схватить его телефон, когда шум фейстайм звонит без остановки. Он гримасничает, и поворачивает его экраном в направлении Люка, как будто это его оскорбляет. - Твой дружок звонит, - выплевывает он. На экране появляется контакт Тая, фотография его контакта - Люцерис целует его в щеку, и они оба улыбаются. Он отвечает на звонок, переворачивается на живот, отворачиваясь от дяди и ухмыляется. - Привет, красавчик, - приветствует он возбужденно, отчасти чтобы досадить Эймонду, а отчасти потому, что таковы их отношения, - Как ты? - Просто думал о тебе, - воркует Тай с другой стороны экрана, - Я проходил мимо твоего дома... О, там твой дядя? Привет, Эймонд! Эймонд что-то ворчит в ответ. Люк чувствует, как от него исходит жар, обжигающий всё уязвимые места его кожи. Оно так сильно впивается в него, что он даже не может сосредоточиться на том, что говорит ему Тай, он приглашает его куда-то... куда-то. Люцерис просит написать ему сообщение, поднимается на колени, чтобы посмотреть Эймонду в глаза после того, как он поспешно отключается от разговора. Ничего не может с собой поделать. Он слишком хочет его видеть. Жаждет, чтобы его тоже увидели. Нуждается, чтобы его трахнули. Эймонд выглядит зловеще, как ворон убийца в сером небе, но Люцерис хочет его. Хочет почувствовать его вкус на своём языке. - Что? - смеётся он, забавляясь укоризненным взглядом Эймонда. - Я хочу, чтобы ты перестал с ним общаться. Улыбка Люцериса исчезает с лица. - Прости, что? Эймонд пожимает плечами. - Я не хочу, чтобы он был рядом, пока ты со мной. Думаю, я ясно выразился, но, возможно, ты не понял. Пока ты мой - ты мой. И ничей больше. Ты знал, на что подписываешься, напоминает себе Люцерис. Он готов позволить Эймонду время от времени развратничать с ним, это не делает его личной шлюхой Эймонда. Нужно собрать всё терпение и силы в кулак. - Я обещал не спать ни с кем другим, - говорит он медленно, выговаривая каждое слово, - Тай это просто мой друг. Эймонд усмехается. - Он хочет, чтобы вы потёрлись друг о друга, Люцерис. Ты настолько наивен, что не видишь этого? Он хочет твои трусики, а я не хочу, чтобы он был рядом с тобой. - Ты всё это понял из двухминутного разговора? Вау, бросай свою работу, Эймонд. Твоих талантов явно не хватает в ФБР. - Сопляк, - усмехается он, - Это не шутки. - Kepa, - Люцерис встречает его взгляд полный красного кипящего гнева, - А я разве шучу? Не тебе решать, с кем я дружу и как я с ними разговариваю. Если бы я хотел такого милого мальчика, как Тай, я бы уже получил такого мальчика, как Тай, но я здесь, да? Это тоже не шутка. Я позволяю тебе командовать мной в постели, но не в реальной жизни. - Я должен просто поверить тебе? - рявкает Эймонд. - Ради бога... ладно! - Люцерис хватает свой телефон с того места, где он лежал, снимает блокировку, возможно, с большей силой, чем нужно, и суёт Эймонду в лицо открытую переписку с Таем, - Один раз. Именно столько раз я позволю тебе это сделать, так что смотри внимательно. Мы друзья. Вот и всё. Эймонд даже не пытается притворяться, что он выше этого. Хватает устройство и прокручивает текст жадными пальцами. Люцерис сидит на его слепой стороне, поэтому он не совсем видит, но готов поспорить, что фиолетовый глаз Эймонда сужен и полон решимости. Люк скрещивает руки, раздраженный этой истерикой. Что с того, что он флиртует с его друзьями? Эймонд - его дом. Да, они трахаются. Но они не бойфренды, соблюдающие моногамию, а сексуальные партнеры, несущие ответственность. Даже если бы у них не было договоренности, от Эймонда исходит такая мощная энергетика и сила, что Люк даже не знает, где бы нашёл время и энергию для ещё одного человека. Несмотря на то, что ему нечего скрывать, его тело вздрагивает, когда Эймонд что-то находит. Он швыряет телефон на стол, где открыта увеличенная фотография Люцериса, где он красиво изгибает спину, сказочные огни позади него... О, точно. Он обнажён. Обнаженная фотография которую он посылал Эймонду. Фотография, которая вызвала в нём все эти повадки пещерного человека "ррр, грязные фотографии только для меня, ррр". - Это что за хрень?! - требует ответа Эймонд, наклоняясь ближе. Голос у него низкий и злой - вроде как сексуальный, даже если это не сексуальный разговор. Он весь на взводе и выглядит опасно, а его напряжённые после тренировок в спортзале мускулы будто увеличиваются в размере. Люцерису приходится напрячься и, в прямом смысле, сжать задницу, чтобы сосредоточиться на деле. - Я отправил это ему гораздо раньше, чем тебе, - пожимает он плечами, мысленно уже находясь в поезде до Трахвиля, - Все так делают с обнаженкой, показывают её своим друзьям, чтобы убедиться, что всё получилось как надо. Это не в сексуальном смысле. - Значит, ты посылаешь фотографии своего тела любому, кто хоть немного хорошо относится к тебе? - Иногда я также посылаю их мужчинам, которые плохо ко мне относятся, - говорит он с сарказмом. Эймонд наваливается на него сверху, прежде чем Люк успевает остановить его, оскалив зубы, как животное. - Ты думаешь, это смешно, маленькая шлюха? Смеяться над всеми идиотами, которые тебя окружают, и которые кончают от дерьма, которое предназначалось для других людей? Ты от этого весь мокрый? Это не может быть серьёзно, поэтому Люцерис приходит к единственному выводу - это должно быть частью игры. Эймонд изображает из себя ревнивого любовника, а Люцерис - нехорошую изменщицу. В конце концов, он поставил галочку в списке ролевых игр, они оба поставили. Внезапно всё приобретает смысл. - Нет, но сейчас... - хихикает Люк, потираясь своим телом о тело Эймонда, - Когда ты играешь со мной вот так... Мы сейчас занимаемся прелюдией? Мне нравится, давай продолжим. - Блять! Я с тобой разговариваю, а не трахаюсь! - шипит Эймонд, отрывая своё тело от Люка. Тогда это всё бессмысленно. - Эймонд, ты буквально за пять минут до этого прислал мне видео, на котором ты занимаешься сексом с другим человеком, - простонал Люцерис, приподнявшись на локтях, - И что с того, что я послал тебе фотографию, которую видели другие люди? Что, по-твоему, я должен был сделать, пойти и сделать новую тут же? Я делал маску для лица, чёрт возьми. На мне были сыворотки! - Это не оправдание, - ворчит Эймонд, каждый дюйм его тела кричит о том, как сильно он сейчас похож на капризного ребенка. Вообще-то оправдание, думает Люцерис (кто, чёрт возьми, снимает себя обнаженным во время ухода за кожей?), но воздерживается от ответа, - Я послал тебе фотографию, которую сделал специально для тебя после этого. Люк закатывает глаза. - Конечно, дурак. Твой член смотрел мне прямо в душу, это был не совсем удачный снимок. - Мы уже занимались сексом, это не должно быть постановочным, - настаивает он. - Может, и не постановочным, но что это был за ракурс, мистер фотограф? Это было похоже на селфи твоего члена, - усмехается Люцерис, но тут же останавливается, когда Эймонд бросает на него грозный взгляд, - Да ладно, не злись. Я хотел послать тебе что-то горячее, ясно? И я знал, что хорошо выгляжу на этой фотографии. Это не должно было быть странным. - Ты не должен посылать такое другим людям, - рычит Эймонд, сжимая кулаки ещё крепче, - Ты отправил ему то видео, где сосёшь пробку? Ты понимаешь, насколько это пиздец? Люцерис вздыхает. Садится, чтобы прижаться поближе к хмурому мужлану, от которого исходит неуместная агрессия. - Нет, не знал, вообще-то. Я не делал этого с тех пор, как... как всё это началось, - когда он подставляет палец под острый подбородок Эймонда, чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза, дядя позволяет ему это сделать, даже несмотря на красные пятна гнева на его лице. Это странно мило, эта его истерика. Люк знает, что у него с головой не всё в порядке, но, может быть, они оба такие. - Прежде всего, он спросил бы меня, для кого это, и что бы я ответил? Моему большому ворчливому дяде, которому я выбил глаз, когда мы были маленькими? - рот Эймонда приоткрывается, когда Люк говорит это, что он воспринимает как хороший знак и продолжает, - А во-вторых, я знаю, что ты сумасшедший. Так что я не против, чтобы это осталось между нами, но я против того, чтобы меня обвиняли в том, чего я не делал. Не будь со мной таким собственником, и я буду щедр с тобой. Договорились? - Я не люблю, когда мне лгут, - предупреждает Эймонд, - Не пытайся выставить меня идиотом. Ты чёртов ребёнок, с нежностью думает Люцерис. - Хорошо, - обещает он сквозь улыбку. Когда он наклоняется для поцелуя, Эймонд не откусывает ему сразу же пол лица, что является очень хорошим знаком. Люцерис скользит рукой по обтянутой футболкой груди Эймонда (почти наверняка компенсируя что-то) и нежно обхватывает промежность его брюк, - Ну что, мы будем делать что-то или как? Я начинаю забывать, что чувствовал когда ты был во мне. Тебе придется напомнить мне.

***

Опыт научил его, что оставлять все свои игрушки на столе, чтобы Эймонд мог поиграть в Бога, - не самая лучшая идея. Он получил удовольствие от первой сессии, но это было намного больше того, с чем он мог бы справляться регулярно, поэтому в этот раз он более консервативен. На столе только мягкие и не болезненные в применении вещи. Среди них плюшевый мишка, одетый в кожаный-бондаж (который достался ему бесплатно с покупками на сумму более 200 долларов), и никакой повязки на глазах. (Только ближе к концу до Люцериса дошло, что Эймонд делал с повязкой на глазах, и он надеется, что мужчине это понравилось, потому что в ближайшее время они больше так делать не будут. У него остался странный привкус во рту, вот и всё; прошлое - неприятное место для обитания). Эймонд взвешивает в руке стек. - Моя задница всё ещё немного болит, - напоминает ему Люк, устраиваясь на кровати, - Я подумал, что мы могли бы заняться чем-то другим? А более грубые вещи оставить на выходные. Эймонд злобно смотрит на него, потому что ненавидит, когда ему говорят, что делать, но, по крайней мере, он молчит и слушает. - Например, ролевые игры, - предлагает Люцерис. - Ролевые игры? - повторяет Эймонд. - Ты указал, что согласен на это, в списке, - напоминает он другому мужчине, стаскивая с себя рубашку. Жаждущий контакта, он уже в нетерпении, а они ещё даже не прикоснулись друг к другу; возбуждение ползет по его позвоночнику, как темная патока, кружась вниз, в самое пекло, - Я не знаю, о чём ты думал? - Я не могу тебя отшлепать? - спрашивает Эймонд, выглядя немного расстроенным. - Не этим. Это его немного успокаивает. - Отлично. Что мы будем разыгрывать? Что-то вроде первого раза? Люцерис смеётся; он не может остановиться. - Даже не думай, что я смогу, это так отличается от этого... потеря девственности была неловкой для меня в любом случае, так что я не настолько воодушевлён этим. - Это неловко для всех, что тут такого? С кем ты потерял девственность? Сколько тебе было лет? - С Рейной, - отвечает Люк без колебаний, - Нам обоим было по шестнадцать. Это не было запланировано. Джейс и Бейла всегда были друг для друга всем, но Люцерис и Рейна были связаны более тесными узами взаимной усталости от своих старших родственников. Товарищи по той зависти, которую трудно было объяснить, той, что оставалась невысказанной между вторыми детьми, менее блестящими, чем те, что родились раньше, менее опытными. Не менее любимыми, но в том возрасте это было трудно понять. Поэтому, когда они были навеселе на какой-то вечеринке в один октябрьский вечер, Люк, всё ещё немного возбужденный после семи минут в раю с Самантой Тарли, явно пытался скрыть своё состояние от Рейны, пока они обнимались, а она прижалась к нему спиной с недвусмысленным выражением лица, брошенным через плечо... В итоге они сделали это на террасе. Холодный осенний воздух обдавал их тела, но между ними был только расплавленный жар. Утешение в объятиях друг друга, никаких притворств, оба искренне любопытны в своих желаниях. Люцерис не продержался и трёх минут. Поэтому потом активно поработал языком уделив много внимания её клитору, под звездами с замерзшими губами, чтобы компенсировать свой быстрый финиш. Они скрывались несколько месяцев, пока, оказавшись перед выбором - стать парой если они хотят продолжать обмениваться оргазмами, или остаться друзьями и оставить это позади - не решили остаться лучшими друзьями. Так будет лучше, в этом они оба соглашаются всякий раз, когда речь заходит об их коротком романе. - Господи Иисусе, - бормочет Эймонд, - Неужели вся твоя семья только и делает, что трахается друг с другом? Люк пожимает плечами. - Наша семья, и ты знаешь, как это бывает. Кровь Старой Валирии и всё такое. Честно говоря, я думал, что вы с Хелейной... Эймонд резко накрывает рот Люка рукой. - Хватит. А с кем потеряла девственность твоя задница? - Когда я был нижним или верхним? - спрашивает Люк, просто чтобы подразнить, - Ладно, ответ один и тот же, в любом случае опять Рейна. Мы были любопытными детьми, что я могу сказать. - Вы были грёбаными извращенцами, - с готовностью добавляет Эймонд. - Отвали, а у тебя самого с кем это было впервые? С Девой Марией? При этом Эймонд фыркает придушенным тоном, на который Люк мог бы нахмуриться, если бы это был не Эймонд. Как бы то ни было, Люцерис не сомневается, что Эймонд считает всех своих бывших сумасшедшими и что никогда не было проблемой. (Называя их бывшими, он предполагает, что у его дяди есть терпение для отношений, хотя это не может быть само собой разумеющимся. Эймонд, похоже, даже не любит людей, не говоря уже о том, чтобы уметь в них влюбляться). - Больше похоже на кровавую Мэри, - усмехается Эймонд, - Но это не твоё дело. Меня просто бесит, что ваши родители оставляли вас без присмотра на этих детских свиданиях, и вы все закончили тем, что переспали друг с другом. Видимо, быть шлюхами у вас в крови. Это было бы немного оскорбительно, если бы Люк думал, что Эймонд имеет это в виду. Но он так не думает, а если и думает, то держит эту обиду уже почти два десятилетия. Экстремально, даже для него. Они играют в ролевые игры, не так ли? Люк снова начинает включаться в игру, которая сейчас происходит. - Может быть, я не был бы такой шлюхой, если бы ты уделял мне больше внимания, - пытается обвинить он, сильно краснея при этом. Эймонд сидит молча, разинув рот от удивления - вероятно, от того, насколько дерьмовыми являются твои грязные разговоры, - и Люк краснеет. Тем не менее, он не говорит ничего членораздельного, так что, возможно, он просто ждёт, что Люцерис даст ему что-то получше. Что-то, с чем он сможет работать. Что-то, что действительно создаст настрой сцены. - Ты оставляешь меня дома на целый день с нашими детьми, а сам идёшь пить с друзьями, - скулит он, резко дёргаясь, - Чего ты ждешь? Я всего лишь человек! - Нашими детьми? - недоверчиво кряхтит Эймонд. - С собаками, неважно. - Я оставляю тебя дома на весь день с собаками? Какого хрена собакам нужно от тебя целый чёртов день? - О, Боже, - стонет Люцерис, закрывая лицо руками, - Забудь, это не работает... - Я просто не понимаю, кто остаётся дома, чтобы целый день ухаживать за собаками. Что, блять, я должен с этим делать? Ты серьезно настолько избалован, что считаешь это чем-то особенным? - Избалован?! - рявкает Люцерис, - Мы сейчас не делимся своими сокровенными желаниями и не заплетаем друг другу волосы, ты что, потерялся? - Нет, мы делимся нашими сокровенными желаниями, - указывает Эймонд несправедливо и правильно, - Твоё - быть хорошенькой принцессой, не так ли? Сидеть дома, пока я хожу на работу, чтобы я мог заботиться о тебе? И всё для того, чтобы ты мог трахаться со мной? Люцерис не может устоять перед последней попыткой. - Не конкретно с тобой. Тай, наверное, относился бы ко мне гораздо лучше. Проблема Эймонда в том, что он не может контролировать свои эмоции, всегда считал Люцерис. Это было правдой, когда они все носили одинаковые наряды от Gap Kids, и это правда сейчас. Всё, что ему когда-либо приходилось делать, это намекать... ... и он получает то, что хочет. Рука Эймонда сжимает нижнюю часть лица Люка, заставляя его напрячься. Эймонд прижимает его к себе, унизительное расположение коленей на его груди заставляет кровь Люка кипеть. - Тай? Думаешь, эта грёбаная фея может дать тебе тоже что и я? Ты поцелуешь его на ночь, и он даже не успеет захрапеть, как ты позовёшь меня, чтобы я дал тебе свой член, не ври себе. - И ты бы сразу прибежал, да? - усмехается Люцерис, отмахиваясь от того места, где его держит Эймонд, обхватывая бедра коленями, чтобы втянуть их в первую в своей жизни потасовку, в которой ему определённо будет тяжело, - Ты такой ревнивый урод, что тебе бы это понравилось, не так ли, знать, что мой муж спит рядом со мной, пока твоя сперма находится у меня в животе? Его дядя сильнее его, но он сейчас весь как на ладони, небрежен и открыт в их борьбе. Боже, это так чертовски горячо, что сводит их с ума, заставляя рвать друг на друге одежду. Люцерис безумно благодарен себе за то, что уже подготовился, он мог бы испугаться того, что сделает с ним Эймонд, если бы не сделал этого раньше... Хотя кого он обманывает? Если бы Люк боялся Эймонда, то не стал бы так его злить, называть сукой в лицо. Но он хочет, чтобы Эймонд был в бешенстве. Вот где он получит удовольствие, если ему придется голыми руками вырвать из другого человека звериный инстинкт. - Тебе нравится это дерьмо, да? Быть грёбаной шлюхой, как твоя мать? Тыкать всем в лицо своей распущенностью, потому что один человек не может тебя удовлетворить, не так ли? - он пытается перевернуть Люцериса, оседлать его сзади, но Люцерис не поддаётся, он сопротивляется и выскальзывает из хватки мужчины, отталкивает Эймонда от себя. - Ты всегда вспоминаешь о ней, в чём, чёрт возьми, твоя проблема? На кого ты на самом деле злишься, а? Своими следующими словами Люцерис понимает, что переступает черту. Не только для Эймонда, но и для себя. Но он всё равно делает это. Похоже, именно этот эффект, который они оказывают друг на друга, толкает его на то, чтобы подняться и сказать... - Если ты для меня только член, который мой муж не может мне дать, то кем, по-твоему, ты будешь для неё? Она даже не хочет знать о твоём существовании, тряпка. Наступившая тишина достаточно остра, чтобы убить. Лицо Эймонда такое же твёрдое, как член на бедре Люка, и Люк совино моргает, пока тикают безмолвные секунды. От смущения он прикусывает язык. - Прости, - шепчет он, краснея, - Это было слишком, да? Он не сопротивляется, когда на этот раз Эймонд толкает его вниз, прижимая голову к изголовью кровати. Люк смотрит на него настороженно. - Я просто хотел грязных разговоров, - бормочет он. Протягивает руку и осторожно, нежно прикасается к лицу Эймонда, пытаясь передать свои извинения. Конечно, тот хватает его за руку. Сильно сжимает её не отодвигая, на самой грани боли. - У тебя слишком грязный рот, - наконец подхватывает Эймонд. У Люка перехватывает дыхание, - Потому что ты очень безрассудная сука, - говорит он медленно, почти вибрируя, - И тебе нужно преподать урок. Я собираюсь отправить тебя обратно к твоему мужу, к твоей мамочке, с такой оттраханной челюстью после моего члена, что они точно узнают, где ты был. Понял? Люцерис покорно кивает. Он восстанавливает голос только для того, чтобы сказать: - Я не смогу делать глубокий минет, так что не пытайся, ладно? - когда Эймонд стоит на коленях над ним, а его готовый член уже прижимается к губам Люка. - Используй свои руки, чтобы остановить меня, - отвечает Эймонд, - Как только я начну, я уже не остановлюсь. Справедливо, то, как Эймонд использует его рот после такого. Другого слова для этого нет. Люцерис обхватывает рукой последние несколько сантиметров члена Эймонда, единственное, что мешает ему захлебнуться. Слезы наворачиваются ему на глаза и текут по лицу, горячая соленая жидкость снаружи, горячая соленая жидкость внутри. Он не может убежать от этого, и сдаётся в бессилии, не сопротивляясь. Горько и жгуче, куда бы он ни повернулся. Весь мир рушится ради этого минета; ничто другое не имеет значения. Он просто ничто, просто чистый участок кожи. Эймонд, несомненно, словесно издевается над ним, но Люцерис не может разобрать слов и не пытается. Он просто поклоняется тому, что получает, это его добровольная человеческая жертва. Эймонд взрывается раньше, чем Люк оказывается готов, поэтому он высовывает язык из открытого рта, закрывает глаза на случай, если Эймонд планирует кончить ему на лицо. И хотя этого не происходит, он бы позволил ему. Извести себя до безумия, замарать Люцериса так, что он и не вспомнит, что был чистым. - Великолепная шлюшка, - стонет Эймонд после, хватая ноги Люка, чтобы закинуть их себе на плечи, - Мне нужно быть внутри тебя, я собираюсь, я... - Да, да, да, - бормочет без остановки Люцерис, помогая ему и раздвигая свои ягодицы руками. Он яростно выгибается, когда толстая головка Эймонда проникает в него миллиметр за миллиметром. У него не занимает много времени оказаться внутри полностью, и это восхитительно. - Трахни меня, трахни меня, трахни меня, - шепчет он, как заклинание, и тянет Эймонда вниз, чтобы наброситься на его губы, восполняя разрядку, которой лишили его лицо. Он хочет этого, осознает он: хочет всего. Всего, везде. Его секс ещё никогда не был таким, таким, таким... шумным. Настолько эскалированным. - Похуй на твоего мужа, похуй на всё, ты только мой, - рычит Эймонд. Его слюна попадает на щеки Люка от того в каких сильных он эмоциях он находится, - Я собираюсь засунуть в тебя грёбаного ребёнка, слышишь? Я буду трахать тебя, пока ты не станешь девчонкой, клянусь Богом. - Да, сделай мне ребёнка, - восторженно кричит Люцерис, - Сделай меня беременным, о, Боже, только там, вот так, да, да, да! Эймонд! Толчки Эймонда едва выдерживают темп, их тела без остановки сжимают друг друга, чтобы кончить сильнее и быстрее. Голова кружится, и это едва ли хорошо, но это невероятно горячо - мозг Люцериса дымится, как паровоз, доводя его до исступления. Он никогда ни с кем так не говорил, о том, что будет оплодотворён, даже не знал, что считает это горячим, но... - Я сделаю это, - клянётся Эймонд, - Я заполню тебя, сделаю так, что ты не сможешь больше бегать за членом, потому что ты будешь наполнен мной, мой малыш, блять! Он теряет рассудок, если он вообще был у его дяди. Люцерис сжимает его безжалостно, сейчас его сжимающаяся задница - это сердцебиение всей жизни Эймонда. Он задыхается, смеётся и плачет, не понимая, от чего это исходит. - Если я забеременею от тебя, ты должен будешь заботиться обо мне вечно... - Мне плевать, - злобно клянется он, - Я готов на всё. - Надеюсь, - угрожает Люцерис, прижав руки к стене позади себя, на грани короткого замыкания. Он даже не пытается сопротивляться.

***

Люцерис проверяет все социальные сети, опыляя свою ленту лайками и ответами, пока Эймонд не начинает ворочаться рядом, и Люк понимает, что он просыпается. Он заснул, пока всё ещё был в заднице Люка. Упражнения сменились интенсивным сексом, неудивительно, что он быстро отключился. Люцерис и сам выдохся, поэтому, немного придя в себя, он встал и вытер их обоих полотенцем, после чего снова устроился на кровати. Не было нужды накрываться, когда его тело всё ещё горело. Он повернулся спиной к Эймонду, потому что выражение лица его дяди во сне было слишком странным, чтобы не рассмеяться - не спокойное, но и не враждебное как обычно - однако в тот момент рука Эймонда нашла его и притянула ближе к горячей груди. - Чёрт, - первое, что бормочет тот, приходя в себя, - Как долго я спал? Люцерис проверяет время на своем телефоне. - Двадцать минут? Двадцать пять? Всё нормально, я никуда не тороплюсь. Эймонд отдергивает руку, лежавшую на бедрах Люка, как будто случайно коснулся горячей плиты. У него что аллергия даже на полуобъятия? Есть ли слово для полной противоположности сюрприза? - Дай мне эту штуку с кремом. Давай я смажу всё, сделаем тебе эту хрень с уходом. - Уже всё сделано, - зевает Люк, поворачиваясь, чтобы посмотреть в его глаза, - Я сделал это сам. Приму душ после того, как ты уйдешь, если только ты не хочешь...? - Почему так быстро? В прошлый раз ты продержал меня здесь два часа. Люцерис решает не говорить о том, что он был готов попрощаться уже через час. Именно Эймонд неловко задержался здесь ещё на 45 минут, пока Люк был в душе, слоняясь по всей его квартире с руками в карманах, словно не мог понять чем себя занять. Люцерис, признаться, погуглил на телефоне - нужен ли домам последующий уход. Ответ был однозначно положительным. Он полагает, что и сейчас будет то же самое. Трудно представить, чтобы Эймонд просил о том, что ему нужно, в этом ключе, поэтому Люцерис смиряется с тем, что будет следовать его примеру. Он старается сохранить легкость, непринужденность; этого он хочет и для себя, так что не то чтобы он сильно отклонялся от своего пути. Вместо того чтобы спросить, как он себя чувствует, он прикасается к кончику носа Эймонда своим и улыбается, когда всё его лицо искажается в ворчливой гримасе. - Это было весело, - говорит Люк, - Ревность. Я добавлю это в наш список. - Конечно, ты это сделаешь, - бормочет Эймонд. Вскоре он встаёт, натягивает одежду, потягивается и обшаривает карманы в поисках телефона, бумажника и ключей. На этот раз Люцерис не провожает его до двери, просто отмахивается от него с вежливой просьбой. - Напиши мне, когда доберёшься домой.

***

Люк добавляет сыр в готовые макароны из пачки, когда раздается звук его телефона. [ Дома До воскресенья ] - тут же приходит ещё одно сообщение. Люцерис улыбается, бросает в кастрюлю черный перец и чесночный порошок вместе с чайной ложкой масла. Пишет Таю ответное сообщение, соглашается прийти на какую-то вечеринку в субботу. И отвечает Эймонду. [ Я прослежу, чтобы моего мужа не было дома😉 ] Потом садится ужинать, чувствуя невероятное тепло с головы до ног.