***
[ Извини, но я не смогу встретиться сегодня. Знаю, что уже поздно, и мне жаль, но я просто не очень хорошо себя чувствую. Не хочу, чтобы ты заболел или что-то ещё. Прости ] Эймонд хмурится - он уже стоит на лестнице его дома, потому что привык приходить немного раньше, чтобы успеть покурить перед тем как подняться. Люцерис всегда закатывает истерику, когда Эймонд курит в его квартире, даже если он сидит у открытого окна, так что он смирился с этим. Не стоит тратить время на то, чтобы разбираться со своим стервозным племянником. Но похоже, сегодня ему всё же придётся это делать. - Я внизу, - хрипловато сообщает он, когда Люцерис берёт трубку. - Ох, блин. Я послал тебе сообщение, не знаю, успел ли ты его увидеть, но я чувствую себя не очень... - Я видел, - перебивает Эймонд, - Я никогда не болею, но на улице идёт дождь, впусти меня. Нет места для дискуссии. У Эймонда тоже есть план. Он смажет горло племянника каким-нибудь вкусным и согревающим супом, а потом засунет свой член прямо в теплый влажный рай этого рта. Он не будет грубым, он понимает ситуацию. Иногда стоит быть мягким. Конечно, ещё приятнее было бы оставить его в покое, но Эймонд уже три дня не кончал, ему нужно это. И он не хочет чтобы Люцерис думал, что его можно так легко отшить. - Ты выглядишь нормально, - замечает он, когда Люк с явной неохотой открывает дверь, Эймонд ещё раз осматривает его. Глаза ясные, румянца нет, ни дрожи, ни пота. Что с ним? - Тебя тошнит или что? Ты уже принял что-то? - Ничего, я в порядке, - пожимает плечами Люк, отходя в сторону. - Так ты в порядке или тебе плохо? Люцерис дуется, как ребёнок. - Угощайся чем-нибудь из холодильника, хорошо? Я просто не в настроении чем-то заниматься сегодня, - затем он идёт к дивану и ложится на него, включая документальный фильм о лесах/океанах/листьях, который смотрел до этого. Эймонд стоит на месте, вместо того чтобы идти на кухню. Он хочет схватить племянника за шиворот и встряхнуть его, как нашкодившего котенка, но вместо этого призывает последнюю каплю своего терпения. - Я сварю суп, тебе станет легче. - Если бы я хотел суп, то мог бы приготовить его сам, - огрызается Люцерис, и это становится последней каплей. - Ты злишься на меня?! - выплёвывает Эймонд, ноздри возмущенно раздуваются, когда он видит прищуренное выражение лица Люка, - На что, блять, тебе злиться? Я веду себя нормально, ты, маленький засранец. - Прости, - закатывает глаза Люцерис, закрываясь в себе. Прости? Нет, так не пойдёт. Эймонд терпеть не может это вот "я злюсь, но не скажу, почему", терпеть не может, когда его мать так поступает, настаивая, что у неё просто болит голова. Ненавидит, когда Хелейна делает это, потому что слишком нервничает, вместо того чтобы задать вопрос, ненавидит, когда его клиенты делают это так, будто он должен волшебным образом угадать, чего они, блять, хотят. Вдобавок ко всему, это Люцерис. Эймонд ничего ему не должен и не станет выпрашивать что случилось, как верный пёс. - Почему ты бесишься? Люк вздрагивает и сверкает глазами. - Я же сказал, что мне нехорошо. - Чушь собачья, - ворчит Эймонд, - Ты ведешь себя как капризная принцесса. Люцерис после этих слов встаёт на колени, а в его глазах вспыхивает огонь, когда он говорит: - Ты ведь знаешь, что я вообще-то не девушка?! Это ошеломляет Эймонда. Конечно, он это знает? Нет, его племянник не девушка... Но иногда он ведёт себя как они. Носит украшения и красивую одежду, многие парни делают это в наше время, да, чёрт, у самого Эймонда проколоты уши, но дело не в этом. Дело в том, что Эймонд ударил бы любого, кто попытался бы отнестись так к нему самому в постели, он никогда бы не смог так легко принять то, что нравится Люку; никогда не смог бы стать Люси. - Из тебя получилась бы милая девушка, - говорит Эймонд и тут же замолкает. Люк резко вскакивает со своего места и мчится в спальню, Эймонд бежит за ним, как только его мозг переваривает ситуацию, и хватает его за запястье, дергая на себя. - Что я такого сказал, а? Почему ты делаешь вид, что тебя не возбуждает всё это дерьмо, как и меня, хотя мы оба знаем что это не так? Сука! Почему ты в таком состоянии? - Ты ничего не сказал! - он выдёргивает свою руку, и его лицо так близко, что Эймонд может видеть, что в карих глазах явно скапливаются слезы, не проливаются, но грозят пролиться, и он прикусывает губу, прежде чем дать Эймонду ответ, - Ты не сказал ничего такого, о чем не подумали бы другие. Неважно, это не имеет значения. Эймонд обращает внимание на скомканное покрывало на кровати и открытый флакон со смазкой на тумбочке. - Ты уже развлёкся сам? Вот в чём дело? Из горла Люцериса вырывается сдавленный звук. - Нет. Я пытался подготовить себя, но ничего не вышло, я слишком напряжен. Нужно кое о чём подумать. - О чём, например? Об этом? О нас? - подсказывает Эймонд, перемещая свой вес с одной ноги на другую. - Нет, - вздыхает Люк, занимая место на кровати со скрещенными ногами, - Ты тут ни при чём, ясно? О других вещах. Эймонд уточняет: - О других вещах, которые говорят люди, - и теперь, когда он предварительно решил поверить Люцерису, возникает другая проблема. Кто ещё относится к Люку как к красивой девушке? И ведёт себя как мудак по этому поводу? Никто не может этого делать. Это работа Эймонда, - Кто и что тебе сказал? - Никто, - бормочет Люк. - Почему ты не скажешь своему брату? Джейс не может позаботиться о своей семье? - Я не собираюсь бегать к старшему брату каждый раз, когда обо мне говорят гадости, - фыркает Люцерис, - Он и так считает меня... кем угодно. - Он думает, что ты...? - подталкивает Эймонд. Конечно, этот пацан ничего не делает, кроме того что строит из себя непонятно кого, все относятся к нему как к золотому ребёнку, в то время как именно Эймонд в детстве выбивал дерьмо из любого, кто обижал Хелейну, очевидно, Джейкерис не делал того же. Люцерис пожимает плечами. - Ты знаешь. - Нет, я не знаю. - Если я попрошу Джейса о помощи, он начнёт волноваться, ясно? Кроме того, я сам могу справиться со своими проблемами. - Можешь? - спрашивает Эймонд и это даже не для того, чтобы придраться. Ему просто любопытно. Люцерис вырезал ему глаз, когда ему было пять лет, но после этого о жестокости ребенка было радиомолчание. Это было в одном из его постов, тех, которые Эймонд сталкерил (и до сих пор делает это, потому что привычки умирают с трудом): что насилие спровоцировало его. Он помнит, как смеялся над этим, и думал что наверняка так и есть, а позже выбил всё что мог из боксерской груши до крови на костяшках пальцев. - Да, - решительно говорит Люцерис, как будто это вызов, а не вопрос. Что наводит Эймонда на мысль.***
Тренажерный зал в который ходит Эймонд - это разросшийся спортивный комплекс, предназначенный только для членов клуба, в подвале которого есть зал для бокса. Музыка звучит достаточно громко, чтобы заставить кровь течь по венам, а всё вокруг окрашено в оттенки серого, красного или зеленого. Он не ходит сюда на каждую тренировку, но обязательно приходит, когда ему нужно выплеснуть агрессию. (Так что, возможно, на каждую вторую тренировку.) Он привозит сюда Люцериса, потому что это место помогает ему сосредоточиться, и, возможно, это поможет и его племяннику. Кроме того, он хочет увидеть дикое животное, которое наполовину ослепило его. У него был сопляк Люк, хороший мальчик Люк, любопытный Люк, теперь ему нужен убийца. Если он ещё существует. Он должен существовать. Иначе всё это в конце концов не принесёт удовлетворения. Эймонд предполагает, что Люцерис немного занимался карате, и, возможно, будет волноваться и проявлять силу, когда поймёт, насколько Эймонд превосходит его в тренировке и это начнёт раздражать его. Маленькая хитрость, которую Эймонд провернёт с достаточным правдоподобием, чтобы Люцерис не понял, что это ловушка. Люк уже находится на грани, так что не составит труда перевести его через неё полностью. А когда он сорвётся, потеряет себя и ужаснется собственной реакции, тогда Эймонд будет пожинать плоды. Его член утолщается в шортах от одной мысли об этом, а Люцерис ещё даже не вышел из раздевалки. Эймонд отвлекает себя, расставляя различные вещи в углу, который они могут использовать, пока не появляется его племянник. Его лицо кричит, что он не воспринимает всё происходящее всерьёз, а значит его будет легче застать врасплох. - Вот, я обмотаю тебе руки, - предлагает Эймонд, которому не терпится начать, - Эти перчатки должны тебе подойти, а потом я научу тебя основным движениям. - Мы выходим на ринг? - спрашивает Люцерис. - Нет, мы будем тренировать удары на лапах, но я могу выйти на ринг позже. Видишь того парня? Аррик. Мы иногда спаррингуемся, он хороший противник. - Подожди, я только что видел его в раздевалке, как он так быстро сюда добрался? - Это его близнец, Эррик. Чертовски глупые имена, я знаю, наверное, их мамочка мстит тому, кто не позволил ей сделать аборт, - Люцерис резко смеётся, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться не услышал ли кто, Эймонд слегка ухмыляется, - Готов? - Готов, - соглашается Люк. Он делает движения, и Люк быстро их подхватывает. Его форма немного нестабильна, но он явно уже практиковался. Это не должно быть слишком... - Вот дерьмо, - Эймонд чуть не проглатывает язык, когда выбранная им мягкая подушечка едва выдерживает силу удара Люцериса по ладони Эймонда, - Давай ещё раз. Это происходит снова, пока Люк не начинает красоваться, демонстрируя идеальный высокий удар ногой. - Кто научил тебя кикбоксингу? - спрашивает он. - Харвин. Я уже говорил тебе, да? У него свой спортзал, так что мы проводили там много времени, когда росли. - Покажи мне, - подталкивает Эймонд, быстро выравнивая перчатки, ставя Люцериса в исходное положение, прежде чем сказать ему повторить удар, - Немного кикбоксинга, немного джиу-джитсу, немного муай-тай, - хмыкает Эймонд, прохаживаясь вокруг и наблюдая, - Харвин научил тебя всему этому? Логично, он более крупный парень, так что эти стили ему по душе. Мысленно он представляет, как тот учит своих сыновей - или как они там себя называют, потому что они слишком переживают о своих задницах, чтобы сделать что-то простое - растягиваться и делать упражнения. Эймонд не очень хорошо знает Харвина, но он однажды подслушал, как тот трахает Рейниру, когда тайком сбежал из дома, будучи подростком. Он даже не сразу понял, что это происходило, потому что этот амбал что-то шептал ей, как будто был тренером на бейсболе, пока её стоны и крики - папочка - не заставили Эймонда сбежать. Его одновременно забавляет и злит, что у его племянников есть такой пример, пример терпеливого участия мужчины в их жизни, но они отказываются признавать это, потому что считают, что отец-гей делает их более интересными. Самые особенные мальчики в мире, его это бесит. - Тебе это очень нравится, не так ли? - Люцерис смеётся, Эймонд пожимает плечами. - Кто назвал тебя девчонкой? - спрашивает он, чтобы вывести Люка из равновесия и добивается успеха. - Никто, - отвечает он предупреждающим тоном. - Не останавливайся, давай, продолжай. Ладно, это был никто. Что сказал никто? - Никто ничего не сказал. - Никто ничего не сказал или никто ничего не сказал? - Что? - лапа вибрирует под ритмичными ударами справа, слева, выпад, - В чём разница? - Выше, - инструктирует Эймонд, - Сделай боковой удар в конце. Почему тебя это так взбесило, ведь никто ничего не сказал? - Не взбесило, - говорит Люк со вздохом, поворачиваясь, чтобы приземлить удар на набивку. Это хороший удар, не отличный, но и не плохой, - Я же сказал тебе, я в порядке. - Ты сказал мне, что можешь справиться сам, - напоминает Эймонд, стоя за спиной Люцериса и поправляя его стойку, - Не похоже на это. Ты едва можешь разобраться с перчаткой. - Эй! - Сосредоточься, Люси. Ты что, хочешь, чтобы тебе вечно никто ничего не говорил? Прости, я имею в виду, чтобы никто ничего не говорил? Я бы на твоём месте не рассчитывал на это. - Это потому, что ты думаешь, что избиение кого-то исправит ситуацию, - выплевывает Люцерис, дыша теперь тяжелее, - Или ты просто думаешь, что это весело. Это называется токсичная... - ... маскулинность? - Эймонд усмехается, - Мне уже говорили это. Давай, вернёмся к ударам. Он подначивает Люцериса, когда они снова оказываются лицом к лицу, оттягивает подушечки перед самым моментом удара, так что это не приносит удовлетворения. Бросает несколько замечаний то тут, то там, вытягивает зверя из него, пока тот не раскаляется добела в глазах Люка. - Многие девушки умеют драться, знаешь ли, - шипит Люцерис после очередного провоцирующего замечания. - Если девушки могут драться, то почему ты не можешь? - Эймонд рычит и на этот раз не отступает, когда Люцерис бьёт по подушечке на ладони с такой силой, что Эймонду приходится стиснуть зубы, а следующий удар с вращением отодвигает его на несколько шагов назад. Он зол и безапелляционен. И он не просит чтобы его поняли. Это выводит из равновесия, и следующий удар опрокидывает Эймонда на спину. Люцерис сейчас красный до самых кончиков волос, а его каштаново-черные кудри, цвета беззвездного неба, состоят наполовину из пота. Племянник Эймонда тяжело дышит, широко раскрыв глаза, и когда он слегка улыбается, моргая, как сова, Эймонд позволяет себе спросить: - Хорошо себя чувствуешь? - при этом он не может контролировать улыбку, которая обнажает зубы. - Да, вообще-то, - смеётся Люцерис, и предлагает свою руку немного позже, чем следовало бы. Эймонд облизывает губы, наблюдая за тем, как племянник опускает взгляд и следит за этим движением. Они находятся в огромном подвале, но шум дождя над ними настолько яростный, что его всё равно слышно, и Эймонд знает, что взгляды нескольких человек в комнате точно устремлены на них. Они никогда раньше не видели его на спине. Он никогда не был в таком положении. Никогда никому не позволял сделать это с собой. - Я так и думал.***
Он выходит на ринг и перекидывает Аррика через плечо, выигрывая бой, но это не успокаивает, насколько великолепно, насколько праведно чувствует себя каждая клетка его тела, каждая мысль в его голове в этот самый момент. Эта эйфория в его жилах, а не в крови, такая сильная, что он рискует взлететь к потолку. Люцерис - единственное, что удерживает его на земле. Где бы ни был Люцерис, Эймонд хочет быть там, он не может насытиться им прямо сейчас, не может впитать достаточно его выражений лица, эмоций и движений. Поэтому он практически рычит, когда выскальзывает из канатов ринга и видит Эррика, крутящегося возле его племянника. Эймонд идёт прямо к ним и забирает Люцериса, отправляя в душ, но сам после раздевалки, вместо этого запихает его в маленькую пустую комнату сауны, пока на них только полотенца. Но и они оказываются на полу, когда он нагибает Люка над деревянными скамейками. Если он не получит его сейчас, то взорвётся нахрен. Эймонд проводит членом по заднице Люцериса, использует губы, чтобы нарисовать небрежные следы по всей спине перед собой. Когда Люцерис притягивает его к себе для поцелуя, Эймонд даже не думает, просто жадно отвечает и не обращает внимания на то, что их слюны становится слишком много. - Хочу тебя, - он, обхватывая член Люка, чтобы побыстрее помочь ему достичь возбуждения, - Чувствуешь, какой я твердый? Ты сводишь меня с ума, знаешь это? Хочу быть внутри тебя, мне это так нужно. - Здесь? - Люцерис задыхается, хотя и крутит бедрами вперёд-назад, словно не может решить, хочет ли он отодвинуться от эрекции, которая вся для него - она вся для него уже несколько недель, вся до единого случая, - или гнаться за собственным удовольствием в сжатом кулаке Эймонда, - Мы не можем, мы в общественном месте! - Никто не войдёт, - уверяет Эймонд, хотя и не имеет ни малейшего понятия об этом. - Это слишком рискованно, - умоляет Люк, но его спина выгибается, а хватка на шее Эймонда железная. - Это возбуждает, да? - поддразнивает Эймонд, - Тебе это нравится? Чёрт, ты такой горячий. - Я потный, - хнычет Люцерис, - У нас нет смазки, о боже, мы не можем. Пожалуйста, Эймонд, я не могу, я же говорил тебе, моё тело... Это слишком... Эймонд обдумывает это, его мозг вспыхивает разными вспышками ситуаций и последствий за секунду, он не может сосредоточиться, не может успокоиться. Он крутит бедрами, как подросток, только что познавший радость мастурбации, Люцерис, со своей стороны, не проявляет больше самоконтроля чем он. Он дразнит Эймонда, независимо от того, понимает это сам или нет. Он оголяет шею и стонет, когда зубы Эймонда кусают его, вместо того, чтобы оттолкнуть. Эймонд может быть жестоким. Использовать слюну в качестве смазки и наполовину подготовить его, и он сомневается, что Люцерис остановит его, пока не станет слишком поздно. Но сегодня Люцерис был хорошим мальчиком. Играл по его правилам, даже когда чувствовал себя дерьмово. Разве он заслуживает такого? - Хорошо, - решает Эймонд, сжимая бедра Люка и прижимая их друг к другу, - Давай вот так. Он стоит позади него, обхватив Люка рукой за талию, прижав к себе, и доверяя ему держать свои бедра сомкнутыми. Если бы кто-нибудь проходил мимо этой комнаты, было бы очевидно, что они делают, что они трахаются - сауна спрятана в углу помещения, но это отнюдь не уединённое место. За это его определённо лишили бы членства в клубе. Их пот липкий и выделяется по новой, не успев до конца впитаться в кожу, и единственное спасение - естественная смазка Эймонда, которая размазывается по бедрам Люцериса. Но это всё неважно, если Эймонд сейчас не кончит, он сойдет с ума. - Тебе это нравится? - спрашивает он, голос низкий, а его яйца уже напрягаются в предвкушении, он долго не протянет. Люцерис яростно кивает, его тело тоже напряжено. - Да, да! - скулит он, - Это грязно, это так грязно, так плохо... - Как и ты, - Эймонд улыбается от восторга, его толчки сопровождаются придушенными стонами, - Как и мы. - Прикоснись ко мне! - умоляет Люцерис, - Пожалуйста! - Что ты хочешь? - требует Эймонд, даже не понимая, о чём он просит. - Пожалуйста, Kepa, - всхлипывает Люк, идеально, чертовски идеально, именно то, что ему нужно, - Nyke jorrāelagon ao. Никто из них никогда не говорил друг с другом на валирийском во время секса, да и вообще, кроме Люцериса, который время от времени называет Эймонда "kepa". И это сжигает их обоих заживо. Рука Эймонда едва успевает обхватить уже истекающий и нуждающийся член, прежде чем Люцерис распластывается под ним. Он непроизвольно сжимает бедра сильнее, чтобы продлить ощущения, что с протяжным стоном отправляет Эймонда за грань. Они остаются в таком положении ещё некоторое время, прежде чем разные жидкости на их телах становятся невыносимыми, бедра и живот Люцериса испачканы, как и скамья под ними. Несколько салфеток убирают следы этих пятен после чего они выбрасывают их в корзину, когда Люк усаживает Эймонда на скамью рядом с собой. Это сторона его слепого глаза, поэтому он обходит и садится на противоположный конец, чтобы не потерять обзор. Люцерис голый и розовый, красивый член мягко прижимается к его бедру, на котором блестит застенчивый счастливый след после произошедшего. Эймонд подозревает, что, будь скамья повыше, он бы болтал ногами. Эймонд бы хотел посмотреть на это. - А что, если кто-нибудь нас увидит? - хихикает он, словно насытившийся кот, получивший вдоволь сметаны, в его случае это оргазм. - Я бы услышал, - отмахивается Эймонд, - Никто не ходит этим путём. - А если бы пошли? Я имею в виду, кто-нибудь вообще знает, что ты...? Эймонд поднимает бровь. - Ты бисексуал, или кто ты? Что ты спишь с парнями? - наконец спрашивает Люцерис. Это странный вопрос, и он сдерживает инстинктивное отрицание. Он не думает, что он бисексуал, но, очевидно, он не полный гетеро, учитывая, куда он влип сейчас, но у секса есть свои правила. Эймонд может на пальцах одной руки сосчитать, со сколькими мужчинами он был в этом качестве, и впервые когда всё так ярко. Натурал в тебе заканчивается там, где начинается извращенный секс, - шепчет ему на ухо прокуренный голос и острые ногти массируют кожи головы. - Мне плевать, о чём они знают, - решает Эймонд. Люцерис фыркает, как будто не верит ему, но тычет в руку Эймонда, который крепче, чем думал, вцепился в край скамьи. - Спасибо. Знаешь, это помогло справиться со всеми моими... - он делает паузу, неопределенно жестикулируя, - С беспокойством, которое было раньше. Это нелегко для меня иногда. Эймонд едва слушает. - Конечно. - Не хочешь зайти ко мне? У меня остался кускус, который я готовил вчера. Эймонд обдумывает это, хмурясь с подозрением. - Так мы сможем заняться сексом в нормальных условиях? Люцерис фыркает, но потом, похоже, быстро одумывается и переходит на раздражающе самодовольный тон. - Нет, я не думаю, что нам это нужно. Давай сегодня оставим всё на такой ноте, да? На нормальной. - Трахаться на публике - это нормально для тебя? - усмехается Эймонд, Люцерис смотрит на него, при этом сияя ярко, как маяк в тумане. Его невозможно игнорировать - и это очевидное предупреждение. - Можешь не приходить, если не хочешь, но раз уж ты всё равно повезёшь меня домой... Можешь с тем же успехом зайти поесть, - и снова тыкает в его руку, - И всегда есть поцелуи? Если ты хочешь. - Поцелуи? - повторяет Эймонд. В этот самый момент его желудок урчит, и он благодарен за такое отвлечение. Это неловко, но это помогает ему не обращать внимания на то, как жалко и безнадежно они оба сейчас звучали. Вместо этого резкий смех Люцериса наполняет комнату, стирая всё беспокойство.